Рождество на страницах детского дореволюционного журнала «Светлячок»

Новый год, кото­рый дав­но счи­та­ет­ся у нас глав­ным зим­ним тор­же­ством, — насле­дие совет­ско­го про­шло­го, когда в 1920‑х рели­ги­оз­ные празд­ни­ки были запре­ще­ны, а в 1936 году рож­де­ствен­скую ёлку заме­ни­ли ново­год­ней. До рево­лю­ции с осо­бым раз­ма­хом отме­ча­лось Рож­де­ство, кото­рое было дол­го­ждан­ным собы­ти­ем преж­де все­го для детей. 

О том, как справ­ля­ли люби­мый празд­ник маль­чи­ки и девоч­ки в нача­ле про­шло­го века, нам рас­ска­зал дет­ский доре­во­лю­ци­он­ный жур­нал «Свет­ля­чок». Спе­шим поде­лить­ся уди­ви­тель­ны­ми наход­ка­ми, сре­ди кото­рых чет­вер­то­ван­ный король, ёлка мерт­ве­цов, кро­во­жад­ные кук­лы и милые котята.


Пряничная драма

Жур­нал «Свет­ля­чок», выхо­див­ший с 1902 по 1920 год, — самое высо­ко­ти­раж­ное дет­ское пери­о­ди­че­ское изда­ние сво­е­го вре­ме­ни. Тем не менее, судя по содер­жа­нию, его целе­вая ауди­то­рия была огра­ни­че­на детьми из семей с достат­ком выше сред­не­го. Маль­чи­ков и дево­чек, исто­рии о кото­рых печа­та­лись в жур­на­ле, окру­жа­ли няни и гувер­нант­ки, фар­фо­ро­вые кукол­ки и рас­пис­ные лошад­ки на колё­си­ках, лас­ко­вые мате­ри в кра­си­вых пла­тьях и серьёз­ные отцы, в поте лица рабо­тав­шие в бога­то обстав­лен­ных каби­не­тах. Так что пусть вас не удив­ля­ют опи­са­ния пыш­ных дет­ских празд­ни­ков: для мно­гих чита­те­лей «Свет­ляч­ка» это было в поряд­ке вещей.

№ 24, 1903 год

Доре­во­лю­ци­он­ные игруш­ки — не чета нынеш­ним гла­зи­ро­ван­ным шари­кам с оле­ня­ми и бле­стя­ще­му «дож­ди­ку», гро­зя­ще­му любо­пыт­ным домаш­ним питом­цам вне­пла­но­вым визи­том к вете­ри­на­ру. В одном из празд­нич­ных номе­ров «Свет­ляч­ка» мы нашли сти­хо­тво­ре­ние Ана­то­лия Доб­ро­хо­то­ва, где опи­сы­ва­ет­ся бога­тый ёлоч­ный наряд:

Сереб­ри­стые звёз­ды, конфетки,
Бело­снеж­ные зай­чи­ки, трубы…
Вот висит на раз­ве­си­стой ветке
Волк, оска­лив­ши ост­рые зубы,
И гля­дят доб­ро­душ­но медведи,
Изо­гнув­шись в при­чуд­ли­вой пляске.
Вот кол­пак на рож­де­ствен­ском деде,
Золо­чё­ные саб­ли и каски.
Бел­ки, кук­лы, раке­ты, хлопушки —
Всё обли­то сия­ньем свечей…
О, игруш­ки, о чудо-игрушки
Для счаст­ли­вых, доволь­ных детей…
(№ 24, 1913)

К это­му сти­хо­тво­ре­нию мы ещё вер­нём­ся. А пока пого­во­рим о глав­ном досто­ин­стве ёлоч­ных укра­ше­ний про­шло­го: ими мож­но было не толь­ко любо­вать­ся, их мож­но было есть! Колю­чие вет­ви скло­ня­лись под тяже­стью яблок, кон­фет и про­чих сла­стей на любой вкус. Напри­мер, в сказ­ке Гали­ны Гали­ной «Исто­рия одной сосуль­ки» (№ 24, 1909) сре­ди про­чих игру­шек ёлку укра­ша­ли бра­вый сол­да­тик в мун­ди­ре из бле­стя­ще­го шоко­ла­да с золо­ты­ми пугов­ка­ми, сахар­ная барыш­ня с розо­вы­ми щека­ми и сахар­ной кор­зин­кой, из кото­рой выгля­ды­ва­ли бумаж­ные розы, а так­же огром­ный пря­ник в виде коро­ля с сахар­ной боро­дой, мин­да­лин­ка­ми на ман­тии, коро­ной из сусаль­но­го золо­та и ски­пет­ром. Меж­ду игруш­ка­ми раз­го­ре­лись нешу­точ­ные стра­сти: король решил выдать свою дочь, занос­чи­вую прин­цес­су Медо­вую сосуль­ку, за сол­да­ти­ка, кото­рый тос­ко­вал по сахар­ной девуш­ке. Несчаст­ным влюб­лён­ным помог­ла све­ча, кото­рая рас­то­пи­ла гад­кую прин­цес­су. С коро­лём рас­пра­ви­лись дети, упо­тре­бив его по назна­че­нию. «И пря­нич­ный король ниче­го не мог воз­ра­зить про­тив это­го, так как дети раз­ре­за­ли его на четы­ре части и ску­ша­ли…» — гово­рит­ся в доб­рой рож­де­ствен­ской сказке.

Реко­мен­ду­ем так­же «Рож­де­ство и Новый год — от Рос­сий­ской импе­рии до ста­лин­ско­го СССР». Исто­рия празд­ни­ка от доре­во­лю­ци­он­ных вре­мён до 1930‑х годов и эво­лю­ция сим­во­ла ново­год­ней ёлки.

 

А что же наши влюб­лён­ные? «Я спря­чу их, они такие хоро­шень­кие!» — реши­ла их малень­кая хозяй­ка. И поло­жи­ла слад­кую пароч­ку в шёл­ко­вый крас­ный ящи­чек. Вполне воз­мож­но, что когда-то так дела­ли и вы, ста­вя шоко­лад­ных Дедов Моро­зов в цвет­ной фоль­ге за стек­ло совет­ско­го сер­ван­та. А спу­стя пару лет, где-нибудь в июле, тай­ком съе­да­ли уже про­горк­лый без­вкус­ный шоко­лад, муча­ясь рас­ка­я­ньем, а ещё через час-дру­гой — боля­ми в животе.

№ 24, 1910 год

Со съе­доб­ны­ми укра­ше­ни­я­ми сле­до­ва­ло быть осто­рож­ным. Посмот­ри­те, что ста­ло с геро­ем сказ­ки неиз­вест­но­го авто­ра «Пре­крас­ней­ший» (№ 24, 1908): золо­чё­ный грец­кий орех, кото­рый мнил себя чудом при­ро­ды и упи­вал­ся вос­хи­ще­ни­ем про­сто­душ­ных вос­ко­вых анге­лов и кро­шек-домо­вых, скры­вал в себе нечто отвра­ти­тель­ное. Эти­ми же анге­ла­ми и домо­вы­ми он был зажат в щип­цы и рас­ко­лот: уж очень малют­кам хоте­лось полю­бо­вать­ся душой сво­е­го куми­ра. Увы, внут­ри кра­сав­ца ока­зал­ся мерз­кий чер­вяк. «Честь имею кла­нять­ся, гос­по­да… я та самая душа золо­то­го оре­ха!» — попри­вет­ство­вал оша­ра­шен­ную пуб­ли­ку чер­вяк и пополз по сво­им делам. Гото­вы поспо­рить, что и вам когда-нибудь попа­дал­ся такой «орех». А то и не один.

Одна­жды «Свет­ля­чок» решил помочь тем, у кого не было воз­мож­но­сти пора­до­вать себя кра­си­вой ёлкой. Чита­ем рас­сказ «Две ёлки» С. Ульмер(а) — пол­ное имя авто­ра неиз­вест­но — и мота­ем на ус: как знать, воз­мож­но, его совет его при­го­дит­ся в кри­зис­ные времена:

«Пошёл я в кух­ню и начал там шарить: нашёл целую куч­ку малень­ких жёл­тых и розо­вых кар­то­шек, пона­брал ещё крас­ных мор­ко­вок; всё это пере­мыл и захва­тил тоже несколь­ко луко­виц, при­вя­зал их на нит­ки и наве­сил на ёлку. <…> Когда зажгли све­чи… вышла, дей­стви­тель­но, такая необык­но­вен­ная и чуд­ная ёлка, что я её нико­гда не забу­ду. Кар­тош­ки совсем похо­ди­ли на ябло­ки, крас­ные мор­ков­ки так кра­си­во выгля­ды­ва­ли из-под зелё­ных вето­чек, а луко­ви­цы бле­сте­ли, как золотые…»
(№ 24, 1906)


Зарядка для хвоста

Как выгля­де­ли дет­ские раз­вле­че­ния в пору зим­них празд­ни­ков? Ребя­там, до тош­но­ты объ­ев­шим­ся рож­де­ствен­ски­ми уго­ще­ни­я­ми, «Свет­ля­чок» пред­ла­гал упо­тре­бить остат­ки еды для изго­тов­ле­ния игру­шек (№ 1, 1912). «Мы полу­чи­ли каж­дый на свою долю так мно­го все­воз­мож­ных сла­до­стей, что нам есть их не хоте­лось, — рас­ска­зы­ва­ли дети в ста­тье „Съе­доб­ные чело­веч­ки“, — и мы ста­ли при­ду­мы­вать, какую бы нам зате­ять с ними игру». О том, как сде­лать аппе­тит­ных малю­ток из ягод и сухо­фрук­тов, ребя­там рас­ска­зал некий «дядя Вася». «Чем хоро­ши такие фигур­ки, что они не име­ют ниче­го про­тив того, что­бы у них отъ­есть руки и ноги…» — хва­лил он своё изобретение.

№ 1, 1912

После ути­ли­за­ции сухо­фрук­тов мож­но было зате­ять нехит­рую игру с оре­ха­ми. Играть в неё чита­те­лей учи­ли дру­зья Боря и Вася:

«Боря берёт один орех в руку и зажи­ма­ет его под любым паль­цем, затем сжи­ма­ет руку кулаком.
Боря: Я иду в лес за грибами.
Вася: И я с тобой.
Боря: А под каким дере­вом мы сядем? Выби­рай любое: гла­варь (боль­шой палец), дру­гарь (ука­за­тель­ный), сере­дышь (тре­тий палец), чет­вер­тун (чет­вёр­тый палец) или патырь (мизи­нец)?
Вася: Середышь!
Боря: Уга­дал. Вот тебе орех.
Если бы Вася не уга­дал, он отдал бы Боре орех от себя».

Будем чест­ны: навер­ное, это самый скуч­ный «поход за гри­ба­ми», кото­рый мож­но себе пред­ста­вить. То ли дело мас­ка­рад. Его участ­ни­ки вполне мог­ли обой­тись без слож­ных костю­мов малень­ких Колом­бин и Поли­ши­не­лей. Сове­ты, при­ве­дён­ные в рас­ска­зе «Наш домаш­ний мас­ка­рад» (№ 24, 1902), могут при­го­дить­ся и сей­час. Осо­бен­но если в свя­точ­ную неде­лю вы до сих пор пуга­е­те сосе­дей истош­ным «Коля­да, коля­да, отво­ряй воро­та…». Може­те попро­бо­вать себя в роли великана-трансформера:

«Витя взял метёл­ку, при­кре­пил к её пру­тьям мас­ку и под­ве­сил к ней про­дол­го­ва­тый обруч, кото­рый дол­жен был заме­нить пле­чи. Затем он покрыл мас­ку тол­стым шар­фом и надел на неё ста­рый отцов­ский цилиндр. Вме­сто пла­тья упо­тре­бил плед; его свя­за­ли у гор­ла шнур­ком… вели­кан мог удли­нять­ся и уко­ра­чи­вать­ся, то опус­кая, то под­ни­мая метёлку».

А вот вари­ант для тех, кто хочет поско­рее изба­вить­ся от послед­ствий бес­кон­троль­но­го поеда­ния май­о­нез­ных сала­тов. При­кинь­тесь сим­во­лом нынеш­не­го года — зме­ёй. Дви­гать­ся при­дёт­ся так интен­сив­но, что на сле­ду­ю­щий день мыш­цы будут болеть, как после пер­во­го визи­та в спорт­зал. Толь­ко избе­гай­те лест­ниц и про­чих неров­ных поверхностей:

«Вася и Гри­ша… сши­ли себе шку­ру из трёх хол­що­вых меш­ков; для голо­вы взя­ли верх­нюю часть бума­ги с сахар­ной голо­вы, нари­со­ва­ли на ней гла­за и при­кре­пи­ли к ней из бума­ги жало. Схва­тив за ноги Гри­шу, Вася изоб­ра­жал зме­и­ный хвост, при­чём ста­рал­ся как мож­но боль­ше изви­вать­ся. В меш­ке сни­зу было сде­ла­но отвер­стие, что­бы сво­бод­но дышать».

№ 24, 1902

А вот заме­ча­тель­ная идея досу­га, кото­рая помо­жет весе­ло ско­ро­тать дол­гие зим­ние выход­ные. Пока гло­баль­ное потеп­ле­ние не пре­вра­ти­ло нашу зиму в трёх­ме­сяч­ное про­дол­же­ние нояб­ря, оде­вай­тесь потеп­лее и беги­те на ули­цу. Будем лепить сне­го­ви­ков. И каких! Заме­ча­тель­ные идеи пред­ла­гал ребя­там «Свет­ля­чок»: тут и отча­ян­ный води­тель, кото­рый, судя по напря­жён­ной позе, идёт на рис­ко­ван­ный обгон, и эски­мос с оле­нем, и уми­ли­тель­ный пух­лый зайчик.

№ 1, 1910 год
№ 23, 1910 год
№ 23, 1910 год

Не обижайте кукол

Какая ёлка без подар­ков? Ведь имен­но ради них и ждут появ­ле­ния в доме лес­ной кра­са­ви­цы. А что дума­ют об этом сами подар­ки? Ока­зы­ва­ет­ся, ниче­го хоро­ше­го. Напри­мер, в свя­точ­ном рас­ска­зе неиз­вест­но­го авто­ра «Уго­вор пуще денег» (№ 1, 1909) ста­до пуши­стых бараш­ков напрочь отка­за­лось пере­се­лять­ся из игру­шеч­но­го мага­зи­на к маль­чи­ку Вове. «Из это­го выхо­дят одни непри­ят­но­сти и слё­зы», — про­те­сто­ва­ли испу­ган­ные пар­но­ко­пыт­ные. «Вы буде­те стричь нашу шёрст­ку, — про­дол­жил один из бараш­ков, обра­ща­ясь к Вове. — А новая шёрст­ка у нас не рас­тёт…» «Помни­те, что и вырван­ные уши у нас не отрас­та­ют», — доба­вил дру­гой. Маль­чик пообе­щал игруш­кам, что стричь шерсть и выры­вать ушей не будет. Скре­пя свои малень­кие тря­пич­ные серд­ца, бараш­ки реши­ли отпра­вить к Вове одно­го из них:

«Тро­га­тель­но и с горь­ки­ми сле­за­ми бара­нье ста­до про­во­ди­ло сво­е­го това­ри­ща. Для него начи­на­лась новая жизнь, пол­ная неожи­дан­но­стей и страданий.
Но… но, может быть, Вова сдер­жит слово?..»

Бараш­кам сто­и­ло бы поучить­ся у геро­ев сказ­ки «Куколь­ный бунт», кото­рую напи­сал зага­доч­ный «Чер­ну­ша» (№ 1, 20, 22, 24, 1907). Под этим и мно­ги­ми дру­ги­ми псев­до­ни­ма­ми скры­вал­ся Алек­сандр Фёдо­ров-Давы­дов — дет­ский писа­тель и один из осно­ва­те­лей «Свет­ляч­ка», а поз­же — «Мур­зил­ки». В рож­де­ствен­скую ночь изуро­до­ван­ные малень­ки­ми бра­том Борей и сест­рой Таней игруш­ки реши­ли ото­мстить обид­чи­кам и устро­и­ли им жесто­кую экзе­ку­цию. Таню пре­вра­ти­ли в кук­лу, Борю — в оло­вян­но­го сол­да­ти­ка. А играть с ними позва­ли их зло­ве­щих близ­не­цов — Таню № 2 и Борю № 2. Что тут нача­лось! Кукол­ке в голо­ву вты­ка­ли иглы, пина­ли её нога­ми и пои­ли чер­ни­ла­ми, а затем отда­ли на жесто­кое рас­тер­за­ние псу, в резуль­та­те кото­ро­го Таня № 1 лиши­лась ног. Боря № 2 поко­ло­тил сол­да­ти­ка утю­гом так, что тот пре­вра­тил­ся в лепёш­ку. Потом жесто­кий ребё­нок поло­жил лепёш­ку на ложеч­ку и начал подо­гре­вать её на свеч­ке. «Не ста­нем опи­сы­вать все­го ужа­са этих пыток…» — пугал чита­те­лей «Чер­ну­ша». Потом игруш­ки вер­ну­ли изму­чен­ных хозя­ев к жиз­ни, напо­и­ли их чаем и взя­ли с них обе­ща­ние вести себя хорошо.

№ 22, 1907

А есть игруш­ки все­про­ща­ю­щие. По край­ней мере, так счи­тал автор сти­хо­тво­ре­ния «Ново­год­ний гость» ткач Осно­ва (№ 1, 1909). Под име­нем шекс­пи­ров­ско­го пер­со­на­жа с осли­ной голо­вой писал всё тот же Фёдо­ров-Давы­дов. Инте­рес­но, что уме­ни­ем без­ро­пот­но сно­сить любые оби­ды он наде­лил тем­но­ко­жую куклу:

Хоть с виду он потешен,
Урод­лив и космат,
Но он вполне безгрешен
И вас поте­шить рад.
<…>
Про­ща­ет он обиду,
Про­ща­ет грех большой…
Хоть он и чёрен с виду,
Зато он чист душой.

К сло­ву, о тем­но­ко­жих кук­лах. Судя по содер­жа­нию дет­ских жур­на­лов рубе­жа XIX–XX веков, они были очень попу­ляр­ны. В те вре­ме­на кари­ка­тур­ный образ игру­шеч­но­го пред­ста­ви­те­ля негро­ид­ной расы нико­го не сму­щал. Вот так выгля­дел тря­пич­ный арап­чо­нок Буц­ли-Пуц­ли из сказ­ки с гово­ря­щим назва­ни­ем «Полю­би­те нас чер­нёнь­ки­ми!» (№ 1, 1912). Сказ­ку напи­сал тёз­ка кук­лы, некто Буц­ли Бибао, насто­я­щее имя кото­ро­го рас­крыть не удалось:

«[Кук­ла] вся чер­нё­хонь­кая, как уго­лёк, гла­зи­щи белые, выпук­лые; рот — из крас­ной фла­не­ли!.. И вдо­ба­вок ко все­му, — лох­ма­тая, как шав­ка! А уж оде­та!.. Гос­по­ди ты, Боже мой.. Синий фрак, крас­ные пан­та­ло­ны, — ну про­сто воро­нье пугало…»

Буц­ли-Пуц­ли пода­рил малень­кой девоч­ке Леле на Свят­ках её брат Воло­дя. Маль­чик пред­ста­вил его как жени­ха Лели­ной кук­лы, леди Клэр. «Не отдам… ни за что не отдам я мою нена­гляд­ную Клэроч­ку за это­го тру­бо­чи­ста!..» — чуть не пла­ка­ла девоч­ка. Но любовь ока­за­лась силь­нее расо­вых пред­рас­суд­ков. Оча­ро­ван­ная тан­це­валь­ны­ми па и чув­ством юмо­ра Буц­ли-Пуц­ли, леди Клэр сама реши­ла вый­ти за него замуж. «Извест­ное дело, — по одёж­ке встре­ча­ют, по уму про­во­жа­ют!.. — поучал Лелю Буц­ли-Пуц­ли, но тут же заве­рял её в сво­ём рас­по­ло­же­нии: — Знай­те ещё, суда­ры­ня, что если вам нуж­но будет пря­тать булав­ки и игол­ки, — то моя грудь и спи­на к вашим услугам!..»

№ 24, 1914 год

Впро­чем, отвле­чём­ся от груст­ной и очень непо­лит­кор­рект­ной темы кукол. Луч­ше вспом­ним, что подар­ки мож­но не толь­ко полу­чать, но и дарить. Счи­та­ет­ся, что вто­рое даже при­ят­нее. В этом убе­ди­лись брат и сест­ра Лёша и Лютя, герои рас­ска­за Льва Зило­ва «Бар­ба­ри­с­ки­ны лап­ки» — ну очень мило­го про­из­ве­де­ния, от кото­ро­го к гор­лу под­ка­ты­ва­ет комок и начи­на­ет щипать в гла­зах. Дети с нетер­пе­ни­ем жда­ли зим­не­го празд­ни­ка и мучи­ли отца вопро­са­ми о подар­ках. «И чего вы все о себе забо­ти­тесь, — усты­дил их одна­жды отец, — о вас Дедуш­ка Мороз поза­бо­тит­ся. А вот Бар­ба­ри­су никто ниче­го не принесёт».

Бар­ба­рис — серый котё­нок, кото­рый летом жил на даче у Лёши и Люти, а потом пере­ехал к зна­ко­мым. Поду­мав, дети реши­ли отпра­вить ему посыл­кой две сосис­ки к Рож­де­ству. На сле­ду­ю­щий день после празд­ни­ка Лёше и Люте при­шло тро­га­тель­ное письмо:

«„Спа­си­бо за сосис­ки. Они были очень вкус­ные. Я вырос и стал совсем боль­шой кот. При­ез­жай­те вес­ной со мной играть. Посы­лаю вам свои лапки“.
Вни­зу на бумаж­ке были нари­со­ва­ны два кру­жоч­ка и написано:
„Это мои лап­ки. Когот­ки не вышли, пото­му что я их спрятал“».


Красные пальчики

Наста­ло вре­мя вер­нуть­ся к сти­хо­тво­ре­нию Ана­то­лия Доб­ро­хо­то­ва, о кото­ром мы гово­ри­ли в нача­ле тек­ста. Назы­ва­лось оно «Рож­де­ствен­ские игруш­ки и их масте­ра». Во вто­рой поло­вине сти­хо­тво­ре­ния празд­нич­ное настро­е­ние рез­ко про­па­да­ет. Сей­час, когда про­бле­ма тру­до­вой экс­плу­а­та­ции при­об­ре­ла ката­стро­фи­че­ские мас­шта­бы, эти стро­ки акту­аль­ны как нико­гда прежде:

…Но при­пом­ни­те тех, кто работал
Те игруш­ки, малют­ки, для вас,
В тём­ных, душ­ных камор­ках, с заботой
И с горю­чей сле­зою подчас!..
В туск­лом све­те огар­ка средь ночи
Нака­нуне рож­де­ствен­ских дней
Эти гно­мы сле­пят свои очи
Из-за хле­ба и жал­ких грошей…

В при­ме­ча­нии к сти­хо­тво­ре­нию пояс­ня­ет­ся: «Здесь масте­ра назва­ны гно­ма­ми по сво­е­му тру­до­лю­бию и тяжё­лым усло­ви­ям жиз­ни в тём­ных под­ва­лах». Подоб­ные сти­хи, рас­ска­зы и сказ­ки о скром­ных тру­дя­гах и обез­до­лен­ных, кото­рым едва хва­та­ло денег на хлеб — что уж гово­рить о рож­де­ствен­ской ёлке! — в «Свет­ляч­ке» печа­та­ли часто. Исто­рии эти были либо до рези в гла­зах слез­ли­вы­ми, либо до зуб­ной боли при­тор­ны­ми. Но глав­ную свою зада­чу выпол­ня­ли: бла­го­да­ря им юный чита­тель зна­ко­мил­ся с бытом бед­ня­ков и учил­ся состраданию.

№ 24, 1907 год

Как не пожа­леть малень­ко­го Егор­ку из сти­хо­тво­ре­ния Марии Пожа­ро­вой «Золо­той орех», кото­рый ютил­ся в тём­ной тес­ной камор­ке и у кото­ро­го в празд­нич­ный вечер не было «Ника­ких игру­шек, ника­ких утех, / Толь­ко зале­жа­лый золо­той орех»? К сча­стью, внут­ри оре­ха ока­зал­ся не чер­вяк, как в рас­ска­зе «Пре­крас­ней­ший», а малень­кий золо­той чело­ве­чек, кото­рый тут же начал тво­рить чудеса:

Забли­ста­ли сте­ны в яхон­тах живых,
В бусах пере­лив­ных, в сет­ках кружевных;
Запест­рел узор­ный бисер­ный навес, —
А под ним-то сколь­ко лако­мых чудес!
Ска­чут вере­ни­цы пря­нич­ных зверьков,
Сахар­ные пти­цы сви­щут из углов,
Пры­га­ют ков­риж­ки, вер­тит­ся калач
И тру­бит наряд­ный паточ­ный трубач.
(№ 24, 1913)

Про­изо­шед­шее с Егор­кой мож­но было бы назвать насто­я­щим рож­де­ствен­ским чудом, если бы не одно но: чело­ве­чек, кала­чи и ков­риж­ки ему при­сни­лись. «Вот очнул­ся маль­чик… Где ж весе­лье, смех? / Вновь пуста камор­ка. На сто­ле орех», — гово­рит­ся в послед­нем четверостишии.

С дру­гой сто­ро­ны, Егор­ке повез­ло — он хотя бы очнул­ся. Чего не ска­жешь о герое рас­ска­за Досто­ев­ско­го «Маль­чик у Хри­ста на ёлке», кото­рый «Свет­ля­чок» опуб­ли­ко­вал с сокра­ще­ни­я­ми: не годи­лись для хруп­кой дет­ской пси­хи­ки опи­са­ния смер­тей. Сюжет напо­ми­на­ет «Девоч­ку со спич­ка­ми» Андер­се­на (одна­ко вдох­нов­лён не толь­ко ею). В сочель­ник без­дом­ный маль­чик-сиро­та блуж­да­ет по город­ским ули­цам и загля­ды­ва­ет в окна бога­тых домов:

«Ух, какое боль­шое стек­ло, а за стек­лом ком­на­та, а в ком­на­те дере­во до потол­ка; это ёлка, а на ёлке сколь­ко огней, сколь­ко золо­тых бума­жек и ябло­ков, а кру­гом тут же кукол­ки, малень­кие лошад­ки; а по ком­на­те бега­ют дети, наряд­ные, чистень­кие, сме­ют­ся и игра­ют, и едят, и пьют что-то. <…> Вот и музы­ка, сквозь стек­ло слыш­но. Гля­дит маль­чик, дивит­ся, уж и сме­ёт­ся, а у него болят уже паль­чи­ки и на нож­ках, а на руках ста­ли совсем крас­ные, уж не сгибаются…»
(№ 10, 1910)

Затем маль­чик заби­ва­ет­ся в угол в тём­ной под­во­ротне, про­ва­ли­ва­ет­ся в сон и насмерть замер­за­ет. Ему снит­ся пре­крас­ная ёлка, вокруг кото­рой тан­цу­ют дети:

«И узнал он, что маль­чи­ки эти и девоч­ки все были такие, как он, бед­ные, несчаст­ные дети… все они теперь, как анге­лы у Хри­ста, и Он Сам сре­ди них… А мате­ри этих детей все сто­ят тут же, в сто­рон­ке и пла­чут; каж­дая узна­ет сво­е­го маль­чи­ка или девоч­ку, а они под­ле­та­ют к ним и целу­ют их, ути­ра­ют им слё­зы сво­и­ми руч­ка­ми и упра­ши­ва­ют их не пла­кать, пото­му что им здесь хорошо».

В свя­точ­ном рас­ска­зе «После ёлки» (№ 24, 1912) девоч­ку Мару­сю из состо­я­тель­ной семьи при­сты­ди­ли малень­кие эль­фы. Тай­ком от людей ночью после празд­ни­ка они про­би­ра­лись в бога­тые дома и соби­ра­ли объ­ед­ки для бед­ных детей. «У вас во дво­ре сколь­ко их! — рас­ска­зы­вал эльф Мару­се о её нищих сверст­ни­ках. — У прач­ки — трое, у сапож­ни­ка — двое, у двор­ни­ка — целых пять!.. И у всех у них нет ни игру­шек, ни лаком­ства. В их квар­ти­рах гряз­но и холод­но, тёп­лой одеж­ды у них нет…» На сле­ду­ю­щее утро Мару­ся уго­во­ри­ла роди­те­лей не уби­рать ёлку и спра­вить вто­рой празд­ник для детей прислуги.

В подоб­ных про­из­ве­де­ни­ях роди­те­ли все­гда под­дер­жи­ва­ли бла­гие наме­ре­ния детей. В рас­ска­зе Фёдо­ро­ва-Давы­до­ва «Неждан­но-нега­дан­но», где малень­ким бар­чу­кам при­шлось отдать свои подар­ки кре­стьян­ским ребя­там, на поздрав­ле­ние «С новым годом, с новым сча­стьем!» мать юных филан­тро­пов отве­ти­ла: «Со сча­стьем, кото­рым уме­ем делить­ся с дру­ги­ми!» (№ 24, 1906).

№ 24, 1903 год

Неред­ко в «Свет­ляч­ке» попа­да­лись сти­хо­тво­ре­ния, где нищий малют­ка удо­ста­и­вал­ся чести попасть на пыш­ный дет­ский празд­ник. Напри­мер, сын кухар­ки Васю­ха из сти­хо­тво­ре­ния Алек­сандра Гомо­лиц­ко­го «Ёлка» даже не рас­счи­ты­вал стать гостем торжества:

У детей в руках подарки,
Радость све­тит­ся в глазах…
Лишь Васю­ха, сын кухарки,
У две­рей сто­ит в слезах…
Как в дыря­вой рубашонке
Подой­ти-то к господам?
Ишь, стоп­тал и сапожонки,
Засме­ют, пожа­луй, там…
(№ 24, 1904)

Одна­ко дети, заме­тив Васю, при­гла­си­ли его пове­се­лить­ся с ними и от души накор­ми­ли кон­фе­та­ми, фрук­та­ми и пря­ни­ка­ми. Воз­мож­но, в неко­то­рых домах так и было. В пред­две­рии рево­лю­ции «Свет­ля­чок» напе­ча­тал рас­сказ авто­ра «Сам Дедуш­ка» (ещё один псев­до­ним Фёдо­ро­ва-Давы­до­ва) «Оби­да горь­кая» с похо­жим сюже­том, но с совер­шен­но иным исхо­дом (№ 1, 1917). Девоч­ку-при­слу­гу Ага­шу при­гла­си­ла на рож­де­ствен­ский празд­ник дочь хозя­ев, Катя. Это была бла­го­дар­ность за то, что во вре­мя Кати­ной болез­ни Ага­ша при­хо­ди­ла «уте­шать барыш­ню да забав­лять». Поче­му это­го не дела­ли Кати­ны дру­зья? Пото­му что, не ровён час, забо­ле­ют. А про Ага­шу хозя­е­ва гово­ри­ли: «Она — девоч­ка кре­пень­кая, здо­ро­вая — ей ничего».

На празд­ни­ке Катя забы­ла о бла­го­дар­но­сти, назва­ла Ага­шу «зама­раш­кой» и убе­жа­ла играть с дру­ги­ми девоч­ка­ми. «А ты не дер­жи серд­це про­тив них, — уте­ша­ла тем же вече­ром Ага­шу её бабуш­ка, — у них своё, у тебя своё, вся­ко­му зер­ну своя бороз­да». Оби­жать­ся дей­стви­тель­но не сто­и­ло: все­го через несколь­ко меся­цев дела у Кати навер­ня­ка пошли ещё хуже, чем у Ага­ши. Туго при­шлось и «Свет­ляч­ку»: после рево­лю­ции он лишил­ся финан­си­ро­ва­ния и вско­ре закрылся.

№ 1, 1906 год

Не хочет­ся завер­шать наш текст, посвя­щён­ный весё­ло­му празд­ни­ку, на груст­ной ноте. Каким бы ни было ваше Рож­де­ство — шум­ным и хле­бо­соль­ным, тихим и семей­ным или вовсе отсут­ству­ю­щим — жела­ем вам, что­бы насту­пив­ший год при­нёс не толь­ко тре­во­ги по пово­ду опе­ре­жа­ю­щих инфля­цию цен и при­сту­пы экзи­стен­ци­аль­ной тос­ки после оче­ред­но­го погру­же­ния в пучи­ну ново­стей, но и что-нибудь хоро­шее. Дол­го­ждан­ное или неожи­дан­ное, мате­ри­аль­ное или духов­ное — это уж как пове­зёт. Бере­ги­тесь оре­хов с чер­ви­вой душой, бере­ги­те себя и близких.


Читай­те так­же «Как празд­но­ва­ли Новый год в СССР: крат­кая ретро­спек­ти­ва по десятилетиям»

Поделиться