«Имею право»: как советский кинематограф 1970‑х стал феминистским

Образ жен­щи­ны в совет­ском кино — огром­ная и пока мало­ис­сле­до­ван­ная тема. В каж­дом деся­ти­ле­тии про­ис­хо­ди­ли пере­ме­ны, и совет­ская жен­щи­на в кине­ма­то­гра­фе 1940‑х годов (вер­ная подру­га муж­ско­го пер­со­на­жа) отли­ча­лась от геро­и­ни дру­гой эпо­хи, напри­мер, отте­пель­ных 1960‑х, как буд­то эти жен­щи­ны жили на раз­ных пла­не­тах. Осо­бен­но инте­ре­сен и важен в этом вопро­се кине­ма­то­граф 1970‑х — дол­гая «застой­ная» эра. Если мы при­смот­рим­ся к филь­мам того вре­ме­ни, то обна­ру­жим, что совет­ские кине­ма­то­гра­фи­сты догна­ли и пере­гна­ли Аме­ри­ку, при­чём не Аме­ри­ку про­те­ста про­тив вой­ны во Вьет­на­ме, а совре­мен­ную запад­ную культуру. 

В честь 8 Мар­та VATNIKSTAN рас­ска­зы­ва­ет, как совет­ский кине­ма­то­граф стал феминистским.


Силь­ные жен­ские геро­и­ни появи­лись в совет­ском кино почти с само­го нача­ла его осно­ва­ния. В «Иване Гроз­ном» (1944) Сер­гея Эйзен­штей­на глав­ное сопро­тив­ле­ние рас­ту­щей вла­сти царя ока­зы­ва­ла его тёт­ка, кня­ги­ня Ста­риц­кая, кото­рую сыг­ра­ла Сера­фи­ма Бир­ман. В атмо­сфе­ре тота­ли­тар­но­го ужа­са, где запу­ган­ные муж­чи­ны либо боя­лись дей­ство­вать, либо бежа­ли за гра­ни­цу, как князь Курб­ский, кня­ги­ня оста­ва­лась послед­ней, кто был спо­со­бен к актив­но­сти, хотя режис­сёр и пока­зы­вал её отри­ца­тель­ной героиней.

В после­во­ен­ной «Золуш­ке» (1947) жен­ские геро­и­ни, по сути, пра­вят бал: от самой Золуш­ки и помо­га­ю­щей ей доб­рой феи до злой маче­хи, кото­рую Фаи­на Ранев­ская сде­ла­ла куль­то­вой геро­и­ней совет­ско­го кино.

Реа­ли­стич­ный (насколь­ко это было воз­мож­но под стро­гим оком цен­зу­ры) кине­ма­то­граф увле­кал­ся жен­ски­ми исто­ри­я­ми едва ли не чаще, чем муж­ски­ми. И посколь­ку удач­ное заму­же­ство как цель жиз­ни про­ти­во­ре­чи­ло совет­ской мора­ли, даже мело­дра­мы нико­гда не пре­под­но­си­ли жен­ских геро­инь как сек­су­аль­ные объ­ек­ты. Доста­точ­но вспом­нить «Дев­чат» (1962), где милей­шая сиро­та-пова­ри­ха заво­ё­вы­ва­ет серд­це пер­во­го кра­сав­ца север­но­го посёл­ка лесо­ру­бов дерз­ким взрыв­ным харак­те­ром, а не внеш­ней мило­вид­но­стью и «жен­ской» мяг­ко­стью. Тося Кис­ли­ци­на (Надеж­да Румян­це­ва) вполне мог­ла бы быть совре­мен­ной геро­и­ней феми­нист­ско­го фильма.

Уже в 1960‑х судь­ба жен­щин в пост­со­вет­ском СССР пре­под­но­сит­ся во всё менее радуж­ных тонах. Мы видим кар­ти­ны, в кото­рых жен­ские геро­и­ни ока­зы­ва­ют­ся силь­нее пер­со­на­жей-муж­чин. «Про­стая исто­рия» (1960) дале­ка от мод­но­го «отте­пель­но­го» кино, от совет­ской «новой вол­ны», появив­шей­ся во мно­гом бла­го­да­ря евро­пей­ско­му нео­ре­а­лиз­му и инте­ре­су моло­до­го поко­ле­ния режис­сё­ров ко все­му запад­но­му. Фильм Юрия Его­ро­ва обра­ща­ет­ся не к обра­зо­ван­ной моло­дё­жи, а к тому само­му «глу­бин­но­му наро­ду». В остав­шем­ся после вой­ны без муж­чин кол­хо­зе пред­се­да­те­лем ста­но­вит­ся жен­щи­на. Игра­ю­щая её вели­кая Нон­на Мор­дю­ко­ва созда­ёт почти мону­мен­таль­ный образ «роди­ны-мате­ри». Но одно­вре­мен­но это всё ещё моло­дая и кра­си­вая жен­щи­на, ищу­щая люб­ви. Любовь нахо­дит­ся — област­ной чинов­ник, у кото­ро­го где-то оста­лась дав­но нелю­би­мая жена. Несмот­ря на страсть, кото­рая вспы­хи­ва­ет меж­ду пер­со­на­жа­ми, он не реша­ет­ся на посту­пок, бла­го­да­ря кото­ро­му они мог­ли бы быть вме­сте. Отча­сти — из-за бояз­ни про­блем «по рабо­те»: раз­вод осуж­дал­ся вла­стью. Тру­сость муж­чи­ны сум­ми­ру­ет­ся в уста­ло-насмеш­ли­вой фра­зе, кото­рую зна­ют все, кто хоть немно­го инте­ре­су­ет­ся совет­ским кинематографом.

«Хоро­ший ты мужик, Андрей Его­рыч, но не орёл!»

Поко­ле­ние «не орлов» напра­ви­лось в сле­ду­ю­щее деся­ти­ле­тие, и в 1970‑х годах рас­те­ря­ло послед­ние перья. Муж­чи­ны на экране всё чаще вызы­ва­ют непри­язнь. Сло­во­со­че­та­ние «силь­ная жен­щи­на» ста­но­вит­ся прак­ти­че­ски бес­смыс­лен­ным. Жен­щи­на сама по себе озна­ча­ет силу, а муж­чи­на — сла­бость. Одной из самых болез­нен­но-ярких иллю­стра­ций это­го поло­же­ния в обще­стве ста­ла мело­дра­ма «Здрав­ствуй и про­щай» (1972) Вита­лия Мель­ни­ко­ва. Сель­ская житель­ни­ца Алек­сандра (Люд­ми­ла Зай­це­ва) вос­пи­ты­ва­ет детей без мужа (Миха­ил Коно­нов), год назад сбе­жав­ше­го в город за цир­ко­вой артист­кой, пото­му что он «име­ет пра­во». Он объ­яс­ня­ет своё реше­ние не роман­ти­че­ски­ми чувствами:

«Тут у вас, Вася, слу­хи ходят, что я в город за юбкой подал­ся. Не за юбкой, а за смыс­лом жиз­ни. Имею пра­во! Жмёт меня здесь».

Поиск смыс­ла жиз­ни мог бы вызвать сочув­ствие зри­те­ля, но фено­ме­наль­ное испол­не­ние Коно­но­ва это­му не спо­соб­ству­ет. Его полу­дет­ское лицо и инфан­тиль­ное пове­де­ние выгля­дят всё более оттал­ки­ва­ю­щим в каж­дой новой сцене. Стат­ная кра­са­ви­ца, кото­рую игра­ет Зай­це­ва, напро­тив, застав­ля­ет про­чув­ство­вать «жен­скую долю» даже зри­те­лей-муж­чин. Её пыта­ет­ся завлечь «на сено­вал» мест­ный Дон Жуан (Вик­тор Пав­лов), изби­ва­ю­щий жен­щи­ну, с кото­рой он живёт. Ей дела­ет пред­ло­же­ние руки и серд­ца наи­бо­лее адек­ват­ный из все­го муж­ско­го «буке­та» мили­ци­о­нер (Олег Ефре­мов). Но в ито­ге её ока­зы­ва­ет­ся недо­сто­ин никто. Рядом с этой глу­бо­ко чув­ству­ю­щей, спо­соб­ной на посту­пок и не боя­щей­ся обще­ствен­но­го мне­ния жен­щи­ной муж­ские пер­со­на­жи кажут­ся про­сто жал­ки­ми. Итог? Она оста­ёт­ся одна с детьми.

Аль­тер­на­ти­ва — пове­де­ние подру­ги (Ната­лья Гун­да­ре­ва), кото­рая тер­пит уни­жа­ю­ще­го её муж­чи­ну. Она соглас­на на изме­ны, изби­е­ния и само­об­ман, лишь бы он оста­вал­ся рядом.

«Шур, мне кажет­ся, он меня любит. Пото­му что он всё вре­мя ко мне возвращается».

Несмот­ря на декла­ра­тив­ное равен­ство, жен­щи­ны в СССР намно­го реже зани­ма­ли ответ­ствен­ные посты. Жен­щи­на нико­гда не сто­я­ла во гла­ве госу­дар­ства, и сре­ди чле­нов полит­бю­ро были толь­ко муж­чи­ны. Поэто­му в кине­ма­то­гра­фе почти не встре­ча­лись геро­и­ни, наде­лён­ные вла­стью и вооб­ще какой-либо силой, раз­ве что маги­че­ской. По сред­не­ве­ко­вой тра­ди­ции «охо­ты на ведьм», такие геро­и­ни обыч­но ока­зы­ва­лись недоб­ры­ми вла­сти­тель­ни­ца­ми, как ата­ман­ша Ека­те­ри­ны Васи­лье­вой в «Бума­ба­ра­ше» (1972), либо бук­валь­но злы­ми ведь­ма­ми в сказ­ках и фэн­те­зи, от Бабы Яги у Алек­сан­да Роу до ковар­ных кол­ду­ний в экра­ни­за­ци­ях запад­но­ев­ро­пей­ских ска­зок, как ведь­ма в испол­не­нии Гали­ны Вол­чек в «Руса­лоч­ке» (1976).

Но «ведь­мы», кото­рых ста­ло так мно­го в кине­ма­то­гра­фе 1970‑х, обыч­но ока­зы­ва­лись самы­ми запо­ми­на­ю­щи­ми­ся и хариз­ма­тич­ны­ми геро­и­ня­ми. Самый оче­вид­ный при­мер — Миле­ди (Мар­га­ри­та Тере­хо­ва) в «Д’Артаньян и три муш­ке­тё­ра» (1979). Мы вряд ли можем назвать дру­гую геро­и­ню совет­ско­го филь­ма, на кото­рую до сих пор, в совре­мен­но­сти, дела­ют кос­плеи. И если муж­чин, воз­мож­но, боль­ше поко­ря­ла её сек­су­аль­ность, то для жен­щин самым при­вле­ка­тель­ным в этой фам-фаталь ста­ли осо­бен­но­сти феми­нист­ской геро­и­ни: Миле­ди умна, физи­че­ски силь­на, участ­ву­ет в поли­ти­че­ских интри­гах, финан­со­во само­сто­я­тель­на и неза­ви­си­ма от мужчин.

В совре­мен­ном кине­ма­то­гра­фе жен­щи­на, наде­лён­ная вла­стью, обыч­но ока­зы­ва­лась неза­муж­ней и ком­пен­си­ро­ва­ла несло­жив­шу­ю­ся лич­ную жизнь инте­ре­сом к карье­ре, как Кате­ри­на в «Москва сле­зам не верит» (1979). Но в исто­ри­че­ском кино авто­ры обхо­ди­лись без ого­во­рок: «Она сидит на троне или гра­бит кара­ва­ны, пото­му что у неё сле­са­ря Гоши не было». «Ста­кан воды» (1979) по Эже­ну Скри­бу — отлич­ный феми­нист­ский фильм о трёх жен­щи­нах, кото­рые кон­ку­ри­ру­ют меж­ду собой за поли­ти­че­ское вли­я­ние и одно­го муж­чи­ну. Борь­ба за муж­ское вни­ма­ние — совсем не феми­нист­ская идея, но в филь­ме, бла­го­да­ря пра­виль­но рас­став­лен­ным акцен­там, муж­чи­на ока­зы­ва­ет­ся в тра­ди­ци­он­ной «жен­ской» роли сек­су­аль­но­го объ­ек­та. Он про­сто — приз, кото­рый доста­нет­ся жен­щине с сами ост­ры­ми зуба­ми. Все­мо­гу­щая гер­цо­ги­ня Маль­бо­ро, кото­рую сыг­ра­ла в филь­ме Алла Деми­до­ва, — одна из самых хариз­ма­тич­ных власт­ных фигур оте­че­ствен­но­го экрана.

Чем бли­же ста­но­ви­лись пере­стро­еч­ные вре­ме­на, тем силь­нее была замет­на раз­ни­ца меж­ду рос­ко­шью исто­ри­че­ско­го кине­ма­то­гра­фа, саха­ри­ном непри­тя­за­тель­ных мело­драм и слож­ным реа­ли­стич­ным кино, стре­мив­шим­ся отра­зить насто­я­щий быт совет­ских людей. Дра­ма «Впер­вые заму­жем» (1979) Иоси­фа Хей­фи­ца начи­на­ет­ся с ситу­а­ции, дуб­ли­ру­ю­щей ту же «Моск­ву»: Тоня (Евге­ния Глу­шен­ко) в оди­но­че­стве рожа­ет дочь. Её при­я­тель сбе­га­ет, едва узнав о бере­мен­но­сти. Но это не глян­це­вые кар­тин­ки с выстав­ки из филь­ма Мень­шо­ва, постав­лен­но­го по кано­нам гол­ли­вуд­ских мело­драм. Мать-оди­ноч­ка не выпар­хи­ва­ет из завод­ской обща­ги пря­ми­ком в номен­кла­тур­ную жизнь, где она управ­ля­ет заво­дом, живёт в сто­лич­ной квар­ти­ре, сни­ма­ет­ся на ТВ и ездит на соб­ствен­ной машине домой к любов­ни­ку-дипло­ма­ту. Геро­и­ня Глу­шен­ко рабо­та­ет судо­мой­кой, пере­ши­ва­ет для доче­ри ста­рые вещи, а та не учит­ся в пре­стиж­ном вузе. Совет­ская бед­ность — наслед­ствен­ная, выбрать­ся из неё невоз­мож­но, а обще­ство потреб­ле­ния, вынуж­ден­ное потреб­лять посре­ди пустых полок, про­ща­ет что угод­но, кро­ме нищеты.

Про­тест жен­щин про­тив уни­же­ния в филь­ме Хей­фе­ца адре­со­ван уже не муж­чи­нам, на кото­рых режис­сё­ры к кон­цу деся­ти­ле­тия, в общем, мах­ну­ли рукой. Это раз­го­вор с соци­у­мом. Геро­и­ня про­хо­дит через все кру­ги ада: осуж­де­ние мате­рей-оди­но­чек, «рожа­ю­щих от неиз­вест­но кого», клу­бы зна­комств «кому за 30», тяжё­лая небла­го­дар­ная рабо­та, что­бы воло­чить на сво­ём гор­бу без помо­щи госу­дар­ства вос­пи­та­ние ребёнка.

Прой­дёт семь лет, и «Нау­ти­лус» спо­ёт: «Здесь жен­щи­ны ищут и нахо­дят лишь ста­рость». Прой­дёт ещё не так мно­го вре­ме­ни, и совет­ские жен­щи­ны узна­ют, что жили без эле­мен­тар­ных вещей: гиги­е­ни­че­ских про­кла­док, ораль­ных кон­тра­цеп­ти­вов, гор­мо­наль­ных пре­па­ра­тов, кото­рые при­ни­ма­ют в пери­од кли­мак­са. Что аборт — это не основ­ное сред­ство предо­хра­не­ния, а пре­зер­ва­ти­вы не обя­за­тель­но долж­ны быть тол­щи­ной с шер­стя­ной носок, как совет­ское «изде­лие № 2». Но для боль­шин­ства, конеч­но, будет слиш­ком позд­но. Для них 8 Мар­та так и оста­нет­ся буке­том мимоз.


Читай­те так­же «Детям до шест­на­дца­ти: эро­ти­ка в совет­ском кино»

Поделиться