Если знаменитое Рождественское перемирие 1914 года на Западном фронте со временем превратилось в один из самых сильных гуманистических символов времён Первой мировой войны, то братания на Восточном фронте ассоциируются с разложением русской армии, которое привело к бесславному выходу России из конфликта. Больше всего известны массовые случаи солдатских встреч в 1917 году, однако на самом деле первые братания произошли уже в первые месяцы войны.
Что думало командование о «локальных перемириях», как офицеры пытались предотвратить братания и почему русская армия оказалась главным «проводником» этого явления — в материале Никиты Николаева.
«Мы всегда советовали и советуем вести братанье возможно более организованно, проверяя — умом, опытом, наблюдением самих солдат, — чтобы обмана тут не было, стараясь удалять с митингов офицеров и генералов, большей частью злобно клевещущих против братанья» — так отзывался о «локальных перемириях» на Восточном фронте глава партии большевиков и будущий лидер Советской России Владимир Ленин на страницах «Правды» в мае 1917 года. В это время встречи на нейтральной полосе между солдатами враждующих армий на Восточном фронте приобрели почти массовый характер. Вчерашние крестьяне не понимали, что они делают в окопах в тысячах километров от своих полей и скота. Феномен, конечно, родился не после Февральской революции. Братания происходили уже в первый год войны.
Братания, перемирия и патриотизм
Самый известный случай братания на Первой мировой войне — знаменитое Рождественское перемирие на Западном фронте 25 декабря 1914 года. Впоследствии оно стало символом гуманности посреди бойни, каждый день забиравшей жизни тысячи людей. Солдаты встречались на нейтральной полосе, обменивались продуктами или подарками и уходили в свои окопы для того, чтобы уже на следующий день вновь убивать друг друга.

В первые месяцы войны такое невозможно было представить. Под впечатлением патриотической пропаганды солдаты и офицеры верили в то, что конфликт закончится в худшем случае до конца 1914 года. Однако ход войны показал, что реальность намного сложнее. К концу года на Западе фронт растянулся на сотни километров и зафиксировался на несколько лет.
Патриотический порыв, «дух 1914 года», подействовал, прежде всего, на кадровых военных, интеллигенцию и пассионарную молодёжь, жаждавшую приключений — война виделась как раз таким событием, которое покончит, наконец, с ненавистной рутиной «долгого XIX века». Именно они поступали на службу добровольцами, ещё до того, как войска пополнятся мобилизованными.
Похожая ситуация была и в России. Многие отнеслись к началу войны восторженно, иногда патриотический угар переходил в откровенно агрессивные формы — например, в антигерманские погромы. Победы на австрийском фронте будто бы подтверждали оптимистичные ожидания, но вскоре и на Восточном фронте установилось относительное затишье.
Российская армия отличалась от других европейских вооружённых сил главным образом тем, что львиная доля мобилизованных была крестьянами. Они не разбирались в политике, чаще всего их мир ограничивался губернией, а о споре великих держав они знали лишь понаслышке. Чем дольше шёл конфликт, тем больше вопросов возникало в голове вчерашнего хлебопашца — особенно когда в армии начался «снарядный голод» и проблемы со снабжением. Это относилось в целом к разложению русской армии, но братания стали одним из самых ярких символов этого процесса.
Рождество 1914 года на Восточном фронте
Временные «перемирия» на Восточном фронте произошли уже в первые месяцы войны. Командиры рот по обе стороны фронта договаривались между собой ограничить огонь на время сбора фуража и продовольствия, не мешать забирать раненых с ничейной полосы. Ставка была в курсе. Великий князь Николай Николаевич разъяснял подчинённым, что «заключение перемирий по просьбе наших противников может быть допускаемо лишь в случаях, когда это вполне отвечает нашим интересам».
К концу года со стабилизацией фронта изменился и характер этих «перемирий». Первые братания были зафиксированы в декабре 1914 года, на Рождество — как на Западе. Одно из них, правда, выглядело как спланированная немцами акция. На Северо-Западном фронте немцы пригласили «в гости на угощение» группу солдат во главе с поручиком Семёном Свидерским-Малярчуком. Это была ловушка — отряд попал в плен, а свои обвинили их в измене. После этого случая в 1‑й армии фронта были приняты меры, чтобы не допускать таких случаев:
«Расстреливать… тех, кто вздумает верить таким подвохам и будет выходить для разговоров с нашими врагами».

Командование зафиксировало ещё несколько случаев рождественских братаний. У крепости Перемышль русские солдаты вынесли на нейтральную полосу несколько ёлок и оставили записку: «Мы поздравляем Вас, героев Перемышля, с Рождеством Христовым и надеемся, что можем прийти к мирному соглашению как можно скорее». На несколько дней установилось перемирие, которое сопровождалось встречами и обменом продуктами — прежде всего, табака и шнапса.
1915‑й год. Форт Франц
Единичные случаи братания встречались и в следующем, 1915‑м, году. В феврале, во время Мазурского сражения против немецкой армии, солдаты и офицеры лейб-гвардии Преображенского полка встретились с противниками на нейтральной территории. В журнале боевых действий осталась следующая запись:
«Один солдат 15‑й роты высунулся из окопа, показал газету немцу; немец, в свою очередь, поднял газету, и вот наш солдат вылез из окопа и направился к немецким окопам, немец тоже вылез из окопа и направился навстречу нашему храбрецу. Сошлись, взяли под козырёк, повидались за руку, обменялись газетами; потом немец достал флягу с коньяком, налил в стаканы, поднял в сторону наших окопов — выпил, затем налил, дал нашему солдату».
Целая серия братаний состоялась в пасхальные дни. На этот раз встречи на нейтральной полосе сопровождались не только обменом продуктами и памятными подарками, но и настоящими плясками под гитару и коллективным пением. В ответ на это Ставка разослала по командующим армиями предписание, в котором сообщалось:
«…Впредь за допущение такого общения нижних чинов с неприятелем строжайшая ответственность должна ложиться на ротных командиров и командиров полков».
Однако это не мешало некоторым подразделениям заключать даже относительно долгие перемирия на своих участках. Один из самых известных случаев такого братания произошёл на Северном фронте, у форта Франц на берегу Западной Двины (Динабургская крепость, современный Даугавпилс, Латвия). Осенью — зимой 1915 года солдаты 53-го сибирского стрелкового полка договорились с немцами по другую сторону ничейной земли о краткосрочных прекращениях огня на время смены дежуривших на передовой отрядов.

53‑й стрелковый сменили солдаты 55-го пехотного сибирского полка. Они «продлили» заключённое соглашение, причём бои приостанавливались теперь на более длительные сроки. Солдаты и офицеры с обеих сторон придерживались принципа «живи сам и дай жить другим». Они часто встречались на нейтральной полосе, обменивались продуктами и пленными и даже ходили друг к другу «в гости» в дневное время. Настоящий мирный островок посреди ужасов войны.
Командование пыталось помешать этому сближению, обвиняло солдат и офицеров, участвовавших в братаниях, в «небрежном отношении служебных обязанностей», однако это ни к чему не приводило. Вплоть до мая 1916 года форт Франц был одним из самых тихих местечек Восточного фронта, пока не был занят немцами в мае 1916 года. Во время захвата германской армии сдалось в плен 70 русских солдат — число настолько больше, что командир дивизии получил за это выговор от начальства.
«На первый день Пасхи когда мы уже разговелись…»
Все эти случаи не становились достоянием общественности. Информация о братаниях оставалась в недрах армии, а командование не очень активно реагировало на сообщения — их было не так уж и много. События 1916 года заставили по-новому посмотреть на эти события.
Хотя Великое отступление 1915 года удалось остановить, армия была сильно вымотана. Это касалось как технического оснащения (впрочем, «снарядный голод» с грехом пополам стал преодолеваться), так и морального состояния войск. За два года накопились усталость и непонимание целей войны, особенно у нижних чинов. Это вылилось в массовые случаи братания во время Пасхи 1916 года.
Самовольное прекращение огня и встречи с противником коснулись десятков полков Северного, Западного и Юго-Западного фронтов. При этом командиры армий, учитывая опыт прошлого года, попытались предотвратить братания и рассылали подчинённым предписания, в которых требовали не допускать встреч и «хождений в гости». Одновременно с этим «пользу» братаний в качестве метода разложения противника увидели немцы и австрийцы. Часто именно они вывешивали над своими окопами белые флаги и приглашали русских солдат и офицеров на встречи.

Генерал Леонид Леш, командующий 3‑й армией Западного фронта, сообщал:
«…Были случаи вызова группами безоружных неприятелей наших солдат на закуску и выпивку. В 308‑м полку 10 человек наших солдат, к стыду нашему, соблазнились такой подачкой и, конечно, остались пленными».
Пасхальные братания особенно активно шли на Юго-Западном фронте. Среди австрийских солдат было достаточно православных, среди которых русские находили «родственные души». Так описывал братание один из нижних чинов Селенгинского полка (авторская орфография сохранена):
«На первый день Пасхи когда мы уже разговелись одохнули немного у нас всё тихо ни одного выстрела стали мы из своих окопов махать шапками до своего врага и он тоже начал махать и стали звать друг друга к себе в гости и так что мы сошлись по маленко с австрийцами на средину между проволочное заграждение без никакого оружия и начали христосоваться а некоторые австрийцы были православны то целовались с нами и некоторые с жалости заплакали и угощали друг друга в мести плясали как настоящие товарищи а потом разошлись и должна быть наша история в писана в газетах».

18 апреля 1916 года о братании на своём участке фронта сообщил высшему командованию прославившийся позднее благодаря наступлению генерал Алексей Брусилов:
«…Стрелки некоторых рот, где офицеры отдыхали, приняли приглашение австрийцев, вышли из своих окопов без оружия с пасхальными яствами, и часть из них даже прошла в окопы противника. <…> Многие из задержанных (примечание — оказавшихся в плену), по отзыву ближайшего начальства, принадлежали к числу отличнейших по своим боевым и нравственным качествам, и было несколько георгиевских кавалеров».
Усилия командования по прекращению братаний были тщетны. В военном уставе за это преступление грозило лишь разжалование, а инициатива некоторых офицеров среднего звена бить артиллерией по местам скопления встречавшихся солдат к результатам не приводили.
В мае о происходивших по всему фронту событиях было доложено императору Николаю II. Начальник штаба, генерал Михаил Алексеев, писал:
«Государю Императору было крайне неприятно выслушать бывшие уже ранее подобные факты. Его Величество не допускает мысли, чтобы офицеры не усвоили себе того, что невозможно позволять себе сношение с противником в силу самих обязанностей долго и службы, не говоря уже про то, что часто предательское, всегда жестокое отношение противника к нам, а особенно к пленным, требует такого же отношения к нему».
Особенно сильно возмущал армейское командование тот факт, что солдаты самовольно покидали части и не возвращались по собственной инициативе, предпочитая плен противника служению императору. За весну 1916 года только документально подтверждено 615 пленных-дезертиров. Генералы пытались выяснить причину такого поведения солдат. Командующий Северным фронтом Алексей Куропаткин писал:
«…Тепло манит солдат в деревню, тоскуют. Офицеры жалуются, что устали, многие ни разу не были в отпуску. <…> Много писем нижних чинов и офицеров свидетельствует, что вопреки приказаниям старших начальников войска наши и немецкие в первые два дня праздников не воевали, сходились и толковали о мире (поляки — переводчики). Немцы давали нашим водку и колбасу. Наши давали им хлеб, табак. Всю эту накипь, конечно, уничтожит первая победа, но с такими явлениями надо считаться…»

Хотя Брусиловский прорыв можно было назвать в определённой степени победой, на моральный настрой войск, как рассчитывал Куропаткин, он повлиял не сильно. Братания продолжались до конца 1916 года. В одном из солдатских писем с Юго-Западного фронта есть такие слова:
«Между немцами и нами установилась традиция не стрелять, ходим совершенно по открытому месту. Сегодня даже наши солдаты сходились вместе и снова мирно разошлись».
«Немцы одеты очень чисто, а наши солдаты разуты, раздеты и голодны»
Февральская революция 1917 года если не окончательно добила армию в моральном отношении, то точно серьёзно ослабила её боеспособность. Солдаты хотели домой, а на повестке дня всё отчётливее стоял вопрос будущего устройства страны. Пасхальные братания 1917 года стали самыми массовыми за все годы войны. На этот раз около сотни полков по всей линии фронта участвовали во встречах с неприятелем. Теперь обмен подарками и песни сопровождались активным употреблением алкоголя. Солдаты отчаялись, что видно в донесениях, где передавались слова нижних чинов:
«…Нас хотят сгубить начальство… мы только выйдем до проволочных заграждений, нас тут вот побьют, нам всё равно не прорвать фронт неприятеля… нам нечего наступать, пользы не будет; если пойдём, то перебьют…»
Такой ситуацией активно пользовались немцы и австрийцы. Уже в марте 1917 года они активно призывали к братаниям на фронте, а на позициях русских войск распространялись листовки с предложениями заключать местные «перемирия». Александр Керенский, глава Временного правительства, вспоминал:
«Немецкие солдаты стали выбираться из своих окопов, переползать к русским „товарищам“ и брататься с ними. Со временем немцы и вовсе осмелели и начали посылать на русскую сторону офицеров с белыми флагами, которые обращались с просьбой передать штабному начальству предложение о перемирии. Некоторые русские батареи пытались отогнать непрошеных гостей орудийным огнём, однако такие действия вызывали волну возмущения…»

Монархисты и либералы были единодушны в оценках: братание — это предательство, измена долгу, что должно сурово караться. На их сторону встали многие социал-демократы. Даже Георгий Плеханов, «отец» русского марксизма, осуждал братания, считая, что они прямо ведут к сепаратному миру.
Единственной политической силой, которая выступала за братания, были большевики. В том числе из-за этого их подозревали в связях с германской разведкой. В уже цитировавшейся статье в «Правде» Ленин прямо отвечал экс-соратнику Плеханову:
«Нет, господин бывший социалист, братанье, которое мы поддерживали на всех фронтах, ведёт не к „сепаратному“ миру между капиталистами нескольких стран, а к всеобщему миру между революционными рабочими всех стран вопреки капиталистам всех стран против капиталистов, для свержения их ига».
Братания продолжались весь 1917 год, и лояльные Временному правительству офицеры ничего не могли сделать. Анонимный солдат 3‑й армии Западного фронта писал домой:
«Немцы одеты очень чисто, а наши солдаты разуты, раздеты и голодны. 18 апреля у нас выкинули белый флаг и красный; на красном было написано большими буквами: „Воюющих всех держав интересы“. Только что велели поставить флаги, как немцы наши стали кричать: „Пан, иди на середину“. Они стали подходить ближе, наши тоже сошлись вместе, стали говорить кое-что, они говорят: „Рус, не надо стрелять, надо мир“. Наши ответили: „Совершенно верно, надо мир“. Они говорят: „Нам нужней в 20 раз мир“. Дали нам пачку папирос, потом наши офицеры были недовольны этим, дали знать батарее, которая разогнала [артиллерийским огнём]».
Попытки прекратить братания предпринимались до октября 1917 года: от самых радикальных (разгон огнём артиллерии) до мирных (согласование братаний с офицерским составом). Но ничто не могло остановить уставших от войны солдат. Масла в огонь подливали и большевики. Нижние чины подвергались пропаганде с двух сторон — от немцев и своих соотечественников.
В конце концов большевики пришли к власти и начали с немцами переговоры о мире. Ленин продолжал агитировать за братания, однако на сей раз цель была иной: новые власти рассчитывали, что русские солдаты смогут «заразить» немцев и австрийцев революционным настроем и таким образом мировая революция станет ближе.
Впрочем, эти расчёты были по меньшей мере наивными. Немецкая армия никак не хотела революционизироваться, а в начале 1918 года, когда переговоры в Бресте временно прекратились, русские отряды не смогли сдержать натиск немцев, наступавших на Петроград.

Россия вышла из одной войны и тут же погрузилась в другую — Гражданскую. Братоубийственный конфликт не предполагал братаний, о них совершенно забыли. Впрочем, в революционной пропаганде межвоенного периода СССР активно использовал ленинский тезис о необходимости такой «низовой активности»: так, по мнению коммунистов, в случае военного конфликта можно деморализовать солдат армии капиталистической страны и склонить их на свою сторону.
Однако времена кардинально изменились. В годы Второй мировой войны в Советской армии существовал официальный запрет на братания, а пытавшихся «сходить в гости» к противнику ждало разбирательство в СМЕРШе. Похожая политика проводилась и в армии США. Пасхальные и рождественские встречи на нейтральной территории с обменом продуктами и подарками остались в далёком прошлом и превратились в один из символов Первой мировой войны.
Читайте также:
— Первая кровь мировой войны;
— Первая мировая война в живописи.