Воспитание бессмыслицей: как и для чего читать детские стихи Юнны Мориц

В послед­ние годы Юнна Мориц обза­ве­лась доволь­но неод­но­знач­ной репу­та­ци­ей. Дет­ская поэ­зия ото­шла на вто­рой план: хохо­чу­щие ноги и лета­ю­щие арбу­зы усту­пи­ли место граж­дан­ской лири­ке и мно­го­чис­лен­ным постам в соци­аль­ных сетях. Не спе­ши­те вычёр­ки­вать из памя­ти забав­ные небы­ли­цы и сказ­ки-пере­вёр­ты­ши — их мож­но с удо­воль­стви­ем читать и рас­пе­вать на все лады в любом возрасте.

VATNIKSTAN пред­ла­га­ет отвлечь­ся от теку­щей повест­ки и погру­зить­ся в безум­ный мир дет­ско­го вооб­ра­же­ния, где мож­но пода­рить дру­гу букет из пуши­стых котов и напить­ся чаю из пых­тя­ще­го самоваро-паровозо-вертолёта.


В назва­нии несколь­ких книг Юнны Мориц есть под­за­го­ло­вок «Для детей от 5 до 500 лет». Её твор­че­ство понра­вит­ся и боль­шим, и малень­ким, ведь «внут­рен­ний ребё­нок» живёт в каж­дом неза­ви­си­мо от воз­рас­та. Эти сти­хо­тво­ре­ния при­ят­но читать вслух, меняя высо­ту голо­са и инто­на­цию. С ними мож­но попрак­ти­ко­вать­ся в декла­ма­ции и даже устро­ить соб­ствен­ный малень­кий театр, не выхо­дя из дома. Они уди­ви­тель­но музы­каль­ны — неда­ром мно­гие из про­из­ве­де­ний поэтес­сы пре­вра­ти­лись в люби­мые несколь­ки­ми поко­ле­ни­я­ми пес­ни: «Боль­шой сек­рет», «Ёжик рези­но­вый», «Пони бега­ет по кругу».

Исто­рии, рас­ска­зан­ные Мориц, — не вол­шеб­ные сказ­ки и не душе­щи­па­тель­ное мора­ли­за­тор­ство. Она погру­жа­ет чита­те­ля в уди­ви­тель­ный, порой шоки­ру­ю­щий мир «небы­валь­щи­ны», где неве­ро­ят­ные обра­зы спле­та­ют­ся в гре­мя­щую сим­фо­нию весё­ло­го хао­са. Поэтес­са тон­ко чув­ству­ет дет­ский язык, зна­ет, как рабо­та­ет мыш­ле­ние малень­ко­го чита­те­ля, дура­чит­ся, сме­ёт­ся и фан­та­зи­ру­ет вме­сте с ним. При этом нель­зя ска­зать, что читать её сто­ит лишь ради раз­вле­че­ния — вос­пи­тать ребён­ка мож­но не через скуч­ные нота­ции, а через сло­во, кото­рое может играть, радо­вать и поучать одновременно.


Чудо-вещи, чудо-звуки

Уди­ви­тель­ное изоб­ре­те­ние Юнны Мориц — «Само­ва­ро-паро­во­зо-вет­ро­лёт» — полез­ный в хозяй­стве при­бор, кото­рый уме­ет летать, пых­теть и кипя­тить чай. Бла­го­да­ря оби­лию сви­стя­щих и шипя­щих зву­ков мож­но услы­шать, как рабо­та­ет эта чудо-маши­на, кото­рая посто­ян­но нахо­дит­ся в дви­же­нии. Веч­ный дви­га­тель у поэтес­сы пре­вра­ща­ет­ся в живое суще­ство, ведь он не про­сто раз­ли­ва­ет чай, а «даёт» его, как коро­ва молоко:

Само­ва­ро-паро­во­зо-вет­ро­лёт,
Он летит, сви­стит, пых­тит и чай даёт,
Он летит себе по небу и свистит,
И чаёк для Дуси с Васей кипятит,
Самоваро-паровозо-ветролёт!

Повто­ря­ю­щи­е­ся гла­го­лы «сви­стит-пых­тит-летит-кипя­тит» созда­ют ощу­ще­ние вез­де­су­ще­го, шум­но­го при­бо­ра, кото­рый созда­ёт вокруг насто­я­щий празд­ник, ведь он «гре­ет пуб­ли­ку, тан­цу­ет и поёт». Кто его изоб­рёл, как он рабо­та­ет — не так уж и важ­но. «Само­ва­ро-паро­во­зо-вер­то­лёт» — весе­лая игра в сло­ва, где зву­ки, слов­но дети, тол­ка­ют­ся, шумят и бега­ют наперегонки.

Иллю­стра­ция к кни­ге «Букет котов». Худож­ник Гри­го­рий Зла­то­го­ров. 1997 год

Ещё одно «шум­ное» сти­хо­тво­ре­ние Юнны Мориц — «Тум­бер-Бум­бер». Автор сра­зу же пояс­ня­ет, что стран­ный пер­со­наж — все­го лишь звук. Одна­ко во вто­рой стро­фе он мате­ри­а­ли­зу­ет­ся и начи­на­ет безобразничать:

Кто лома­ет
стулья
в доме,
Рвёт ботин­ки и пальто?
Тумбер-Бумбер!
Кто же, кроме
Тум­бер-Бум­бе­ра?.. Никто.
Кто теря­ет постоянно
Наши зонтики,
ключи,
Нашу мелочь
из кармана?
Тум­бер-Бум­бер, не молчи!

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

Мориц пишет звон­кой «лесен­кой» Мая­ков­ско­го, сме­ши­ва­ет сти­хо­твор­ные раз­ме­ры, уси­ли­вая ощу­ще­ние бес­по­ряд­ка и сумя­ти­цы. Взрыв­ные соглас­ные сли­ва­ют­ся в шум­ную како­фо­нию, напо­ми­на­ю­щую гро­хот мно­же­ства бара­ба­нов. «Тум­бер-Бум­бер» — это упав­ший на пол стул, треск рву­щей­ся тка­ни, двер­ца буфе­та, кото­рая рез­ко захлопнулась.

Инте­рес­но, что исто­рию про хули­га­ни­стый звук рас­ска­зы­ва­ет сам ребё­нок, кото­рый при­пи­сы­ва­ет вымыш­лен­но­му суще­ству все свои про­дел­ки. Такая игра вооб­ра­же­ния харак­тер­на для «целе­вой ауди­то­рии» поэтес­сы — детей до семи лет. В этом воз­расте они часто выду­мы­ва­ет «дру­зей», с кото­ры­ми игра­ют, раз­го­ва­ри­ва­ют и даже ссо­рят­ся. Дети, кото­рые боят­ся нака­за­ния за про­сту­пок, могут сва­ли­вать вину на несу­ще­ству­ю­ще­го това­ри­ща. Подоб­ный слу­чай опи­сан у Кор­нея Чуков­ско­го в кни­ге «От двух до пяти»:

«Когда ему было три года, он выду­мал себе бра­та Васю-Касю, на кото­ро­го валил все свои ошиб­ки. Это­го бра­та он пред­став­лял себе так живо, что ревел, когда я ему гово­ри­ла, что не пущу Васю-Касю к нам, и остав­лял ему кон­фе­ты, пря­ча их под подушку».

Дру­гой стран­ный оби­та­тель бес­ти­а­рия Мориц — суще­ство из рас­ска­за «Нога с руч­кой». При­сут­ствие неиз­вест­но отку­да взяв­шей­ся ноги в доме нико­го не удив­ля­ет. Конеч­ность ока­зы­ва­ет­ся уди­ви­тель­но полезной:

«Вот — Нога с руч­кой. Сто­ит на под­окон­ни­ке, а в ней сто­ят цве­ты. Одна­жды рас­па­ял­ся весь кофей­ник, цве­ты поста­ви­ли в ста­кан, а Ногу взя­ли за руч­ку и в Ноге сва­ри­ли кофе.

Потом поеха­ли на реч­ку, а там в лесу — зем­ля­ни­ка. Взя­ли Ногу за руч­ку и собра­ли зем­ля­ни­ки — пол­ную Ногу с вер­хом, пере­сы­па­ли в ведро».

Иллю­стра­ция к кни­ге «Букет котов». Худож­ник Гри­го­рий Зла­то­го­ров. 1997 год

Кажет­ся, нога — это нечто, напо­ми­на­ю­щее вазу или кастрю­лю. Может, это про­сто стран­ная дизай­нер­ская вещи­ца, при­об­ре­тён­ная кем-то из домо­чад­цев ради заба­вы? Вовсе нет — нога живая и уме­ет драться:

«Ночью вор залез в окно, насту­пил на Ногу. А Нога его — бац! — пят­кой по лбу, из него молоч­ный зуб выско­чил!.. Вор схва­тил кастрю­лю с кисе­лём и дал дёру».

Неуже­ли зубы у вора рас­тут пря­мо на лбу? Поче­му они до сих пор молоч­ные? И зачем ему кастрю­ля с кисе­лём? «Нога с руч­кой» — это чистый Хармс, при­чём не толь­ко по содер­жа­нию, но и по фор­ме: рас­сказ состав­лен из корот­ких, отры­ви­стых пред­ло­же­ний. Объ­яс­нить про­ис­хо­дя­щее невоз­мож­но, более того — делать это­го не нуж­но в прин­ци­пе. В корот­ком рас­ска­зе «Худож­ник и часы» тот же Хармс гово­рит об этом, не стес­ня­ясь в выражениях:

«…худож­ник Серов поло­мал свои часы. Часы хоро­шо ходи­ли, а он их взял и поло­мал. Чего ещё? А боле ниче­го. Ниче­го, и всЯ тут! И своё пога­ное рыло куда не надо не суй!»


Коты-физкультурники и прокушенный ёжик

«Кош­ки — цве­ты жиз­ни» — такой посыл несёт сти­хо­тво­ре­ние Мориц «Све­жие коты». Поэтес­са пре­под­но­сит чита­те­лю пуши­стый букет, полу­чить кото­рый куда при­ят­нее, чем охап­ку роз или тюль­па­нов — уса­тые-поло­са­тые не вянут и изда­ют при­ят­ные звуки:

А у меня — букет котов
Изу­ми­тель­ной красы,
И, в отли­чье от цветов,
Он мяу­ка­ет в усы.

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

«Цве­ты жиз­ни» часто хули­га­нят: цара­па­ют­ся, дерут­ся и вору­ют лако­мые кусоч­ки со сто­ла. Тако­го пуши­сто­го «пове­су» встре­ча­ем в сти­хо­тво­ре­нии «Кот-море­ход»: горе-путе­ше­ствен­ник про­би­ра­ет­ся на корабль, что­бы ута­щить бутер­брод с кол­ба­сой и с ком­фор­том отдох­нуть в пустой каю­те, а затем улиз­нуть с паро­хо­да. Из-за лени и жад­но­сти бед­ня­га ока­зы­ва­ет­ся посре­ди бес­край­не­го моря:

Паро­ход качал­ся плавно,
Чёр­ный кот про­спал­ся славно,
И, очнув­шись через сутки,
Он мяукнул:
— Что за шутки?!
— Обо­жа­ют пла­вать утки,
Сель­ди, лебе­ди и гуси,
Но в моём ли это вкусе?
Сухо­пут­но­му коту
Хоро­шо гулять в порту,
Но гулять по океану,
Изви­ни­те, я не стану!

Иллю­стра­ция к кни­ге «Букет котов». Худож­ник Гри­го­рий Зла­то­го­ров. 1997 год

«Про­спать­ся» — это не про­сто выспать­ся. Обыч­но так гово­рят о чело­ве­ке, кото­рый при­шёл в себя после бур­ной вече­рин­ки нака­нуне. «Похме­лье» насти­га­ет героя вне­зап­но. Подоб­но Жене Лука­ши­ну из «Иро­нии судь­бы», он ока­зы­ва­ет­ся в незна­ко­мом месте из-за того, что «хва­тил лиш­не­го». В отли­чие от пер­со­на­жа ново­год­не­го хита, кот не смо­жет вер­нуть­ся домой на сле­ду­ю­щий день — паро­ход отплыл слиш­ком дале­ко и направ­ля­ет­ся на далё­кий Мада­га­скар. Бед­ня­ге оста­ёт­ся лишь сидеть на мачте и высмат­ри­вать род­ной берег в под­зор­ную тру­бу. Кажет­ся, мораль оче­вид­на — не хули­гань, ина­че попа­дёшь впро­сак. Одна­ко кон­цов­ка так печаль­на, что хочет­ся поско­рее спа­сти несчаст­но­го кота. Мыс­ли чита­те­ля сов­па­да­ют с моль­ба­ми неудав­ше­го­ся морехода:

Пусть немед­лен­но матрос
Раз­мо­та­ет креп­кий трос
И при­вя­жет пароход,
Чтоб сошёл на зем­лю кот!

Дру­гое вос­пи­та­тель­ное коша­чье сти­хо­тво­ре­ние — «У котён­ка рабо­тён­ка». Про­вор­ная мыш­ка драз­нит раз­ле­нив­ших­ся котят, кото­рые никак не могут её поймать:

Ува­жа­е­мые кошки,
Вы назой­ли­вы, как мошки,
Вы лени­вее моржей
И про­тив­нее ужей!

Иллю­стра­ция к кни­ге «Боль­шой сек­рет для малень­кой ком­па­нии». Худож­ник Миха­ил Белом­лин­ский. 1987 год

Насмеш­ки застав­ля­ют одно­го из котят занять­ся физ­куль­ту­рой, что­бы «к при­хо­ду мыши пры­гать даль­ше всех и выше» — моти­ва­ция, свой­ствен­ная детям и под­рост­кам: стать силь­нее, что­бы про­ти­во­сто­ять обид­чи­ку. Глав­ный герой, конеч­но, отли­ча­ет­ся от обыч­но­го маль­чиш­ки, но кош­ки есть кош­ки — они не дерут­ся с мыша­ми, они их едят:

Он устро­ил тренировку,
Про­бе­га­ет стометровку.
При­учил себя к порядку —
Утром дела­ет зарядку.
Полу­ча­ет­ся прекрасно!
Мышь про­па­ла — это ясно!

Рас­то­пить дет­ское серд­це тро­га­тель­ной исто­ри­ей о милом котён­ке гораз­до про­ще, чем про­де­лать ана­ло­гич­ный фокус со сти­хо­тво­ре­ни­ем о каком-нибудь насе­ко­мом. Одна­ко Мориц уда­ёт­ся и это — как Золуш­ка из совет­ско­го филь­ма, она рас­ска­зы­ва­ет малы­шам о чудес­ном жуке, кра­со­той кото­ро­го вос­хи­ща­ет­ся встре­тив­ший его на доро­ге мальчик:

Ешь, пожа­луй­ста, цветок,
Пей свою росинку.
Если б ты уви­деть мог
Соб­ствен­ную спинку!
Ты — бле­стя­щий, голубой,
Ты — такой красивый…

Иллю­стра­ция к кни­ге «Боль­шой сек­рет для малень­кой ком­па­нии» (1987). Худож­ник Миха­ил Беломлинский

«Счаст­ли­вый жук» — оче­ред­ной поклон поэтам-обэ­ри­утам, в част­но­сти — Нико­лаю Олей­ни­ко­ву. Он напи­сал душе­раз­ди­ра­ю­щую исто­рию о погиб­шем тара­кане, после кото­рой уже не хочет­ся носить­ся по квар­ти­ре с тап­ком и бал­лон­чи­ком дихлофоса:

Тара­кан сидит в стакане.
Нож­ку рыжую сосёт.
Он попал­ся. Он в капкане
И теперь он каз­ни ждёт.
<…>
Сто четы­ре инструмента
Рвут на части пациента
От уве­чий и от ран
Поми­ра­ет таракан.

Жуку Мориц везёт боль­ше: маль­чик Петя защи­ща­ет его от голод­ной утки и ведёт в кино. Ока­зы­ва­ет­ся, насе­ко­мое с голу­бой спин­кой ничем не хуже пуши­сто­го котён­ка или озор­но­го щен­ка. «Счаст­ли­вый жук» — про­стая и понят­ная исто­рия о том, что любовь к при­ро­де не закан­чи­ва­ет­ся на любо­ва­нии кра­си­вым цвет­ком или почё­сы­ва­нии за ухом домаш­не­го питомца.

В «Песен­ке совы по име­ни Дуся» чита­тель зна­ко­мит­ся с гово­ря­щей пти­цей, у кото­рой явно всё в поряд­ке с само­оцен­кой. Пер­вая стро­фа почти цели­ком состо­ит из при­ла­га­тель­ных пре­вос­ход­ной степени:

Я муд­рая-пре­муд­рая,
Ах, я ужас­но мудрая,
Я самая пре­муд­рая поляр­ная сова.
И мама моя мудрая,
Ох, мудрая-премудрая,
Она ужас­но муд­рая поляр­ная сова.

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

Ода совы самой себе — это длин­ная чере­да повто­ре­ний. Такой при­ём исполь­зо­ва­ла не толь­ко Мориц. У Харм­са читаем:

Жил на свете
Маль­чик Петя,
Маль­чик Петя Пинчиков.
И ска­зал он:
Тётя, тётя,
Дай­те, тётя,
Блинчиков.
Но ска­за­ла тётя Пете:
Петя, Петя Пинчиков!
Не люб­лю я, когда дети
Очень клян­чут блинчиков.

Со вто­рой стро­фы «Песен­ки» начи­на­ет­ся бес­ко­неч­ный поток наре­чий-нео­ло­гиз­мов, кото­рые уси­ли­ва­ют зна­че­ние гла­го­лов: «ска­кать ска­ка­тель­но», «летать лета­тель­но», «гре­меть гре­ми­тель­но». Изоб­ре­те­ние новых слов — харак­тер­ная чер­та дет­ской речи, и поэтес­са под­драз­ни­ва­ет ребён­ка, под­ра­жая его язы­ку. «Любить безу­ми­тель­но» (безум­но и уди­ви­тель­но), «песу­чий песок» (мел­кий, сыпу­чий), «пуга­тель­ные сказ­ки» — цити­ру­ет ана­ло­гич­ные при­дум­ки малы­шей Чуковский.

Глав­ную мысль сти­хо­тво­ре­ния Мориц остав­ля­ет «на закус­ку». Без­услов­но, сова самая муд­рая, храб­рая и шуст­рая, но самым цен­ным в её обра­зе явля­ет­ся твор­че­ская отвага:

Но самое, но главное —
Какие пес­ни славные
Меч­та­тель­но, творительно
Бим-бом­каю чуть-чуть!

Пожа­луй, самым извест­ным пер­со­на­жем Мориц стал «Ёжик рези­но­вый», исто­рию о кото­ром удач­но пере­ло­жи­ли на музы­ку Татья­на и Сер­гей Никитины:

По роще калиновой,
По роще осиновой
На име­ни­ны к щенку
В шля­пе малиновой
Шёл ёжик резиновый
С дыроч­кой в пра­вом боку.

При пер­вом про­чте­нии сти­хо­тво­ре­ния опи­са­ние ёжи­ка может оза­да­чить: лес­ной житель с мох­на­той мор­доч­кой и колюч­ка­ми стал рези­но­вым и обза­вёл­ся «музы­каль­ной» дыроч­кой в боку. Толь­ко в кон­це исто­рии ста­но­вит­ся понят­но, что ска­зоч­ный зверь — все­го лишь игруш­ка, кото­рая купа­ет­ся в ван­ной вме­сте с маль­чи­ком Ваней. За ёжи­ка может играть сам ребё­нок или взрос­лый, кото­рый раз­вле­ка­ет его песен­кой — извест­но, что мно­гие дети не любят вод­ные про­це­ду­ры и капризничают:

Мно­го дорожек
Про­шёл этот ёжик,
А что пода­рил он дружку?
Об этом он Ване
Насви­сты­вал в ванне
Дыроч­кой в пра­вом боку!

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

Поче­му ёжик дыря­вый? Воз­мож­но, это игруш­ка-пищал­ка. Прав­да, у таких игру­шек «музы­каль­ное» отвер­стие обыч­но нахо­дит­ся вни­зу. Мож­но пофан­та­зи­ро­вать и пред­по­ло­жить, что щенок, на име­ни­ны к кото­ро­му направ­ля­ет­ся герой, реа­лен и живёт вме­сте с маль­чи­ком — соба­ки любят грызть рези­но­вых зве­рей, кото­рых пол­но на пол­ках зоо­ма­га­зи­нов. В кни­ге Юнны Мориц «Кры­ша еха­ла домой» мож­но най­ти под­твер­жде­ние этой догад­ке — худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков допол­нил рису­нок ёжи­ка сло­ва­ми: «Себя пода­рил он щен­ку». Види­мо, «име­нин­ник» неча­ян­но про­ку­сил несчаст­но­го ежа, но игруш­ка не поте­ря­ла цен­но­сти — наобо­рот, такой «апгрейд» научил её весе­ло насвистывать.


Хохочущие ноги и сбежавшая крыша

Сти­хо­тво­ре­ние «Хохо­таль­ная пута­ни­ца» уже сво­им назва­ни­ем про­гно­зи­ру­ет абсурд­ное содер­жа­ние. Перед чита­те­лем раз­во­ра­чи­ва­ет­ся чере­да неве­ро­ят­ных событий:

Над зем­лёй арбуз летит,
Он чири­ка­ет, свистит:
«Я — гор­чи­ца, я — лимон!
Я закрыл­ся на ремонт!»
<…>
По реке бежит буфет,
В нём лежит Боль­шой Секрет,
Он сни­ма­ет­ся в кино,
Всем понра­вит­ся оно!

Иллю­стра­ция к кни­ге «Боль­шой сек­рет для малень­кой ком­па­нии». Худож­ник Миха­ил Белом­лин­ский. 1987 год

«Пута­ни­ца» Мориц не похо­жа на одно­имён­ное сти­хо­тво­ре­ние Чуков­ско­го, где коми­че­ский эффект дости­га­ет­ся толь­ко исполь­зо­ва­ни­ем пере­вёр­ты­шей: «Рыбы по морю гуля­ют, жабы по небу лета­ют». Она идёт даль­ше и созда­ёт что-то вро­де попу­ляр­ной дво­ро­вой «нескла­душ­ки», кото­рая обла­да­ет схо­жей ритмикой:

По реке плы­вёт кирпич,
Дере­вян­ный как стекло,
Ну и пусть себе плывёт,
Нам не нужен пенопласт.

Дру­гой заме­ча­тель­ный при­мер мориц­кой небы­ли­цы — сти­хо­тво­ре­ние «Кры­ша еха­ла домой». Его назва­ние напо­ми­на­ет рас­хо­жее выра­же­ние, сино­ни­мич­ное безу­мию. Содер­жа­ние не обма­ны­ва­ет ожи­да­ний читателя:

Маль­чик шёл, сова летела,
Кры­ша еха­ла домой,
Эта кры­ша не хотела
Спать на ули­це зимой.

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

Вот и пер­вый пере­вёр­тыш — кры­ша, кото­рая защи­ща­ет от непо­го­ды, сама спе­шит укрыть­ся от холо­да в доме рас­сказ­чи­ка. Затем нам попа­да­ют­ся дру­гие уди­ви­тель­ные суще­ства — мяу­ка­ю­щие дро­ва и вер­блю­ды, кото­рые моют блюд­ца. После воз­вра­ще­ния домо­чад­цев поэтес­са ста­но­вит­ся «пес­ней на сло­ва» — то есть поёт с таким увле­че­ни­ем, что рас­тво­ря­ет­ся в музы­ке. Мориц зна­ет сво­е­го чита­те­ля — дети обо­жа­ют пере­вёр­ты­ши и сами посто­ян­но их при­ду­мы­ва­ют. Нахо­дим при­мер у Чуковского:

«…пере­вёр­тыш, при­ду­ман­ный маль­чи­ком Женей, двух с поло­ви­ною лет.
Мать сиде­ла и вяза­ла чулок. У Жени спро­си­ли, кто это, и он „явно наро­чи­то“ ответил:
— Папа.
— Что делает?
— Пишет.
— Что?
— Яблоко».

При этом Чуков­ский под­чёр­ки­ва­ет, что такие сло­вес­ные игры не несут ника­ко­го вре­да ребён­ку, а, наобо­рот, помо­га­ют ему учить­ся и позна­вать окру­жа­ю­щий мир:

«Поль­за подоб­ных сти­хов и ска­зок оче­вид­на: за каж­дым „не так“ ребё­нок живо ощу­ща­ет „так“… Он дела­ет как бы экза­мен сво­им умствен­ным силам и неиз­мен­но этот экза­мен выдер­жи­ва­ет, что зна­чи­тель­но под­ни­ма­ет в нём ува­же­ние к себе, уве­рен­ность в сво­ём интел­лек­те, столь необ­хо­ди­мую ему, что­бы не рас­те­рять­ся в этом хао­ти­че­ском мире: „Я‑то не обо­жгусь холод­ной кашей“; „я‑то не испу­га­юсь улит­ки“; „на дне моря я не ста­ну искать землянику“».

В сти­хо­тво­ре­нии «Одна ста­руш­ка моло­дая» Мориц в бук­валь­ном смыс­ле пере­во­ра­чи­ва­ет про­ис­хо­дя­щее с ног на голо­ву. Назва­ние — шут­ли­вый оксю­мо­рон, кото­рый сра­зу зада­ёт настро­е­ние и при­гла­ша­ет чита­те­ля поду­ра­чить­ся вме­сте с авто­ром. Это абсур­дист­ская исто­рия, где Мориц игра­ет с поня­ти­я­ми «часть» и «целое». Ноги геро­и­ни живут отдель­но от тела — одна из них, «седая», как сама ста­руш­ка, дер­жит вед­ро, дру­гая тащит козу:

Одна ста­руш­ка молодая
На голо­ве вошла в метро,
Одна нога её седая
Дер­жа­ла с яйца­ми ведро,
А на дру­гой ноге висела
Коза от пят­ки до плеча…

Иллю­стра­ция к кни­ге «Кры­ша еха­ла домой». Худож­ник Евге­ний Анто­нен­ков. 2010 год

При этом ста­руш­ка не рас­па­да­ет­ся на части, как рас­се­ян­ный Джо­ван­ни в одно­имён­ном совет­ском мульт­филь­ме, и садит­ся в поезд «вся». В какой-то момент она «впа­да­ет в спяч­ку» одно­вре­мен­но хохо­ча «нога­ми квер­ху» — конеч­но­сти про­дол­жа­ют жить сво­ей жиз­нью. К сло­ву, у поэтес­сы есть похо­жее сти­хо­тво­ре­ние «Весе­ло!», где в такое же «хохо­таль­ное» безу­мие впа­да­ет папа:

И хохо­чет он все­ми ногами,
И хохо­чет он все­ми руками,
И хохо­чет он все­ми боками,
И не хочет вос­пи­ты­вать нас!

В фина­ле «Ста­руш­ки» геро­и­ню встре­ча­ет сама Мориц с таки­ми же сме­ю­щи­ми­ся нога­ми, «две­рью от клю­ча» и «пиро­гом от чая». Такие пере­вёр­ты­ши род­нят её твор­че­ство с народ­ным фольк­ло­ром. К примеру:

Еха­ла дерев­ня мимо мужика,
Вдруг из-под соба­ки лают ворота…

При­ё­мы, кото­рые исполь­зу­ет поэтес­са, ино­гда сби­ва­ют с тол­ку взрос­ло­го чита­те­ля: в Сети мож­но най­ти воз­му­щён­ные воз­гла­сы роди­те­лей, кото­рые назы­ва­ют дет­ские сти­хи Мориц «пол­ным бре­дом». И напрас­но — раз­но­об­раз­ные небы­ли­цы в песен­ках, потеш­ках и при­ба­ут­ках не слу­чай­но так часто встре­ча­ют­ся в народ­ном твор­че­стве, тра­ди­ции кото­ро­го живут в поэ­зии мно­гих оте­че­ствен­ных и зару­беж­ных дет­ских авто­ров. То, что счи­та­ет бес­смыс­ли­цей взрос­лый, может ока­зать­ся близ­ким дет­ско­му язы­ку и вооб­ра­же­нию. Поэто­му Мориц сто­ит читать. Читать ребён­ку и читать само­му. Отпу­стить вооб­ра­же­ние и попро­бо­вать пред­ста­вить, как может выгля­деть деру­ща­я­ся нога с руч­кой и «побим-бом­кать» песен­ку про муд­рую сову.


Читай­те так­же «„Усмеш­ни­те­ли“ и сюр­ре­а­ли­сты: дет­ская книж­ная иллю­стра­ция 1960–1980‑х годов».

Поделиться