«Октябрь 1993 года — маленькая гражданская война». Интервью с Алексеем Сочневым, автором книги «Последняя осень парламента»

В октяб­ре 1993 года про­ти­во­сто­я­ние рос­сий­ско­го пар­ла­мен­та и пре­зи­ден­та Бори­са Ель­ци­на закон­чи­лось штур­мом и рас­стре­лом Дома Сове­тов тан­ка­ми. Более 30 лет исто­ри­ки и пуб­ли­ци­сты пыта­ют­ся разо­брать­ся в этом пере­лом­ном пери­о­де оте­че­ствен­ной исто­рии, неспро­ста назван­ном «чёр­ным октябрём».

В про­шлом году изда­тель­ство directio libera выпу­сти­ло кни­гу «Конец сво­бод­ной эпо­хи. Послед­няя осень пар­ла­мен­та» жур­на­ли­ста Алек­сея Соч­не­ва. Автор сде­лал интер­вью с 13 извест­ны­ми людь­ми, кото­рые участ­во­ва­ли в собы­ти­ях октяб­ря 1993 года с раз­ных сто­рон: Алек­сан­дром Кор­жа­ко­вым, Вик­то­ром Анпи­ло­вым, Рус­ла­ном Хас­бу­ла­то­вым, Вик­то­ром Алкс­ни­сом и дру­ги­ми. Фраг­мент одно­го из них вы може­те про­чи­тать на нашем сай­те. 

Кол­ле­ги из directio libera пого­во­ри­ли с Алек­се­ем Соч­не­вым о вли­я­нии «чёр­но­го октяб­ря» на совре­мен­ную Рос­сию, судь­бах участ­ни­ков собы­тий, созда­нии супер­пре­зи­дент­ской рес­пуб­ли­ки и неза­кры­тых вопросах.

— Вы зада­ё­те этот вопрос всем геро­ям кни­ги, сего­дня мы тоже нач­нём с него. Как октябрь 1993-го повли­ял на вашу жизнь?

— На тот момент я был моло­дым чело­ве­ком, глу­бо­ко и силь­но это [собы­тия 1993 года] не рефлек­си­ро­вал: ска­зать, что это раз и навсе­гда изме­ни­ло моё отно­ше­ние к жиз­ни в целом, — нет. Оно ско­рее сфор­ми­ро­ва­ло во мне пони­ма­ние того, что мно­гим ста­но­вит­ся понят­но после про­чте­ния «Госу­дар­ство рево­лю­ции» или «Вин­тов­ка рож­да­ет власть». Вот тогда было ясно без вся­ких книг, что сила рож­да­ет власть. Этот алго­ритм объ­яс­нял и мно­гие даль­ней­шие поли­ти­че­ские собы­тия, что я видел в жизни. 

В то вре­мя мно­гие были увле­че­ны иде­я­ми пере­строй­ки: откры­тость, видео­ма­ра­фо­ны СССР и США, пла­стин­ки поку­па­ли, «Гор­буш­ка» цве­ла пыш­ным цве­том. Люди дума­ли: «Вот они, пере­ме­ны, насту­пи­ли, мы будем жить сей­час по-ново­му: без сол­дат с сапёр­ны­ми лопат­ка­ми на акции про­те­ста, как это было в Гру­зии, не будет наси­лия». Выбра­ли того, кто обе­щал пре­крас­ную Рос­сию буду­ще­го, а этот това­рищ подо­гнал тан­ки, и все меч­ты пре­вра­ти­лись в кро­ва­вый фарш.

Я не был оча­ро­ван Ель­ци­ным, поэто­му и кру­ше­ния надежд не почув­ство­вал, хотя Ель­ци­на под­дер­жи­вал. В октяб­ре 1993 года мы не зна­ли в подроб­но­стях, что про­изо­шло в том же «Остан­ки­но» — тогда собы­тия вокруг него на пол­ную исполь­зо­ва­ли в полит­тех­но­ло­ги­че­ском смыс­ле, как ска­за­ли бы сей­час, и жерт­вы при­пи­сы­ва­ли имен­но Вер­хов­но­му Совету. 

— В нача­ле кни­ги вы рас­ска­зы­ва­е­те о том, как, будучи вось­ми­класс­ни­ком, наблю­да­ли за штур­мом Дома Сове­тов 4 октяб­ря. Какие были ощу­ще­ния в тот момент, когда вы виде­ли или слы­ша­ли ново­сти о бло­ка­де Дома Сове­тов, о смер­ти штур­му­ю­щих «Остан­ки­но»?

— Пере­жи­вал ли я? Чест­но гово­ря, нет. Мне было очень инте­рес­но, а сочув­ствие и сопе­ре­жи­ва­ние я в себе в такой сте­пе­ни тогда ещё не выра­бо­тал. Навер­ное, боль­ше живот­ным сопе­ре­жи­вал, если они стра­да­ют. Сре­ди людей борь­ба мне каза­лась вполне есте­ствен­ной — это соот­вет­ство­ва­ло тому, что я читал в книж­ках, где пио­не­ры-герои взры­ва­ют фаши­стов. Да, там были жерт­вы, но жерт­вы есть всегда. 

Осо­зна­ние тра­ге­дии при­шло поз­же, когда начал взрос­леть. Когда тан­ки стре­ля­ли по Вер­хов­но­му Сове­ту, я был сви­де­те­лем того, как рани­ло чело­ве­ка — не ска­жу, что испу­гал­ся: до это­го толь­ко в кино такое видел. Но для себя сде­лал выво­ды: так нель­зя, силы несо­по­ста­ви­мы. Да, Дом Сове­тов защи­ща­ли воору­жён­ные люди, но про­тив них выста­ви­ли тан­ки. То же самое, что бор­ца MMA выста­вить про­тив пен­си­о­нер­ки, пусть она даже будет воору­же­на клюкой. 

— Когда вы нача­ли искать ответ на то, что про­изо­шло в октяб­ре 1993-го и почему? 

— Эта кни­га — поиск отве­тов на неза­кры­тые вопро­сы. Я стал жур­на­ли­стом, вырос, понял, что не всё чёр­но-белое, а даже, ско­рее, наобо­рот — всё раз­но­цвет­ное. Нет хоро­ших людей, нет пло­хих. Все люди пло­хие и хоро­шие одно­вре­мен­но в раз­ных обсто­я­тель­ствах, в раз­ных усло­ви­ях, кто как вли­я­ет на них: обще­ство, собы­тия, их состояние. 

Для меня было важ­но рас­крыть всю эту ситу­а­цию без новост­ной аги­та­ции, без пафо­са, без моих взгля­дов. Они там, конеч­но, могут про­сле­жи­вать­ся, но я поста­рал­ся понять мотив дей­ствий каж­дой стороны. 

Я раз­го­ва­ри­вал и с теми, кто не участ­во­вал, но интер­вью с ними не вошло в кни­гу. Афа­на­сьев, зна­ме­ни­тый тогда гла­ша­тай демо­кра­тов, автор слов про агрес­сив­но-послуш­ное боль­шин­ство, был мораль­ным авто­ри­те­том, пре­по­да­ва­те­лем, исто­ри­ком, мора­ли­стом. В собы­ти­ях октяб­ря 1993 года он не участ­во­вал: Афа­на­сьев ска­зал, что это дра­ка двух пави­а­нов, на кото­рую смот­реть и в кото­рой участ­во­вать он не хочет. Таких людей тоже было мно­го — это их выбор. 

— Поче­му интер­вью с тем же Афа­на­сье­вым не вошло в кни­гу? Если он был важ­ной фигурой…

— Поли­ти­ка дела­ет­ся 1–2 про­цен­та­ми насе­ле­ния, актив­ным мень­шин­ством — так про­ис­хо­дит в любой стране. Эта кни­га об актив­ных людях, пото­му что 1993‑й — малень­кая граж­дан­ская вой­на, когда столк­ну­лись актив­ные люди, кото­рые по-раз­но­му виде­ли раз­ви­тие стра­ны. А зачем нам гово­рить с теми, кто не захо­тел участ­во­вать? Все­гда будут те, кто сто­ит в сто­роне. Я не иссле­до­ва­тель тех, кто ниче­го не дела­ет. Про Афа­на­сье­ва мне было инте­рес­но, пото­му что он «отец» Ель­ци­на, мораль­ный авто­ри­тет: Юрий Нико­ла­е­вич про­та­щил его в поли­ти­ку и сде­лал для это­го очень много. 

Из всех, с кем было бы инте­рес­но пого­во­рить, но не уда­лось, — Гри­го­рий Явлин­ский. Думаю, он бы и не стал, всё-таки слиш­ком непри­ят­ная роль у него в тех собы­ти­ях была — хотя у него образ поли­ти­ка в белых перчатках. 

Ещё я жалею, что не сде­лал ни одно­го интер­вью с жен­щи­на­ми. Все, к кому я обра­щал­ся, были очень скром­ны, отка­за­лись давать интер­вью. После пре­зен­та­ции кни­ги со мной свя­за­лась одна жен­щи­на во ВКон­так­те: рас­ска­за­ла, что рабо­та­ла в аппа­ра­те то ли у Руц­ко­го, то ли у Хас­бу­ла­то­ва. Мы с ней дого­во­ри­лись, что встре­тим­ся и поговорим. 

Мне кажет­ся, что в кни­ге не хва­та­ет циниз­ма и нена­ви­сти, кото­рая была меж­ду сто­ро­на­ми. Все уже осты­ли на момент разговора. 

— Поче­му вы пише­те кни­гу о 1993‑м, а не о 1991 годе, когда был ГКПЧ? 

— 1991 год — то, что про­изо­шло на сло­ме СССР. Отно­си­тель­но без­бо­лез­нен­ная транс­фор­ма­ция, кото­рая поз­же обер­ну­лась для мно­гих ужас­ны­ми веща­ми, пото­му что это раз­вал стра­ны. Каким бы ни был раз­вал стра­ны, для её жите­лей это ката­стро­фа, нет дру­гих вари­ан­тов. Корот­кий про­ме­жу­ток меж­ду 1991‑м и 1993‑м — надеж­да на раз­ви­тие демо­кра­ти­че­ских реформ в стране, надеж­да, что это будет новая Рос­сия. На этой же волне при­шёл Ельцин. 

В 1991 году я ещё пре­бы­вал в дет­стве, сле­дил невни­ма­тель­но, а в 1993‑м уже актив­но инте­ре­со­вал­ся политикой. 

— Когда появи­лась идея напи­сать книгу? 

— В 2013 году воз­ник­ла идея сде­лать кни­гу о двой­ных собы­ти­ях 1991 и 1993 годов. Я тогда рабо­тал в «Рус­ской пла­не­те». Мы с Лёшей Али­ки­ным и Сер­ге­ем Про­ста­ко­вым нача­ли рабо­тать над этой сери­ей — мы раз­де­ли­лись, я брал интер­вью про 1993 год. До кон­ца не дове­ли, пото­му что нашу редак­цию разогнали. 

А эту кни­гу пред­ло­жил напи­сать Паша Нику­лин, я решил, что луч­ше все­го — дать сло­во тем, кто был непо­сред­ствен­ным участ­ни­ком собы­тий с раз­ных сто­рон. Я же буду лишь проводником. 

— Как меня­лась ваша пози­ция на собы­тия октяб­ря 1993-го в про­цес­се напи­са­ния книги?

— Кар­ти­на собы­тий соби­ра­лась моза­и­кой, нель­зя ска­зать, что моё мне­ние и виде­ние кар­ди­наль­но меня­лось после каж­до­го интер­вью. Пози­ция меня­лась в зави­си­мо­сти от воз­рас­та: до 1993 года мне был боль­ше поня­тен Кор­жа­ков, после 1993-го — Анпи­лов, потом Лимонов. 

Сей­час мой взгляд бли­же к Бор­ко — при­хо­дит пони­ма­ние цен­но­сти чело­ве­че­ской жиз­ни, поте­рян­ной чело­ве­че­ской жиз­ни. Все эти годы люди жда­ли, что ситу­а­ция изме­нит­ся: име­на погиб­ших из пеп­ла доста­нут, нака­жут винов­ных, будут сде­ла­ны выво­ды, рана затя­нет­ся. В ито­ге ниче­го это­го не было. 

Кста­ти, по пово­ду Кор­жа­ко­ва — он, навер­ное, был самым искрен­ним из всех собе­сед­ни­ков, пото­му что ему уже неко­го стес­нять­ся и нече­го скрывать. 

— Как изме­ни­лась жизнь геро­ев вашей кни­ги за послед­ние 30 лет? 

— Хас­бу­ла­тов лишил­ся воз­мож­но­сти участ­во­вать в поли­ти­ке — был запрет на феде­раль­ном уровне, это прав­да. Ушёл зани­мать­ся нау­кой, учил сту­ден­тов. После амни­стии в фев­ра­ле 1994 года он попы­тал­ся участ­во­вать в при­ми­ре­нии кон­флик­та в Чечне, но у него ниче­го не полу­чи­лось: там были те, для кого он уже не являл­ся авто­ри­те­том. Его похо­ро­ни­ли на родине [в Чечне], схо­дить на его похо­ро­ны не получилось. 

Ники­тен­ко из РНЕ и тогда был поэтом, и после. Был волон­тё­ром во вре­мя Чечен­ской, как и мно­гие из РНЕ. 

«Чёр­ный пол­ков­ник» Алкс­нис всю свою жизнь борол­ся за спра­вед­ли­вость и вос­ста­нов­ле­ние вели­чия Рос­сии, был и остал­ся совет­ским чело­ве­ком, ему был запре­щён въезд в Лат­вию — там, по-мое­му, его мама жила. Он её так и не уви­дел. Еле-еле полу­чил квар­ти­ру, был депу­та­том Гос­ду­мы и депу­та­том в Под­мос­ко­вье. Сей­час ведёт воен­ный блог, мно­го пишет про про­бле­мы в армии и про спецоперацию. 

Анпи­ло­ву и Лимо­но­ву, как и Хас­бу­ла­то­ву, путь в поли­ти­ку закры­ли. У него была попыт­ка создать ста­лин­ский блок СССР — он опе­ре­дил своё вре­мя. Тогда Ста­лин не был попу­ля­рен даже сре­ди левых, они его чура­лись. Когда Анпи­лов умер, я напи­сал некро­лог, решил взгля­нуть на его жизнь несколь­ко ина­че: для Моск­вы он сохра­нил Мав­зо­лей и часть пар­ка на Воро­бьё­вых горах, кото­рые Луж­ков пла­ни­ро­вал застроить. 

Лимо­нов тоже остал­ся в непар­ла­мент­ской поли­ти­ке. Он уже в 1993 году понял, что про­иг­ра­ли, но был рад, что «дали Ель­ци­ну по мор­де». До послед­них дней он пытал­ся пере­вер­нуть поли­ти­че­скую игру в свою сторону. 

Бор­ко как был, так и остал­ся фото­гра­фом. В 90‑х он был, как и боль­шин­ство жур­на­ли­стов, демо­кра­ти­че­ских убеж­де­ний, сей­час тоже. Он, ско­рее, иде­а­лист: «Готов уме­реть, что­бы вы ска­за­ли своё мне­ние» — это про него. 1993 год его дол­го не отпус­кал, Бор­ко издал пре­крас­ный аль­бом фото­гра­фий тех событий. 

Пар­хо­мен­ко про­дол­жил рабо­тать в жур­на­ли­сти­ке, его при­зна­ли ино­аген­том. У него взгляд на собы­тия октяб­ря 1993-го тоже не изменился. 

Сер­гей Аксё­нов был раз­но­ра­бо­чим. Потом его захва­ти­ла ради­каль­ная поли­ти­ка, он участ­во­вал с Лимо­но­вым в похо­де в Казах­стан, кото­рый наши спец­служ­би­сты назва­ли попыт­кой пере­во­ро­та в сосед­ней стране. Сидел в «Лефор­то­во», потом — сно­ва улич­ная поли­ти­ка, и теперь он рабо­та­ет журналистом.

Золо­то­рьян как был рабо­чим, так и про­ра­бо­тал всю жизнь с тех­ни­кой. Сей­час ведёт, кажет­ся, исто­ри­че­ский кру­жок в шко­ле или библиотеке. 

Про Чер­ка­со­ва все слы­ша­ли, его «Мемо­ри­ал» при­зна­ли ино­аген­том, запре­ти­ли. На меж­ду­на­род­ной арене он полу­чил Нобе­лев­скую пре­мию мира. Сей­час нахо­дит­ся за пре­де­ла­ми России.

— В фев­ра­ле состо­я­лась пре­зен­та­ция вашей кни­ги. На меро­при­я­тие при­шло, по ощу­ще­ни­ям, не мень­ше 100 чело­век. Поче­му спу­стя 30 лет у людей раз­ных воз­рас­тов есть спрос на обсуж­де­ние это­го исто­ри­че­ско­го эпизода?

— До пре­зен­та­ции я счи­тал, что эти собы­тия не инте­рес­ны: для мно­гих 1991 и 1993 годы — одно и то же, а гово­рить про исто­ки совре­мен­ной Рос­сии никто не хочет. В спро­се есть опре­де­лён­ная надеж­да: обще­ство хочет думать, ана­ли­зи­ро­вать, про­во­дить парал­ле­ли, делать выво­ды. В общем, радост­но видеть тех, кто дума­ет, где мы повер­ну­ли не там. 

Я был очень удив­лён двум вещам: было мно­го людей и не было глу­пых вопросов. 

Эво­лю­ция поли­ти­че­ско­го обще­ства состо­ит в том, что стра­на все­гда стре­мит­ся к улуч­ше­нию, а что­бы улуч­шить ситу­а­цию, нуж­но пони­мать, поче­му мно­гое устро­е­но «не так». Поче­му Дума не похо­жа на думу (как бы это­го ни хоте­лось), поче­му Совет Феде­ра­ции боль­ше похож на клуб пре­ста­ре­лых поли­ти­ков, где ниче­го не реша­ет­ся, поче­му в Обще­ствен­ной пала­те ведут­ся инте­рес­ные дис­кус­сии, кото­рые ни к чему не при­во­дят. Поче­му Счёт­ная пала­та есть, а резуль­та­ты её рабо­ты ухо­дят в стол. Поче­му есть назна­че­ния губер­на­то­ров, но нет их выбо­ров. Поче­му пар­ла­мент­ское боль­шин­ство не фор­ми­ру­ет пра­ви­тель­ство и так далее. Отве­ты на эти вопро­сы кро­ют­ся в собы­ти­ях 93-го года.

— А как собы­тия 1993 года повли­я­ли на Рос­сию настоящего? 

— Мы живём в той реаль­но­сти, кото­рая была скон­стру­и­ро­ва­на Ель­ци­ным в 1993‑м, по тем пра­ви­лам, кото­рые тогда были уста­нов­ле­ны, — в супер­пре­зи­дент­ской рес­пуб­ли­ке, где всё зави­сит от одно­го чело­ве­ка. Все рыча­ги вла­сти нахо­дят­ся у пре­зи­ден­та. Путин за рулём боль­шой маши­ны, кото­рая не может рабо­тать ина­че. Тре­бо­вать от него рево­лю­ци­он­ных дей­ствий глу­по. Он не поли­тик, а чело­век систе­мы. Охра­ня­ет систе­му, куда его поста­ви­ли, и дела­ет это прекрасно. 

Мне близ­ка мысль Бор­ко: в 1993 году вышли те же люди, что и в 1991‑м — они дума­ли, что это новые пра­ви­ла игры, кото­рые сра­бо­та­ют. Люди под­дер­жи­ва­ли пере­ме­ны, кото­рые оли­це­тво­рял Ель­цин, но спу­стя вре­мя поня­ли, что не под­дер­жи­ва­ют его дей­ствия, назна­че­ния и попра­ние Кон­сти­ту­ции: вышли на защи­ту Вер­хов­но­го Сове­та, но это не сработало. 

Я счи­таю, что един­ствен­ным насто­я­щи­ми выбо­ра­ми были выбо­ры съез­да народ­ных депу­та­тов, кото­рый разо­гна­ли в 1993‑м вме­сте с Вер­хов­ным Сове­том. Не было ника­ко­го крас­но-корич­не­во­го пар­ла­мен­та, не было ради­каль­но­го оппо­зи­ци­он­но­го пар­ла­мен­та — там сиде­ли закон­но избран­ные люди. Такая про­стая мысль. Ярлы­ки, кото­рые веша­ли на Вер­хов­ный Совет, — шелу­ха и пугал­ка, при­ду­ман­ная мои­ми кол­ле­га­ми жур­на­ли­ста­ми, что­бы создать иллю­зию объ­яс­не­ния ситу­а­ции. Нико­му не хочет­ся гово­рить о граж­дан­ской войне, а это была граж­дан­ская война. 

Есть ещё один момент, кото­рый я упу­стил и не пока­зал в кни­ге: одна из важ­ней­ших функ­ций Вер­хов­но­го Сове­та — кон­троль испол­ни­тель­ной вла­сти. Невоз­мож­но было бы при­ва­ти­зи­ро­вать круп­ные пред­при­я­тия без раз­ре­ше­ния ВС. Депу­та­ты были не про­тив при­ва­ти­за­ции, но они были за адек­ват­ные цены: что­бы, напри­мер, хле­бо­за­вод не был при­ва­ти­зи­ро­ван по цене улич­но­го ларь­ка. Или что­бы ино­стран­цы через фир­мы-про­клад­ки не мог­ли выку­пить пред­при­я­тие-кон­ку­рент и про­сто закрыть его. Может быть, к пере­ме­нам в стране люди отнес­лись бы луч­ше, если бы тако­го воров­ства не допу­сти­ла сама власть. Клю­че­вой момент, никем не был назван, я тоже его упу­стил. Кто кон­тро­ли­ро­вал про­ис­хо­дя­щее в стране? Никто.

— Когда для вас закон­чи­лась сво­бод­ная эпоха? 

— Мне не очень близ­ко оформ­ле­ние кни­ги, это такой под­рост­ко­вый излиш­ний мак­си­ма­лизм. Сво­бо­да не кон­ча­ет­ся даже в самом сыром углу лефор­тов­ской тюрь­мы, пото­му что сво­бо­да — внут­ри чело­ве­ка, он нахо­дит в ней какие-то силы вне зави­си­мо­сти от обстоятельств.

Нет, конеч­но, сво­бод­ная эпо­ха не кон­чи­лась: мы сей­час раз­го­ва­ри­ва­ем на поли­ти­че­ские темы, нас никто не вяжет, в клу­бе нам тоже дали собрать­ся и обсу­дить кни­гу. Я счи­таю, что доста­точ­но дол­го, несмот­ря на вер­ти­каль систе­мы, власть тер­пе­ла ино­гда доста­точ­но ради­каль­ные дей­ствия со сто­ро­ны людей дру­гих взглядов. 

Сей­час из-за спе­цо­пе­ра­ции сорва­ло кры­шу и бол­ты поле­те­ли: появи­лись и обыс­ки без реше­ния суда, и сро­ки серьёз­ные… Но давай­те во всём видеть хоро­шее: смерт­ной каз­ни нет, при обыс­ках не уби­ва­ют, паку­ют толь­ко «вино­ва­то­го», а не его род­ствен­ни­ков, людей уволь­ня­ют с рабо­ты, но не лиша­ют воз­мож­но­сти вооб­ще рабо­тать. Мы нахо­дим­ся в той ситу­а­ции, когда внут­ри нашей стра­ны, при таком внеш­не­по­ли­ти­че­ском дав­ле­нии, мог­ло быть гораз­до хуже. Путин тут хоро­шо удер­жи­ва­ет ситу­а­цию, хотя поры­вы чинов­ни­ков и депу­та­тов начать рубить шаш­кой напра­во и нале­во мы видим доста­точ­но серьёзные. 

Во вре­мя воен­ных кон­флик­тов вер­ти­каль вла­сти — иде­аль­ный вари­ант, что­бы сохра­нять ста­биль­ность. При­мер Укра­и­ны: из пар­ла­мент­ской рес­пуб­ли­ки пре­вра­ти­лась в супер­пре­зи­дент­скую, пото­му что это един­ствен­ная воз­мож­ность всё кру­гом ужать и заткнуть, ина­че невоз­мож­но пока­зать един­ство нации. 

— Октябрь 1993 года — что это в ито­ге было? 

— Малень­кая граж­дан­ская вой­на в отдель­но взя­том горо­де, когда обе сто­ро­ны при­ме­ни­ли силу. Был нару­шен основ­ной закон стра­ны — Кон­сти­ту­ция. Об этом заявил Кон­сти­ту­ци­он­ный суд и его гла­ва Вале­рий Зорь­кин. Это было как гром сре­ди ясно­го неба. Пред­ставь­те, если бы сей­час Кон­сти­ту­ци­он­ный суд ска­зал, что закон об ино­аген­тах — это не кон­сти­ту­ци­он­но, нуж­на кон­кре­ти­ка: кри­те­рии при­зна­ния и выхо­да из это­го спис­ка… Или что 282‑я ста­тья УК РФ «Экс­тре­мизм» не соот­вет­ству­ет Кон­сти­ту­ции, так как кри­те­рии пре­ступ­ле­ния раз­мы­ты и при жела­нии по этой ста­тье мож­но при­влечь любого.

Тогда Кон­сти­ту­ци­он­ный суд был неза­ви­си­мым, после Ель­цин ука­зал судьям их место в иерар­хии вла­сти. Мы же теперь живём и часто удив­ля­ем­ся, а поче­му так, где же спра­вед­ли­вость? А спра­вед­ли­вость погиб­ла под пуля­ми в октяб­ре 1993 года. 

Кни­гу «Конец сво­бод­ной эпо­хи. Послед­няя осень Пар­ла­мен­та» мож­но зака­зать на сай­те изда­тель­ства directio libera. 

Читай­те так­же «Цер­ковь про­тив граж­дан­ской вой­ны. Мог ли Алек­сий II оста­но­вить бой­ню в 1993 году».