«Нулевые» Лёхи Никонова: поэзия маргинального Петербурга

Серая парад­ная, туск­лое утро, про­ку­рен­ная курт­ка и веч­ное похме­лье — это Лёха бре­дёт по питер­ским ули­цам 2000‑х годов. Город дёр­га­ет­ся «тём­но-зелё­ной волной»[1], не остав­ляя надеж­ды на зав­траш­нее утро.

Лёха Нико­нов — не толь­ко фронт­мен «Послед­них тан­ков в Пари­же», но так­же необыч­но прон­зи­тель­ный для эпо­хи поэт. Его глав­ная кни­га — выпу­щен­ные в 2009‑м «Нуле­вые». Это три­ло­гия, состав­лен­ная из трёх сбор­ни­ков: «НеХард­Кор» (2003), «Тех­ни­ка Быст­ро­го Пись­ма» (2005) и «Гал­лю­ци­на­ции» (2008).

Поэ­зия Нико­но­ва испо­ве­даль­на — автор не даст чита­те­лю пово­да усо­мнить­ся в искрен­но­сти сво­е­го героя. Прав­да жиз­ни здесь сосед­ству­ет с едкой иро­ни­ей, дове­дён­ной до «чер­ну­хи» и дорож­ной гря­зи. VATNIKSTAN зовёт погру­зить­ся с поэтом в тем­но­ту питер­ских под­во­ро­тен, пыль­ных лест­ниц и чердаков.

Рос­сий­ская поэ­зия нуле­вых нахо­ди­лась под силь­ным вли­я­ни­ем пост­мо­дер­на. Лири­че­ский субъ­ект в ней дро­бил­ся инстру­мен­та­ми декон­струк­ции — тот же Дмит­рий Воден­ни­ков испы­ты­вал к этим мета­мор­фо­зам боль­шой интерес.

Но сти­хи Лёхи Нико­но­ва выби­ва­ют­ся из обще­го ряда. Он все­гда тво­рил цель­ные обра­зы — во мно­гом авто­био­гра­фич­ные, без намё­ка на быст­рую эво­лю­цию. Герой Лёхи — панк по духу и обра­зу жиз­ни; анар­хо-инди­ви­ду­а­лист, как сам автор. Если пере­фра­зи­ро­вать Юрия Тыня­но­ва (опи­сав­ше­го в двух сло­вах твор­че­ство Бло­ка), сам Нико­нов — глав­ная лири­че­ская тема для Нико­но­ва. [2]

От сти­хо­твор­ных моно­ло­гов Лёхи веет орео­лом мар­ги­наль­но­сти, вызо­ва окру­жа­ю­ще­му миру. Тема испо­ве­ди осо­бен­но силь­на в «Тех­ни­ке Быст­ро­го Пись­ма»: здесь «я» поэта выпус­ка­ет на волю тём­ные химе­ры души. Но за гря­зью жиз­ни, нар­ко­ти­че­ской заве­сой и дека­дент­ской уста­ло­стью кро­ет­ся непри­гляд­ная истина:

Это не озлоб­лен­ность, поверьте,
Это отча­я­ние. [3]

…Моло­дой поэт, недав­но купив­ший в выборг­ском мага­зине чёр­ную руч­ку «Пар­кер», тра­тил мно­го вре­ме­ни на при­го­род­ные элек­трич­ки. Дол­гое вре­мя он жил в режи­ме «маят­ни­ко­вой мигра­ции», что­бы нако­нец ока­зать­ся в тём­ном под­ва­ле куль­то­во­го питер­ско­го клу­ба TaMtAm (1991–1996), у самых исто­ков аль­тер­на­тив­ной сце­ны России.

Здесь рож­дал­ся новый звук и шли сме­лые экс­пе­ри­мен­ты, под­пи­ты­ва­е­мые веще­ства­ми и алко­голь­ны­ми река­ми. Это «осад­ное поло­же­ние на бере­гу реки»[4] осно­вал экс-вио­лон­че­лист «Аква­ри­ума» Все­во­лод Гак­кель. Нико­но­ва в клуб при­вёл Эдик «Рэтд» Стар­ков, лидер музы­каль­ной коман­ды «Химе­ра». Так появи­лась панк-груп­па «Послед­ние тан­ки в Пари­же» — но наш текст не о ней, ведь фронт­мен не счи­та­ет свои пес­ни насто­я­щей поэ­зи­ей. Для Лёхи осно­ва сти­ха — чистый воз­дух, а не зара­нее про­ду­ман­ный ритм или мелодия:

За под­клад­кой реальности
пря­чет­ся что-то.
Смысл поэ­зии, вычис­лить что.
Гово­рят, это бессмысленно,
то есть о том,
что реаль­ность это так много,
а мы её часть, неспособная
верить, любить, наблю­дать этот круг,
в кото­ром окруж­ность отсутствует…
Поэту оста­нет­ся толь­ко звук
про­из­но­си­мо­го предложения.
Невы­но­си­мое положение!
Но ведь сло­ва это толь­ко начало,
того, что когда-то, взры­ва­лось, кричало,
а теперь тихо сто­нет всё тише и тише,
так, что никто ниче­го не слышит.
Кро­ме поэтов. [5]

В одном интер­вью Нико­нов при­знал­ся: «Изна­чаль­но я хотел най­ти бит­мей­ке­ра, спо­соб­но­го создать ритм, под кото­рый я бы уже читал сти­хи. Но в 90‑х годах в Выбор­ге тако­го чело­ве­ка не нашлось, поэто­му мне при­шлось стать ещё и мелодистом»[6].

Но если бы такой чело­век нашёл­ся, мы вряд ли узна­ли бы Нико­но­ва как панк-поэта. Ско­рее, он стал бы частью оте­че­ствен­ной хип-хоп сце­ны — и делал бы тре­ки в духе ран­не­го Евге­ния Алё­хи­на («Ноч­ные груз­чи­ки», «маку­ла­ту­ра») или Мак­си­ма Тес­ли («Он Юн»). В какой-то мере Алё­хин и Тес­ли ста­ли уче­ни­ка­ми Нико­но­ва — хоть и про­ме­ня­ли сво­бод­ный воз­дух поэ­зии на фоно­вую буль­ка­ю­щую электронику.

Так вот, пустая сце­на. Оди­но­кий луч осве­ща­ет мик­ро­фон и неболь­шой сто­лик посе­ре­дине. Выхо­дит поэт. Он кри­чит, ведёт себя агрес­сив­но, заря­жа­ет пуб­ли­ку речью. Неваж­но, какой вывод слу­ша­тель сде­ла­ет из услы­шан­но­го, суть совсем не в дидак­ти­ке. Зада­ча поэта — вызвать эмо­цию, в её силе и кро­ет­ся истин­ная поэ­зия. Что­бы добить­ся реак­ции, Лёха берёт факт жиз­ни и пре­вра­ща­ет в худо­же­ствен­ный образ. Здесь мож­но уви­деть насле­дие има­жи­низ­ма в духе Есе­ни­на и Мари­ен­го­фа, чьим уче­ни­ком Нико­нов себя счи­та­ет. Но ещё силь­нее эта тра­ди­ция выда­ёт себя в темах, за кото­рые автор берётся.

Нико­нов изоб­ра­жа­ет задвор­ки город­ской жиз­ни. Его обра­зы — это про­сти­тут­ки, мен­ты, бары­ги, серая мас­са замёрз­ших про­хо­жих. Здесь мож­но было бы уви­деть оммаж есе­нин­ским тек­стам. Но «Хули­ган» Есе­ни­на совсем не похож на лири­че­ско­го героя Нико­но­ва, хоть оба поэта и вос­пе­ва­ют «ста­до рыжое»[7]. Есе­нин­ский хули­ган отде­лён от хма­ри и мар­ги­наль­ной заве­сы счаст­ли­вы­ми дет­ски­ми вос­по­ми­на­ни­я­ми. Он может забыть­ся в памя­ти о род­ной деревне и бес­край­них полях. Герой Нико­но­ва, напро­тив, про­пи­тан город­ской тем­но­той с ног до голо­вы. Сам поэт пре­крас­но осо­зна­ёт, насколь­ко далёк он от само­лич­но про­воз­гла­шён­ных учителей:

Он схва­тил мою руку: — Послу­шай, Лёха,
я рус­ский поэт Сер­гей Есенин!
— Отстань от меня! — закри­чал я в ужасе,
— Ты пове­сил­ся, пред­ва­ри­тель­но выре­зав вены
ещё в про­шлом веке! [8]

Связь с поэта­ми-пред­ше­ствен­ни­ка­ми под сомне­ни­ем, но Нико­нов не ума­ля­ет амби­ций. Он заки­нул удоч­ку в совре­мен­ный лите­ра­тур­ный про­цесс, выстро­ив вокруг себя образ мета­мо­дер­нист­ско­го «гряз­но­го» поэта [9]. Что такое мета­мо­дерн? С одной сто­ро­ны, про­сто новая засеч­ка линии хро­но­ло­гии, это «здесь и сей­час» в мире идей и поэзии:

«Мета­мо­дер­низм — это не совсем стиль или жанр. Это эпо­ха, в кото­рую мы всту­пи­ли. Как была до это­го эпо­ха пост­мо­дер­на. Пото­му если вы возь­мё­те любо­го авто­ра нуле­вых, то он по опре­де­ле­нию пост­мо­дер­нист, если ещё не метамодернист»[10].

С дру­гой же — имен­но это тече­ние в лите­ра­ту­ре Нико­нов видит как путь обнов­ле­ния искус­ства, источ­ник гло­баль­ной сво­бо­ды. Преды­ду­щая эпо­ха — пост­мо­дерн — исчер­па­ла себя ещё в 1980‑х годах. Толь­ко новые меха­низ­мы твор­че­ства, дио­ни­сий­ская рево­лю­ция смо­гут при­бли­зить мир к гло­баль­ной сво­бо­де. И начи­нать надо с «обла­сти идей, про­ти­во­сто­я­щих имен­но пост­мо­дер­низ­му, как клас­си­циз­му XXI века, а зна­чит реаль­но­му вра­гу на пути к буду­ще­му искусства»[11]:

Мне с вами детей не крестить,
в око­пы не падать и даже
мне с вами не говорить
о купле-продаже.
Что солн­це и чёр­ный страх?
Что ваши смеш­ные советы?
Что циф­ры на ваших деньгах?
И ваши дур­ные газеты?
На это одно — удар!
Стро­кою, раз­ме­ром, словом!
Гра­бёж, риту­ал, пожар.
И ниче­го дру­го­го. [12]

В «Гал­лю­ци­на­ци­ях» — заклю­чи­тель­ной части «Нуле­вых» — бога­тая риф­ма и образ­ный ряд дове­дут рас­кру­чен­ные моти­вы до апо­гея. Нико­нов гово­рит о пред­на­зна­че­нии поэта, о паде­нии чело­ве­ка. О том, что уход в плен зави­си­мо­сти — это бег­ство от страш­ной реаль­но­сти. Поис­ки смыс­ла жиз­ни пере­се­ка­ют­ся с раз­мыш­ле­ни­я­ми об анар­хиз­ме. Не забыл Нико­нов и о кри­ти­ке вла­сти, посвя­тив несколь­ко строк «Мар­шу несо­глас­ных» 2007 года.

О меж­лич­ност­ных свя­зях поэт пишет ску­по, по сути сво­дя их к стрем­ле­ни­ям пло­ти. Нико­нов не лирик, чисто­та его чув­ства буд­то заце­мен­ти­ро­ва­на сти­хо­тво­ре­ни­ем «Стра­на — это сра­зу все страны»[13]. Если сего­дня читать эти стро­ки вслух, пожа­луй, их при­мут за насто­я­щую поли­ти­че­скую акцию.

Санкт-Петер­бург и его жите­ли, напро­тив, выпи­са­ны подроб­но и с раз­ных сто­рон. Но Лёха не пишет о «малень­ком чело­ве­ке», как поэты-пред­ше­ствен­ни­ки про­шлых эпох. Ему инте­рес­ны «край­ние жиз­нен­ные ситу­а­ции и экс­пе­ри­мент. В любом смыс­ле экс­пе­ри­мент — в поэ­ти­че­ском, жиз­нен­ном, экзи­стен­ци­аль­ном, рели­ги­оз­ном, если хочешь, математическом»[14].

Изоб­ра­жая город­ские задвор­ки, Нико­нов сле­ду­ет за Мари­ен­го­фом. Толь­ко вме­сто Моск­вы 1918–1920‑х годов он фор­ми­ру­ет образ Север­ной сто­ли­цы нуле­вых: «Петер­бург — это про­сто моги­ла, как при­знал­ся один поэт»[15].

Лири­че­ский герой «Маг­да­лин» (1919), напри­мер, опи­сы­вал себя как выки­дыш «асфаль­то­вых змей»[16]. А в «Нуле­вых» — это сам Лёха Нико­нов, из окна кото­ро­го вид­но лишь кры­ши горо­да под дож­де­вы­ми тучами.

«Нуле­вые» смот­рят на мир сквозь приз­му гряз­но­го реа­лиз­ма (dirty realism) — имен­но так этот стиль назо­вут теле­ви­зи­он­ные СМИ вслед за писа­те­лем из США Бил­лом Буфор­дом. Обы­ва­тель нико­нов­ских сти­хов живёт сре­ди мен­тов­ско­го бес­пре­де­ла 1990‑х, нар­ко­ти­че­ских паров и алко­голь­ных брызг. Его точ­ка отсчё­та — набе­реж­ная напро­тив тюрь­мы. Точ­но такая же когда-то мере­щи­лась в кон­це пути каторж­ни­ку из «Пеп­ла» (1908) Андрея Бело­го. Но панк-поэ­зия Нико­но­ва здесь бли­же к аме­ри­кан­ской тра­ди­ции — к тем же рома­нам Буков­ски о жиз­ни Ген­ри Чинаски.

Может казать­ся, что Лёха про­сто пара­зи­ти­ру­ет на идее жёсто­кой прав­ды. Выпя­чи­ва­ет угрю­мую «анар­хи­стость», обле­кая её в автор­ский миф. Его поэ­зия как буд­то не рас­ска­жет ниче­го ново­го: здесь всё та же при­ев­ша­я­ся жизнь 1990‑х. Секс, нар­ко­ти­ки и рок-н-ролл в замы­лен­ном зер­ка­ле био­гра­фии героя-пан­ка. На фоне лите­ра­тур­но­го про­цес­са рубе­жа веков сбор­ник Нико­но­ва — вовсе не рево­лю­ция. Вспом­ним «Бой­цов­ский клуб» Пала­ни­ка (1996) и «Сан­кью» При­ле­пи­на (2006), да ту же «Граж­дан­скую обо­ро­ну» (1984–2008). Насту­пи­ла эпо­ха анде­гра­ун­да, гон­зо-сти­ля и пре­не­бре­же­ния к табу. «Два ноля разо­рва­ли время»[17], и Лёха Нико­нов остал­ся в 1990‑х, хотя стре­мил­ся совсем к дру­го­му полю­су. Но автор всё же кри­чит со сце­ны: «Моя вой­на нико­гда не кончится»[18], про­дол­жая веч­ный поиск свободы.

В такой поэ­зии и вправ­ду нет ни одной новой темы — но имен­но это дела­ет её такой силь­ной и, воз­мож­но, гени­аль­ной. Лёха Нико­нов не вто­рой Егор Летов, у него нет пре­тен­зий на уни­каль­ность и неожи­дан­ные ходы. Но его «Нуле­вые» — не «псев­до­мар­ги­наль­ность», а жесто­кая прав­да. Мно­гим будет непри­ят­но её читать, и даже не из-за оби­лия нецен­зур­ной лек­си­ки. Про­сто авто­ру всё рав­но, что чита­тель почув­ству­ет после сти­хо­тво­ре­ния. Ему важ­но дру­гое — с какой силой стро­ки будут буше­вать внутри:

Вам луч­ше знать,
что хоро­шо, что плохо,
вы точ­ки рас­став­ля­е­те над и,
но нет у вас ни веры, ни любви.
Вы суди­те меня,
но кто вы сами? —
грязь у поэта под ногами!
<…> Что может заслу­жить поэт
в нача­ле обе­зу­мев­ше­го века —
лишь оскорб­ле­ния и грязь из интернета,
апло­дис­мен­ты на концертах
и штамп нев­ро­ло­га в рецепте.
Но в час, когда всё сно­ва плохо,
<…> вдруг появ­ля­ют­ся слова
и мир кру­жит­ся, ночь светлеет,
из вяз­кой ямы бытия
свер­ка­ет, появ­ля­ет­ся мгновение —
меч­та моя. [19]

Примечания

1. Нико­нов А. Октябрь. // А. Нико­нов. НеХард­Кор. 2003. 
2. Тыня­нов Ю. Н. Блок // Ю. Н. Тыня­нов. Арха­и­сты и нова­то­ры. Л.: При­бой, 1929. С. 531.
3. Нико­нов А. По мое­му под­окон­ни­ку сте­ка­ют кап­ли дождя // А. Нико­нов. Тех­ни­ка Быст­ро­го Пись­ма. 2005.
4. Там же.
5. Нико­нов А. За под­клад­кой реаль­но­сти / А. Нико­нов. Тех­ни­ка Быст­ро­го Пись­ма. 2005.
6. Панк-поэ­ма и панк-поэ­зия: в поис­ках пони­ма­ю­щей публики.
7. Есе­нин С. Хули­ган // С. Есе­нин. М.: Мос­ков­ский рабо­чий, 1958. С. 147.
8. Нико­нов А. Я про­ткнул свою руку шилом // А. Нико­нов. Тех­ни­ка Быст­ро­го Пись­ма. 2005.
9. Поэ­зию Нико­но­ва назва­ли «гряз­ной» в пере­да­че «Дру­гой Петер­бург» (03.04.2021) на «Теле­ка­на­ле 78».
10. Лёха Нико­нов: малень­кий чело­век меня не инте­ре­су­ет.
11. Нико­нов А. Пост­мо­дер­низм как гло­ба­ли­за­ция в искус­стве. 2008.
12. Нико­нов А. Мне с вами детей не кре­стить.
13. Нико­нов А. Стра­на это сра­зу все стра­ны // А. Нико­нов. Тех­ни­ка Быст­ро­го Пись­ма. 2005.
14. Лёха Нико­нов: малень­кий чело­век меня не инте­ре­су­ет.
15. Нико­нов А. Неуже­ли ты всё забы­ла? // А. Нико­нов. Гал­лю­ци­на­ции. 2008.
16. Сухов В. А. Эво­лю­ция обра­за Моск­вы в твор­че­стве А. Б. Мари­ен­го­фа // А. В. Сухов. Пен­ка: Изве­стия Пен­зен­ско­го Госу­дар­ствен­но­го Педа­го­ги­че­ско­го Уни­вер­си­те­та им. В. Г. Белин­ско­го, № 27, 2012. С. 403.
17. Нико­нов А. …зна­чит про­сто не надо верить // А. Нико­нов. НеХард­Кор. 2003.
18. Нико­нов А. Моя вой­на нико­гда не кон­чит­ся. Там же.
19. Нико­нов А. Сти­хо­тво­ре­ние, кото­рое я не хотел вклю­чать в сбор­ник // А. Нико­нов. Гал­лю­ци­на­ции. 2008.

Читай­те так­же «Рус­ский „Оскар“: о чём сни­ма­ет худож­ник Алек­сандр Пет­ров».