«Бутырка» Дмитрия Бахура

Смерть Эду­ар­да Лимо­но­ва вско­лых­ну­ла обще­ствен­ный инте­рес и к исто­рии Наци­о­нал-боль­ше­вист­ской пар­тии (НБП), и к насле­дию уче­ни­ков Лимо­но­ва — так сей­час мож­но назвать всех нац­бо­лов, а так­же тех, кто был в раз­ное вре­мя бли­зок дви­же­нию, заро­див­ше­му­ся в самом нача­ле 1990‑х годов.

Лимо­нов, бес­спор­но, был наи­бо­лее замет­ной фигу­рой совре­мен­ной лите­ра­ту­ры и поли­ти­ки, а любая круп­ная фигу­ра сво­ей энер­ги­ей «сжи­га­ет» всё окру­жа­ю­щее, что явля­ет­ся не совсем спра­вед­ли­вым. В своё вре­мя Пифа­гор, чело­век с похо­жей леген­дар­ной судь­бой гения и аван­тю­ри­ста, создал дви­же­ние, при­влёк­шее в свои ряды мно­же­ство талант­ли­вей­ших и неор­ди­нар­ных людей. Дви­же­ние пифа­го­рей­цев было жёст­ко раз­гром­ле­но, что ещё боль­ше наво­дит на мысль об общем харак­те­ре нац­бо­лов и пифа­го­рей­цев. И те, и дру­гие были мета­фи­зи­ка­ми, фило­со­фа­ми, политиками.

Писа­тель Дмит­рий Быков, кото­рый хоро­шо знал Лимо­но­ва, в одном интер­вью гово­рил, что Лимо­нов был для очень мно­гих моло­дых людей авто­ри­те­том и учи­те­лем. Хотя о педа­го­ги­че­ской дея­тель­но­сти Лимо­но­ва сего­дня уже мож­но гово­рить без иро­нии и кавы­чек, Быков назвал две фами­лии моло­дых ребят — моло­дых на то вре­мя, когда они «при­шли изда­ле­ка отве­дать ума» Лимонова.

Зовут этих ребят Дмит­рий Бах­ур и Анна Пет­рен­ко. Пере­чис­лять дру­гие име­на Быков мог бы дол­го, но это было непоз­во­ли­тель­но для теле­ви­зи­он­но­го эфира.

Дмит­рий Бах­ур, 1977 года рож­де­ния, сто­ял у исто­ков дви­же­ния нац­бо­лов. В 1999 году он вме­сте с дру­гим нац­бо­лом Его­ром Горш­ко­вым забро­сал яйца­ми Ники­ту Михал­ко­ва, кото­рый в то вре­мя под­дер­жи­вал режим Назар­ба­е­ва. Тогда же Бах­у­ра изби­ла охра­на Михал­ко­ва, а затем их обо­их отпра­ви­ли под стра­жу в СИЗО «Бутыр­ка». Через несколь­ко меся­цев суд при­го­во­рил их к услов­но­му сро­ку — Бах­у­ра и Горш­ко­ва осво­бо­ди­ли. В «Бутыр­ке» Бах­ур забо­лел туберкулёзом.

В био­гра­фии Бах­у­ра инте­ре­сен ещё один эпи­зод. В 2002 году в Пра­ге вме­сте с дру­гим нац­бо­лом Дмит­ри­ем Нечае­вым они забро­са­ли, но уже поми­до­ра­ми, гене­раль­но­го сек­ре­та­ря НАТО Джор­джа Робертсона.

Так­же Бах­ур в 1997 году путе­ше­ство­вал в отря­де нац­бо­лов, воз­глав­ля­е­мом Лимо­но­вым, по стра­нам Сред­ней Азии (Казах­ста­ну, Узбе­ки­ста­ну, Таджи­ки­ста­ну), участ­во­вал в алтай­ских собы­ти­ях 1999–2001 годов. Тогда-то и был в горах Алтая задер­жан Лимо­нов. В одной из послед­них книг писа­те­ля, романе «Будет лас­ко­вый вождь», Бах­ур фигу­ри­ру­ет как герой под име­нем Димка-хохол.

Ниже мы пуб­ли­ку­ем рас­сказ Дмит­рия Бах­у­ра «Бутыр­ка», отра­зив­ший лич­ные впе­чат­ле­ния авто­ра от тюрем­но­го заклю­че­ния. Пред­ва­ри­тель­но доба­вим к нему спе­ци­фи­че­ский глоссарий.

Словарь специальной лексики

Обе­зьян­ник — каме­ра в виде клет­ки, нахо­дя­ща­я­ся в отде­ле поли­ции, куда поме­ща­ют задержанных.

КПЗ — каме­ра пред­ва­ри­тель­но­го заклю­че­ния. Так назы­ва­лись каме­ры до рефор­мы в систе­ме МВД нача­ла 2000‑х, в кото­рые поме­ща­ли задер­жан­ных непо­сред­ствен­но сра­зу после задержания.

ИВС — изо­ля­тор вре­мен­но­го содер­жа­ния, офи­ци­аль­ное совре­мен­ное новое назва­ние КПЗ.

Даль­няк — туалет.

Подель­ник — соучаст­ник пре­ступ­ле­ния, либо чело­век, про­хо­дя­щий сов­мест­но по уго­лов­но­му делу.

Хата — тюрем­ная камера.

Про­дол — коридор.

«Бутырка»

В тек­сте сохра­не­ны автор­ская орфо­гра­фия и пунктуация. 

Всё начи­на­ет­ся с КПЗ. Хотя нет. Всё начи­на­ет­ся ещё в обе­зьян­ни­ке. Голо­ва тре­щит, всё тело ломит — послед­ствия задер­жа­ния. Какие-то пья­ные дев­ки, бом­жи, набы­чен­ный гоп­ник вяз­ко пере­ме­ща­ют­ся, раз­го­ва­ри­ва­ют. Тош­нит, моз­ги отка­зы­ва­ют­ся рабо­тать, вос­при­ни­мать дей­стви­тель­ность. Наблю­да­ешь, как мен­ты за стек­лом курят твои сига­ре­ты. Нена­ви­дишь. Раз в обе­зьян­ни­ке, а не в каме­ре, зна­чит, всё ещё не так пло­хо, ско­ро отпу­стят. Послед­няя надежда.

Задер­жа­ли какую-то бан­ду. Рас­ки­да­ли по каме­рам. На всех не хва­ти­ло. Один попал в обе­зьян­ник. Высо­кий, в стиль­ном чёр­ном паль­то, чёр­ной шля­пе а‑ля ков­бой, каза­ках. Про­нес с собой сига­ре­ты. Закурили.

— Опять вес­на — опять гра­чи, опять тюрь­ма — опять дро­чи, — про­де­кла­ми­ро­вал он с груст­ным задором.

Поусме­ха­лись…

КПЗ. На нарах выре­за­на шах­мат­ная дос­ка. Надо пола­гать — дело рук суточ­ни­ков. Шесть голых дере­вян­ных нар. Нас двое. Сте­ны оде­ты в цемент­ную шубу. Реш­ка высо­ко под потол­ком. Заде­ла­на орг­стек­лом. Не скво­зит. Но и доро­ги не сделаешь.

Неиз­вест­но, что важ­нее? Второе…

Сига­ре­ты есть, нет огня. Про­сишь при­ку­рить у кори­дор­но­го. Тому лень под­хо­дить, и спи­чек он не даёт: «Рас­по­ря­док таков!» — и закры­ва­ет кор­муш­ку. Цвет и запах тюрем­ных стен, свет туск­лой веч­ной лам­поч­ки сквозь дерь­мо мух и гро­хот желе­за. Вот таким созда­ли мир тюрем­ные боги. Хотя это не мир, а чисти­ли­ще перед раем. Бутыр­кой. Но пока всё ещё КПЗ. ИВС — как его сей­час назы­ва­ют. Хоро­шо, что дали воз­мож­ность забрать свою курт­ку. Есть на что при­лечь и чем укрыть­ся. Даже сотря­сён­ные моз­ги, в кото­рых мед­лен­но про­во­ра­чи­ва­ет­ся мысль, отка­зы­ва­ют­ся при­зна­вать обра­зо­вав­шу­ю­ся пустот­ность. Выбро­шен­ный из объ­я­тий кло­ко­чу­ще­го мега­по­ли­са, бьёшь­ся, как рыба на асфаль­те. Отклю­чи­ли кис­ло­род. Где все зву­ки, запа­хи, крас­ки?! Где?!!

Лязг клю­чей в две­ри. Гро­хот желе­за. Началь­ник ИВС и моло­дая про­ку­рор по над­зо­ру. «Жало­бы есть?» По их поня­ти­ям, жалоб нет. Дверь закры­ли. Куришь. Вре­мя от вре­ме­ни при­ез­жа­ет балан­да. Сно­ва лязг клю­чей. Раду­ешь­ся. Не кор­мёж­ке. Нет. Про­сто даже эти зву­ки и эти лица взбад­ри­ва­ют. Пони­ма­ешь, что вре­мя не вста­ло. Жизнь где-то течёт. Даль­няк и умы­валь­ник в кон­це кори­до­ра. Умы­ва­ешь­ся, тянешь вре­мя, начи­на­ешь ценить малень­кие радо­сти. На послед­нем допро­се сле­до­ва­тель ска­зал, что будет под­пис­ка о невы­ез­де. Ещё одна, послед­няя, надежда.

Лязг клю­чей. «С веща­ми на выход». Авто­зак — и впе­рёд. В рас­про­стёр­тые объ­я­тия рая. Дубо­вые вра­та Бутырки.

Сто­им с подель­ни­ком у раз­ных кося­ков одно­го и того же двер­но­го про­ёма. «Ува­жа­е­мые моск­ви­чи и гости сто­ли­цы, Бутыр­ский замок при­вет­ству­ет вас!» — улыб­ну­лись, пере­миг­ну­лись: «Ну что ж, быва­ет и так».

«Фами­лия. Имя. Отче­ство. Ста­тья. Дата, место рож­де­ния. Место житель­ства (про­пис­ка!). Пас­порт­ные дан­ные». (Пас­порт­ные дан­ные пом­ню наизусть. Раз­бу­ди хоть ночью, хоть вусмерть пья­ным, как от зубов отско­чит.) Бутыр­ка прям как Нью-Йорк, начи­на­ет­ся с каран­ти­на. Тамож­ню про­шёл, и пока­ти­лось: вра­чи, дак­ти­ло­ско­пия, вра­чи — раз­двинь яго­ди­цы, зака­тай плоть; шра­мы, тату­и­ров­ки, тру­сы, нос­ки, курт­ки, носо­вые плат­ки. Сно­ва по сбор­кам и пеналам.

Перед каби­не­том врача:

— Вещи оста­вить в коридоре!

— Како­го?!

— Я тебе поспра­ши­ваю, — и затал­ки­ва­ют в кабинет.

Мусо­ра оста­лись в кори­до­ре. Пыта­ешь­ся вый­ти обрат­но. Дер­жат две­ри. Плю­ёшь в серд­цах: «Кон­во­и­ры — кры­сы!» Одна пал­ка кол­ба­сы, кусок сыра, пач­ка чая, три пач­ки сига­рет с филь­тром — как коро­ва язы­ком. А гла­за у них такие чест­ные-чест­ные. В пенал мак­си­мум поме­ща­ют­ся двое. Нас было трое. Хоте­ли запих­нуть чет­вёр­то­го. Пере­ду­ма­ли. На флю­о­ро­гра­фию и на СПИД нас не пове­ли. Забы­ли. На дак­ти­ло­ско­пию и фото­аль­бом гостей Бутыр­ки попа­ли толь­ко пото­му, что при­пёр­ло поссать и ста­ли ломить­ся в две­ри. (Ночь бли­зит­ся к утру. Кори­дор­ные уста­ли гонять целую хату-сбор­ку на вре­мя. Уто­ми­лись и пошли бухать.)

Утро. Загро­хо­та­ли повоз­ки балан­дё­ров. Клю­чи не под­хо­дят к кор­муш­ке. Балан­да про­еха­ла даль­ше. Объ­е­ха­ли всех. Воз­вра­ща­ют­ся, по доро­ге нашлись клю­чи. Кор­муш­ка узкая, мис­ка широ­кая. Ложек нет. А пустая сеч­ка так бла­го­уха­ет… При­шлось отка­зать­ся, взя­ли толь­ко хлеб. Точим… Пере­смен­ка про­шла. Шум рас­кры­ва­ю­щих­ся камер. Все на кори­дор. Послед­ний бутыр­ский при­зыв пове­ли рас­пре­де­лять по хатам. Подель­ник сто­ит на один про­лёт выше. Кив­ну­ли друг дру­гу. В сле­ду­ю­щий раз уви­дим­ся через месяц на ознакомке.

Новый мир, новая жизнь. Мир Бутыр­ки. Хата 96. «При­вет, мужи­ки!» Нас, вновь при­быв­ших, чело­век 10. Пол­ха­ты на про­гул­ке, поэто­му пере­пол­нен­ность бро­са­ет­ся в гла­за не сра­зу. В даль­ней­шем ситу­а­ция будет напо­ми­нать мет­ро в час пик: на одно­го выбыв­ше­го — 5–10 при­быв­ших. Мат­ра­сов, поду­шек, белья, посу­ды — нет.

«И не будет», — как ска­жет потом на обхо­де началь­ник. При­зы­вов в Бутыр­ку всё боль­ше, а мест столь­ко же. Надо ждать эта­па. А ново­го ниче­го нет. Всё уже укра­де­но до нас. И не нами. Един­ствен­ное, что есть в Бутыр­ке, кро­ме зэков, — вода. Свой источ­ник. Вкус­ная. С бельём и посу­дой помог общак. Зэки — не чинов­ни­ки, зна­ют, что людям нужно.

Спать. Лёг спать впер­вые за три дня. Про­спал обед и ужин. Спим в две сме­ны. На 37 коек — 70 чело­век. Сплю ночью. Мень­ше людей и суе­ты. Еду мне берут, а на про­гул­ку встаю сам. Про­гул­ку про­пу­стить нель­зя. Мож­но не ходить, но как же без гло­точ­ка неба?

На про­гул­ку ходит чело­век 20–25. И это хоро­шо. На дво­ри­ке посвободней.

Про­гу­лоч­ный дво­рик — та же каме­ра, толь­ко вме­сто потол­ка — реш­ка. И свер­ху про­гу­ли­ва­ют­ся кон­во­и­ры с соба­ка­ми. Сре­ди них ино­гда попа­да­ют­ся жен­щи­ны. Дале­ко не кра­са­ви­цы, но, когда целы­ми дня­ми видишь вокруг себя толь­ко 70 муж­ских рыл, полу­ча­ет­ся, что они про­сто Син­ди Кро­уфорд. Про­гул­ка — это физ­куль­ту­ра, раз­го­во­ры, сига­ре­ты. 40 минут радо­сти в день. Досуг под­след­ствен­но­го не слиш­ком раз­но­об­ра­зен: теле­ви­зор, кросс­вор­ды, нар­ды, кар­ты, кни­ги, про­гул­ка, встре­чи с адвокатом.

Откры­ва­ют­ся тор­мо­за. «На выход!» При­шёл адво­кат. Ведут по кори­до­ру. Кра­си­вая, доб­рая жен­щи­на. Умный адво­кат. Татья­на. «Как я неска­зан­но рад вас видеть!» Пого­во­рить о деле, а боль­ше о пустя­ках. Пере­дать при­ве­ты дру­зьям. Посмот­реть в нор­маль­ное окно, хотя бы на внут­рен­ний двор тюрь­мы. Газе­ты и обя­за­тель­ная плит­ка шоко­ла­да. (Татья­на, как были тяже­лы для меня Ваши слё­зы в день, когда суд пере­нес­ли на месяц. Я чув­ство­вал себя винов­ным в них, пото­му что ниче­го не мог сде­лать, что­бы их не было. А госу­дар­ствен­ная маши­на — без­душ­на. Татья­на, как я Вам бла­го­да­рен, с Вами в мой новый мир вры­ва­лась жизнь. Вы были послан­цем из дру­гой Вселенной.)

Адво­ка­ты при­но­си­ли нам све­жие газе­ты, и мы ими зачи­ты­ва­лись. Мы впи­ты­ва­ли ново­сти. Ска­зать, что газет у нас не было, — зна­чит покри­вить душой. Офи­ци­аль­но к нам захо­ди­ло без сче­ту ста­рых «Аргу­мен­тов и фак­тов». Читать там было нече­го. Сплош­ной мусор. Обкле­и­ва­ли ими потол­ки и сте­ны. Я вооб­ще очень силь­но невзлю­бил в Бутыр­ке «АиФ» и «МузТВ» — очень мно­го и очень пусто. А пусто­ты там и так хватало.

Из всей каме­ры лишь 10–15 чело­век сиде­ли за реаль­ные дела, а все осталь­ные — так: ст. 222, ст. 228 — для ста­ти­сти­ки. 90% Бутыр­ки запол­не­но мен­тов­ски­ми отчё­та­ми по борь­бе с нар­ко­ма­фи­ей и тор­гов­ца­ми ору­жи­ем. Слиш­ком мно­го пусто­ты. Были и достой­ные люди. Васи­лий — 4,5 года по тюрь­мам, всё никак не закон­чит­ся суд. Пере­ве­ли в Лефор­то­во. Или его друг, Миха­ил, кото­рый полу­чил на зоне выс­шее обра­зо­ва­ние. Закон­чил заоч­но уни­вер­си­тет по спе­ци­аль­но­сти рели­гио­ве­де­ние. Раз­го­во­ры с таки­ми людь­ми при­да­ва­ли про­ве­дён­но­му дню наполненность.

Был ещё один 53-лет­ний хули­ган, Олег. При­шли с ним к выво­ду, что хули­ган­ка — ста­тья для мен­тов: когда хочешь поса­дить чело­ве­ка, а не можешь — пиши ста­тья 213. Вооб­ще у нас очень репрес­сив­ный УК. При­знак того, что во вла­сти слиш­ком мно­го пустоты.

Два раза в день были про­вер­ки. Окна кори­до­ра выхо­ди­ли во внут­рен­ний дво­рик тюрь­мы. Рядом с «нашим» окном рос­ло дере­во. Мы неот­рыв­но сле­ди­ли за его судь­бой. Как набу­ха­ли поч­ки, как рас­пус­ка­лись листоч­ки. За окна­ми начи­на­лась весна…

А потом насту­пи­ло лето. Все посто­ян­но гряз­ные и пот­ные. Не помо­га­ет даже баня. Баня, куда заго­ня­ет кон­вой с соба­ка­ми. Полу­мрак одной лам­поч­ки. Из труб льёт­ся вода, а ведь мог­ли бы пустить и газ. Но у вла­сти гума­ни­сты. Кран холод­ной воды из сте­ны. Оче­редь у кра­на. Аттрак­ци­он — кон­траст­ный душ — не про­пус­ка­ет никто. Выти­ра­ешь­ся. Наде­ва­ешь про­шед­шую жаров­ню одеж­ду. Сно­ва в хату. Пред­по­след­ний выезд на суд был в пят­ни­цу — я про­пу­стил баню. Но это ниче­го, дело ста­ло попа­хи­вать сво­бо­дой. Сидишь воз­ле тор­мо­зов у откры­той кор­муш­ки. Сквоз­няк. Дышишь воз­ду­хом посве­жее. Коли­че­ство наро­да рас­тёт. Рас­тёт и тем­пе­ра­ту­ра воз­ду­ха. Метал­ли­че­ские нары ста­но­вят­ся горя­чи­ми. Мысль: «Пора валить отсюда».

Совер­шил омо­ве­ние во вре­мя про­гул­ки, взяв с собой двух­лит­ро­вые баклаж­ки воды. Поот­жи­мал­ся, пооб­ли­вал­ся. Немно­го сча­стья и вита­ми­на D на халя­ву. Воз­вра­ща­ем­ся с про­гул­ки. К хате как раз подъ­е­хал балан­дёр. Мож­но ска­зать, повез­ло. На обед сего­дня кури­ный суп. Хата, прав­да, отка­зы­ва­ет­ся его есть, балан­дё­ры ска­за­ли, что око­роч­ка про­сро­че­ны и пова­ра всю ночь вытас­ки­ва­ли из них опа­ры­шей. Кух­ня в Бутыр­ке — отдель­ная тема. Сеч­ка пустая — утром, суп из киль­ки и какие-то слип­ши­е­ся мака­ро­ны — обед и пшён­ка — на ужин. Даль­ше всё это в про­из­воль­ном поряд­ке. Плюс пол­бу­хан­ки хле­ба и спи­чеч­ный коро­бок саха­ра. Чай, «быст­ро­рас­тво­ри­мые» мака­ро­ны, сало, сахар заго­ня­ет Пар­тия. Спа­си­бо, дру­зья. Мож­но поста­вить браж­ку и выпить за их здоровье.

Браж­ка — тай­ная радость зэка. Во вре­мя шмо­на ищут кар­ты, заточ­ки, сры­ва­ют доро­ги и нико­гда не могут най­ти браж­ку. Прав­да, одна­жды нача­ли гнать само­гон до того, как при­вез­ли судо­вых. И когда выго­ня­лись послед­ние кап­ли, рас­кры­лись тор­мо­за… Немая сце­на. Цер­бер про­фес­си­о­наль­ным носом учу­ял само­гон и на гла­зах у всей хаты вылил само­гон и остат­ки браж­ки в унитаз.

Судо­вых все­гда ждут с нетер­пе­ни­ем. Ждут, что они не вер­нут­ся. Если воз­вра­ща­ют­ся, с инте­ре­сом набра­сы­ва­ют­ся на них и узна­ют об изме­не­нии в судь­бе. У неко­то­рых дела длят­ся года­ми — Рос­сий­ская Феми­да ой как нето­роп­ли­ва. Каж­дый меч­та­ет вый­ти из зала суда и не воз­вра­щать­ся сюда. Меч­тал и я. И одна­жды не вер­нул­ся. Дру­зья при­ня­ли меня в свои объ­я­тия. Спа­си­бо, Партия.

Вышел на ули­цу хмель­ной от воли и вод­ки. Биб­лио­те­ка име­ни Лени­на. Вижу звёз­ды Крем­ля. «Какой широ­кий про­дол!» Пер­вая мысль на сво­бо­де. Сво­бо­да в Рос­сии огра­ни­чи­ва­ет­ся шири­ной про­до­ла. Все­гда и везде…

Как вид­но из рас­ска­за, Бах­ур не сооб­ща­ет при­чи­ну сво­е­го попа­да­ния в «Новый мир», здесь это не име­ет зна­че­ния. Пар­тия упо­ми­на­ет­ся лишь в кон­це повест­во­ва­ния, имен­но Пар­тия помо­га­ет ему «быст­ро­рас­тво­ри­мы­ми» мака­ро­на­ми, чаем и про­чим, что на тюрем­ном жар­гоне так­же назы­ва­ет­ся «ништя­ка­ми». Пар­тию здесь мож­но рас­смат­ри­вать как некую мета­фо­ру близ­ких людей, кото­рые вся­че­ски под­дер­жи­ва­ют и помогают.

Что же это за такой «Новый мир», в кото­рый попа­да­ют, и кото­рый име­ет некое нача­ло? Из повест­во­ва­ния ясно, что «всё» начи­на­ет­ся с КПЗ (каме­ры пред­ва­ри­тель­но­го заклю­че­ния). Под этим «всем» пони­ма­ет­ся мир пени­тен­ци­ар­ной систе­мы. С КПЗ начи­на­ет­ся мир этой пени­тен­ци­ар­ной систе­мы. Мир несво­бо­ды, мир, живу­щий по сво­им зако­нам, ино­гда абсо­лют­но отдель­ных от при­выч­ных нам, живу­щим в состо­я­нии свободы.

Глав­ное, что при­су­ще это­му миру — пусто­та и скуд­ность. Здесь сле­ду­ет напом­нить чита­те­лям, что это 1999 год, самый конец ель­цин­ской эпо­хи, ужас девя­но­стых ещё не затих, но и самое пек­ло бес­пре­де­ла закон­чи­лось. Кри­зис 1998 года пре­одо­лён, в тюрь­мах всё ещё ад. Вто­рая чечен­ская кам­па­ния вот-вот нач­нёт­ся, и мало кто зна­ет, кто такой Вла­ди­мир Путин.

Да, в этой систе­ме учишь­ся ценить при­ят­ные жиз­нен­ные мело­чи, видишь кра­со­ту при­ро­ды, вес­ны, набух­ших почек. Если поду­мать, то наблю­дать за нача­лом цве­те­ния дере­ва уда­ёт­ся лишь несколь­ко минут в день, во вре­мя про­вер­ки, когда всех выво­дят из каме­ры и пере­счи­ты­ва­ют. Имен­но этот момент явля­ет­ся чрез­вы­чай­но важ­ным для чело­ве­ка, такое наблю­де­ние. Чело­век дума­ет об этом, нахо­дясь в каме­ре, обсуж­да­ет это с сокамерниками.

Осво­бож­де­ние же срав­ни­мо со вто­рым рож­де­ни­ем, или… оза­ре­ни­ем. Мысль о том, что в Рос­сии сво­бо­да огра­ни­чи­ва­ет­ся шири­ной про­до­ла, не явля­ет­ся откры­ти­ем Бах­у­ра, если вспом­нить хотя бы вели­ко­го гения рус­ской лите­ра­ту­ры Шала­мо­ва. Здесь вид­на явная пре­ем­ствен­ность лите­ра­тур­ной тра­ди­ции, иду­щая от Авва­ку­ма и вплоть до наших дней. Может быть, имен­но поэто­му иско­рё­жен­ная и необы­чай­но слож­ная рус­ская исто­рия и пока­зы­ва­ет под­лин­ную тра­гич­ность жизни.

Подроб­но­сти об акции про­тив Ники­ты Михал­ко­ва, в кото­рой участ­во­вал Дмит­рий Бах­ур, мож­но узнать в нашем мате­ри­а­ле «Десять глав­ных акций НБП: от захва­та «Авро­ры» до Болот­ной».