В последние годы Юнна Мориц обзавелась довольно неоднозначной репутацией. Детская поэзия отошла на второй план: хохочущие ноги и летающие арбузы уступили место гражданской лирике и многочисленным постам в социальных сетях. Не спешите вычёркивать из памяти забавные небылицы и сказки-перевёртыши — их можно с удовольствием читать и распевать на все лады в любом возрасте.
VATNIKSTAN предлагает отвлечься от текущей повестки и погрузиться в безумный мир детского воображения, где можно подарить другу букет из пушистых котов и напиться чаю из пыхтящего самоваро-паровозо-вертолёта.
В названии нескольких книг Юнны Мориц есть подзаголовок «Для детей от 5 до 500 лет». Её творчество понравится и большим, и маленьким, ведь «внутренний ребёнок» живёт в каждом независимо от возраста. Эти стихотворения приятно читать вслух, меняя высоту голоса и интонацию. С ними можно попрактиковаться в декламации и даже устроить собственный маленький театр, не выходя из дома. Они удивительно музыкальны — недаром многие из произведений поэтессы превратились в любимые несколькими поколениями песни: «Большой секрет», «Ёжик резиновый», «Пони бегает по кругу».
Истории, рассказанные Мориц, — не волшебные сказки и не душещипательное морализаторство. Она погружает читателя в удивительный, порой шокирующий мир «небывальщины», где невероятные образы сплетаются в гремящую симфонию весёлого хаоса. Поэтесса тонко чувствует детский язык, знает, как работает мышление маленького читателя, дурачится, смеётся и фантазирует вместе с ним. При этом нельзя сказать, что читать её стоит лишь ради развлечения — воспитать ребёнка можно не через скучные нотации, а через слово, которое может играть, радовать и поучать одновременно.
Чудо-вещи, чудо-звуки
Удивительное изобретение Юнны Мориц — «Самоваро-паровозо-ветролёт» — полезный в хозяйстве прибор, который умеет летать, пыхтеть и кипятить чай. Благодаря обилию свистящих и шипящих звуков можно услышать, как работает эта чудо-машина, которая постоянно находится в движении. Вечный двигатель у поэтессы превращается в живое существо, ведь он не просто разливает чай, а «даёт» его, как корова молоко:
Самоваро-паровозо-ветролёт,
Он летит, свистит, пыхтит и чай даёт,
Он летит себе по небу и свистит,
И чаёк для Дуси с Васей кипятит,
Самоваро-паровозо-ветролёт!
Повторяющиеся глаголы «свистит-пыхтит-летит-кипятит» создают ощущение вездесущего, шумного прибора, который создаёт вокруг настоящий праздник, ведь он «греет публику, танцует и поёт». Кто его изобрёл, как он работает — не так уж и важно. «Самоваро-паровозо-вертолёт» — веселая игра в слова, где звуки, словно дети, толкаются, шумят и бегают наперегонки.
Ещё одно «шумное» стихотворение Юнны Мориц — «Тумбер-Бумбер». Автор сразу же поясняет, что странный персонаж — всего лишь звук. Однако во второй строфе он материализуется и начинает безобразничать:
Кто ломает
стулья
в доме,
Рвёт ботинки и пальто?
Тумбер-Бумбер!
Кто же, кроме
Тумбер-Бумбера?.. Никто.
Кто теряет постоянно
Наши зонтики,
ключи,
Нашу мелочь
из кармана?
Тумбер-Бумбер, не молчи!
Мориц пишет звонкой «лесенкой» Маяковского, смешивает стихотворные размеры, усиливая ощущение беспорядка и сумятицы. Взрывные согласные сливаются в шумную какофонию, напоминающую грохот множества барабанов. «Тумбер-Бумбер» — это упавший на пол стул, треск рвущейся ткани, дверца буфета, которая резко захлопнулась.
Интересно, что историю про хулиганистый звук рассказывает сам ребёнок, который приписывает вымышленному существу все свои проделки. Такая игра воображения характерна для «целевой аудитории» поэтессы — детей до семи лет. В этом возрасте они часто выдумывает «друзей», с которыми играют, разговаривают и даже ссорятся. Дети, которые боятся наказания за проступок, могут сваливать вину на несуществующего товарища. Подобный случай описан у Корнея Чуковского в книге «От двух до пяти»:
«Когда ему было три года, он выдумал себе брата Васю-Касю, на которого валил все свои ошибки. Этого брата он представлял себе так живо, что ревел, когда я ему говорила, что не пущу Васю-Касю к нам, и оставлял ему конфеты, пряча их под подушку».
Другой странный обитатель бестиария Мориц — существо из рассказа «Нога с ручкой». Присутствие неизвестно откуда взявшейся ноги в доме никого не удивляет. Конечность оказывается удивительно полезной:
«Вот — Нога с ручкой. Стоит на подоконнике, а в ней стоят цветы. Однажды распаялся весь кофейник, цветы поставили в стакан, а Ногу взяли за ручку и в Ноге сварили кофе.
Потом поехали на речку, а там в лесу — земляника. Взяли Ногу за ручку и собрали земляники — полную Ногу с верхом, пересыпали в ведро».
Кажется, нога — это нечто, напоминающее вазу или кастрюлю. Может, это просто странная дизайнерская вещица, приобретённая кем-то из домочадцев ради забавы? Вовсе нет — нога живая и умеет драться:
«Ночью вор залез в окно, наступил на Ногу. А Нога его — бац! — пяткой по лбу, из него молочный зуб выскочил!.. Вор схватил кастрюлю с киселём и дал дёру».
Неужели зубы у вора растут прямо на лбу? Почему они до сих пор молочные? И зачем ему кастрюля с киселём? «Нога с ручкой» — это чистый Хармс, причём не только по содержанию, но и по форме: рассказ составлен из коротких, отрывистых предложений. Объяснить происходящее невозможно, более того — делать этого не нужно в принципе. В коротком рассказе «Художник и часы» тот же Хармс говорит об этом, не стесняясь в выражениях:
«…художник Серов поломал свои часы. Часы хорошо ходили, а он их взял и поломал. Чего ещё? А боле ничего. Ничего, и всЯ тут! И своё поганое рыло куда не надо не суй!»
Коты-физкультурники и прокушенный ёжик
«Кошки — цветы жизни» — такой посыл несёт стихотворение Мориц «Свежие коты». Поэтесса преподносит читателю пушистый букет, получить который куда приятнее, чем охапку роз или тюльпанов — усатые-полосатые не вянут и издают приятные звуки:
А у меня — букет котов
Изумительной красы,
И, в отличье от цветов,
Он мяукает в усы.
«Цветы жизни» часто хулиганят: царапаются, дерутся и воруют лакомые кусочки со стола. Такого пушистого «повесу» встречаем в стихотворении «Кот-мореход»: горе-путешественник пробирается на корабль, чтобы утащить бутерброд с колбасой и с комфортом отдохнуть в пустой каюте, а затем улизнуть с парохода. Из-за лени и жадности бедняга оказывается посреди бескрайнего моря:
Пароход качался плавно,
Чёрный кот проспался славно,
И, очнувшись через сутки,
Он мяукнул:
— Что за шутки?!
— Обожают плавать утки,
Сельди, лебеди и гуси,
Но в моём ли это вкусе?
Сухопутному коту
Хорошо гулять в порту,
Но гулять по океану,
Извините, я не стану!
«Проспаться» — это не просто выспаться. Обычно так говорят о человеке, который пришёл в себя после бурной вечеринки накануне. «Похмелье» настигает героя внезапно. Подобно Жене Лукашину из «Иронии судьбы», он оказывается в незнакомом месте из-за того, что «хватил лишнего». В отличие от персонажа новогоднего хита, кот не сможет вернуться домой на следующий день — пароход отплыл слишком далеко и направляется на далёкий Мадагаскар. Бедняге остаётся лишь сидеть на мачте и высматривать родной берег в подзорную трубу. Кажется, мораль очевидна — не хулигань, иначе попадёшь впросак. Однако концовка так печальна, что хочется поскорее спасти несчастного кота. Мысли читателя совпадают с мольбами неудавшегося морехода:
Пусть немедленно матрос
Размотает крепкий трос
И привяжет пароход,
Чтоб сошёл на землю кот!
Другое воспитательное кошачье стихотворение — «У котёнка работёнка». Проворная мышка дразнит разленившихся котят, которые никак не могут её поймать:
Уважаемые кошки,
Вы назойливы, как мошки,
Вы ленивее моржей
И противнее ужей!
Насмешки заставляют одного из котят заняться физкультурой, чтобы «к приходу мыши прыгать дальше всех и выше» — мотивация, свойственная детям и подросткам: стать сильнее, чтобы противостоять обидчику. Главный герой, конечно, отличается от обычного мальчишки, но кошки есть кошки — они не дерутся с мышами, они их едят:
Он устроил тренировку,
Пробегает стометровку.
Приучил себя к порядку —
Утром делает зарядку.
Получается прекрасно!
Мышь пропала — это ясно!
Растопить детское сердце трогательной историей о милом котёнке гораздо проще, чем проделать аналогичный фокус со стихотворением о каком-нибудь насекомом. Однако Мориц удаётся и это — как Золушка из советского фильма, она рассказывает малышам о чудесном жуке, красотой которого восхищается встретивший его на дороге мальчик:
Ешь, пожалуйста, цветок,
Пей свою росинку.
Если б ты увидеть мог
Собственную спинку!
Ты — блестящий, голубой,
Ты — такой красивый…
«Счастливый жук» — очередной поклон поэтам-обэриутам, в частности — Николаю Олейникову. Он написал душераздирающую историю о погибшем таракане, после которой уже не хочется носиться по квартире с тапком и баллончиком дихлофоса:
Таракан сидит в стакане.
Ножку рыжую сосёт.
Он попался. Он в капкане
И теперь он казни ждёт.
<…>
Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента
От увечий и от ран
Помирает таракан.
Жуку Мориц везёт больше: мальчик Петя защищает его от голодной утки и ведёт в кино. Оказывается, насекомое с голубой спинкой ничем не хуже пушистого котёнка или озорного щенка. «Счастливый жук» — простая и понятная история о том, что любовь к природе не заканчивается на любовании красивым цветком или почёсывании за ухом домашнего питомца.
В «Песенке совы по имени Дуся» читатель знакомится с говорящей птицей, у которой явно всё в порядке с самооценкой. Первая строфа почти целиком состоит из прилагательных превосходной степени:
Я мудрая-премудрая,
Ах, я ужасно мудрая,
Я самая премудрая полярная сова.
И мама моя мудрая,
Ох, мудрая-премудрая,
Она ужасно мудрая полярная сова.
Ода совы самой себе — это длинная череда повторений. Такой приём использовала не только Мориц. У Хармса читаем:
Жил на свете
Мальчик Петя,
Мальчик Петя Пинчиков.
И сказал он:
Тётя, тётя,
Дайте, тётя,
Блинчиков.
Но сказала тётя Пете:
Петя, Петя Пинчиков!
Не люблю я, когда дети
Очень клянчут блинчиков.
Со второй строфы «Песенки» начинается бесконечный поток наречий-неологизмов, которые усиливают значение глаголов: «скакать скакательно», «летать летательно», «греметь гремительно». Изобретение новых слов — характерная черта детской речи, и поэтесса поддразнивает ребёнка, подражая его языку. «Любить безумительно» (безумно и удивительно), «песучий песок» (мелкий, сыпучий), «пугательные сказки» — цитирует аналогичные придумки малышей Чуковский.
Главную мысль стихотворения Мориц оставляет «на закуску». Безусловно, сова самая мудрая, храбрая и шустрая, но самым ценным в её образе является творческая отвага:
Но самое, но главное —
Какие песни славные
Мечтательно, творительно
Бим-бомкаю чуть-чуть!
Пожалуй, самым известным персонажем Мориц стал «Ёжик резиновый», историю о котором удачно переложили на музыку Татьяна и Сергей Никитины:
По роще калиновой,
По роще осиновой
На именины к щенку
В шляпе малиновой
Шёл ёжик резиновый
С дырочкой в правом боку.
При первом прочтении стихотворения описание ёжика может озадачить: лесной житель с мохнатой мордочкой и колючками стал резиновым и обзавёлся «музыкальной» дырочкой в боку. Только в конце истории становится понятно, что сказочный зверь — всего лишь игрушка, которая купается в ванной вместе с мальчиком Ваней. За ёжика может играть сам ребёнок или взрослый, который развлекает его песенкой — известно, что многие дети не любят водные процедуры и капризничают:
Много дорожек
Прошёл этот ёжик,
А что подарил он дружку?
Об этом он Ване
Насвистывал в ванне
Дырочкой в правом боку!
Почему ёжик дырявый? Возможно, это игрушка-пищалка. Правда, у таких игрушек «музыкальное» отверстие обычно находится внизу. Можно пофантазировать и предположить, что щенок, на именины к которому направляется герой, реален и живёт вместе с мальчиком — собаки любят грызть резиновых зверей, которых полно на полках зоомагазинов. В книге Юнны Мориц «Крыша ехала домой» можно найти подтверждение этой догадке — художник Евгений Антоненков дополнил рисунок ёжика словами: «Себя подарил он щенку». Видимо, «именинник» нечаянно прокусил несчастного ежа, но игрушка не потеряла ценности — наоборот, такой «апгрейд» научил её весело насвистывать.
Хохочущие ноги и сбежавшая крыша
Стихотворение «Хохотальная путаница» уже своим названием прогнозирует абсурдное содержание. Перед читателем разворачивается череда невероятных событий:
Над землёй арбуз летит,
Он чирикает, свистит:
«Я — горчица, я — лимон!
Я закрылся на ремонт!»
<…>
По реке бежит буфет,
В нём лежит Большой Секрет,
Он снимается в кино,
Всем понравится оно!
«Путаница» Мориц не похожа на одноимённое стихотворение Чуковского, где комический эффект достигается только использованием перевёртышей: «Рыбы по морю гуляют, жабы по небу летают». Она идёт дальше и создаёт что-то вроде популярной дворовой «нескладушки», которая обладает схожей ритмикой:
По реке плывёт кирпич,
Деревянный как стекло,
Ну и пусть себе плывёт,
Нам не нужен пенопласт.
Другой замечательный пример морицкой небылицы — стихотворение «Крыша ехала домой». Его название напоминает расхожее выражение, синонимичное безумию. Содержание не обманывает ожиданий читателя:
Мальчик шёл, сова летела,
Крыша ехала домой,
Эта крыша не хотела
Спать на улице зимой.
Вот и первый перевёртыш — крыша, которая защищает от непогоды, сама спешит укрыться от холода в доме рассказчика. Затем нам попадаются другие удивительные существа — мяукающие дрова и верблюды, которые моют блюдца. После возвращения домочадцев поэтесса становится «песней на слова» — то есть поёт с таким увлечением, что растворяется в музыке. Мориц знает своего читателя — дети обожают перевёртыши и сами постоянно их придумывают. Находим пример у Чуковского:
«…перевёртыш, придуманный мальчиком Женей, двух с половиною лет.
Мать сидела и вязала чулок. У Жени спросили, кто это, и он „явно нарочито“ ответил:
— Папа.
— Что делает?
— Пишет.
— Что?
— Яблоко».
При этом Чуковский подчёркивает, что такие словесные игры не несут никакого вреда ребёнку, а, наоборот, помогают ему учиться и познавать окружающий мир:
«Польза подобных стихов и сказок очевидна: за каждым „не так“ ребёнок живо ощущает „так“… Он делает как бы экзамен своим умственным силам и неизменно этот экзамен выдерживает, что значительно поднимает в нём уважение к себе, уверенность в своём интеллекте, столь необходимую ему, чтобы не растеряться в этом хаотическом мире: „Я‑то не обожгусь холодной кашей“; „я‑то не испугаюсь улитки“; „на дне моря я не стану искать землянику“».
В стихотворении «Одна старушка молодая» Мориц в буквальном смысле переворачивает происходящее с ног на голову. Название — шутливый оксюморон, который сразу задаёт настроение и приглашает читателя подурачиться вместе с автором. Это абсурдистская история, где Мориц играет с понятиями «часть» и «целое». Ноги героини живут отдельно от тела — одна из них, «седая», как сама старушка, держит ведро, другая тащит козу:
Одна старушка молодая
На голове вошла в метро,
Одна нога её седая
Держала с яйцами ведро,
А на другой ноге висела
Коза от пятки до плеча…
При этом старушка не распадается на части, как рассеянный Джованни в одноимённом советском мультфильме, и садится в поезд «вся». В какой-то момент она «впадает в спячку» одновременно хохоча «ногами кверху» — конечности продолжают жить своей жизнью. К слову, у поэтессы есть похожее стихотворение «Весело!», где в такое же «хохотальное» безумие впадает папа:
И хохочет он всеми ногами,
И хохочет он всеми руками,
И хохочет он всеми боками,
И не хочет воспитывать нас!
В финале «Старушки» героиню встречает сама Мориц с такими же смеющимися ногами, «дверью от ключа» и «пирогом от чая». Такие перевёртыши роднят её творчество с народным фольклором. К примеру:
Ехала деревня мимо мужика,
Вдруг из-под собаки лают ворота…
Приёмы, которые использует поэтесса, иногда сбивают с толку взрослого читателя: в Сети можно найти возмущённые возгласы родителей, которые называют детские стихи Мориц «полным бредом». И напрасно — разнообразные небылицы в песенках, потешках и прибаутках не случайно так часто встречаются в народном творчестве, традиции которого живут в поэзии многих отечественных и зарубежных детских авторов. То, что считает бессмыслицей взрослый, может оказаться близким детскому языку и воображению. Поэтому Мориц стоит читать. Читать ребёнку и читать самому. Отпустить воображение и попробовать представить, как может выглядеть дерущаяся нога с ручкой и «побим-бомкать» песенку про мудрую сову.
Читайте также «„Усмешнители“ и сюрреалисты: детская книжная иллюстрация 1960–1980‑х годов».
