Мы продолжаем следить за новинками исторической литературы. Сегодня внимание историка Виктора Кириллова, специалиста по революционному движению в России, привлекла биография Софьи Перовской, выпущенная издательством «Common place». В чём достоинства этой книги и почему с ней стоит ознакомиться?.. Ответ — в нашей рецензии.
Биография Софьи Перовской стала последней работой известного саратовского историка революционного движения Николая Алексеевича Троицкого. В 2014 году в возрасте 82 лет он ушёл из жизни, и в том же году ничтожным тиражом в 100 экземпляров издательство Саратовского университета выпустило биографию Перовской. Спустя четыре года столичное издательство «Common place» опубликовало книгу вновь под заглавием «Софья Львовна Перовская. Жизнь. Личность. Судьба», хотя и этот тираж — 500 экземпляров — не поражает масштабом.
Конечно, научные издания сегодня не являются бестселлерами по определению. Но, как указывает автор биографического очерка о Троицком Юрий Степанов, дело было и в том, что «центральные издательства в испуге шарахались от предложения Троицкого издать первую в отечественной историографии полную биографию „цареубийцы“». И правда, немного трудно представить сегодня историю одного из лидеров «Народной воли» в какой-нибудь массовой серии наподобие «Жизни замечательных людей». Что может быть «замечательного» в деятельности террористки и цареубийцы?
Троицкий, незамысловато следуя жизненной канве Софьи Перовской, показывает, как из дочери петербургского вице-губернатора и слушательницы Аларчинских курсов получилась деятельная участница «Большого общества пропаганды» (кружка чайковцев), «Земли и воли» и «Народной воли». Покушения на императора, как можно узнать, были лишь одной из страниц её подпольной биографии. Кроме этого, Перовская занималась в разные годы и в разных губерниях пропагандой в среде крестьян и рабочих, помогала выстраивать сеть землевольческих и народовольческих кружков, участвовала в организации побегов своих соратников, да и сама оказывалась в ситуациях, достойных пера автора детективных и приключенческих романов.
Эта активная вовлечённость в революционное подполье и приверженность народническим взглядам вступали в противоречие с тактикой террора. История Перовской, ставшей народницей ещё в начале 1870‑х годов, как нельзя лучше показывает, насколько переход к идее цареубийства был вынужденной мерой для прошедших через пропаганду в деревне революционеров. Вера Фигнер вспоминала по этому поводу:
«Отрешиться от прошлого было трудно, и хотя не по своей доброй воле мы ушли в город, а были вынуждены к этому полицейским строем, парализовавшим наши усилия, в душе был тайный стыд, боязнь, что, отказываясь от традиций прошлого, изменяешь интересам народа, истинное освобождение которого находится в области экономической».
Перовская придерживалась подобных же взглядов. По характеристике народовольца Аркадия Тыркова, революционерка «точно мстила Александру II за то, что он оторвал её от мирной, спокойной работы пропагандистки».
Автор не скрывает своего положительного отношения к своему герою. Я бы даже сказал — любви к ней. Книга начинается с посвящения русским женщинам и целой горсти комплиментов «самой обаятельной личности среди тысяч и тысяч борцов против царского самодержавия». Эта любовь — не фантазия историка. На протяжении всего повествования читатель будет сталкиваться с цитатами, примерами и характеристиками, не оставляющими сомнения — многие современники воспринимали Софью Перовскую как «нравственный эталон» и даже почти святую. «Идейная Жанна д’Арк» (Лев Толстой), «нравственный диктатор» (Сергей Степняк-Кравчинский), «чарующая личность» (Соломон Чудновский), в которой была «пропасть доброты, сердечности, скромности и всяческой женственности» (Герман Лопатин).
Можно долго перечислять достоинства работы Троицкого. Её объём, научная скрупулёзность, огромный спектр источников и богатство аргументов подтверждают, что перед нами действительно труд десятилетий работы. Историк нередко ссылается на собственные наработки чуть ли не сорокалетней давности, накопленный личный архив документов, корреспондентскую работу с потомками и родственниками исторических личностей.
Учитывается и серьёзный контекст биографии Перовской: крупными фрагментами описываются идейные и организационные основы каждой организации, к которой принадлежала Перовская, даётся подробный анализ судебных процессов и других событий, с которыми сталкивалось русское революционное движение того времени. Местами даже кажется, что сама биография теряется за этим контекстом, хотя, безусловно, личность Перовской всегда остаётся одной из центральных на каждом повороте исторического сюжета. Пожалуй, лишь первая глава о детстве и юности и несколько параграфов из последней, подводящие к смерти Перовской, в полной мере биографичны — отвлекаясь от истории народничества, мы словно остаёмся наедине с одной главной героиней. В эти эпизоды она больше человек, женщина и любящая дочь, чем революционный деятель.
Учёт контекста событий вкупе с эрудированностью автора позволяют выстроить на страницах книги огромный калейдоскоп личностей. Порой переплетение их судеб приводило, как пишет Троцкий, к «мефистофелевской гримасе истории». Именно так он описал факт детского знакомства Софьи Перовской с будущим обер-прокурором Сената, министром юстиции… и обвинителем на процессе первомартовцев Николаем Муравьёвым. Будучи маленькими детьми, Перовская и Муравьёв — из семей высших сановников Псковской губернии — вместе гуляли по парому на пруду у губернаторского дома; Коля Муравьёв случайно упал в воду, а Соня Перовская успела схватить его и спасти…
Гораздо важнее, однако, не характеристики отдельных элементов книги, а сам факт подобного издания. Это один из немногих примеров идеалистической революционной биографии. Именно идеалистической, поскольку Троицкий не скрывает, что Перовская для него — безусловный идеал. Идеал революционера, идеал интеллигенции, идеал человека и идеал женщины.
Порой представляется, что Перовской удавалось всё, к чему бы ни прикасалась её рука. В детстве и молодости она была способной ученицей и даже успешной, говоря современным языком, спортсменкой. В подполье Перовская успела принять участие в пропаганде, разработке программных документов, организации Студенческой, Рабочей и Военной организаций «Народной воли», и даже народовольческий «Красный крест» она, по мнению Троицкого, «просто не могла обойти» — хотя только в этой сфере деятельности народовольцев не сохранилось фактов об участии Перовской.
На контрасте с любовью и идеализмом Троицкий выстраивает и ненависть. Ненависть к современникам поколения народников и их идейным противникам сочетается в его книге с ненавистью к тем, кто не поддерживает абсолютно положительный исторический миф о народниках:
«Казалось, невозможно даже представить себе, чтобы палач, кретин и мракобес (Александр III. — В. К.) обратился в положительного героя, но невозможное стало возможным: сегодня у наших учёных, литераторов, кинематографистов… Александр III в моде как „земной пастырь миллионов“ и „самый народный монарх“… эдакий „Герой-Отец“, которого Никита Михалков всенародно, через Центральное телевидение, объявил своим „любимым национальным героем“ и сам любовно изобразил его в собственном фильме „Сибирский цирюльник“».
Подобные пассажи, конечно, лишают книгу беспристрастности и заставляют поставить очевидный вопрос: а позволительны ли столь категоричные суждения в отношении оппонентов в исторической литературе, претендующей на научность?.. Щедро наделяя персонажей ярлыками «героев» и «злодеев» (стоит отдать должное — с большим публицистическим талантом и не без основательных аргументов!), Троицкий неминуемо ставит перед читателями проблему: почему же столь идеальное поколение народников проиграло в исторической борьбе? Может быть, далеко не всегда и они сами, и Троицкий не хотели прислушаться к чужому мнению и слышать какую-то иную правду?..
Не хотелось бы утверждать, что идеализм и ангажированность биографии Перовской являются недостатками книги. Пристрастия Троицкого прошли через всю его биографию, когда ещё в советские годы ему приходилось сквозь цензурные и идеологические препоны доносить до научного сообщества и массового читателя более гуманистический и более героический взгляд на народничество. О том, как трудно с подобной позицией выступать в постсоветское время, говорить и вовсе не стоит.
Заключение к биографии Перовской Троицкий назвал «Апофеозом». Его последняя книга — это и есть апофеоз его идеализма и патетики, свидетельство того, что точки в споре об истории революционной борьбы в России ещё не поставлено.