«Я прожила множество жизней» — так говорила о себе на склоне лет Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952). В современной России её имя связано, в первую очередь, с революционной агитацией и пропагандой начала XX века, а также дискуссиями с Лениным и Плехановым. Коллонтай недолго занимала пост наркома общественного призрения, на котором продвинула первые в европейской истории системные меры государственной защиты материнства и «младенчества», в том числе установлению поныне существующих декретных отпусков и пособий по уходу за ребёнком для женщин.
Кроме того, обычно о Коллонтай говорят как о первой российской феминистке (притом что она отвергала «буржуазный» суфражизм в угоду классовой борьбе), вспоминают её взгляды на «половой вопрос» и пресловутую «теорию стакана воды». На самом деле суждения Коллонтай на проблематику были значительно глубже и интереснее, о чём на нашем сайте выходил отдельный материал.
Намного меньше широкой публике известна активная деятельность Коллонтай на дипломатической службе — в качестве торгпреда, полпреда и, наконец, посла Советской России в Норвегии и Швеции, которой она отдала более 20 лет жизни. Вторая в истории женщина-посол (первой в 1918–1919 годах была представительница Венгрии Розика Швиммер) Коллонтай серьёзнейшим образом повлияла на дипломатический этикет, завела дружбу со старыми друзьями России на европейском Севере и приобрела много новых, завоевала уважение коллег-мужчин — скандинавских политиков, дипломатов, предпринимателей. Всё это она сумела сделать, будучи представителем СССР — первого в мире государства рабочих и крестьян, к существованию которого скандинавы долгие годы относились с тревогой или, по крайней мере, со скепсисом.
Выступления на антивоенных митингах и закупки солёной трески, светские рауты и тайные переговоры с первыми лицами северных стран, поддержка левых политиков и приёмы у монарших особ — таков далеко не полный список дел и занятий значительного советского дипломата, политика и партийного деятеля Александры Михайловны Коллонтай в странах Северной Европы.
О перипетиях жизненного и профессионального пути в Скандинавии 1920–1940‑х годов — в новом материале VATNIKSTAN.
Большевичка на европейском Севере
Взаимоотношения Коллонтай со скандинавскими странами имеют историю более долгую, чем её дипломатическая служба. Уже 1900‑е годы пребывавшая в основном в эмиграции революционерка обращала на себя внимание как теоретик женского вопроса в марксистской оптике европейского масштаба, видная представительница партии РСДРП(б), «большевичка, но не ленинистка», как любила подчеркивать сама Александра Михайловна, ценившая собственную независимость в политическом и идейном плане.
Первые упоминания Коллонтай в шведской прессе относятся к концу августа 1910 года, когда в Копенгагене проходил европейский женский конгресс. Молодая Коллонтай, несмотря на скромный внешний вид (чёрное платье, отсутствие украшений), сумела не потеряться на фоне маститых выступающих вроде Клары Цеткин и достойно представляла свою партию и страну. Анонимный представитель газеты «Арбетет», официального органа шведских социалистов, отмечал пылкость оратора, «революционный пафос» речи, называл выступление Коллонтай в числе самых обсуждаемых на конгрессе.
К отдельному женскому движению, даже под красными знамёнами, Александра Михайловна относилась негативно и считала его лишь органической частью борьбы европейского пролетариата за приближение мировой революции.
Ярким появлением Коллонтай в шведской столице была отмечена маёвка 1912 года: представительница российской социал-демократии выступала на трибуне перед 40 тысячами рабочих Стокгольма, «громя милитаризм» вместе со шведскими младосоциалистами — Фредриком Стрёмом, Карлом Линдхагеном, Цетом Хёглундом и другими. Об этой акции революционерка ностальгически вспоминала много позднее, в своих дипломатических дневниках, с сожалением добавляя, что в ранге посла больше не может позволить себе такие яркие жесты.
Власти Швеции к акциям с участием иностранных агитаторов относились настороженно. Если в 1912 году они ещё соблюдали шведские законы о полной свободе слова, то в накалённой обстановке весны 1914 года, в условиях конституционного кризиса и разгула русофобских настроений, сочли наилучшим вариантом избавиться от вновь приехавшей Коллонтай. Большевичку арестовали и выслали из страны с пожизненным запретом на въезд в Швецию. В 1930 году, когда Александру Михайловну назначили советским полпредом в Стокгольм, запрет стыдливо и молча отменили, и лишь одна ведомственная газета кратко сообщила об этом удивительном прецеденте.
Впрочем, Коллонтай от шведов уехала не очень далеко — перебралась в Копенгаген, а в июле 1917 года засобиралась в Россию проторенной старыми большевиками дорогой через Скандинавию и Финляндию. Однако тогда позиции главы Временного правительства Керенского казались ещё достаточно прочными, и в интервью Коллонтай заявила, что не боится снова попасть в тюрьму, если это пойдёт на благо грядущей социалистической революции в России. Но чем «застенки Керенского» лучше тюрем царской России, ехидно вопрошал журналист либеральной газеты «Дагенс нюхетер».
Иронический тон публикаций шведских буржуазных газет о Коллонтай сменился лишь к концу года, когда Ленин создал первое в мире социалистическое правительство, а Александра Михайловна стала в нём первой женщиной-наркомом. Тогда казалось, что у Александры Михайловны море работы на родине и в Скандинавию она не вернётся, однако в следующем десятилетии в жизни старой большевички случился новый поворот — Коллонтай перевели на дипломатическую службу.
«Милая Норвегия»
Дипломатическая карьера Коллонтай началась довольно неожиданно, но вполне закономерно. Во-первых, в начале 1920‑х годов пребывание Александры Михайловны в высших эшелонах власти в Москве становилось нежелательным — «рабочая оппозиция», к которой она примкнула следом за бывшим любовником Шляпниковым, была разгромлена, с поста наркома Коллонтай была давно снята, а её личные отношения со Сталиным являются до сих пор предметом дискуссий, но вряд ли могут считаться безоблачными.
Во-вторых, происхождение и навыки Коллонтай как нельзя лучше подходили именно к дипломатической службе. Прекрасные манеры урождённой дворянки, знание пяти европейских языков и привычка читать газеты на остальных, включая чешский и румынский, наконец, женское обаяние и связи с левой интеллигенцией европейских стран — всё это, вкупе с желанием самой Коллонтай, сделало перевод бывшего наркома на службу в народный комиссариат иностранных дел (НКИД) делом решённым, несмотря на вялые возражения тогдашнего наркома Георгия Чичерина.
В октябре 1922 года Коллонтай прибыла в Норвегию, где её тепло встретили в левых кругах и с некоторым подозрением — в буржуазных. Одно время советская представительница даже находилась под негласным наблюдением полиции, но первые месяцы в стране жила замкнуто, и агентам было попросту нечего докладывать. Кроме того, в соответствии с инструкциями Чичерина, Коллонтай практически не вмешивалась во внутрипартийные дела Норвежской рабочей партии и отколовшейся вскоре от неё Коммунистической партии Норвегии — руководство мировым коммунистическим движением было прерогативой Коминтерна. С этим органом параллельной большевистской дипломатии Коллонтай находилась в сложных отношениях — Александра Михайловна считала, что ей было бы практически невозможно работать под началом Григория Зиновьева, человека весьма авторитарного. На официальной дипломатической службе Коллонтай дышалось полегче.
Первым вопросом, который был призван решить новый советский торгпред, было официальное признание Норвегией Советской России. В 1923 году существовала вероятность, что северное королевство пойдёт на этот шаг первым из европейских государств. К тому же в 1905 году, когда трещала по швам уния Норвегии со Швецией, именно Россия первой признала суверенитет северной соседки. Однако небогатая Норвегия, ориентированная на Атлантику и зависимая от английской торговли, не решилась пойти наперекор своему ключевому партнёру и признала СССР только в феврале 1924 году, то есть после Великобритании. В свою очередь, это признание стоило СССР отказа от притязаний на Шпицберген, Норвегия же была вынуждена признать советскую юрисдикцию над Землёй Франца-Иосифа, что больно ударило по её китобойному промыслу в северных водах.
В целом, именно «рыбный вопрос» был чуть ли не ключевым в деятельности Коллонтай в стране фьордов. Известно, что уже в первый год деятельности на посту торгпреда Александра Михайловна убеждала советское правительство купить в Норвегии значительную партию сельди и солёной трески — по её мнению, стоимость сделки для СССР была незначительной, но она могла решающим образом повлиять на отношение норвежских рыбаков и местных коммунистов к Стране Советов. В итоге рыбу СССР начал закупать, хотя и в небольших объёмах, а депутация норвежского союза рыбаков, которая намеревалась поблагодарить советского посланника за инвестиции в отрасль и даже захватила с собой в Осло переводчика, была встречена речью на чистейшем норвежском языке, что вызвало продолжительные овации.
Ещё более удивительным выглядит тот факт, что Коллонтай сумела войти в доверие и к буржуазным политикам Норвегии, включая тогдашнего премьер‑министра Йохана Людвига Мовинкеля. Сама Александра Михайловна рассказывала, что в 1930 году к ней обратился владелец бумажной фабрики «Борегорд» с настоятельной просьбой повлиять на решение правительства о повышении пошлин на советскую древесину, главное сырьё для его производства:
«Мадам Коллонтай, похлопочите у кабинета, чтобы отложили хоть на год вопрос о повышении пошлин на лес. Это и нам, и вам будет выгодно. А вы пользуетесь таким влиянием на кабинет, что ваше „пожелание“ больше значит, чем просьба норвежского промышленника».
Ещё решительнее касательно успехов Александры Михайловны в Норвегии высказался её тогдашний секретарь Семён Мирный — мадам Коллонтай в Норвегии не просто популярна, но и любима.
Однако у советского НКИД были другие планы на Александру Михайловну — отклонив её просьбу об уходе в отставку для занятий литературным трудом, а также пожелание остаться на долгий срок в Норвегии, советское руководство перевело Коллонтай из Осло в Стокгольм. В Швеции политическая ситуация на рубеже 1920–1930‑х годов складывалась качественно иная, там кипели совсем не норвежские страсти, и фронт работы для советской дипломатии был значительно больше, чем в столь полюбившейся Коллонтай «милой Норвегии».
Самодовольная Швеция и «русский медведь с красной звездой»
В Швецию Коллонтай отправлялась с тяжёлым сердцем, прекрасно понимая, что эта миссия сложнее, но и значительнее для СССР. В отличие от Норвегии, Швеция была балтийской державой, а Балто-Скандинавский регион в то время был одним из ключевых арен противостояния СССР и капиталистического мира межвоенной Европы. Кроме того, именно Россия в петровские времена отняла у Швеции её великодержавие, что сказывалось на отношении шведов к Стране Советов. Как сетовала сама Коллонтай в письме подруге:
«Помнишь слова Пушкина: „Назло надменному соседу“ и проч. Шведы и сейчас остались надменно-самодовольными. И Полтавы они нам не забыли. И Финляндию с её отделением помнят. „Русский медведь“, пусть он не с царской короной, а с пятиконечной звездой — он всё равно „опасен“. Ничего подобного в Норвегии нет».
Царскую Россию шведы откровенно не любили, но уважали как могущественного соседа, большую европейскую империю. Как относиться к новой России, государству рабочих и крестьян, в то время не знали даже симпатизанты СССР из левого лагеря.
Враждебное отношение к советским дипломатам в Стокгольме чувствовалось буквально во всём. Так, в ресторане гранд-отеля шведской столицы, который Коллонтай скромно называла «столовой», советских представителей обслуживали в последнюю очередь и «с умышленной небрежностью». В холле отеля сидели самодовольные шведские буржуа, смотревшие на Коллонтай и её спутников с плохо скрываемой враждебностью.
В сытой, напыщенной, самодовольной Швеции для советского полпреда был непочатый край работы, и Коллонтай энергично принялась за дело. Сначала она заткнула буржуазную прессу: отказалась общаться на политические темы и предложила для беседы либеральным журналистам лишь «женский вопрос» и успехи народного образования в СССР.
Далее Коллонтай наладила контакты со старыми друзьями России: чудаком Карлом Линдхагеном, трудившемся в столичной ратуше и по привычке требовавшим установления республики в Швеции; с респектабельным секретарём шведских социал-демократов Густавом Мёллером, которого она помнила ещё по антивоенным митингам предвоенных лет; наконец, с «милейшим» Георгом Брантингом, адвокатом советского представительства, который был не только сыном первого главы правительства-социалиста Георга Брантинга, но и «настоящим большевиком» по своим убеждениям — злые языки даже говорили, что он шпионил в пользу СССР. Вершиной усилий Коллонтай по расширению круга друзей Советской России стало воссоздание в 1935 году общества дружбы СССР — Швеция, которое успешно работало вопреки политике Коминтерна по борьбе с социал-демократией, а также репрессиям в СССР, сильно повредившим облику Страны Советов во всей Скандинавии.
Отдельным испытанием для Александры Михайловны стала аудиенция у короля Густава V. Приём сопровождал пышный церемониал с участием гвардейцев в форме времён короля Карла XII, а советскому послу пришлось по заведённой традиции отправиться во дворец в золотой карете. Впрочем, все сложности благополучно разрешились: старый король предложил даме сесть, хотя послы-мужчины обычно приветствовали его стоя. Вместе с Коллонтай монарх посмеялся над упущениями в дипломатическом протоколе, а также вежливо попросил впредь обращаться к нему не на норвежском, а на шведском языке, и она в будущем выполнит его просьбу.
Примечательно, что пресса на сей раз была вполне «приличной». Шведов, привыкшим к пышным приёмам, туалет Коллонтай вполне устроил: «кошачью шубку» Коллонтай журналисты сочли шиншилловым манто, а дешёвую цепочку для лорнета — «драгоценностью».
Постепенно и другие важные вопросы были решены: советские и шведские лесопромышленники перестали конкурировать и нашли компромисс, шведские товары поставлялись в СССР для нужд ускоренной индустриализации. В 1934 году Коллонтай также добилась первого в истории Советской России государственного кредита за рамками отдельных торговых соглашений — правда, из-за разночтений в шведском правительстве до реального выделения денег дело не дошло, но советскую сторону устроила и теоретическая победа в этом вопросе.
Худой мир: тайные переговоры с финнами на Солёном озере
Особенно сложные времена для Коллонтай в Стокгольме настали с началом Второй мировой войны. Личной трагедией для Александры Михайловны была Зимняя война СССР с Финляндией. Убеждённая пацифистка, Коллонтай считала свою родину виновной в начале военных действий в стране, с которой связаны её детские воспоминания и история семьи. Как советский дипломат, Александра Михайловна не могла говорить об этом публично, и на все сетования премьер‑министра Пера Альбина Ханссона о том, что СССР не прибег к помощи шведов в переговорах с финнами, отвечала, что не уполномочена вести со шведским правительством обсуждения причин и обстоятельств начала войны.
С 1940 года Данию и Норвегию оккупировали нацисты, а Швеция была принуждена к ряду унизительных уступок Третьему рейху вроде лечения раненых немецких лётчиков и пропуска целой дивизии «Энгельбрект» через шведскую территорию. Коллонтай стремилась поддерживать и усиливать голоса антифашистов, раздававшиеся в Швеции. Так, советское представительство контактировало с отважными журналистами газеты «Тротс альт», главного антинацистского издания страны, а также выпускало собственный бюллетень о войне СССР и союзников против Гитлера — он выходил как на языках Северной Европы, так и на русском.
Наконец, именно Коллонтай в феврале 1944 года в обстановке строжайшей секретности по поручению из Москвы провела переговоры с представителями Финляндии по условиям выхода финнов из войны. Местом дипломатической встречи был избран Сальтшёбаден — курортный городок близ Стокгольма, а посредником выступил Маркус Валленберг, банкир и член могущественного и богатейшего шведского семейства.
Внимание Валленберга Коллонтай привлекла весьма экстравагантным способом: молодой банкир питал слабость к выступлениям комика Карла Герхарда, человека антифашистских убеждений. В итоге на одном из выступлений, где присутствовал Валленберг, Герхард со сцены заявил:
«Наши соседи играли в поддавки с „пятой колонной“ и вовлекли свои народы в беду. Но нас не завоевали, и мы не воюем. Потому что в нашей стране не было „пятой колонны“, а была и есть Коллонтай».
По другой версии, шутка была ещё более острой:
«Обо мне ходят слухи, что я принадлежу к „пятой колонне“ (по-шведски — „фемте колонн“). Это — ложь. На самом деле я принадлежу к „Колонне-тай“».
Как бы то ни было, Валленберг свёл Коллонтай с финскими представителями, в числе которых был будущий президент послевоенной Финляндии Юхо Паасикиви. Вероятнее всего, 19 февраля 1944 года им Коллонтай передала достаточно мягкие советские требования: прекращение огня, интернирование немецких войск, отход финнов за линию границы, установленной Московским договором 1940 года. Хотя война в Карелии продолжалась ещё полгода, условия прекращения боевых действий в сентябре того же года практически полностью совпали с теми предложениями, которые обговаривались финнами с Коллонтай в санатории Сальтшёбадена.
Переговоры, положившие в скором времени конец войне СССР с Финляндией, стали последним дипломатическим достижением Коллонтай. Весной 1945 года пережившая два инсульта на дипломатической службе Александра Михайловна на военном самолёте навсегда вернулась в Москву, чтобы на склоне лет дописывать свои дипломатические дневники и приводить в порядок архив — источник сведений по столь многим событиям XX столетия, который ещё не скоро будет вычерпан до дна исследователями и публицистами.
Читайте также:
— Хозяева морей на краю земли: британский флот на Севере России в 1915–1919 годах;
— Дипломатический этикет накануне Первой мировой войны.
