В январе 1942 года ленинградец писал в дневнике:
«Чем ближе я подъезжал к входу на Пискарёвское кладбище, тем больше лежало тел по обе стороны дороги. Я уже выехал из города, видел небольшие одноэтажные домики, сады, деревья и затем необычную бесформенную массу. Я подошёл ближе. По обе стороны дороги лежали такие горы мёртвых тел, что две машины там не могли разойтись. Машина могла идти лишь по одной стороне и не могла повернуть. Через узкий проход между трупами, которые валялись в большом беспорядке, мы выехали к кладбищу» (цит. по книге «900 дней. Блокада Ленинграда», Гаррисон Солсбери).
Открытое в самом конце 1930‑х годов на окраине Ленинграда и получившее имя по названию недалеко расположенной деревни, Пискарёвское кладбище стало главным местом захоронения погибших во время блокады города. В годы Великой Отечественной войны по всей территории кладбища рыли траншеи для безымянных братских могил, где упокоены более 470 тысяч человек — хоронить погибших в блокаду иначе, обеспечить им гробы и хотя бы какие-то почести не было никакой возможности.
В феврале 1945-го, уже после освобождения города, но до капитуляции Германии, в Ленинграде объявили конкурс проектов мемориала, который увековечил бы память защитников города. Участников было множество, лучшим признали проект молодого архитектора Александра Васильева. Однако реализация затянулась почти на 15 лет.

Проект, который оценил весь город
Александр Викторович Васильев родился в Тамбовской области. Будучи подростком, он увлёкся рисованием и черчением, участвовал в праздничном оформлении школы и города. Васильев пробовал поступить на живописный факультет Академии художеств в Ленинграде — первая попытка оказалась неудачной (предположительно, ему отказали, потому что он происходил из нерабочей семьи). Тогда Васильев сменил тактику: устроился чертёжником в Архитектурно-планировочный отдел Ленгорсовета и поступил в техникум. Примерно через год он снова подал документы в Академию (с 1932-го — Институт живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина), но уже на архитектурный факультет — на сей раз успешно. В 1938‑м Васильев защитил диплом и был направлен на работу в Ленгорпроектстрой, а после сменил ещё несколько предприятий.
Незадолго до начала войны Александр Викторович заболел туберкулёзом и потерял одно лёгкое. Тем не менее всю блокаду и после неё он оставался в Ленинграде и много трудился: рисовал карты для партизан, плакаты и открытки для поддержки соотечественников, иллюстрации для газет. В январе 1945-го Васильев вернулся в архитектуру и устроился в единственную в городе мастерскую Ленпроекта под руководством Евгения Адольфовича Левинсона — чуть позже он станет его соавтором в проекте мемориала на Пискарёвском кладбище.
В конце войны Васильеву — 32 года. Фактически с первой попытки он создал проект мемориала, который впечатлил всю комиссию, и, что даже более удивительно, был воплощён фактически в изначально задуманном виде. Ключевым изменением стал отказ от обелиска в пользу скульптуры Родины-Матери — но об этом чуть позже.

У Васильева, как и у других участников конкурса, почти не было образцов для подражания — это самое большое в мире кладбище, посвящённое жертвам Второй мировой войны. Некоторые исследователи считают, что одним из прототипов могло стать Братское кладбище в Риге, где похоронены погибшие в Первую мировую и Гражданскую войны. В то же время масштаб кладбищ значительно отличается: площадь Пискарёвского составляет 26 гектаров, а Братского — девять. Ленинградским архитекторам требовался совсем иной подход к делу.
Ситуация осложнилась с началом «ленинградского дела» — серии судебных процессов против чиновников и партийцев из Ленинграда. И хотя никого из непосредственных участников проекта репрессии не касались, согласования и финансирование встали на паузу. Несколько лет архитекторы и скульпторы работали в стол, а также занимались другими проектами, не зная, когда появится возможность заняться мемориалом на Пискарёвском кладбище по-настоящему.
Непосредственное обустройство мемориала началось только в 1955 году. В первую очередь рабочие выровняли поле и подняли холмы братских могил. Для этих целей потребовалось 50 тысяч кубометров грунта. Гранит для мемориала доставили с украинских каменоломен — 800 вагонов. Позже на территории кладбища высадили тысячи красных роз и деревьев. Эти работы продолжались около четырёх лет.
Мать-Родина
Когда проект утвердили, было решено, что Васильев слишком молод, чтобы лично руководить возведением такого значимого мемориала. Соавтором выступил уже упомянутый Евгений Левинсон — к тому моменту прославленный архитектор, автор Дома культуры промкооперации (ныне Дворец культуры имени Ленсовета), жилгородка «Соцстрой» и ещё нескольких важных для города зданий. В 1941 году Левинсон руководил архитекторами, возводившими оборонительные сооружения рядом с Ленинградом. Однако большинства ужасов блокады он избежал — в декабре 1941 года архитектора эвакуировали в Свердловск.
Присоединившись к работе над мемориалом на Пискарёвском кладбище, Левинсон предложил одну существенное изменение — отказаться от заострённого обелиска в пользу более выразительной и вызывающей сопереживание скульптуры.
С точки зрения архитектуры Пискарёвское кладбище можно считать образцом минимализма, его оформление отличаются строгостью, сдержанностью, даже скупостью. И это вполне уместно для кладбища, где похоронены почти полмиллиона жертв блокады и войны. Однако создатели чувствовали, что при таком подходе не получается в полной мере выразить сопереживание погибшим и их потомкам. Нужна была новая идея — так появилась Матерь-Родина.

Над скульптурой работала Вера Васильевна Исаева — ваятельница, автор множества агитплакатов, а также блокадница, участвовавшая в маскировке города. Исаева была яркой и далёкой от стереотипов женщиной. Сын Александра Васильева позже рассказывал:
«Говорил он басом, не особо выбирая выражения, беспрестанно курил „Беломор“ и, очевидно, не был трезвенником, носил рубашку с галстуком, брюки и берет. Звали его все Васей. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что Вася — замечательный скульптор Вера Исаева».
В очерке «Скульптор Исаева» писательницы Веры Казимировны Кетлинской от февраля 1943 года есть и такие строки:
«Исаева лепила с особым творческим упорством. Разбомбило её мастерскую. Она перетащила всё, что
смогла, домой и стала работать дома… От близкого разрыва снаряда вылетели стёкла и в без того промёрзшей квартире. Исаева забила окна фанерой и сама смастерила из кирпичей „буржуйку“. Она очень ослабела от голода. Становилось всё труднее лепить… Но, полулёжа, при свете коптилки она упорно продолжала работать ежедневно, целыми днями, не позволяя себе никаких послаблений».
Творческие поиски длились почти десять лет. С 1948 по 1957 год Вера Исаева и её постоянный соавтор Роберт Карлович Таурит создали десятки эскизов и скульптурных этюдов с натуры, чтобы воплотить задуманный образ, добиться нужного впечатления.
Надо отметить, что для Исаевой этот проект был одним из множества, обстоятельства никак не позволяли ей сосредоточиться на Матери-Родине. Параллельно Вера Васильевна оформляла интерьер Ленинградского аэропорта, зал ожидания Московского железнодорожного вокзала, фасад наземного павильона станции метро «Балтийская».
Результатом трудов Исаевой и Таурита стала шестиметровая бронзовая скульптура женщины, протягивающей вперёд венок из дубовых листьев (к дубовому орнаменту в оформлении кладбища мы ещё вернёмся). Её лицо обращено к братским могилам. Позже исследователи отмечали, что из всех «сестёр», то есть других скульптур Матери-Родины, именно Пискарёвская получилась самой человечной.


В Сети можно найти информацию, что прототипом скульптуры стала натурщица Мухинского училища Елена Сидорова, в прошлом тоже пережившая блокаду. Создателей вдохновила её осанка и фигура. Чтобы принять нужную позу, девушка часами держала в руках вафельное полотенце.

Вера Исаева умерла в апреле 1960 года от рака лёгких, не дожив до открытия мемориала всего пару недель. Посмертно была награждена Золотой медалью и дипломом 1‑й степени.
Эпитафия Ольги Берггольц
Хотя обычно в архитектуре принято обходиться без текстов и добиваться желаемого эффекта прочими средствами выразительности, создатели мемориала всё же решили подобрать подходящие слова. Так, за спиной Матери-Родины расположена мощная гранитная стена-стела, протяжённостью более 150 метров и высотой около 3–4 метров (в зависимости от части), на которой выбита эпитафия Ольги Берггольц:
Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто.

Выбор автора слов был неслучайным: в 1930‑е и 1940‑е Ольга Берггольц пережила множество трагедий и, как мастер слова, могла выразить в тексте то, что чувствуют миллионы. Как и многие, Берггольц не избежала репрессий: её дважды арестовывали, избивали и пытали по ложным обвинениям. Её первого мужа, поэта Бориса Корнилова, расстреляли в 1938‑м. Второй супруг — журналист и литературовед Николай Молчанов — умер от голода во время блокады и был похоронен на Пискарёвском кладбище.
В феврале 1940-го Берггольц вступила в партию, и у власти закончились какие-либо претензии к ней (но не у неё к власти). В годы войны поэтесса почти ежедневно выходила в эфир на радио, писала стихи и вела дневники. Многие её произведения издавались многотысячными тиражами ещё до окончания войны. Правда, не все. Так, её дневники без каких-либо цензурных сокращений впервые в России были изданы только в XXI веке.
По официальной версии, эпитафию для Пискарёвского кладбища поэтесса написала специально. Однако некоторые, в частности писатели Алесь Адамович и Даниил Гранин, были уверены, что в строке «Никто не забыт и ничто не забыто» поэтесса имела в виду не только погибших и пострадавших в Великую Отечественную, но и жертв репрессий.
Как бы то ни было, строки «Никто не забыт и ничто не забыто» оказались настолько эмоционально точными, что их стали использовать и для других мемориалов, и в целом при проведении памятных мероприятий, связанных с Великой Отечественной войной.
От входа до Вечного огня: другие составляющие мемориала
По сторонам от входа на Пискарёвское кладбище расположены два простых прямоугольных павильона из светлого камня. На их стенах высечены строки поэта и военкора Михаила Дудина:
«Вечен ваш подвиг в сердцах поколений грядущих»;
«Гордым героям бессмертная слава»;
«Жизнью своею равненье на павших героев держи».
Внутри — экспозиции, посвящённые блокаде: документы, фотографии и другие экспонаты. В частности, здесь хранится копия дневника школьницы Тани Савичевой, семья которой погибла в Ленинграде в 1941–1942 годах. Хотя саму Таню летом 1942-го эвакуировали в Горьковскую область, до конца войны она не дожила — летом 1944 года умерла от туберкулёза кишечника, осложнённого ещё несколькими заболеваниями. Дневник Савичевой сначала попал к военному историку Льву Ракову, затем — на выставки, посвящённые блокаде, а позже перемещался по фондам разных музеев.
За павильонами — обширная терраса с Вечным огнём в центре, который окружён обрамлением из тёмно-серого гранита и кольцом цветов. Вечный огонь на Пискарёвском был зажжён в день открытия мемориала 9 мая 1960 от огня на Марсовом поле.
От Вечного огня к Матери-Родине тянется 300-метровая центральная аллея, вдоль которой высажены красные розы. По сторонам от аллеи — холмы братских могил с гранитными плитами. На плитах высечены год захоронения и дубовые листья — символ мужества. Есть на плитах и другое обозначение:
- серп и молот изображены на могилах горожан,
- звезда — на могилах солдат.

Более подробных сведений о захоронениях нет: как упоминалось выше, зачастую жертв блокады приходилось хоронить быстро, без формальностей и почестей. Заведующая архивом Пискарёвского кладбища Ольга Большакова рассказывала:
«Из-за высокой смертности на всех кладбищах был заведён порядок, записывать по количеству. У нас есть такие записи „10 детей“. Каких детей, откуда эти дети? Это очень тяжело. Это очень тяжёлая работа».
Здесь же расположен прямоугольный бассейн, дно которого украшено мозаикой — горящий факел, обвитый красной лентой и дубовой ветвью.
Завершает ансамбль уже упомянутая стена-стела с эпитафией и шестью рельефами, изображающими будни блокадников.
Много позже, в начале 2000 годов, вдоль восточной границы кладбища организовали Аллею памяти — здесь расположены памятные плиты от городов и регионов России, других стран и организаций, работавших в блокадном городе. Например, плиты с благодарностью невским машиностроителям, первому городскому молочному заводу и другим.

В 1960 году возведение мемориала завершилось. Торжественное открытие приурочили ко Дню Победы. Тогда тысячи ленинградцев пришли почтить память близких и всех жертв блокады.
В этот же день состоялся митинг на Марсовом поле, где выступали герои обороны города. Рабочий Кировского завода и лауреат Сталинской премии за новаторство в работе Пётр Александр Зайченко зажёг факел от Вечного огня на Марсовом поле и на автомобиле в сопровождении эскорта мотоциклистов доставил его на Пискарёвское кладбище. Маршрут проходил через весь город.


Традиции мемориала
Вокруг Пискарёвского кладбища сложились свои традиции, формальные и народные. Так, несколько раз в год здесь проходят траурные церемонии, приуроченные к важным датам — 8 сентября (начало блокады), 27 января (снятие блокады), День победы и 22 июня. Руководители СССР, а затем и России регулярно посещают Пискарёвское кладбище как в памятные дни, так и в течение всего года.

Помимо красных гвоздик и других цветов, на Пискарёвское кладбище принято приносить чёрный хлеб — его оставляют на могилах.
Сегодня территория мемориала ежедневно открыта для всех желающих почтить память жертв блокады. По предварительной записи проводятся групповые экскурсии.
Читайте другие материалы Виктории Мокиной о памятниках Великой Отечественной войны:
— Вечный огонь. Как неугасающее пламя стало символом памяти о Великой Отечественной войне;
— От руин к монументу. Как создавался мемориал на Мамаевом кургане.