Когда «Вторгается ночь». Интервью с писателем Владимиром Коваленко и книжным издателем Павлом Лукьяновым

Изда­тель­ство Ruinaissance выпу­сти­ло кни­гу писа­те­ля Вла­ди­ми­ра Кова­лен­ко «Втор­га­ет­ся ночь». По сюже­ту, после 24 фев­ра­ля 2022 года от героя рома­на ухо­дит жена, выбрав­шая эми­гра­цию. Моло­дой чело­век оста­ёт­ся в Рос­сии, зна­ко­мит­ся с петер­бург­ским андер­гра­ун­дом и пере­осмыс­ля­ет свою жизнь.

Пре­зен­та­ция кни­ги состо­ит­ся 12 июля в мос­ков­ском книж­ном мага­зине «Рупор». В пред­две­рии меро­при­я­тия мы пого­во­ри­ли с Вла­ди­ми­ром Кова­лен­ко и осно­ва­те­лем изда­тель­ства Ruinaissance Пав­лом Лукья­но­вым — о новой кни­ге, совре­мен­ной лите­ра­ту­ре и рус­ской культуре.

Владимир Коваленко

— Как для вас нача­лось писательство?

— Лите­ра­ту­ра все­гда была в моей жиз­ни. Моя доро­гая мама с ран­не­го дет­ства чита­ла мне кни­ги, одной из люби­мых была «Хоб­бит» Тол­ки­е­на. Мама писа­ла сти­хи и в совет­ское вре­мя пуб­ли­ко­ва­лась в газе­тах, мне хоте­лось так­же. «Моя мама — поэт», — думал я, гор­дил­ся и восторгался.

Потом читал сам, мно­го и вза­хлёб. Дома была пре­крас­ная биб­лио­те­ка, боль­шая, пост­со­вет­ская — при­клю­че­ния, клас­си­ка худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ры, энцик­ло­пе­дии. Кни­га для меня — что-то посто­ян­ное и осно­ва­тель­ное, центр мое­го мира. Чело­век уми­ра­ет, а его сло­ва, пере­жи­ва­ния и мыс­ли остаются.

Пер­вые про­стень­кие сти­хи я напи­сал лет в семь. Писал в шко­ле сочи­не­ния в сти­хах, шко­ла была хоро­шая, учи­те­ля раз­ре­ша­ли. В 14 лет мама отве­ла меня в лите­ра­тур­ный кру­жок, я начал писать сти­хи более-менее на посто­ян­ной осно­ве, «око­ло­про­фес­си­о­наль­но». Пре­по­да­ва­те­ли рас­ска­за­ли, как надо, а как не надо, напри­мер поэт Миха­ил Зве­рев, за что я ему очень бла­го­да­рен. Я тогда был очень роман­ти­че­ски настро­ен, вдох­нов­ля­ли вся­кие роман­ти­че­ские лич­но­сти, вро­де Лер­мон­то­ва и про­чие. Очень силь­но нра­ви­лась цита­та Гес­се, кото­рую он ска­зал в дет­стве: «Я буду поэтом или никем». Ну вот так я и думал, воз­мож­но, этим сло­мал себе успеш­ную карье­ру биз­не­сме­на или управленца.
Посте­пен­но стал выиг­ры­вать кон­кур­сы, полу­чил грант на кни­гу. Потом понял, что поэ­зия в кри­зи­се — либо бары, либо сете­вая лите­ра­ту­ра, и решил писать про­зу. Напи­сал «Ах-Куй», он стал лонг­сел­ле­ром — и понеслось.

— Как стар­то­вать моло­до­му писателю?

— Тяже­ло. В боль­ших изда­тель­ствах своя вол­на — попасть туда доста­точ­но слож­но. Есть кон­кур­сы, кур­сы и пре­мии, но они не совсем про­зрач­ны, для отбо­ра новых кад­ров нет ясной схемы.

Мож­но всю жизнь потра­тить на оби­ва­ние поро­гов изда­тельств и так ниче­го и не добить­ся — в ответ толь­ко чешир­ская улыб­ка, а поче­му отка­зы­ва­ют пре­крас­ным писа­те­лям — не ясно, воз­мож­но, не попа­да­ют в систе­му «свой — чужой».

У нас в лите­ра­ту­ре надо создать какой-то инсти­ту­ци­о­наль­ный кар­кас, нет систе­мы, нет отбо­ра. На 150-мил­ли­он­ную стра­ну несколь­ко изда­тельств из Моск­вы — силь­но стра­да­ет реги­о­наль­ный аспект. Фести­ва­ли тоже цен­тра­ли­зо­ва­ны, обыч­но при­ез­жа­ют одни и те же люди.

Я бы реко­мен­до­вал моло­дым не сда­вать­ся, искать сво­их, созда­вать сооб­ще­ства, рабо­тать с кни­гой, созда­вать точ­ки при­тя­же­ния, мень­ше смот­реть на места, где гово­рят о том, «как вы напи­са­ли эту кни­гу», мень­ше про трав­му, боль­ше вни­ма­ния к содер­жа­нию, к тому, где нерв жиз­ни. Без нас рус­ская лите­ра­ту­ра не ста­нет сно­ва великой.

— Кни­ги «Ах-Куй» и «Бог, кото­ро­му нужен врач» сти­ли­сти­че­ски раз­лич­ны — как по фор­ме, так и по содер­жа­нию. Что ожи­дать от новой книги?

— «Втор­га­ет­ся ночь» не похо­жа на то, что я писал ранее. «Ах-Куй» — это игро­вой хули­ган­ский роман об авто­ре и кни­ге, хотя он и самый попу­ляр­ный — пере­вод на ино­стран­ные язы­ки, семи­ты­сяч­ный тираж, сово­куп­ный с допе­чат­ка­ми, и топы про­даж. «Ничто» — эда­кий «шаман­ский» фило­соф­ский трак­тат о Боге. «Ток Ток» — рас­суж­де­ние о смер­ти с омма­жем Филип­пу Дику, там в кон­це вооб­ще не ясно, умер­ли ли все или нет. «Бог, кото­ро­му нужен врач» — это мисти­че­ское путе­ше­ствие по Рос­сии и детек­тив о кар­ти­нах Мале­ви­ча. То есть всё, напи­сан­ное до «Втор­га­ет­ся ночь», — это всё рав­но боль­ше из раз­ря­да фан­та­зии, про аллю­зии и рассуждения.

Новая кни­га — авто­фикшн: треть при­ду­ма­на, треть — про­изо­шед­шее со мной, а треть — про­изо­шед­шее с дру­ги­ми людь­ми. Это роман про насто­я­щее, про то, что пере­жил я или дру­гие люди, а выдум­ка в основ­ном нуж­на, что­бы эти вещи объ­еди­нить и сгла­дить углы. До это­го я в кни­гах все­гда ста­рал­ся фан­та­зи­ро­вать, мне каза­лось, что кни­га долж­на созда­вать новую мифо­ло­гию. Хоте­лось сфор­ми­ро­вать какой-то такой необыч­ный мир внут­ри нашей повсе­днев­но­сти, поиг­рать, занять­ся без­гра­нич­ным твор­че­ством, где я беру пер­со­на­жей, идеи и на стра­ни­цах стал­ки­ваю их друг с другом.

«Втор­га­ет­ся ночь» — не такой. В нём я зазем­лил­ся, повзрос­лел, он про живых людей.

Роман начи­на­ет­ся в мой день рож­де­ния, в мар­те 2022 года. На фоне СВО от героя ухо­дит жена и сбе­га­ет в Тби­ли­си со все­ми сбе­ре­же­ни­я­ми. Он пыта­ет­ся понять, сто­ит ли ему уехать за ней или выбрать Рос­сию? В какой-то мере это про рус­ских, про такой раз­вод с мяг­ким анти­рус­ским спо­со­бом мыш­ле­ния тех лет. У меня до сих пор ощу­ще­ние, что до 2022-го бытие было такое мяг­кое, спо­кой­ное и боло­ти­стое. Жили, что-то там обсуж­да­ли, какие-то были пуб­лич­ные псев­до­по­ли­то­ло­ги­че­ские дис­кус­сии, слов­но во сне. А потом как понес­лось. Вот смот­ришь на XX век и пони­ма­ешь, как всё было непро­сто и как наши бабуш­ки и дедуш­ки жили.

Мой пер­со­наж окон­ча­тель­но взрос­ле­ет и вылуп­ля­ет­ся из сыто­го, спо­кой­но­го, боло­ти­сто­го моро­ка преды­ду­ще­го эта­па 2000–2010‑х, осо­зна­ёт себя рус­ским, смот­рит на неми­ну­е­мую судь­бу и при­ни­ма­ет суть чело­ве­че­ской жиз­ни, в кото­рой от само­го чело­ве­ка мало что зави­сит. «Сча­стье — в объ­я­ти­ях род­ных, поли­ти­ка будет все­гда, Рос­сия — наша Роди­на, а смерть — она неиз­беж­на». При­мер­но так.

— Не кажет­ся ли вам, что нуж­на неко­то­рая исто­ри­че­ская пер­спек­ти­ва, что­бы писать про теку­щие события?

— Важ­но зафик­си­ро­вать вре­мя, его харак­тер, создать образ того, как это было. Потом может сбить­ся взгляд, захо­чет­ся докру­тить, кого-то при­ни­зить, что-то напи­сать в чёр­ных тонах, что-то — в белых. А в кни­ге — про петер­бург­скую «Лист­ву», кото­рая уже закры­лась и будет переот­кры­вать­ся. То есть уже полу­ча­ет­ся некий такой памят­ник тем дням и рус­ской тусов­ке в Север­ной сто­ли­це. Потом это ста­нет исто­ри­ей и вос­при­ни­мать­ся будет по-другому.

Конеч­но, важ­ны обе пер­спек­ти­вы. Этот текст, ско­рее, про совре­мен­ность. Мно­гие пер­со­на­жи — это мои зна­ко­мые и дру­зья, опи­са­ны реаль­ные собы­тия вокруг мага­зи­на «Листва», про клуб «Ионо­те­ка» и так далее. Текст о насущ­ном, поэто­му он кар­ди­наль­но отли­ча­ет­ся от дру­гих произведений.

— Мож­но ли ска­зать, что эта кни­га посвя­ще­на России?

— Да, кни­га пол­но­стью про выбор в сто­ро­ну Рос­сии, про раз­вод с преды­ду­щей Рос­си­ей до 2020‑х годов, кото­рой уже не будет. Памят­ник наше­му времени.

— Поче­му важ­но было обо­зна­чить, что дей­ствия про­ис­хо­дят на дру­гой пла­не­те? Неуже­ли есть пла­не­ты, на кото­рых всё так­же ужасно?

— Каж­дый писа­тель созда­ет парал­лель­ный мир, парал­лель­ную Зем­лю. Пото­му что моя кни­га — это худо­же­ствен­ный текст с эле­мен­та­ми реаль­но­сти. Я хотел доба­вить эту часть, что­бы люди не отно­си­лись слиш­ком серьёз­но, пото­му что очень часто вос­при­ни­ма­ют авто­фикшн как дослов­ный днев­ник, а это не так.

— Вы встре­ча­ли в жиз­ни опи­сы­ва­е­мых вами героев?

— Почти всех — кро­ме, навер­ное, пары эле­мен­тов типа двух эми­гран­тов в Тби­ли­си и ещё каких-то. Боль­шая часть собы­тий — реаль­ность. Све­та, жена героя, выду­ма­на — это соби­ра­тель­ный образ из пары исто­рий, когда рас­па­да­лись семьи и люди разъ­ез­жа­лись. В осталь­ном — почти всё сотка­но из эле­мен­тов реальности.

— Све­та и Воло­день­ка — обыч­ные про­та­го­ни­сты или их обра­зы оли­це­тво­ря­ют нечто боль­шее, вечное?

— Это и герои, и отоб­ра­же­ние двух Рос­сий. Пер­вая — оста­лась с Роди­ной, рабо­та­ет, живёт, пре­воз­мо­га­ет. Вто­рая — бро­си­ла и уеха­ла, пере­черк­ну­ла и нашла новое. Глав­ные герой отож­деств­ля­ет рус­скую Рос­сию, он не может уехать, его там никто не ждёт — это бес­по­лез­но. Кро­ме его поли­ти­че­ско­го про­ек­та, кро­ме Рос­сии — у него ниче­го нет. Его судь­ба — Рос­сия. Жена — эта­кий номад, кото­рый спо­со­бен и пре­дать, при­спо­со­бить­ся, убе­жать, пристроиться.

— Поче­му Воло­день­ке было важ­но (но он никак не мог) раз­гля­деть свой цвет глаз?

— Глав­ный герой пыта­ет­ся понять, како­го цве­та были бы гла­за у его нерож­дён­ных детей, кото­рых они с супру­гой планировали.

— Поче­му у всех упо­мя­ну­тых в тек­сте деву­шек крас­ная пома­да, даже у люби­мой Све­ты? Есть ли какой-то в этом смысл?

— Нет, про­сто под­чёр­ки­вал жен­ствен­ность. Воз­мож­но, что-то подсознательное.

— Роман — днев­ник чело­ве­ка с шизофренией?

— Это­го я не закла­ды­вал. Я писал текст в состо­я­нии очень силь­но­го рас­строй­ства: тогда нача­лась СВО, потом меня сокра­ти­ли, уби­ли Дашу Дуги­ну, с кото­рой я был хоро­шо зна­ком, моби­ли­за­ция — всё это с мар­та по октябрь, пол­го­да почти. Это состо­я­ние и хотел пере­дать, види­мо, получилось.

— Что вы счи­та­е­те клас­си­кой воен­ной про­зы XX века?

— Тут мож­но вспом­нить при­клю­че­ние рома­ны а‑ля роман­ти­че­ский XIX век, напри­мер «Капи­тан Сорви-голо­ва» Луи Бус­се­на­ра, рабо­ты после Пер­вой миро­вой — Ремар­ка, Сели­на, Юнге­ра. Есть игро­вая фор­ма серб­ско­го писа­те­ля Мило­ша Црнян­ско­го — роман из абза­цев «Днев­ник о Чарноевиче».

Наша про­за про Граж­дан­скую и око­ло — «Тихий Дон» Шоло­хо­ва, «Конар­мия» Бабе­ля. Совет­ская про­за о Вели­кой Оте­че­ствен­ной войне — клас­си­ка. Вик­тор Некра­сов «В око­пах Ста­лин­гра­да» — это вооб­ще «Раг­на­рёк». За XX век войн было мно­го, к сожа­ле­нию, и писа­те­лей достой­ных было много.

— Нуж­но ли быть участ­ни­ков собы­тий, что­бы писать о войне?

— Я ста­рал­ся напи­сать роман с точ­ки зре­ния обыч­но­го чело­ве­ка, не воен­но­го. Про то, как вой­на, пусть и фоном, вли­я­ет на горожанина.

Обыч­но про­за про пери­о­ды неста­биль­но­сти поли­ти­че­ской ассо­ци­и­ру­ет­ся с воен­ной. Но мне кажет­ся, важен и взгляд чело­ве­ка, кото­рый сами­ми бое­вы­ми дей­стви­я­ми не затро­нут, у кото­ро­го рушит­ся жизнь, кото­рый пере­рож­да­ет­ся, меня­ет­ся, взрос­ле­ет, дела­ет выбор. Это про нас, про тех, кто рабо­та­ет в Рос­сии, верит в Рос­сию, оста­ёт­ся в Рос­сии. Это тоже важ­но — крайне важ­но, пото­му что таких тек­стов очень мало, если они вооб­ще есть. Совре­мен­ная про­за про пери­од СВО — это про бое­вые дей­ствия. Я пишу от лица обыч­но­го чело­ве­ка, у кото­ро­го на фоне поли­ти­ки жизнь распалась.

— С каким бы пред­ме­том вы бы про­да­ва­ли новую кни­гу: лопа­той, компасом?

— Навер­ное, с кни­гой Юнге­ра «Уход в лес». Там про то, что един­ствен­ное, что мож­но сде­лать, — сбе­жать от мира. У меня в кни­ге есть вет­ка про «Путе­ше­ствие по реке» — что на самом деле наша судь­ба нам не при­над­ле­жит — нами управ­ля­ет боже­ствен­ный про­мыс­ле, а боль­шая вода — луч­шая мета­фо­ра Бога.

Павел Лукьянов

— Как бы вы опи­са­ли своё издательство?

— Ruinaissance изда­ёт кни­ги тех рус­ских писа­те­лей, исто­ри­ков, фило­со­фов, пере­вод­чи­ков и поэтов, кото­рые игно­ри­ру­ют­ся как моно­по­ли­ста­ми книж­но­го рын­ка, так и офи­ци­аль­ным лите­ра­тур­ным процессом.

Мы уста­ли наблю­дать за про­цес­сом выдав­ли­ва­ния талант­ли­вых авто­ров из куль­тур­но­го поля и ста­вим перед собой про­стей­шую зада­чу: пере­вер­нуть ситу­а­цию в кни­го­из­да­нии. Чита­тель, заму­чен­ный уны­лы­ми чинов­ни­ка­ми от лите­ра­ту­ры, жаж­дет имен­но тех книг, кото­рые мы ему пред­ла­га­ем. Мы нахо­дим­ся в выиг­рыш­ной ситу­а­ции, посколь­ку про­сто печа­та­ем выда­ю­щи­е­ся луч­шие рус­ские тек­сты, кото­рые из-за поли­ти­че­ской зашо­рен­но­сти отбра­ко­вы­ва­ют­ся круп­ны­ми лите­ра­тур­ны­ми издательствами.

Мы — сто­рон­ни­ки сво­бод­но­го лите­ра­тур­но­го рын­ка и уве­ре­ны, что рынок дей­стви­тель­но «всё поре­ша­ет», как того тре­бу­ют книж­ные моно­по­ли­сты вку­пе с властями.

— Вы полу­чи­ли тех­ни­че­ское обра­зо­ва­ние и рабо­та­ли в Цен­тре ядер­ных иссле­до­ва­ний. Что из про­шлой «тех­ни­че­ской» жиз­ни помо­га­ет вам сего­дня в изда­тель­ской деятельности?

— Опыт управ­ле­ния про­цес­са­ми, орга­ни­за­ции и пла­ни­ро­ва­ния, поста­нов­ка задач, выдер­жи­ва­ние сро­ков, согла­со­ва­ние усло­вий. Набор сухих баналь­но­стей, поверх кото­рых все­гда царит магия люб­ви к лите­ра­ту­ре, сло­ву и кни­гам. И я вижу, что наше небез­раз­ли­чие к рус­ской лите­ра­ту­ре и исто­рии нахо­дит небез­раз­лич­ный ответ в гла­зах и серд­цах рус­ских читателей.

— Как вы узна­ли про писа­те­ля Вла­ди­ми­ра Коваленко?

— Веро­ят­но, из интер­не­та. Сво­бод­ный доступ к инфор­ма­ции открыл рус­ско­му чита­те­лю мно­же­ство имён. Как я ска­зал выше, мы лишь выби­ра­ем наи­бо­лее инте­рес­ные жемчужины.

Рус­ские — лите­ра­тур­ная нация. Инте­рес­ных и даже выда­ю­щих­ся писа­те­лей — очень мно­го. Оста­лось лишь издать самых луч­ших, к чис­лу кото­рых я могу отне­сти и Вла­ди­ми­ра Коваленко.

— Поче­му реши­ли издать новую кни­гу Владимира?

— Худо­же­ствен­ное осмыс­ле­ние теку­ще­го эта­па рус­ской тра­ге­дии — это подвиж­ный и живой про­цесс. Автор ста­вит перед собой зада­чу вый­ти за рам­ки удоб­но­го город­ско­го быта, в кото­ром он, как и мно­гие из нас, про­дол­жа­ют жить на фоне близ­кой и страш­ной вой­ны. Это инте­рес­ный опыт, талант­ли­во испол­нен­ный, с автор­ской интонацией.

Для нас «Втор­га­ет­ся ночь» — одна из книг о страш­ном пери­о­де после 2022 года, когда Рос­сия нако­нец-то очну­лась, чему тут же вос­про­ти­вил­ся как внеш­ний мир, так и мно­гие внут­ри самой стра­ны. Роман имен­но и рас­ска­зы­ва­ет о той обы­ва­тель­ской сто­роне каж­до­го из нас, кото­рая вдруг почув­ство­ва­ла себя неза­щи­щён­ной и при этом неожи­дан­но свободной.

— Какое у вас отно­ше­ние к совре­мен­ной рус­ской про­зе — кого из авто­ров вы для себя выделяете?

— Я выде­ляю тех авто­ров, кото­рые пред­став­ля­ют инте­рес для чита­те­лей: обла­да­ют автор­ским язы­ком, инте­рес­но рас­ска­зы­ва­ют исто­рию и, как любой хоро­ший писа­тель, вызы­ва­ют в чита­те­ле ощу­ще­ние узна­ва­ния, ощу­ще­ние «сво­е­го» тек­ста. Как буд­то чита­тель наты­ка­ет­ся не на ново­го авто­ра, а на дав­не­го зна­ко­мо­го или близ­ко­го друга.

Если нуж­ны име­на, то назо­ву наших авто­ров, чьи кни­ги или вышли или гото­вят­ся к выхо­ду в 2025 году:

• Вла­ди­мир Лор­чен­ков. Трёх­том­ник о рус­ской лите­ра­ту­ре «Запис­ки биб­лио­те­ка­ря» стал нашим пер­вым хитом про­даж. «Царь горы» вышел с допол­не­ни­ем в виде автор­ской ста­тьи об исто­рии напи­са­ния и изда­ния кни­ги (это целый отдель­ный роман — посколь­ку книж­ные моно­по­ли­сты рос­сий­ско­го рын­ка зани­ма­ют­ся «засу­ши­ва­ни­ем», а не ожив­ле­ни­ем куль­тур­но­го ланд­шаф­та, и Лор­чен­ков попал под каток рос­сий­ско­го печат­но­го «биз­не­са»).
• Ири­на Пет­ро­ва. Кни­га «Луган­ский днев­ник. 2014–2021 гг.» — реаль­ный днев­ник писа­тель­ни­цы, кото­рый она вела в оса­ждён­ном Луган­ске. Она писа­ла в ЖЖ под муж­ским псев­до­ни­мом, опа­са­ясь СБУ. И не дожи­ла все­го полу­го­да до при­хо­да рус­ских войск.
• Антон Серен­ков. Кни­га «Чемо­дан. Вок­зал. Рос­сия» — уни­каль­ная попыт­ка, при­чём удач­ная, напи­сать роман, сти­ли­зо­ван­ный под текст, кото­рый мог бы напи­сать автор вто­рой вол­ны эми­гра­ции, если бы сооб­ра­зил пред­ста­вить свои вос­по­ми­на­ния о Вто­рой миро­вой как попу­ляр­ный в после­во­ен­ное вре­мя жанр нуар.
• Иван Жуков­ский-Волын­ский. «Арап и Петя» — это раз­вёр­ну­тый ком­мен­та­рий к «Азбу­ке в кар­тин­ках» Алек­сандра Бенуа. Это опи­са­ние мира доре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии, каким он пред­став­ля­ет­ся рус­ско­му маль­чи­ку, родив­ше­му­ся в 1990‑х годах в Санкт-Петербурге.
• Илья Кова­лёв. Роман «Адо­пис­ная ико­на» — бле­стя­ще напи­сан­ный исто­ри­ко-лите­ра­ту­ро­вед­че­ско-куль­ту­ро­ло­ги­че­ский роман об исто­ках рус­ской тра­ге­дии 1917 года, раз­ви­тии этой тра­ге­дии в рути­ну и стран­но­му в сво­ей комич­но­сти тор­же­ству и зака­ту этой чуж­дой стра­ни­цы рус­ской истории.

— Что бы вы посо­ве­то­ва­ли авторам?

— Тек­сты не рецен­зи­ру­ют­ся, но мы отве­ча­ем всем, про­сто нуж­но набрать­ся терпения.

Читай­те также:

— Оран­же­вая серия «Аль­тер­на­ти­ва»: путе­во­ди­тель по само­му неод­но­знач­но­му лите­ра­тур­но­му про­ек­ту 2000‑х;

— «Биб­лио­про­па­ган­да — это моя меди­та­ция». Интер­вью с Миха­и­лом Кли­ми­ным, созда­те­лем «Обще­ства рас­про­стра­не­ния полез­ных книг»;

— «Если не появит­ся аль­тер­на­ти­вы капи­та­лиз­му — ниче­го хоро­ше­го ждать не при­дёт­ся». Интер­вью с писа­тель­ни­цей-фан­та­стом Ека­те­ри­ной Север­ной.