Мир героиновых наркоманов Глеба Олисова

15-лет­ним под­рост­ком, слу­чай­но наткнув­шись на рас­ска­зы Гле­ба Оли­со­ва в 2004–2005 годах на ужас­но попу­ляр­ном тогда рус­ском кон­тр­куль­тур­ном ресур­се Udaff.com, я нахо­дил­ся под силь­ным впе­чат­ле­ни­ем, кото­рое не поки­да­ет меня и сего­дня. Глеб, он же ~dis~, открыл мне совер­шен­но неиз­вест­ный мир рос­сий­ских девя­но­стых — мир геро­и­но­вых нар­ко­ма­нов, бан­ди­тов, рей­ва, пер­вых скин­хе­дов. Той самой сво­бо­ды и «лихих девя­но­стых». Мир моих фан­том­ных стар­ших братьев.

Петер­бур­жец Оли­сов, как и его герои, — пред­ста­ви­тель рус­ско­го поко­ле­ния X, людей 1970‑х годов рож­де­ния, чья моло­дость при­шлась на «бла­жен­ные» девя­но­стые. Я под­го­то­вил для ваше­го чте­ния три его извест­ных рас­ска­за: «Нико­гда не раз­го­ва­ри­вай­те с незна­ком­ца­ми, «Оста­лась одна Таня» и «Оста­лась одна Таня — 2». Пер­вый зна­ко­мит нас с самим Гле­бом, а дру­гие два посвя­ще­ны тому, как Оли­сов поте­рял всех дру­зей. Они ста­ли жерт­ва­ми пси­хо­де­ли­че­ской рево­лю­ции — ина­че гово­ря, умер­ли от нар­ко­ти­ков. Сам Глеб умер, так и не достиг­нув 30-лет­не­го возраста.

Герои рас­ска­зов Оли­со­ва — 20-лет­ние сверст­ни­ки Заха­ра При­ле­пи­на, Сер­гея Мина­е­ва, Тины Кан­де­ла­ки, Сер­гея Шну­ро­ва или Леры Куд­ряв­це­вой. Это поко­ле­ние сего­дня на глав­ных команд­ных постах в Рос­сии. Это же поко­ле­ние сего­дня — роди­те­ли совре­мен­ной моло­дё­жи. Кому-то может быть инте­рес­но почи­тать, в каком же мире рос­ли их папоч­ка и мамоч­ка, и что же это была за такая инте­рес­ная эпо­ха, что слов­но авто­мат выка­ши­ва­ла целые груп­пы юной про­дви­ну­той моло­дё­жи, к кото­рой при­над­ле­жал Глеб.

Сей мате­ри­ал, для пол­но­ты эффек­та, доб­рот­но снаб­жён музы­кой и видео­кли­па­ми куль­то­вых рос­сий­ских музы­каль­ных испол­ни­те­лей 1990‑х годов. Боль­шин­ство из них — ровес­ни­ки Оли­со­ва, и почти все сиде­ли на геро­ине. Мно­гие из них ещё в нача­ле 2000‑х дав­но поки­ну­ли нас.

Автор­ские орфо­гра­фия и пунк­ту­а­ция в рас­ска­зах Оли­со­ва сохранены.

Никогда не разговаривайте с незнакомцами

Санкт-Петер­бург,
2001 год

…С реклам­но­го пла­ка­та с доб­рой, все­по­ни­ма­ю­щей и все­про­ща­ю­щей улыб­кой на меня смот­рит док­тор Мар­шак. Импо­зант­ный такой, при костю­ме, и само собой, в изящ­ном, подо­бран­ном в цвет гал­сту­ке. Акку­рат­ная при­чес­ка, могу­чий лоб, несо­мнен­но скры­ва­ю­щий за собой недю­жин­ный интел­лект, гла­за про­фес­си­о­наль­но­го пси­хо­те­ра­пев­та, от это­го взгля­да не скрыть­ся, он про­ни­зы­ва­ет насквозь, про­ни­ка­ет в душу, исце­ля­ет все язвоч­ки, тре­щин­ки и боляч­ки, что раз­ди­ра­ют меня изнут­ри… Он — врач, нар­ко­лог, он сам про­шёл через ад нар­ко­ма­нии, выжил, осно­вал центр «Куна­да­ла», и теперь помо­га­ет выле­чить­ся дру­гим, более сла­бым, менее совер­шен­ным, осту­пив­шим­ся, поте­ряв­шим­ся в этом враж­деб­ном мире нар­ко­за­ви­си­мым ребя­там, кото­рых в нашей стране мил­ли­о­ны… Я смот­рю на этот пла­кат, и меня пере­пол­ня­ют чув­ства, непод­дель­ные, искрен­ние, бью­щие через край… С каким бы удо­воль­стви­ем я бы раз­бил эту холе­ную, сытую, глад­кую рожу в кровь, спер­ва стан­дарт­ной «тро­еч­кой», сло­мал бы тон­кой рабо­ты очки и свер­нул бы этот бла­го­род­ный нос… А потом, когда бы ноги док­то­ра, обу­тые в мод­ные туфли хрен зна­ет от како­го кутю­рье под­ко­си­лись бы, и его туш­ка рух­ну­ла бы на асфальт, пустил в ход свои «грин­де­ра» с желез­ны­ми носа­ми, кото­рые я ношу круг­лый год… И бил бы, бил, пинал вою­щее от боли и стра­ха суще­ство, до тех пор, пока он бы не пере­стал орать и сто­нать, а лишь бы тихо хри­пел. И тогда я бы при­сел бы на кор­точ­ки рядом с ним, и спро­сил бы его, абсо­лют­но не ожи­дая отве­та: «Док­тор, поче­му ты не выле­чил меня? Поче­му ты не помог моим дру­зьям? Ты же док­тор…». И сидел бы рядом, поку­ри­вая дрян­ную сига­рет­ку, ожи­дая при­ез­да ментов.

Доб­ро­по­ря­доч­ный граж­да­нин, член циви­ли­зо­ван­но­го соци­у­ма, что ты чув­ству­ешь, читая эти стро­ки? Навер­ное, тебе сей­час немно­го не по себе… Неволь­но ты пред­ста­вил себя на месте это­го несчаст­но­го док­то­ра, кото­ро­го мыс­лен­но изуро­до­вал какой-то отмо­ро­жен­ный тип. И тебе боль­но. Не бой­ся, граж­да­нин, с тобой это­го ещё не про­изо­шло, и док­тор Мар­шак жив и здо­ров, и в дан­ный момент чита­ет в каком нибудь боль­шом, кра­си­вом, напол­нен­ном умны­ми, доб­ры­ми и интел­ли­гент­ны­ми людь­ми двор­це лек­цию о вре­де нар­ко­ти­ков и о сво­их дости­же­ни­ях на ниве лече­ния нар­ко­ма­нов. В зале сто­ит тиши­на, лишь шеле­стят стра­ни­цы докла­да, и в души­стой, про­ни­зан­ной све­том сот­ни ламп обста­нов­ке раз­но­сит­ся вкрад­чи­вый голос врача…

При­тор­мо­зи, послу­шай, чего я ска­жу. Я тебя дол­го не задержу…

Но знай, граж­да­нин, что эта непри­ят­ная сцен­ка когда-нибудь раз­вер­нет­ся на тво­их гла­зах в реаль­ной жиз­ни. Может быть, с кем то дру­гим. Может быть, с тобой. Может быть, когда ты будешь воз­вра­щать­ся домой с рабо­ты одним тёп­лым лет­ним вече­ром, тебя огре­ет облом­ком водо­про­вод­ной тру­бы какой-нибудь 17-ти лет­ний пар­ниш­ка, быст­ро обша­рит твои кар­ма­ны и сум­ку, сни­мет люби­мые часы, забе­рёт сото­вый теле­фон и рас­тво­рит­ся в июль­ском зака­те… А ты будешь лежать на гряз­ных сту­пе­нях. И тебе будет боль­но и пло­хо. И в этом твоё сча­стье, ибо при худ­шем рас­кла­де ты вооб­ще ниче­го не будешь чув­ство­вать. А может быть, твою жену пыр­нёт ржа­вой отвёрт­кой в область пече­ни за то, что она не будет отда­вать сумоч­ку, кото­рую у неё попы­та­ет­ся выхва­тить тощий блед­ный субъ­ект неопре­де­лён­но­го воз­рас­та и пола… А может быть доч­ка твоя, кро­ви­нуш­ка, кра­са­ви­ца и умни­ца зара­зит­ся ВИЧем от сво­е­го любов­ни­ка, кото­рый (о Гос­по­ди, да мы же не зна­ли об этом! Как мы мог­ли такое поду­мать, он же был таким интел­ли­гент­ным!) вовсе даже не учит­ся на тре­тьем кур­се Госу­дар­ствен­но­го Уни­вер­си­те­та, а тор­чит на эфед­роне уже пять лет… Или ты вне­зап­но заме­тишь, что твой млад­шень­кий, кото­рый ещё даже в инсти­тут не посту­пил, а закан­чи­ва­ет элит­ный лицей, с углуб­лен­ным изу­че­ни­ем ряда пред­ме­тов на ино­стран­ных язы­ках стал при­хо­дить домой очень позд­но, из его ком­на­ты ста­ли про­па­дать доро­гие вещи, а сам он име­ет очень нездо­ро­вый вид, и кто-то из род­ных или даже ты сам про­из­не­сешь это сло­во в пер­вый раз: «героин«…Многое может слу­чить­ся с тобой и тво­и­ми близ­ки­ми… И даже хоро­шо, что ты это­го ещё не зна­ешь. Тот, кто при­ду­мал и создал нашу жизнь был всё таки не злым пар­нем, и не поз­во­лил вам знать своё буду­щее, ина­че жизнь ваша пре­вра­ти­лась бы в сплош­ной кош­мар. Ты заме­тил, что я гово­рю «ваша» вме­сто «наша»? Зна­ешь поче­му? Отве­чу. Во пер­вых, я уже живу в кош­ма­ре, кото­рый тебя ожи­да­ет, во-вто­рых я свое буду­щее в отли­чие от тебя — знаю, и в тре­тьих, я — не ты, я дру­гой, я чужой, и это самое главное.

Кто я? А ты ещё это­го не понял? Я — изгой, я грязь, отброс соци­у­ма, я — баналь­ный тор­чок. Вот видишь, какая меж­ду нами про­пасть… Я — тор­чу, ты — живёшь, но ино­гда наши дорож­ки пере­се­ка­ют­ся, и встре­чи эти очень часто закан­чи­ва­ют­ся сче­том 0–1, к сожа­ле­нию, не в твою поль­зу. Не заби­ва­ешь ты — заби­ва­ют тебя, таков закон нашей помой­ки, ули­цы, где мы живём и поды­ха­ем. И если мы встре­тим­ся с тобой, то мне при­дет­ся забить тебя, может быть даже и нога­ми, пото­му что я тоже хочу ещё побыть на этом све­те, корот­кий срок — но побыть. А к тебе лич­но я в прин­ци­пе ниче­го и не имею…

При­зна­юсь, раз уж пошёл такой раз­го­вор, я не хотел ста­но­вить­ся таким, какой я есть… Дав­ным дав­но, ещё в самом нача­ле сво­ей нар­ко­ман­ской карье­ры я понял, что влип, влип по глу­по­сти, по незна­нию, и обра­тил­ся к вра­чам. Да, я пошёл в нар­ко­ло­ги­че­ский рай­он­ный каби­нет. И обо всем рас­ска­зал, про­сил мне помочь… Зна­ешь что мне ска­зал мой рай­он­ный нар­ко­лог, после того как поста­вил меня на учёт? «Зна­чит — не тор­чи, и при­хо­ди через три меся­ца, мы тебя осмот­рим, если ты будешь соблю­дать трез­вость, то сни­мем с учё­та, если будешь тор­чать — то ещё пого­во­рим». И вру­чил мне мето­дич­ку, в кото­рой гово­ри­лось что надо обя­за­тель­но колоть­ся сво­им шпри­цом и ни в коем слу­чае не колоть­ся чужим… Я чест­но пытал­ся не тор­чать, но у меня не полу­ча­лось, я не знал — как это делать, как сопро­тив­лять­ся… И затор­чал сно­ва. Но колол­ся сво­им шприцом.

Потом я попал в мили­цию, меня при­хва­ти­ли с кай­фом на кар­мане. Трое суток, что я про­вёл в клет­ке, мно­гое мне про­яс­ни­ли и откры­ли гла­за на мир. Ты был когда-нибудь в мили­ции? Нет… Тогда тебе не понять, как там бьют, втро­ём-вчет­ве­ром, тес­ным круж­ком, нога­ми и дубин­ка­ми, отби­ва­ют печень и поч­ки, бьют и бьют, а потом, пока ты кор­чишь­ся на воню­чем бетон­ном полу, пере­ку­ри­ва­ют и обме­ни­ва­ют­ся весё­лы­ми фра­за­ми. А потом сно­ва бьют. За что? Да за то что я нар­ко­ман. Все­го лишь. Трое суток бес­пре­рыв­но­го кош­ма­ра. Потом меня отпу­сти­ли, вер­нее вышвыр­ну­ли из отде­ла. Кро­вью я мочил­ся око­ло трёх недель. Потом разу­ме­ет­ся заторчал.

В тюрь­ме ты конеш­но не был тоже? Само-собой. А я вот был. Пол­то­ра года в воню­чей каме­ре, рас­счи­тан­ной на два­дцать чело­век. В луч­шие вре­ме­на нас там было 55, в худ­шие — 78. Спа­ли в три сме­ны. Летом — духо­та и вонь, зимой — холод и иней на сте­нах. Нет, я нико­го не гра­бил и не уби­вал, меня про­сто-напро­сто задер­жа­ли когда я поку­пал себе дозу. У азер­бай­джан­ца, кото­ро­го потом отпу­сти­ли. А меня нет. Поче­му? Да ты что, ещё не понял? Я же нар­ко­ман… Когда я перед отправ­кой в Кре­сты ска­зал что я хочу лечить­ся и про­сил у цвет­ных помочь мне, опе­рок сооб­щил, что я отправ­ля­юсь в самую луч­шую кли­ни­ку, и там меня обя­за­тель­но выле­чат. Через пол­то­ра года я вышел. И как ты дума­ешь, что я сде­лал? Вма­зал­ся, вер­но. Начи­на­ешь соображать.

Что ты гово­ришь? Лечить­ся? Ле-чить-ся? Моя фами­лия Бере­зов­ский? Я похож на вну­ка Чубай­са? Нет? А что ж ты такие глу­по­сти гово­ришь? Час рабо­ты «нар­ко­ло­га-пси­хо­те­ра­пев­та» сто­ит от 10 до 40 дол­ла­ров. Курс лече­ния у ещё не изби­то­го мной док­то­ра Мар­ша­ка — несколь­ко тысяч дол­ла­ров, в осталь­ных цен­трах помо­щи таким как я — столь­ко же. У меня нет и не было нико­гда таких денег, ты об чем? Ах, госу­дар­ство… Да тво­е­му госу­дар­ству насрать на меня и таких как я. Ты конеч­но же не зна­ешь что такое город­ская нар­ко­ло­ги­че­ская боль­ни­ца или что такое обыч­ный дур­дом… А я знаю. Суль­фа­зин, гало­пе­ри­дол, мажептил и суль­фа­зин. Серу разо­гре­ва­ют на элек­три­че­ской плит­ке, и вка­лы­ва­ют тебе под кожу. Боль­но, да. За что? Да за то, что я про­сил у мед­сест­ры сон­ни­ков, пото­му-что мне было на кума­рах не заснуть, я не спал уже шесть дней к тому момен­ту. Все наши боль­ни­цы и дис­пан­се­ры бит­ком заби­ты нар­ко­ма­ны с диа­гно­за­ми ВИЧ и СПИД, ага, смер­тель­ная болезнь, это то ты слы­шал, ты же смот­ришь теле­ви­зор. Ты дума­ешь их лечат? Нет, их там дер­жат. Ров­но три неде­ли, пока не сде­ла­ют все ана­ли­зы. А потом выпус­ка­ют. Куда-куда, на муда.. На волю, в город. Дают справ­ку о том, что чело­век в кур­се сво­ей болез­ни, что в слу­чае наме­рен­но­го зара­же­ния дру­го­го чело­ве­ка его ждет уго­лов­ная ответ­ствен­ность, и выпус­ка­ют… Пото­му что негде новых дер­жать. Сплош­ной поток ВИЧ инфи­ци­ро­ван­ных, кон­ве­ер. Одни выхо­дят, что­бы нико­гда не вер­нуть­ся, дру­гие захо­дят. И тор­чат, вма­зы­ва­ют­ся, шмы­га­ют­ся… А по слу­хам к нам в город и поро­шок посту­па­ет инфи­ци­ро­ван­ный, ина­че отку­да столь­ко боль­ных? Боль­ше неот­ку­да. Тебе страш­но? Мне тоже. У меня очень мно­го ВИЧ инфи­ци­ро­ван­ных зна­ко­мых и дру­зей. Нет, вру, дру­зей мало очень. Поче­му? Пото­му что поуми­ра­ли уже все. А сам я про себя не знаю, дав­но не про­ве­рял­ся, может уже да, может ещё нет… А госу­дар­ство? А ему похую. Пус­кай уми­ра­ют, как мухи, все рав­но — отбро­сы. Ты жале­ешь кры­су, сдох­шую на помой­ке? Нет, вот и пра­ви­тель­ство наше нас так же не жале­ет. Зачем…

Зна­ешь, недав­но ночью, когда не заснуть было, я думал, быть может всё это часть пла­на, может быть все это заду­ма­но? Быть может, это какая-то гло­баль­ная чист­ка, типа сокра­ще­ние попу­ля­ции самы­ми жёст­ки­ми мето­да­ми? А может это необъ­яв­лен­ная вой­на про­тив нас, рус­ских? Ведь вся нар­ко­та идёт из-за гра­ни­цы, поче­му не закры­ва­ют кана­лы поста­вок? Поче­му не сажа­ют опто­вых барыг, а обыч­ных торч­ков закры­ва­ют тыся­ча­ми? А наше руко­вод­ство за лиш­нюю сот­ню штук зеле­ни род­ную мать на панель выпих­нет, не помор­щит­ся, что уж гово­рить о мил­ли­о­нах моло­дых людей, кото­рых наши шиш­ки даже в гла­за не виде­ли? Быть может дело не в нас, отбро­сах и изго­ях, а вся фиш­ка про­ис­хо­дит навер­ху? Что? Я бре­жу? Может быть, я ж гово­рил, что я дру­гой, не такой, и моз­ги у меня рабо­та­ют по другому…

Что ты гово­ришь? Пора тебе? Я тебя задер­жи­ваю? Иди, хрен с тобой. Да, спа­си­бо, буду ста­рать­ся… Да иди, иди…

(Тём­ная фигу­ра неслыш­но мет­ну­лась вслед ухо­дя­ще­му муж­щине. Тот как раз сво­ра­чи­вал под арку. Ули­ца была пустын­на, лишь вда­ле­ке вид­не­лись смут­ные силу­эты пеше­хо­дов. Три шага, замах, глу­хой удар, паде­ние тела, быст­рое обша­ри­ва­ние кар­ма­нов, бумаж­ник, часы, брас­лет, теле­фон. Два уда­ра в область голо­вы. Звук уда­ля­ю­щих­ся шагов. Муж­щи­на остал­ся лежать непо­движ­но. Под голо­вой рас­те­ка­лась тём­ная лужи­ца. Мимо арки мед­лен­но про­еха­ла девя­но­сто девя­тая. Из рас­кры­тых окон маши­ны на всю ули­цу раз­но­сил­ся новый шля­гер Дец­ла. Из арки шмыг­ну­ла в под­валь­ное окно кошка).

Осталась одна Таня

Санкт-Петер­бург,
2001 год

Это не оче­ред­ной вари­ант Ширя­нов­ской «Ули­цы Мёрт­вых Нар­ко­ма­нов», хотя фор­ма будет в откры­тую взя­та у него. Это исто­рия одной тусов­ки, людей при­мер­но одно­го воз­рас­та, моих дру­зей. Про­сто из всей нашей коло­ды в живых остал­ся я один. И мне кажет­ся, будет пра­виль­ным, если я вспом­ню каж­до­го из них, хотя бы дву­мя абза­ца­ми… Может быть кого-то из людей, кото­рые про­чтут её сей­час, это повест­во­ва­ние натолк­нет на пра­виль­ные мысли.…

Итак.

Вадик «Тре­шер» П., парень, кото­рый и позна­ко­мил меня с хан­кой и соло­мой в 1991 году, мы учи­лись на одном кур­се в моём пер­вом инсти­ту­те. Сын бога­тых по тем вре­ме­нам роди­те­лей, его папа­ша заве­до­вал круп­ным мебель­ным мага­зи­ном, день­ги у Тре­ше­ра не пере­во­ди­лись. Его стра­стью были две вещи — «чёр­ное» и кар­ты. В покер и пре­фе­ранс он про­ду­вал при­лич­ные сум­мы, шёл домой, и воз­вра­щал­ся через 10 минут сно­ва с день­га­ми. Играл и тор­чал, тор­чал и играл… Его нашли мёрт­вым в оста­но­вив­шем­ся лиф­те. Види­мо он ехал домой, решил поста­вить­ся, оста­но­вил лифт меж­ду эта­жа­ми и дознул­ся. А может, лифт застрял, а у Тре­ше­ра был с собой рас­твор, и что­бы убить вре­мя он решил раскумариться…

Глеб «Лис» П., ходя­чая энцик­ло­пе­дия, парень, закон­чив­ший наш вели­кий ВУЗ с крас­ным дипло­мом, заяд­лый «Зени­тов­ский» болель­щик, не про­пус­кал ни одно­го фут­боль­но­го мат­ча. Когда мы вме­сто лек­ций наку­ри­ва­лись вусмерть на лав­ках око­ло инсти­ту­та и при­сут­ство­вал Глеб, хохот сто­ял на весь двор. Бало­вал­ся шире­вом вре­мя от вре­ме­ни, пред­по­чи­тая хан­ку и винт. Когда появил­ся геро­ин, году в 1996 сел на него, потом успеш­но соско­чил, рань­ше всех нас осо­знав, что геро­ин ведёт в тупик. И с 1996 изред­ка ста­вил­ся, за ком­па­нию. Он пере­дознул­ся пря­мо на квар­ти­ре у бары­ги Веры, кото­рая, вме­сто того что­бы вызвать вра­чей выта­щи­ла его из хаты, дота­щи­ла до трам­вай­ных рель­сов и бро­си­ла там. А он был ещё жив. Потом вра­чи, кото­рые как все­гда при­е­ха­ли слиш­ком позд­но, сооб­щи­ли Гле­бов­ским род­ствен­ни­кам, что его мог­ли ещё отка­чать в тече­нии часа. Вер­ки­ну точ­ку мы сда­ли опе­рам, совер­шив там «кон­троль­ный закуп», и уеха­ла она на 6 лет. А на Гле­бов­ской моги­ле до сих пор весит «сине-белый» шарф Нев­ско­го Фронта.

Кирилл «Скин­ни», заяд­лый мело­ман. Имен­но он при­нёс в нашу инсти­тут­скую тусов­ку в 1993 году кас­се­ту с пре­по­га­ней­шей запи­сью Skinny Puppy, канад­ских инду­стри­аль­щи­ков, и неко­то­рые из нас плот­но под­се­ли на элек­трон­щи­ну. Как он умуд­рял­ся нахо­дить по тем вре­ме­нам рари­тет­ней­шие запи­си — загад­ка. Он выта­щил нас в 1994 или 95 в Ригу на един­ствен­ный кон­церт «Дубо­во­го Гаа­яъ», где мы и позна­ко­ми­лись с Дель­фи­ном и Ган­сом… Эту музы­ку я слу­шаю до сих пор. Кирил­ла сби­ла маши­на, когда он бежал с рын­ка на Дыбен­ко от опе­ров. У него было с собой 15 или 20 ста­ка­нов мако­вой соло­мы, а мы жда­ли его через двор со всей кух­ней, уже про­бив квар­ти­ру, где мож­но было сва­рить. Он бы и ушёл, если бы опе­ра не ста­ли стре­лять в воз­дух. Кирилл оста­но­вил­ся посре­ди про­спек­та, и его шиба­нул «жигу­лё­нок». Он умер ещё до того, как опе­ра добе­жа­ли до него. Как гово­ри­ли оче­вид­цы, удар был страш­ный. Мы не виде­ли, как его тело гру­зи­ли в маши­ну «Ско­рой Помо­щи», и когда мы подо­шли к про­спек­ту там, на асфаль­те оста­ва­лись толь­ко лужи кро­ви с рас­сы­пан­ной мако­вой соло­мой. Часть соло­мы про­пи­та­лась кро­вью… В тот день мы не ста­ли рас­ку­ма­ри­вать­ся, хотя день­ги ещё были.

Илья «Праг­мат» А., пер­вый наш вар­щик домо­ро­щен­ный. Мето­дом проб и оши­бок, загля­ды­вая через пле­чо к «стар­ше­му поко­ле­нию» он пер­вый из всей нашей коло­ды научил­ся варить винт, в то вре­мя когда мы бра­ли гото­вый или бол­та­ли джеф. Он при­ез­жал в инсти­тут, в белом пла­ще, в кар­мане кото­ро­го лежа­ло мини­мум 40 кубов рас­тво­ра, и потря­хи­вая фури­ка­ми пря­мо на крыль­це ВУЗа напе­вал набе­гав­шим на него торч­кам: «Я ваша пчел­ка Майа, я при­нес­ла вам боже­ствен­ный нек­тар». День­ги, выру­чен­ные от про­да­жи вин­та в инсти­ту­те и его окрест­но­стях, немед­лен­но тра­ти­лись на рын­ке на Дыбен­ко, ибо в то вре­мя сни­ма­лись мы с вин­та и дже­фа исклю­чи­тель­но опи­а­та­ми. С нас, разу­ме­ет­ся, Илья денег не брал. Потом, году в 1998, вер­нув­шись из армии, он забро­сил сти­му­ля­то­ры и плот­но сел на геро­ин, стал им бан­ко­вать. И совсем недав­но, пока я был в боль­ни­це, пере­дознул­ся. На его похо­ро­ны я не успел. Пом­ню, он все гово­рил «Вот буде­те меня хоро­нить, я вста­ну из гро­ба, посмот­рю на ваши про­тор­чан­ные рожи, огля­нусь вокруг, плю­ну и мах­ну рукой могиль­щи­ку — мол, зака­пы­вай, на хрен, все я здесь уже видел…».

Миш­ка «Хохол», пер­вый «насто­я­щий» бан­дит, с кото­рым мы позна­ко­ми­лись на хате, где посто­ян­но вари­ли хан­ку, око­ло Дыбен­ко. Он кури­ро­вал тор­гов­лю ангид­ри­дом на Ломо­но­сов­ской, в пар­ке, и как-то, будучи уса­жен­ным хан­кой, пре­зен­то­вал всей тусов­ке, что кру­ти­лась на той хате бутыл­ку ангид­ри­да (пода­рок был цар­ский, сто­и­ла она 250 руб­лей тогда). Пом­ню как вока­лист «Двух Само­ле­тов» Вадик «Сова» (не тот, кото­рый «Подру­гу» поёт, а дру­гой, пер­вый, чело­век при­ду­мав­ший «Бам­бу­лу») и я все дока­пы­ва­лись до Хох­ла — мол Хохол, рас­ска­жи, чего ты тор­чишь, тор­чать ведь как бы не по поня­ти­ям? И он, сидя на кухне, про­жи­гая «най­ков­ский» спор­тив­ный костюм сига­ре­той буб­нил нам, что брат­ва геро­ин не ува­жа­ет, а хан­ку с соло­мой мож­но, это как бы по поня­ти­ям. ещё пом­ню как мы с ним спер­ли у како­го то хачи­ка с Дыбен­ко два арбу­за и еха­ли в трам­вае, доволь­ные, обса­жен­ные в соп­ли, и трес­ка­ли эти арбу­зы, засрав пол ваго­на кор­ка­ми и семеч­ка­ми (сво­ей маши­ны у Хох­ла не было, за ним посто­ян­но при­ез­жа­ли на вся­ко­го рода ино­мар­ках). Миш­ку застре­ли РУБО­Пов­цы во вре­мя какой-то опе­ра­ции. Он был по жиз­ни мужик рез­кий, и умер, как мужик, схва­тив­шись за ствол, когда «мас­ки» вло­ми­лись в квар­ти­ру, где он сидел. Види­мо для Миш­ки этот финал был луч­ше, чем тюрь­ма, висе­ло на нём мно­го чего.

Потом был сын гор Ыгдыш, кото­рый жил на той же хате. Его никто не вос­при­ни­мал все­рьёз. В Пите­ре он был как бы в ссыл­ке. Види­мо он креп­ко нако­со­ре­зил у себя в горах, и ста­рей­ши­ны его аула высла­ли его с гор в Питер, ума наби­рать­ся. Он два­жды сры­вал­ся в бега, в горы, два­жды его при­во­зи­ли обрат­но. Каж­дое утро, к немо­му вос­тор­гу нашей тусов­ки, в одно и тоже вре­мя к подъ­ез­ду подъ­ез­жа­ла бом­ба, из неё выхо­ди­ло два креп­ких пар­ня, захо­ди­ли к нам на хату, дава­ли хозя­и­ну квар­ти­ры 150 руб­лей (грамм хан­ки сто­ил тогда 25 руб­лей) и грамм геро­и­на Ыгды­шу. После чего уез­жа­ли. Никто из нас геро­и­ном тогда не ста­вил­ся, брез­го­ва­ли, вари­ли в основ­ном хан­ку, в закоп­чён­ной алю­ми­ни­е­вой круж­ке, и вот Ыгдыш тер­пе­ли­во ждал, когда осво­бо­дит­ся круж­ка дабы начать в ней варить свою чет­верть. При­чем мы сто раз ему вну­ша­ли что лож­ка куда как более удоб­на для этой цели, чем круж­ка, но Ыгдыш толь­ко хит­ро улы­бал­ся, гля­дя на нас, и спра­ши­вал, «пачи­му ви таг­да вари­те свой хан­ка в круш­ке?» Види­мо, чуял сын гор какой-то под­вох. Одна­жды он при­шел и стал спра­ши­вать не может кто-нибудь помочь пере­про­дать 2 кило геро­и­на. День­ги были атом­ные, и никто не пове­рил, что Ыгдыш может быть хоть как то задей­ство­ван в такой махи­на­ции. Потом он про­пал, и нашли его где то через неде­лю, вер­нее не его, а его голо­ву, в одном из под­ва­лов в рай­оне рын­ка. Мрач­ные пар­ни, кото­рые при­во­зи­ли ему кайф и день­ги каж­дое утро дол­го нас всех муры­жи­ли вопро­са­ми, но все обо­шлось. Види­мо, не такой про­стой был этот самый Ыгдыш…

После это­го наша тусов­ка совсем оси­ро­те­ла, и по боль­шо­му счё­ту раз­ва­ли­лась. Оста­лось нас трое — я, Андрей «Кост­ля­вый» К. и Леша «Тосно» И. (мой тро­ю­род­ный или даже четы­рех­ю­род­ный брат, в общем очень даль­ний род­ствен­ник) Каж­дый тор­чал в сво­ем рай­оне, у каж­до­го были свои про­бле­мы с мен­та­ми, бары­га­ми, опе­ра­ми… Изред­ка пере­се­ка­лись, дабы помочь друг дру­гу с ком­по­нен­та­ми или про­сто взять негде было. В ито­ге все при­се­ли на героин.

И вот когда я лежал на боль­нич­ке, одно за дру­гим на меня обру­ши­лись мрач­ные изве­стия. Сна­ча­ла я узнал про Лешу. Вер­нув­шись из какой то реа­би­ли­та­ции он сно­ва взял­ся за свое, про­дол­жил тор­чать на геро­ине и вин­те у себя в Тосно. И под­хва­тил ВИЧ, а может он у него дав­но уже был. Парал­лель­но с этим пере­дозну­лась его неве­ста Кать­ка, этот факт от Леши тща­тель­но скры­ва­ли, посколь­ку пони­ма­ли, что Кать­ка была его послед­ним сти­му­лом здесь. Роди­те­ли запер­ли его дома, и куда то ушли. В это вре­мя Леш­ке кто-то позво­нил, или он сам начал что-то про­би­вать, и в про­цес­се поис­ков он узнал о смер­ти Кать­ки. Стал выле­зать в окно 16-го эта­жа, не знаю, что им дви­га­ло, види­мо хотел либо намо­тать себе дозу, либо идти к Кати­ным роди­те­лям… В общем сорвал­ся он с высо­ты 14-го этажа.

А бук­валь­но через две неде­ли я полу­чил пись­мо, в кото­ром мне сооб­ща­ли, что умер Кост­ля­вый. Это было для меня уда­ром, от кото­ро­го я с тру­дом опра­вил­ся. Кост­ля­вый в послед­нее вре­мя ото­шёл от тор­ча, под­шил­ся по мое­му при­ме­ру от геро­и­на, устро­ил­ся рабо­тать бой­цом в кази­но и мы с ним изред­ка пере­се­ка­лись, замо­ра­чи­ва­ясь на дже­фе или вин­те. Андрей пре­крас­но знал, что геро­и­на ему нель­зя. Но, какие то при­чи­ны побу­ди­ли его сде­лать себе укол. Под­шив­ка сре­а­ги­ро­ва­ла, и он задох­нул­ся, вра­чи не успе­ли. Перед смер­тью, он зво­нил мне, хотел что­бы я сроч­но ему пере­зво­нил, но меня он най­ти не смог — я ж был на этой дол­бан­ной больничке…

Вот так рас­па­лась наша тусов­ка, из всех людей с кем я начи­нал тор­чать в 1991 году я остал­ся один живой. Совер­шен­но один. Послед­ний из моги­кан. Я не знаю, что меня здесь дер­жит. Мне очень не хва­та­ет ребят, я вспо­ми­наю те вре­ме­на, как одни из самых весе­лых в моей жиз­ни. Да, был торч, но это был не баналь­ное тупое стар­чи­ва­ние, а свет­лый торч, каж­дый день был напол­нен без­ба­шен­ством, при­ко­ла­ми, кор­ка­ми, даже вся­кие про­бле­мы вро­де мусо­ров и кума­ров пере­но­си­лись лег­че. Дни были цвет­ны­ми, не серы­ми… Не таки­ми как сей­час. Ино­гда мне тоже хочет­ся уйти за ними, мало что дер­жит. Меня удер­жи­ва­ет лишь тот факт, что если и я уйду, то кто же оста­нет­ся нести почет­ное зва­ние послед­не­го моги­ка­ни­на. Да и перед ребя­та­ми неудобно…

Осталась одна Таня — 2. Дальний круг

Санкт-Петер­бург,
2001 год

Не самые близ­кие, но не менее доро­гие мне при­я­те­ли, зна­ко­мые, коре­ша, соза­мут­чи­ки… Опять таки, как и в пер­вой «Тане» — ни кап­ли вымыс­ла, голые фак­ты, и полу­стёр­тые вос­по­ми­на­ния… Зачем? Всё то же чув­ство вины перед ушед­ши­ми, отто­го что они уже там, а я ещё здесь, всё та же память, всё та же тос­ка и грусть… Может, из-за того, что я опять сего­дня упо­рол­ся геро­и­ном, хоть и не хотел это­го делать, может, из-за того, что сно­ва тёп­лый тихий лет­ний вечер, за окна­ми Нев­ский, а их нет, и мне от это­го хре­но­во. Может пото­му, что я непо­нят­но с чего устал, в гло­баль­ном смыс­ле это­го сло­ва… Не знаю. В общем — вот они.

«Зая». Сер­гей, фами­лии не пом­ню, да и не важ­на она абсо­лют­но. Ангель­ско­го вида созда­ние, о кото­ром никак нель­зя было ска­зать что он упо­треб­ля­ет нар­ко­ти­ки. А он упо­треб­лял, да ещё как… Цик­ло­дол, пиво, ана­ша, хан­ка, и сно­ва цик­ло­дол… Каж­дый день, без малей­ших пере­ры­вов. Пом­ню, отли­чил­ся он тем, что сме­шал пиво с парой плат­форм цик­ло­до­ла, залил эту ядре­ную смесь в бутыл­ку, акку­рат­нень­ко запе­ча­тал и поста­вил в холо­диль­ник для бра­та, на опо­хмел­ку. Через пару суток, вер­нув­шись домой, Зая сам её и выпил, абсо­лют­но забыв про «заря­жен­ное» пиво. Подроб­но­стей того, что с ним было он не пом­нит… Харак­тер­ной чер­той Заи была чёт­ко выра­жен­ная клеп­то­ма­ния. Тащил совер­шен­но ненуж­ные вещи из сво­е­го дома, домов дру­зей и зна­ко­мых, к при­ме­ру у меня он уво­лок 2 дол­ла­ра и трес­нув­шие солн­це­за­щит­ные очки. При­чем его никто нико­гда паль­цем не тро­гал, ибо пони­ма­ли, что не кры­ся­чит он, а про­сто болен… Пере­дознул­ся геро­и­ном в ново­год­нюю ночь, 1996–1997, глу­по, хотя 99% пере­до­зов — глу­пы. Не дожил до сво­е­го два­дца­ти­ле­тия трех дней, про его смерть боль­шин­ство из нас узна­ло, при­дя к нему на хату, дабы его поздра­вить… На похо­ро­нах у него была вся наша мно­го­чис­лен­ная в то вре­мя гряд­ка. Мать его рыда­ла, а сест­ра норо­ви­ла вце­пить­ся нам в наши мрач­ные лица, билась в исте­ри­ке и пле­ва­лась в нашу сто­ро­ну. Понять её мож­но… Тяже­лое впе­чат­ле­ние оста­лось после похо­рон, на помин­ки мы, разу­ме­ет­ся, не пошли.

Илья «Скле­е­ный». Тре­тий член круж­ка «Нар­ко­ма­нов-Инва­ли­дов с Пио­нер­ской». Про­зви­ще свое он зара­бо­тал после прыж­ка с пято­го эта­жа в обним­ку с видео­маг­ни­то­фо­ном. Он баналь­но залез в чужую хату, вос­поль­зо­вав­шись отсут­стви­ем хозя­ев, набил два зара­нее при­па­сен­ных бау­ла, и про­сто бро­дил бес­цель­но по хате, выби­рая, что бы ещё запи­хать в сум­ку. А тут, отку­да не возь­мись появи­лись бес­шум­но вошед­шие в квар­ти­ру супру­ги — хозя­е­ва хат­ки. Илья хва­та­нул видик, что был запас­ли­во отло­жен на стол и пря­мо сквозь стек­ло прыг­нул вниз. При­зем­лил­ся он на бетон­ный козы­рек над парад­ной, при­чем видик не повре­дил. Зато повре­дил обе ноги, кости кото­рых ему потом соби­ра­ли как пазл — на клей и шуру­пы. Отту­да и пошла его клич­ка. При­чем хозя­е­ва квар­ти­ры были в таком шоке от стран­но­го пове­де­ния «Скле­ен­но­го» что даже не ста­ли на него заяв­лять в мусар­ню, хотя от суди­мо­сти Илю­ха не отвер­тел­ся, но это было потом и совсем по дру­го­му пово­ду… Погиб он совер­шен­но по дурац­ки. Когда Илья стал плот­но бан­чить геро­и­ном, мусо­ра, есте­ствен­но, взя­ли его в раз­ра­бот­ку, и, после пары-трой­ки неудав­ших­ся кон­троль­ных заку­пов реши­ли брать его квар­ти­ру штур­мом. И как толь­ко они вышиб­ли хлип­кую фанер­ную дверь в Илю­хи­ну квар­ти­ру, он совер­шил свой вто­рой, неудач­ный пры­жок в окно, толь­ко на этот раз этаж был не пятый, а шест­на­дца­тый. Не хотел он сно­ва на кичу, тут его кто угод­но пой­мет. Хоро­ни­ли его в закры­том гро­бу, так что мож­но толь­ко пред­ста­вить, как он выглядел…

Андрей «Одно­ру­кий». Вто­рой член выше­упо­мя­ну­то­го круж­ка. Сын бога­тых роди­те­лей, папа был ажно пол­ков­ни­ком гос­бе­зо­пас­но­сти, и, исполь­зуя свои нехи­лые свя­зи неред­ко вытас­ки­вал Одно­ру­ко­го из оди­оз­но­го 35-ого отде­ла мили­ции, что на ули­це Хру­ле­ва, стан­ция мет­ро «Пионерская«…Поначалу Одно­ру­кий был кис­лот­ни­ком. На пару со сво­им дру­гом Ильей Праг­ма­том, о кото­ром я уже рас­ска­зы­вал, они заку­па­лись кис­ло­той, по 15 руб­лей за куб, и шля­лись по инсти­ту­ту абсо­лют­но в ника­ком состо­я­нии. «Мы сего­дня с Праг­ма­том пре­одо­ле­ли сверх­зву­ко­вой барьер!» — дове­ри­тель­но сооб­щал нам Одно­ру­кий, гля­дя рас­ши­рен­ны­ми зрач­ка­ми пря­мо сквозь нас. Поче­му Одно­ру­кий? Да пото­му что Андрю­ша, будучи как то в силь­ном алко­голь­ном опья­не­нии решил наспор раз­бить стек­ло теле­фон­ной буд­ки кула­ком. Раз­бил. А заод­но поре­зал себе какие-то сухо­жи­лия на пра­вой руке, да так неудач­но, что паль­цы руки согну­лись и раз­ги­бать­ся кате­го­ри­че­ски не хоте­ли, была не ладонь, а эда­кий крю­чок. Мы посто­ян­но при­ка­лы­ва­лись, что Одно­ру­ко­му очен­но удоб­но в такой руке баян дер­жать, нико­гда не выпа­дет… Потом начал­ся опий и джеф. Кис­ло­та была задви­ну­та в угол. Несмот­ря на то, что роди­те­ли Одно­ру­ко­го были денеж­ны­ми лич­но­стя­ми и со свя­зя­ми, посто­ян­ный вынос вещей из квар­ти­ры и выкуп­ле­ние Андрю­хи из отде­ле­ний мили­ции не мог­ли про­дол­жать­ся веч­но. Полу­чив накач­ку у Вален­ти­ны Вла­ди­ми­ров­ны Нови­ко­вой, а так­же побы­вав на груп­пах роди­те­лей нар­ко­ма­нов, где они регу­ляр­но пере­се­ка­лись и с моей мама­шей, и с рода­ка­ми моих дру­зей (под­пи­ты­ва­ли друг дру­га, скор­бе­ли о загуб­лен­ных детях и стро­и­ли пла­ны наше­го изле­че­ния…), они выпер­ли Одно­ру­ко­го из квар­ти­ры на ули­цу. Мол «жить захо­чет — выле­зет». Андрей выле­зать не захо­тел. Стал зани­мать­ся гра­бе­жа­ми, драл сум­ки по вече­рам, и подоб­но всей тор­ча­щей моло­де­жи с «Пио­нер­ской» оби­тал на рын­ке, где отсле­жи­вал хозя­ев ларь­ков с выруч­кой, вел их до дому, ну а в парад­ной шла в дело желез­ная пал­ка, кас­тет, или что-то подоб­ное… Как все это зна­ко­мо… И, одна­жды Одно­ру­кий оглу­шил види­мо тако­го пер­со­на­жа, кото­ро­го паль­цем тро­гать было нель­зя. Андрей при­мчал­ся на квад­рат с неме­рян­ных раз­ме­ров «кот­ле­той» денег и пере­пу­ган­ной физио­но­ми­ей, бес­пре­рыв­ный торч был дня три, хан­ку и эф заку­па­ли десят­ка­ми грамм. На чет­вёр­тый день Андрей снял номер в гостин­ни­це, акку­рат­но сжег все свои запис­ные книж­ки, блок­но­ти­ки и про­чие листоч­ки, кото­рых у каж­до­го нар­ко­ма­на пруд пру­ди, поло­жил на стол пас­порт, на дверь пове­сил бир­ку «прось­ба не бес­по­ко­ить» и пере­дознул­ся. Нашла его горничная.

Антон «Эсэсо­вец», он же «Суи­цид­ник-Неудач­ник». Кра­са­вец мущ­щи­на, все бабы от него мле­ли, сын бога­тых роди­те­лей, отлич­ник, эру­дит и вооб­ще… Антон был боль­шой умни­цей. Мы с ним вме­сте скин­хед­ство­ва­ли, и потом через меня он позна­ко­мил­ся со всей нашей бан­дой. Тор­чать он начал тогда же, когда и я, на пер­вом кур­се ВУЗа, кото­рый он, в отли­чие от боль­шин­ства пер­со­на­жей окон­чил. У Анто­на была мания — покон­чить жизнь суи­ци­дом. Про­сто какая-то абсо­лют­но нездо­ро­вая фиш­ка, осо­бен­но если учесть, что у него всё было и жизнь перед ним откры­ва­ла потря­са­ю­щие гори­зон­ты, недо­ступ­ные про­стым улич­ным торч­кам, кото­ры­ми были в то вре­мя мы. Попыт­ки само­убийств он совер­шал с регу­ляр­но­стью в месяц. Пер­вым его шагом в этом направ­ле­нии было вскры­тие вен в ново­год­нюю ночь. Отка­ча­ли. Потом две попыт­ки пове­сить­ся. Тоже не увен­ча­лись успе­хом — не вовре­мя при­хо­ди­ли люди и его нахо­ди­ли, сни­ма­ли, отка­чи­ва­ли, дава­ли ****юлей, отго­ва­ри­ва­ли… Потом пере­дозну­лась Маша, его любовь, с кото­рой он общал­ся с пято­го клас­са… После это­го Анто­на понес­ло. Попыт­ка пере­до­зи­ров­ки. Неудач­но. Попыт­ка отра­вить­ся газом, пред­ки были на даче, но вне­зап­но вер­ну­лись, нашли, отка­ча­ли. Роди­те­ли закры­ли его в дур­ку. Там он про­вёл два меся­ца, вышел вро­де как бы очу­хав­шим­ся. Но через две неде­ли он обра­тил­ся ко мне (я тогда уже тор­го­вал вовсю, впро­чем как и все мои дру­зья) с прось­бой про­дать ему 2 грам­ма. Я запо­до­зрил что-то нелад­ное, не взял с него денег и втю­хал ему два грам­ма извёст­ки, ибо в кай­фе, несмот­ря на при­лич­ный стаж тор­ча, Антон не раз­би­рал­ся совер­шен­но. И я ока­зал­ся прав — была попыт­ка дознуть­ся, в резуль­та­те с моей изве­сти его лишь не по дет­ски тря­ха­ну­ло. Роди­те­ли увез­ли его из стра­ны в Испа­нию на пол­го­да, а по воз­вра­ще­нии на роди­ну сно­ва закры­ли его в дур­ку. «Эсэсо­вец» избил двух сани­та­ров и сва­лил из дур­ки, выпрыг­нув со вто­ро­го эта­жа, пря­мо из каби­не­та заве­ду­ю­щей отде­ле­ни­ем. Где-то намо­тал денег, купил через тре­тьи руки хан­ки, сва­рил на кры­ше мно­го­этаж­ки, вма­зал­ся, раз­дел­ся до поя­са и прыг­нул вниз… Послед­няя попыт­ка ока­за­лась удач­ной. Новость эта обле­те­ла весь рай­он — «Ты слы­шал, Эсэсо­вец нако­нец кинул­ся?» И все откро­вен­но радо­ва­лись за него, ибо всем было абсо­лют­но ясно, что жить этот парень не хочет и не будет… Но всё рав­но его было жал­ко, и до сих пор я жалею что ниче­го не смог для него сде­лать, кро­ме той самой сра­ной извёст­ки, кото­рая лишь отсро­чи­ла его смерть, а на его взгляд — «про­дли­ла ему мучения».

Андрей «Гон­за­лес» или «Кост­ля­вый-Два». Мар­це­фа­лит до моз­га костей. Нико­гда не при­тра­ги­вал­ся ни к геро­и­ну, ни к хан­ке, ни к соло­ме. Толь­ко джеф, ино­гда винт. Ана­ша, пиво. Пол­ные кар­ма­ны вся­ко­го рода мар­це­фаль­ных при­блуд — цепоч­ки, шуруп­чи­ки, гаеч­ки, вся­кие деталь­ки, и тому подоб­ный хлам, кото­рый так любят кол­лек­ци­о­ни­ро­вать мусо­ра, отби­рая у торч­ков на Джеф­ке. Длин­ный, тощий, посто­ян­но с улы­боч­кой, даже на самых тяж­ких отход­ня­ках не теря­ю­щий жиз­не­лю­бия и хоро­ше­го настроения.

Андрю­ха был наш «мистер Тор­гов­ля». Не было такой вещи, кото­рую бы он не мог про­дать, очень часто мы все при­бе­га­ли к его услу­гам, ибо было извест­но, что «Гон­за­лес» про­даст любую вещь в три раза быст­рее и в два раза доро­же чем мы. Его абсо­лют­ным и до сих пор не пере­би­тым рекор­дом была про­да­жа двух весь­ма уби­тых джин­со­вых руба­шек и нера­бо­та­ю­ще­го элек­трон­но­го будиль­ни­ка в чужом рай­оне глу­бо­кой ночью, выру­чен­ных денег хва­ти­ло на поло­вин­ку эфа, кото­рая сто­и­ла тогда 75 руб­лей. Андрю­ха взял эти вещи и ушел в ночь, через трид­цать минут вер­нул­ся доволь­ный и с день­га­ми. Как он это про­вер­нул, никто не зна­ет, мы с Гено­ци­дом были про­сто в шоке. Его зна­ли на всех рын­ках, тор­гов­ки здо­ро­ва­лись и зазы­ва­ли его в ларь­ки ещё не зная, что на этот раз «Гон­за­лес» им соби­ра­ет­ся втю­хать… В общем — для нас глав­ной про­бле­мой было его отло­вить и вру­чить ему вещь на про­да­жу. Как толь­ко он при­ка­сал­ся к пред­ме­ту, кото­рый мы соби­ра­лись про­дать — мож­но было счи­тать, что рас­ку­мар­ка уже в кармане.

Его уби­ли на Джеф­ке, по-види­мо­му он сце­пил­ся с бухи­ми бан­ди­та­ми или с каки­ми-нибудь приш­лы­ми гоп­ни­ка­ми, имен­но левы­ми людь­ми, со сто­ро­ны, ибо корен­ные оби­та­те­ли Джеф­ки зна­ли и люби­ли «Гон­за­ле­са», у кида­ло­ва было даже табу на раз­вод Андрю­хи. Он пошел за оче­ред­ным грам­мом или поло­вин­кой и не вер­нул­ся. Нашли его через несколь­ко дней на чер­да­ке, в доме, где рань­ше бан­ко­ва­ла Лари­са. Никто ниче­го не узнал и никто ниче­го не видел. Мусо­ра есте­ствен­но тоже отсто­я­лись в сто­роне — даже дело, если я пра­виль­но пом­ню, закры­ли «за отсут­стви­ем…». А что, у «Гон­за­ле­са» роди­те­лей уже не было, и по мусар­ням бегать было не кому.

Денис «Мухо­мор». Пожа­луй, за всю мою нар­ко­ман­скую жизнь един­ствен­ный тор­чок, кото­рый мне помо­гал и спа­сал от кума­ров. Нет, дру­гие, конеч­но, тоже подо­гре­ва­ли по мере воз­мож­но­стей и сил, но не столь бес­ко­рыст­но и душев­но. Дине было дале­ко за 30. Три суди­мо­сти, побег из под след­ствия, все­со­юз­ный розыск. С Закар­па­тья, где он жил и тор­чал, Дени­су при­шлось бежать аж до Пите­ра, тут он обза­вел­ся дру­гим пас­пор­том, женой и доч­кой (жена впо­след­ствии быст­ро скур­ви­лась, ста­ла кро­ить кайф, и в ито­ге Диню выгна­ла с жил­пло­ща­ди, и при­шлось тому жить у род­ствен­ни­ков аккку­рат напро­тив рын­ка на Дыбен­ко — то ещё местеч­ко), полу­чил квар­тир­ку в при­го­ро­де, в двух шагах от цыган­ской геро­и­но­вой точ­ки и стал спо­кой­но жить, прак­ти­че­ски не выби­ра­ясь в город. Чело­век был исклю­чи­тель­ной чест­но­сти (но это каса­лось лишь сво­их). Толь­ко ему я мог дове­рить сум­му в пару-трой­ку тысяч на 4 грам­ма гов­на, и быть уве­рен­ным что он всё при­не­сёт, хотя обста­нов­ка око­ло цыган­ской точ­ки была про­сто ахо­вая, посто­ян­но сто­я­ли по две-три маши­ны опе­ров, кото­рые вяза­ли всех кого не попа­дя. Каза­лось — чего про­ще — вер­нуть­ся пустым, и сооб­щить, что кайф при­шлось ски­ды­вать, а день­ги уже отда­ны цыга­нам? Денис так со мной нико­гда не посту­пал, дру­гие лич­но­сти, при­зна­юсь чест­но, регу­ляр­но стра­да­ли от наших с ним махи­на­ций… Имен­но он впи­сал меня в тор­гов­лю гов­ном (любой дру­гой на его месте не пред­ло­жил бы, дело было сто­про­цент­ное, товар давал­ся не под день­ги или какой дру­гой залог, за него надо было рас­пла­чи­вать­ся в кон­це неде­ли, рай для тор­гов­ли… ), когда я сидел без денег, без рабо­ты, но с дозня­ком в пол­то­ра грам­ма, и поду­мы­вал, как бы это полов­чее шаг­нуть из окна. Тор­го­ва­ли мы с ним пол­го­да, стор­ча­лись оба за это вре­мя про­сто капи­таль­но… Толь­ко Денис мог в раз­гар опе­ра­ции «Мак-98» сунуть в кар­ман заря­жен­ный баян и ехать через весь город на стан­цию мет­ро «Пл. Вос­ста­ния», где вни­зу, на лав­ке бле­вал абсо­лют­но зелё­но­го цве­та ваш покор­ный слу­га — мне было про­сто не дое­хать до Дени­са… И на гла­зах изум­лён­ной пуб­ли­ки, ни кап­ли не скры­ва­ясь, Диня шарах­нул меня прям через рубаш­ку, и через десять минут мне полег­ча­ло, и мы смог­ли про­дол­жать наш путь… Я тоже отпла­чи­вал Дине чем мог, он един­ствен­ный чело­век кого я столь­ко раз рас­ку­ма­ри­вал, возил ему кайф, когда его пыр­ну­ли ножом в подъ­ез­де и он не мог встать с кой­ки, в общем мно­го чего было…

Пом­ню как мы летом бол­та­лись по при­го­ро­ду в надеж­дах чего нибудь слям­зить, или кого-нибудь встре­тить… И в одном ого­ро­де узре­ли маки, при­чем в коли­че­ствах очен­но несла­бых. Забор был сра­зу пору­шен, и сре­ди бела дня мы нача­ли эда­кий дер­бан. Во дво­ре это­го рай­ско­го участ­ка была обна­ру­же­на тач­ка, куда и был загру­жен весь мак, свер­ху мы при­кры­ли его рубе­ро­и­дом, швыр­ну­ли свер­ху две лопа­ты и несколь­ко пустых буты­лок, кото­рые обна­ру­жи­ли на этом-же участ­ке, повя­за­ли голо­вы плат­ка­ми, раз­об­ла­чи­лись по пояс и не спе­ша (что­бы не при­вле­кать вни­ма­ния, ясно дело хоте­лось нестись сло­мя голо­ву) пово­лок­ли эту тач­ку к Дине на хату, через весь посе­лок — эда­кие дач­ни­ки, воз­вра­ща­ю­щи­е­ся с участ­ка… Дово­лок­ли, и на радость Дини­ной жены сра­зу нача­ли про­цесс обра­бот­ки све­же­го папа­ве­ра. Через пару часов мы уже сиде­ли на бал­коне с крас­ны­ми рожа­ми и нещад­но чесались…=)

Дени­са повя­за­ли на «Пло­ща­ди Вос­ста­ния», в пере­хо­де, вме­сте со мной. У меня ниче­го с собой не было, а у Дини был пол­та­шеч­ный чекарь, кото­рый он вёз жене. Меня отпу­сти­ли, а его нет, при­чем на все мои прось­бы, пред­ло­же­ния выку­пить, и т. п. моло­дой и поэто­му ещё не мате­рый сер­жант отве­чал отка­зом. Потом «Мухо­мо­ра» ясно дело про­ко­ло­ти­ли по всем мен­тов­ским базам, и рас­кру­ти­ли по всем ста­рым делам — все­со­юз­ный розыск, зна­е­те ли, дело не име­ет сро­ка дав­но­сти… Несмот­ря на адво­ка­та, кото­ро­го мы с его женой подо­гна­ли, Дени­су вле­пи­ли на пол­ную — 15 лет, слиш­ком мно­го за ним чего висе­ло. В тюрь­ме он умер. Гово­рят от тубер­ку­ле­за, но сами пони­ма­е­те, кон­цов не найти.

Регу­ляр­но я заез­жаю к его жене и доч­ке, помо­гаю чем могу…

Про­ник­нуть­ся миром Петер­бур­га того вре­ме­ни вам так­же помо­жет наша фото­под­бор­ка «Петер­бург девя­но­стых».

Про­дол­же­ние рас­ска­зов Оли­со­ва читай­те в мате­ри­а­ле «Геро­и­но­вый кри­зис на сты­ке тыся­че­ле­тий гла­за­ми Гле­ба Оли­со­ва».