В сентябре 2025 года вышел «Дневник человека, попавшего в плохую компанию» — автобиографическая книга вокалиста московской метал-хардкор группы Broken Fist Дмитрия Соколова. В «Дневнике» Дмитрий рассказывает, как выросший в интеллигентной семье парень увлёкся тяжёлой музыкой, познакомился с единомышленниками и собрал один из самых мощных хардкор-коллективов российской сцены. Вместе друзья отдыхали, дрались на улицах, делали музыку и ездили на гастроли.
Broken Fist существуют и сейчас, а Дмитрий ведёт видеоблог и телеграм-канал, где рассказывает о любимых группах и берёт интервью у представителей хардкор-сцены.
Мы поговорили с Дмитрием о том, насколько сложно было издать книгу самому, почему трушные хардкорщики поначалу не воспринимали всерьёз Broken Fist и чем сейчас занимаются повзрослевшие герои «Дневника».
— Что появилось раньше: идея о книге, телеграм- или ютуб-канал?
— Сначала появилась идея книги, но частично.
Во времена «Живого журнала» я с юмором писал развёрнутые посты о происходящем вокруг меня. Многие говорили, что выходит неплохо и нужно делать что-то более серьёзное. В 2013 году я написал о поездке в Болгарию, позже этот текст вошёл в книгу. Рассказ лежал в интернете, но не имел особого интереса — это скорее было чтиво для себя и близких друзей.
В 2024 году я сделал телеграм-канал в формате дневника, то есть каждый пост — отдельная небольшая история. В процессе родилась идея, что можно всё это реализовать в виде книги.
Когда я уже отдал «Дневник» на вёрстку, появилась мысль: а почему бы не создать ютуб-канал и выпускать видеоподкасты? Когда-то я думал сделать полноценный фильм о хардкор-сцене, но понимал, что выйдет очень сжато, неполно с точки зрения истории. Невозможно поговорить с кучей людей и уложиться в час-полтора хронометража. Решил, что будет интереснее встречаться с конкретными группами и более развёрнуто общаться. С одними музыкантами поговорил 15—30 минут, с другими — час. Это явно уже в один фильм не поместить.
— Ты выпустил книгу самостоятельно. Что ты узнал нового об издательском деле, с какими неожиданными сложностями ты столкнулся?
— Изначально я написал в телеграм-канале, что готовлю книгу. Появилось издательство, но позже оно отвалилось. Я не стал особо заморачиваться и искать замену. Тираж небольшой, логично выпустить книгу самиздатом и распространять внутри хардкор-сцены.
Первая сложность — редактура. С ней помог Тимур Слобода из группы «Хватка бульдога». Именно после того, как подключился Тимур, книга приобрела окончательную форму.
Вторая сложность — вёрстка. Я по профессии дизайнер, но немного из другой области, поэтому не умею верстать и не полез в эти дебри. Друзья посоветовали Татьяну Журину. Таня нашла кучу ошибок, которые мы с Тимуром уже просто не замечали, потому что у нас глаз замылился.
Третья сложность — дизайн обложки. Оформление делал сам, и, как мне казалось, всё выглядело очень неплохо. Я скинул обложку Татьяне, она посмотрела и честно сказала, что можно сделать интереснее, у неё есть определённые навыки и опыты. Я полностью доверился ей и очень доволен результатом.
Не могу сказать, что это прямо большие сложности, но процесс оказался намного дольше, чем я себе представлял: начиная от написания и заканчивая изданием, когда ты в руках держишь готовую книгу.
— В «Дневнике» есть резкий переход от концерта Biohazard зимой 1997-го к 2003—2004 годам, когда ты познакомился с основными героями книги. Неужели в промежутке не нашлось другой «плохой компании»?
— Между моим первым хардкор-концертом и знакомством с нынешними друзьями не было столь ярких событий, которые хотелось рассказать. Я учился, слушал музыку, покупал диски на «Горбушке» и так далее, но ещё не встретил людей, сподвигших меня на какие-то свершения.

— В моём детстве металлисты считали панк/хардкор примитивной музыкой. Было ли что-то подобное у тебя, когда ты перешёл от тру-метала к хардкору?
— В 90‑е, во времена моей активной металлической юности, мы даже не использовали термины «хардкор/хардкор-панк». Был метал и всё остальное музло — никому не интересное и недостойное внимания.
Первая хардкор-группа, которая меня зацепила, — как раз Biohazard. Они были звёздами, кассеты продавались на той же «Горбушке». Как сейчас это ни смешно, первое время я слушал Biohazard втихаря от друзей. Считалось стрёмным — будучи металлистом, переться с такой ерунды.
В кругу моих друзей даже Pantera воспринималась как какая-то непонятная альтернатива, которую стыдно слушать. А у Biohazard вообще рэп присутствовал — так это вообще позор, ни в коем случае нельзя.
К такой музыке очень аккуратно подготавливали: говорили друзьям, мол, есть такая группа и её можно чуть-чуть послушать.

— В книге ты называешь ваши похождения «интеллигентным пьянством с плавным переходом в маргинальную релаксацию с лёгким налётом оголтелого патриотизма». С первыми двумя составляющими более-менее понятно, в чём выражался оголтелый патриотизм?
— Просто шуточное определение, для красного словца. Иногда в состоянии радикального алкогольного угара у кого-нибудь из компании рождались фразы с патриотическим окрасом. В основном это было связано с футбольными кричалками, которые лезли из людей в минуты особой радости и угара. Конечно, никаких серьёзных проявлений патриотизма не было.

— В «Дневнике» самый брутальный персонаж — Виталик: он дебоширит, провоцирует драки с окружающими, поколачивает друзей. Мы были знакомы с Виталиком по интернету в начале 2010‑х, он мне показался довольно спокойным и интеллигентным человеком. Я ошибся?
— Находясь в здравом уме и трезвом сознании, мы все очень интеллигентные, спокойные люди. Как правило, всё буйство красок происходило в опьянении. Иногда люди меняются настолько радикально, что думаешь: вроде нормальный человек, а что творит!
Вот и Виталик после определённого количества алкоголя превращался в Халка. Сейчас он примерный семьянин и уважаемый человек.

— Ты начал играть музыку в 25 лет, многие в этом возрасте заканчивают. Почему ты не пробовал собрать группу раньше?
— Я всегда хотел играть музыку, но не понимал, как это сделать. До того как я встретил «плохую компанию», для меня музыкальная история была некой магией, а артисты — боги. Сейчас, когда я знаю всю кухню изнутри, волшебства немного не хватает.
В 25 лет я глубоко погрузился в тусовку и познакомился с музыкантами. Например, мы тесно общались с группой Fallen Angels Crew — для меня они являлись серьёзным ориентиром. Я смотрел на них и понимал, что это обычные люди, которые собрались и играют, и так может сделать любой заинтересованный человек.
Через знакомых я быстро нашёл музыкантов, и всё пошло-поехало.

— В книге ты говоришь о снобизме хардкор-сцены нулевых и о том, что поначалу вас не принимала элитарная публика. Почему Broken Fist не вписывались в тогдашнюю тусовку?
— В нулевых цена строилась на котировках и знакомствах. Все друг друга так или иначе знали. Котировались группы, которые стояли у истоков или состоящие из тех, с кем знакомы уважаемые люди в движе.
Broken Fist не знал никто. Все музыканты, кроме меня, были очень далеки от хардкор-панк-тусовки. В основном участники группы угорали по металу. Да и меня не сказать чтоб сильно котировали.
Плюс наш метал-хардкор/битдаун не вписывался в тренды. Элитная хардкор-панк-тусовка не считала Broken Fist крутыми, смотрела на нас свысока и всерьёз не воспринимала. Мы долго и упорно добивались, чтобы к нам относились с уважением и ставили на интересные концерты.
В нулевых, чтобы твои котировки повысились, ты должен был втянут в события насильственного характера, акции прямого действия. Например, после того как наш концерт в Нижнем Новгороде накрыли оппоненты и мы с ними подрались, на BF обратили внимание. В «ЖЖ» на меня сразу же подписалась куча людей из той самой элитной хардкор-тусовки.
Broken Fist — Горсть земли
— В книге есть «топ» иностранных альбомов. Можешь ли сформировать аналогичную десятку русскоязычных релизов?
— Я больше рос на зарубежном метале, поэтому мне сложно сделать топ российских групп. Если брать именно хардкор-сцену, я выделю Next Round, Engage At Will, Fallen Angels Crew. Всё, что у них выходило, мне очень нравится, до сих пор с удовольствием переслушиваю.
— В конце 2000‑х — начале 2010‑х казалось, что Broken Fist и ваш выпускающий лейбл Fatality Records довольно неплохо себя чувствуют. Могла ли группа стать коммерчески успешной или хотя бы самоокупаемой? Возможно, надо было больше уйти в метал, расширить публику…
— Если бы мы проявили инициативу и активно действовали, то у нас всё могло получиться.
Основная проблема в том, что мы не понимали: в развитие проекта нужно вкладывать деньги, как в бизнесе. Надо не только придумывать песни и играть локальные концерты, но и качественно записывать материал, ездить в туры и прочее. Если делать всё правильно и хорошо — будет результат. Если нет — группа останется на каком-то определённом уровне и потихоньку загнётся.
Мы упустили все возможности поехать в Европу. Например, в 2009 году через Fatality нам предлагали сыграть на бельгийском фестивале. Организаторы не оплачивали ничего, но зато появлялась возможность выступить на крутом фесте с известными бандами. В Европе был расцвет метал-хардкора типа Born From Pain и прочей «быдлятины».
Тогда в России Broken Fist уже заслужили себе имя, но в Европе, конечно, нас никто не знал. Мы заартачились в стиле «почему надо ехать за свой счёт, хотя бы частично оплатили бы» и остались дома.
Нам предлагали поехать в Китай, но не срослось не только из-за нас, но и из-за организатора.

То, что мы не смогли вырасти, — сугубо наша ошибка, и не одна. Сейчас я сожалею о многом, но назад уже ничего вернуть нельзя.
Да и Fatality потихоньку сдулись — пропал запал. Лейбл не вырос из андерграунда во что-то больше. Остался полуподпольной конторой, которая выпускает группы не для широких масс.
— Почему BF несколько раз распадался и всегда возвращался?
— Недостаточная реализованность группы, может быть, даже в коммерческом направлении.
Первый раз мы разошлись в 2011 году, после выхода знакового для нас и наших слушателей альбома Your Sentence. Был пик всего: популярности, качества материала, концертов. Вместо того чтобы развиваться, двинуть в Европу и прочее, мы продолжали играть локальные концерты, иногда по выходным выезжали в другие города. Никто из нас не хотел использовать свой отпуск для поездки в тур — я считаю это роковой ошибкой.
Broken Fist — Девять лет
Люди постепенно перестали ходить на концерты, потому что приелось. Мы сразу сделали новый материал. Песни были не похожи на BF, выходила какая-то совершенно другая музыка.
Мы завязали с Broken Fist и сделали новый проект The Watchdogs, записали EP. Это был переходный этап от BF во что-то другое: больше метала и грува. Хотя сейчас я понимаю, что, если бы мы выпустили тот материал под вывеской Broken Fist, возможно, не так бы это плохо и было.
Потом от нас ушёл гитарист, и мы почти тем же составом записали полноформатный альбом The Watchdogs — получилась смесь южатины, грува, местами проскакивал дэт-н-ролл, ещё куча разной музыки. Релиз выпустил московский лейбл Bad Road. Альбом очень интересный, о нём хорошо отзывались в Европе.
В 2013 году мы поняли, что хотим заниматься Broken Fist дальше. Потом мы уже не распадались — скорее, иногда замораживали проект, когда не понимали, что делать дальше, и потом опять возвращались.

Сейчас выступаем редко, примерно раз в год. В 2024‑м выпустили второй полноформатный альбом.
— Как твои сыновья относятся к столь неординарному увлечению отца? Нравится ли им музыка Broken Fist?
— У моих сыновей не возникает вопроса, почему я занимаюсь музыкой и выгляжу необычно, почему у меня такой образ жизни, хотя он довольно обывательский. Ребёнок же видит меня с самого начала таким, и для него это норма. Но всё-таки да, я выделяюсь на фоне других родителей, особенно летом, когда хожу в шортах-футболке и видны татухи.
Иногда мы вместе бываем на мероприятиях. В детском саду и школе их водят в музеи, а я показываю им другую сторону культуры, чтобы они видели разнообразие мира. Например, в конце августа мы ходили на презентацию альбома группы Scumback во «Флаконе», дети были в восторге. Потом старшему сыну в школе задали нарисовать, как ты провёл лето. И он нарисовал всё это безобразие с концерта. Учителя и одноклассники удивлялись и спрашивали, что это такое.
Иногда дома дети просят: «Включи, как ты орёшь». Но понятно, что они маленькие (младшему пять лет, старшему — семь) и такая музыка им не нравится. Они слушают всё, что любят дети в их возрасте, в основном всякие танцевальные хиты. Тяжеляк им не нравится — возможно, с возрастом что-то изменится.

— Чем занимаются сейчас герои твоей книги?
— Почти все из моей компании остались в хардкоре. Да, у нас появились семьи, дети, работа, бизнес. Конечно, никто уже дико не угорает — это сложно в нашем возрасте, здоровья не хватит, да и желания особо нет. Но по музыке, интересам и внешне мы всё те же ребята, просто сильно повзрослевшие.

— Хардкор потихоньку превращается из музыки молодых в тусовку пузатых и седеющих дядек? Станет ли он чем-то вроде унылого «батя-рока» для следующего поколения?
— Хардкор — дело молодых, но есть нюанс. Как раз недавно говорил на эту тему с Лёхой Гансом, ещё одним героем книги.
У нас хардкор не стал традиционной историей, где есть преемственность поколений. Например, американская сцена стала больше, чем просто концерты — это целая культура, где варятся люди совершенно разных возрастов: от совсем молодых до людей за 60.
В России подобного не произошло. У нас хардкор был на уровне моды. В какой-то момент мода потихоньку сошла на нет. Сцена сдулась, одно время вообще как будто ничего не происходило.
Сейчас есть движ, но это уже немного другая история, абсолютно новые люди, они развиваются своим путём.
Вряд ли хардкор в России станет музыкой пузатых мужичков, потому что они особо уже и не ходят на концерты. Обидно, что сцена нулевых всё-таки не развилась и умерла. Люди моего возраста (мне сейчас 43), причастные к старым делам, почти не бывают на гигах, олдовых группы осталось единицы.
— Напоследок — вопрос из твоего видеоблога: а зачем тебе всё это надо?
— Каждый день спрашиваю себя об этом. Если говорить о музыке, то конкретного ответа я себе так и не дал.
Книга, телеграм- и ютуб-каналы — некая реализация, попытка показать, что была и есть сцена; что есть люди, которым интересен хардкор; что это всё не просто так ушло в небытие, а в России в целом и в Москве в частности существовал очень серьёзный движ. Таким образом стараюсь поддерживать культуру, которая мне дорога и в которой я рос как личность.
Читайте также:
— «Газель cмерти»: феномен главной панк-маршрутки;
— Ой! в России: пять главных групп отечественного ой-панка;










