Девяностые, пожалуй, единственное десятилетие, которое не отметилось в истории экспансии русской поп-музыки чем-то значимым.
Во-первых, всё ещё была свежа в памяти неудачная попытка экспорта «горби-рока»: скандал с Гребенщиковым на шоу Леттермана, творческая неурядица между Мамоновым и Брайном Ино и многое другое.
Во-вторых, экономический коллапс в развалившемся Советском Союзе поставил вопрос выживания ребром. «В девяностых стоял вопрос не что слушать, а что кушать», — говорил Александр Кушнир. Русские артисты перестали грезить о том, что их музыка может стать массово востребованной за пределами родной страны. Но также справедливо и то, что сложившаяся ситуация мобилизовала отдельных артистов попробовать себя на Западе, автономно от попыток репрезентации непосредственно «русской культуры», как это было во время Перестройки. «Лихие девяностые», как неоднократно отмечалось, были не только временем упадка, но и творческого подъёма, когда сложилось впечатление, что на руинах можно построить всё что угодно.
Однако отсутствие массового «паломничества» на Запад создаёт определённую трудность: никакого внятного нарратива экспансии в 1990‑х годах не было, а от того и рассказ о героях этого десятилетия происходит автономно друг от друга и, в отличие от предыдущей части (как и последующих), самопроизвольно больше походит на каталог отдельных историй, а в один каталог, надо понимать, все истории поместить весьма сложно.
VATNIKSTAN продолжает цикл Петра Полещука об экспансии русской поп-музыки на Запад: от «горби-рока» и европейского проекта нулевых до Pussy Riot, русского рэпа и Новой русской волны.
Жанна Агузарова в США: мечта о сотрудничестве с Принсем против работы таксисткой
Ходят легенды, что после того, как Агузарова устроилась в театр Аллы Пугачёвой, между двумя певицами пробежала «чёрная кошка». Якобы потому Агузарова и покинула не только театр, но и страну.
Но есть и более горько-романтичная история. После встречи с Ником Полтаранином, ставшим впоследствии гражданским мужем Агузаровой, жизнь певицы изменилась кардинально. Сегодня он — гражданин США. Именно с ним в 1990 году певица рванула покорять Америку.
Полтаранин говорил:
«Денег у нас поначалу было полно, поэтому мы ни в чём себе не отказывали. В Сан-Франциско поселились в одной из самых крутых гостиниц города. Сняли роскошный номер. Кушать ходили в самые лучшие рестораны. Жанна тогда серьёзно занялась спортом — полностью отказалась от спиртного и сигарет. Каждое утро мы с ней натягивали спортивное трико, кроссовки и бегали по улицам Сан-Франциско. Она хотела начать новую жизнь, даже псевдоним себе там взяла — Ninetieth nineth, что означало „1990‑е“. А ещё Жанна не уставала повторять: „Теперь у нас всё будет хорошо“. Ей так хотелось верить в лучшее. Но на чужбине всё оказалось сложнее, чем мы думали. Это на родине Жанну считали звездой, её песни на ура проходили на радио и телевидении. В Америке Агузарова была никем. В Калифорнии мы обратились к сотрудникам одной радиостанции, показали им песню „Мне хорошо рядом с тобой“, исполненную Агузаровой на английском. Нам тут же дали от ворот поворот, объяснили, если мы хотим, чтобы наши песни звучали на их радио, то нужно петь на чистом английском языке, без акцента. Естественно, Жанна не могла так быстро избавиться от неправильного произношения. В какой-то момент Агузарова поняла — Мадонной ей не стать! Фортуна отвернулась от неё».
После переезда в Лос-Анджелес дела у Агузаровой тоже не шли: два года легенда русского-рока работала вокалисткой в ресторане, но уволилась из-за разногласий с директором. Поговаривали, что в Америке она перебивалась небольшими гонорарами за диджей-сеты и даже работала водителем в Международном центре знаменитостей.
Василий Шумов, лидер группы «Центр», говорил:
«Через знакомых я узнал, что в Лос-Анджелесе появилась Агузарова. Я решил с ней увидеться, мы же знали друг друга ещё по московским концертам „Браво“. И мы стали время от времени общаться. Как-то она спросила, чем я занимаюсь, и я рассказал про запись альбома „Тектоника“».
Шумов к тому времени собрал более-менее приличную собственную студию, где и записывал новую музыку. Он добавлял:
«Она захотела тоже принять участие в этом. По ходу записи этого альбома, мы думали, как бы записать что-то её собственное. Вот только она сама песни в то время не сочиняла, но рассказала, что ещё до „Браво“ ходила на подпольные концерты „Центра“ и ей нравились некоторые мои песни, например, „Мальчик в теннисных туфлях“. Пришла идея записать её альбом из моих песен, которые ей нравились, но сделать более электронные аранжировки».
По его словам, альбом получил название Nineteen Ninetys, соответствующее её псевдониму:
«Она даже на автоответчике так представлялась. Это что-то типа „90‑е“. И на обложке альбома её рисунок — она сама рисовала карандашом и решила поместить на обложку свой автопортрет».
Шумов отмечал, что люди до сих пор спрашивают, где можно купить этот диск, но в России он официально не издавался.
Параллельно с записью, по словам музыканта, Агузарова выступала в русском ресторана «Чёрное море» на улице Fairfax — как раз тот район, где живут выходцы из бывшего СССР.
Вот что говорил Шумов:
«Вокруг неё крутился какой-то американский деятель, который хотел её приобщить к американскому шоу-бизнесу. Я участвовал в нескольких их встречах в качестве переводчика и товарища из родной страны — она на тот момент не очень знала английский. Могу сказать, что ему с ней было непросто общаться, многим людям вообще не особо просто с ней общаться — у неё не самый лёгкий характер для общения, а уж тем более с американцем».
Агузарова несколько раз участвовала в американских ТВ-шоу, где проявляла себя, надо сказать, экстравагантно не меньше, чем у себя дома. Но также в её публичном поведении, всегда обескураживающем собеседника, прослеживалась и очевидно сквозящая наивность.
Она говорила:
«Я хочу получить Грэмми, Оскар и Нобелевскую премию».
В том же интервью она без какого либо стеснения, которое всегда ожидают от туристов, заявила, что хочет работать с Принсем, который написал для Шинейд О’Коннор хит «Nothing Compares 2U», тем самым сделав её звездой. Мимолётно упомянула и Стинга. Надо ли говорить, насколько несуразной, но от того не менее героической, выглядела такая попытка заявить о себе на мелком ТВ-канале?
Как рассказывал Полтранин:
«В 1995 году она позвонила Игорю Николаеву, и тот сказал только одну фразу: „В России сейчас хорошее время. Приезжай!“. Оказалось, в Москве её ждали с распростёртыми объятиями. Тогда как Америка не оценила ни голоса, ни имиджа, ни харизмы Жанны. И она в один миг приняла решение вернуться на родину. В отличие от меня у неё всегда был обратный билет и открытая виза».
Fizzarum на Domino Records: не случившееся «русское вторжение»
Если имя Агузаровой сложно не встретить в любой летописи русского рока (как и русской музыки в целом), то группа Fizzarum — это теневые герои, но акцент всё-таки следует делать на втором слове. Именно Fizzarum могли стать новой «русской сенсацией». Дескать, не получилось с роком, точно получится с электроникой.
К концу столетия английский лейбл Domino, известный прежде тем, что выпускал всевозможный лоу-фай в духе Pavement, переквалифицировался в лейбл «заумной электронной музыки» или попросту IDM. Год спустя за знаковым релизом группы Mouse on Mars Domino выпускает дебютный альбом петербургского трио Fizzarum «Monochrome Plural». Когда случается подобное (в те времена достаточно редко), то журналисты ожидаемо поднимают волну: так, Dazed & Confused разразился статьёй, в которой предсказывал очередное «русское вторжение» — атаку русских электронщиков на западный рынок.
И хотя музыкальные критики часто создавали «бум» из ничего, но на момент 2000 года подобная риторика казалась справедливой, ведь тогда же в Лондоне появилось несколько убедительных доказательств, что в России делают актуальный электронный звук и разрабатывают модную нишу IDM.
Как писал Денис Бояринов:
«Музыка Solar X, „Елочных игрушек“ (EU) и Fizzarum обещала, что за первопроходцами последуют другие русские электронщики с красивыми мелодиями в хрусткой обёртке футуристического звука».
В чём-то Fizzarum стали не только первопроходцами русской электроники в Великобритании, но также и предвосхитили моду на грубую русскость, которая потом стала визитной карточкой «поколения Рубчинского». Вот как писала газета The Guardian о внешности группы:
«Члены электронных групп, как правило, бледные и худощавые — типаж парней, избегавших футбольного поля в школе, окунувшихся в мир компьютеров, научной фантастики и интеллектуальных полётов воображения. Но Fizzarum похожи на приспешников мафии: с их короткими стрижками, грузным телосложением, напоминающем игроков регби, они не кажутся теми, кого окунают головой в унитаз».
За полтора года до выпуска релиза группа выпустила сингл на лейбле Midlands City Center Offices. Его услышал Стивен МакРобби из шотландской инди-группы Pastels, который передал его основателю Domino Лоуренсу Беллу. Заинтригованный Белл написал в Fizzarum, чтобы предложить Domino выпустить сингл.
Будучи возбуждёнными, участники группы неверно прочитали письмо и подумали, что им предложили контракт на выпуск альбома. У Лоуренса не хватило духу сказать им правду, поэтому желаемое стало реальностью.
Вот что позже говорили они, в промежутке, когда на Domino уже был выпущен сингл, а к выходу готовился альбом Monochrome Plural:
«Сделка с британским лейблом — это всё, чего мы когда-либо хотели».
Увы, но нового вторжения не случилось. Domino быстро взяли ориентир на гитарную рок-музыку и, как и Dazed and Confused, быстро сменили приоритет с футуристических артистов на ретроградов вроде Franz Ferdinand.
Тем не менее как такового сожаления группа не испытывала. Дмитрий Дубов, участник коллектива, говорил:
«Для них мы были интересны, потому что вдруг выяснилось, что русские медведи с балалайками делают умную электронную музыку».
Это был очередной тренд, о котором можно было написать в журналах, но в то же время и что-то новое». Не верит он и в то, что «вторжение» сможет повторить новое поколение русских электронщиков:
«Наши музыканты копируют западных. Не только в электронной музыке — вообще. Мы пока не можем найти в своих корнях и показать что-то незаимствованное».
В интервью журналу Igloo, приуроченному к выходу дебюта, группу спросили: «Если бы музыку Fizzarum использовали в качестве саундтрека к голливудскому фильму, каков был бы сюжет?». Участники ответили, что это был бы научно-фантастический фильм о том, о чём никто никогда раньше не слышал, но это действительно существует. Примерно так дело обстоит и с самой группой — едва ли найдётся много людей, помнящих эту забытую главу в истории экспансии русской музыки. Тем не менее — вот она, самая настоящая научная фантастика.
Solar X: «русский Aphex Twin без танка», пропустивший Gagarin Party
Творческая биография Романа Белавкина в чём-то созвучна Fizzarum, с той лишь важной разницей, что к экспортной истории его приложить достаточно сложно, но соблазнительно.
В начале 90‑х московский студент, активно занимавшийся ушу, попал в автокатастрофу, которая на два года заточила его в квартире (что стало причиной пропуска легендарной Gagarin Party). Однако Роман, будучи закалённым спортом человеком, не впал в панику и потратил время на изучение новых для себя технологий — синтезатора, компьютерных программ и, как результат, вышел из затяжной реабилитации музыкантом. Остальное, как любят говорить, история. Впрочем, в данном случае история не менее теневая, чем у Fizzarum.
Теневой, надо заметить, это история была и для современников Романа, ставшего более известным как Solar X. В 1995 году продвинутая московская тусовка, начавшая постигать культуру рейвов, не сразу обнаружила, что человек, которого зарубежная пресса сравнивает с лидером авангардной электроники Aphex Twin, их соотечественник и вообще чуть ли не сосед.
Роман вооружился компьютером, программным секвенсором, звуковой картой и несколькими советскими синтезаторами, выпустил в 1994 году кассету «Outre X Mer». Отправив её друзьям по переписке с форума об аналоговых синтезаторах, он выяснил, что многие из них являются видными на западе музыкантами или владельцами лейблов, и его музыка их заинтересовала. Но и у себя на родине Solar X оказывается как нельзя кстати. Solar X ожидаемо стал любимым героем журнала «Птюч», диктующего рейв-повестку столичной богеме.
Несмотря на постоянные сравнения с Aphex Twin (по словам Белавкина, кто-то даже называл его «Aphex Twin из России без танка»), музыка Solar X оказалась достаточно уникальной, чтобы ей заинтересовался и сам Ричард Д. Джеймс. Если удивлением отечественных рейверов было осознание, что русский Aphex Twin живёт под боком, то для самого Белавкина таким удивлением стало открытие, что при переезде в Британию, соседом самого Романа стал уже настоящий Ричард. Позже Белавкин будет наведываться к нему в гости и помогать разбираться с советскими синтезаторами, частью огромной коллекции, которая наполняла трёхэтажный дом Ричарда Д. Джеймса.
В середине 2000‑х годов Solar X исчез из электронной музыки так же внезапно, как и появился. Переехав в Лондон, Роман Белавкин, параллельно с музыкой занимавшийся вопросами искусственного интеллекта, решил сконцентрироваться на научной деятельности. Но и музыку он, слава богу, не забросил — кажется, он и сам удивился, когда в конце 2018 года техно-дива Нина Кравиц предложила ему переиздать альбом Solar X «X‑Rated» на саблейбле трип Galaxiid.
Red Elvises: пост-горбирок
Маркетинговая схема «Парка Горького» пришлась на руку русско-американской группе с говорящим названием Red Elvises. Основанная в 1995 году в Калифорнии группа до сих пор играет в жанрах сёрф, фанк, рокабилли, фолк и частично диско. Названием коллектив обязан Элвису Пресли и советскому прошлому участников. В 1980‑е годы «Красные Элвисы» играли под именем «Лимпопо» и оказались на гастролях в США, после которых музыканты решили эмигрировать.
Поначалу в США «Элвисы» работали, по их собственным словам, «арбатскими матрёшками» и эксплуатировали русское происхождение. «Клюкву», как покажут последующие декады, в Америке любили всегда. Возможно, в силу её эксплуатации или в силу сочетания таланта с удачей, группа повстречала режиссёра и сценариста Лэнса Манджиа и Джефри Фэлкона.
Встреча оказалась судьбоносной, потому что пара дельцов шоу-бизнеса сообщила музыкантам, что собирается снимать кино и хотела бы использовать музыку группы в фильме. В результате появился «Шестиструнный самурай», в котором «Элвисы» исполнили небольшие роли, а Лэнс Манджиа снял для группы два видеоклипа на песни «Boogie on the Beach» и «Love Pipe». Последний был показан на MTV в разных странах мира.
И хотя трудно назвать историю Red Elvises полноценной экспансией, но в 2005 году группа выступила на концерте «Live 8» (потомка легендарного Live AID, на этот раз проведённого и в России). Организованная сэром Бобом Гелдофом, как акция-обращение к лидерам «Большой восьмёрки» с призывом позабыть нищету в истории, «Live 8» насквозь пропитан пафосом всемирного братства, сестринства и отцовства (особенно отцовства: всё-таки, что акция в 1985‑м, что в 2005 году — это очевидно империалистическое спасение утопающих).
Наличие Red Elvises в лайн-апе тоже символичное: группа, чей имидж пересекает национальные границы — чем не метафора времён, которые и сами по себе позабылись в истории?
«Оберманекен»: иммиграция — это новый стиль танца
В 1989 году главная эстетская группа СССР, наследующая стиль Боуи, Ферри и новых романтиков, отправилась в США записывать музыку для телевизионного проекта Public Television, а именно для фильма «Другая сторона России Горбачёва».
Проект делался два месяца после чего группа оказалась посреди Нью-Йорка с заработанным гонораром: золотая осень, Центральный парк, летящие в сторону Флориды утки и место жительства в Даунтауне, где 24 часа в сутки кипит жизнь, рождаются и умирают группы. Почти Пушкинская в Петербурге, только выше и шире.
Там «Оберманекен» включается в творческую жизнь и становится завсегдатаем легендарного клуба CBGB. Дела у группы шли как нельзя лучше, что не повод удивляться: наличие басиста-японца и чёрного барабанщика было прямым следствием популярности Горбачёва, так что жители Нью-Йорка считали возможность сыграть с русскими если не за честь, то точно за культурно-политическую миссию.
Как говорил участник группы Евгений Калачёв:
«„Зелёный альбом“ мы записывали так. Наш друг Лёха Слепак, имеет брата, который был членом правительства Москвы и является генералом МВД. Брат выделил Алексею огромную сумму денег, чтобы тот записал ему пластинку каких-то очень плохих блатных песен. А я в то время уже работал звукооператором на студии у Сюзанны Вега в Нью Йорке. Мы познакомились с родителями Сюзанны, и благодаря ей меня взяли в штат на их студию, где я записывал великое множество групп. И вот, Лёша решил стать рокером. И эти генеральские деньги пошли на наём удивительных музыкантов. Мы наняли барабанщиков, басистку, и они сыграли всё очень круто. Мы нашли кучу девушек с голосами и распределили их по голосовым данным для подпевок: бэд гёрлз и гуд гёрлз. Так и сделали этот альбом, который обошёлся тысяч в тридцать долларов, что по меркам Нью-Йорка недорого. В Америке я жил десять лет и мы там записали несколько альбомов в студии на 5‑й Авеню. Жили мы с Машей в Ист-Вилладже, эта квартира существует до сих пор, там она и живёт, моя бывшая жена и, конечно, есть и кантри-хаус» .
Америка действительно открылась этакой рок-н-ролльной утопией для «Оберманекена» — всяко скромнее, чем случилось у Гребенщикова, зато без сожалений. Одним из главных событий стало совместное выступление с Nirvana. Никакого жирного финала однако нет: участники группы друг за другом вернулись в Россию и продолжили слагать мифы о своём пребывании в Вавилоне поп-культуры, как например в гостях у Артемия Троицкого в небезызвестной программе «Кафе Обломов».
Юрий Чернавский: Макс Мартин отечественной поп-музыки
Если в Советском Союзе был свой Макс Мартин (прим. — шведский музыкальный продюсер), то, без сомнений, им был Юрий Чернавский. История взаимоотношений главного архитектора популярной музыки СССР и позднесоветской России с Америкой началась в 1985 году.
Тесно сотрудничавшая с композитором Алла Пугачёва исполнила вместе с бэк-вокалистами знаменитой шведской группы «ABBA» песни Чернавского «Superman» (английский вариант «Робинзона») и «Through the Eyes of a Child», впервые занявшие высшие места в западноевропейских хит-парадах. Песню «Superman» в то время исполняли многие западные группы, в том числе группа «The Pinks» даже назвала новый альбом «Superman», а спустя много лет известный американский шоумен и телеведущий Джимми Фэллон слушал эту песню в эфире своей программы.
Но настоящий роман с Америкой начался, когда Чернавский переехал в Голливуд в 1994 году. Там он создал совместную компанию с участием своего 16-летнего сына Дэймона (Дмитрия) Чернавского — «LA 3D Motion», которая на компьютерной графике с использованием высоких технологий (CGI) в видео и киноиндустрии США.
Талантливый человек, как известно, талантлив во всём, в том числе и в генах: в 1996 году, в день восемнадцатилетия, сын Чернавского был удостоен премии MTV Europe Music Awards за участие в лучшем музыкальном видеоклипе года на телеканале MTV Европа «Get Down (You’re the One for Me)» с американской группой Backstreet Boys. Дэймон также работал над клипами для групп и исполнителей ’N Sync, The Boys, Рода Стюарта, Тупака Шакура, Dance Jam.
Экспансия? Вряд ли. Но точно хороший контраргумент скептикам, считающим, что Россия страна неритмичных людей. Впрочем, это не значит, что дело перешло от отца к сыну.
Как говорил в интервью Борису Барабанову сам Чернавский:
«Мой выбор места обитания — Голливуд — не был случайным. Мы расположились в уютном доме в Беверли Хиллз. Первое время, забыв о музыке, я сам изучал программы Softimage и Maya и натаскивал Дэймона. Потом я основал компанию „LA3D motion“, Димка полез в самые глубины этих сложных программ, и мне его было уже не догнать. Мы сделали с десяток рекламных роликов. Когда я нашёл постоянного кинооператора и режиссёра, семнадцатилетний Дэймон уже был с компьютером „на ты“. Ребята отлично сработались. Клипы „Get Down“ Backstreet Boys и „I want you back“ N’ Sync заняли первые места на MTV в Лондоне, потом были The Boys, Тупак Шакур, Род Стюарт и другие артисты. Наша команда расширялась. Я построил им солидную студию в нашем доме в Бель-Эйр, а мои ребята уже полезли в кино и автомобильную рекламу с компьютерным моделированием и прочими примочками, самую сложную и дорогую в бизнесе. Было сделано несколько сотен работ».
К счастью, Юрий и сам продолжает заниматься музыкальным бизнесом и работает с семьёй Джексонов (да, той самой), записывается со Стиви Вандером, сотрудничает с компаниями Track Records, Pikosso Records, EMI, Sony и другими. Путешествует и экспериментирует в области международного шоу-бизнеса с молодыми американскими и европейскими R&B и рэп-исполнителями, киноактёрами и режиссёрами.
Берт Тарасов продвигает русский андеграунд в Европе
В 1990‑е годы Берт (Олег) Тарасов оседает в Европе, получая поставки огромного количества винила, в частности, 900 копий первой пластинки «Нож для Фрау Мюллер» («Синьоры Краковяки»). Она была выпущена на фирме «Фили-рекордс», благодаря архивариусу питерского Рок-Клуба Сергею Фирсову, устроившемуся туда продюсером и продвигавшему именно этот альбом, как работу перспективной группы, совершившей первый немецкий тур в 16 концертов, что по тем временам было впечатляюще.
Основная часть этих пластинок было раздарена, но половина продавалась за деньги. До сих пор на некоторых интернет-аукционах этот винил появляется как культовый раритет, и цена на него колеблется в районе 48–50 долларов.
В результате на отечественном рынке из пятитысячного тиража распространилось менее тысячи, а большая часть досталась Европе благодаря деятельности Тарасова.
«Химера» турит по Европе
Главная русская андеграундная группа девяностых в 1994 году записывает парный альбом со швейцарской анархо-панк группой Steine Für Den Frieden, после чего был организован совместный тур по Европе: Швейцарии, Чехословакии, Польше, Германии. По завершении тура был издан концертный альбом «Nuihuli».
Black Russian издаются на Motown
В мае 1976 года Наталия Капустина, Сергей Капустин и Владимир Шнайдерман приехали в Нью-Йорк без денег и связей. Они нашли дневную работу, а по вечерам выступали по всему городу. В 1978 году они приехали в Голливуд, где встретились с главой Motown’s Studio Operations Гаем Костой, который, в свою очередь, представил их основателю Motown Records Берри Горди.
Результатом встречи с Горди стало подписание контракта с лейблом, и это был первый случай подписания контракта русской группы со столь крупным лейблом в США.
В июне 1980 года группа, получившая название Black Russian, выпустила одноимённый альбом в стиле ритм-н-блюз. Наталия Капустина в группе и на альбоме получила имя Наташа Капустин, а её брат Владимир Шнайдерман — Владимир Шнайдер. Альбом был хорошо принят журналом Billboard, особо выделившим песни Mystified, Leave Me Now (позже была выпущена в виде сингла), Emptiness, New York City и Love’s Enough. Альбом не имел коммерческого успеха, и группа Black Russian не получила продолжения. Наташа и Сергей, у которых в США родился сын Робин, развелись, и Наташа, вслед за братом, взяла себе псевдоним, образованный от девичьей фамилии Шнайдерман — Наташа Шнайдер.
В 1987 году Наташа Шнайдер и её второй муж Алан Йоханнес выпустили сольный альбом Walk the Moon под лейблом MCA Records. В 1990 году к ним присоединился барабанщик Джек Айронс (экс-Red Hot Chili Peppers). Новообразованная группа получила название Eleven и в том же году выпустила дебютный альбом Awake in a Dream. Всего Eleven выпустила пять альбомов. Запись третьего альбома Thunk в 1998 году проходила без Айронса, который стал играть с группой Pearl Jam, но к четвёртому альбому 2000 года Avantgardedog он вернулся.
Шнайдер и Йоханнес участвовали вместе с Джошем Хомме и другими музыкантами в седьмом и восьмом выпусках The Desert Sessions. В 1999 году они с Крисом Корнеллом записывали и продюсировали первый сольный альбом Корнелла Euphoria Morning. Альбом оказался коммерчески неуспешным, хотя сингл Can’t Change Me был номинирован на Best Male Rock Vocal Performance в 2000 году на Grammy Awards.
В 2002 году Шнайдер и Йоханнес участвовали в записи альбома Songs for the Deaf группы Queens of the Stone Age, а в 2005 году присоединились к гастрольному туру группы для поддержки альбома Lullabies to Paralyze (Йоханнес также участвовал в написании нескольких песен для этого альбома).
«Мумий Тролль» записывает «Морскую» в Лондоне
Обосновавшись в Англии, Илья Лагутенко и Леонид Бурлаков записывают в дешёвой студии главный альбом в истории «Мумий Тролля». Намеренно преувеличенный миф о процессе звукозаписи сделал своё дело — «Морская» не только становится пластинкой-флагманом в новом русском роке, но и ознаменовывает наступление «времён почище», которые в новом тысячелетии подарили новым отечественным музыкантам надежды на интеграцию в Европу.
Как началась история экспансии русской поп-музыки, читайте в первой части цикла «Самый лучший день для побега на Запад».
