Секс, культура и устои: дискуссия 1920‑х годов о «половом вопросе»

В пер­вые десять лет совет­ской вла­сти «поло­вой вопрос» гром­ко обсуж­дал­ся в обще­стве, прес­се, науч­ных рабо­тах и на пуб­лич­ных лек­ци­ях. Он воз­ник из реформ в сфе­ре бра­ка и жен­ско­го рав­но­пра­вия — важ­ной части марк­сист­ско­го рево­лю­ци­он­но­го про­ек­та. Вла­ди­мир Ленин, Ана­то­лий Луна­чар­ский, Алек­сандра Кол­лон­тай и дру­гие пар­тий­ные дея­те­ли пред­ла­га­ли свои кон­цеп­ции совет­ской ген­дер­ной уто­пии, одна­ко вопло­тить в жизнь их идеи ока­за­лось не так просто.

В 1928 году в Ленин­гра­де вышла кни­га «Кто вино­ват? Пара­док­сы о поло­вом вле­че­нии, люб­ви и бра­ке» Лео­ни­да Лари­о­но­ва, извест­но­го под псев­до­ни­мом Сэв­ли. Автор выра­зил в ней ори­ги­наль­ный взгляд на сек­су­аль­ные и ген­дер­ные изме­не­ния, про­изо­шед­шие в Рос­сии после Октябрь­ской рево­лю­ции. VATNIKSTAN пред­став­ля­ет пере­из­да­ние кни­ги совет­ско­го жур­на­ли­ста, ско­ро она появит­ся в продаже.

В пред­две­рии это­го собы­тия Евге­ний Белич­ков рас­ска­зы­ва­ет, как власть пыта­лась при­ми­рить идеи госу­дар­ствен­но­го кон­тро­ля повсе­днев­ной жиз­ни с иде­а­лом сек­су­аль­ной сво­бо­ды, а сво­бо­ду — с лич­ной самодисциплиной.

Митинг за рав­но­пра­вие жен­щин. 1917 год

Всем научи­лись поль­зо­вать­ся люди, толь­ко не научи­лись поль­зо­вать­ся сво­бо­дой. Может быть, бороть­ся с нуж­дой и край­ней необ­хо­ди­мо­стью гораз­до лег­че, чем со сво­бо­дой. В нуж­де люди зака­ля­ют­ся и живут меч­той о сво­бо­де. Но вот при­хо­дит сво­бо­да, и люди не зна­ют, что с ней делать.

Миха­ил При­швин (1873–1954)

Свобода и закон

Клю­че­вым вопро­сом Вели­кой рос­сий­ской рево­лю­ции 1917 года стал вопрос о сво­бо­де. Лиде­ры Фев­ра­ля обе­ща­ли под­дан­ным сво­бо­ду от про­из­во­ла царя, бюро­кра­тии и поли­ции. Боль­ше­вист­ские тео­ре­ти­ки наста­и­ва­ли, что поли­ти­че­ских сво­бод недо­ста­точ­но, пока суще­ству­ют иные фор­мы вла­сти: фаб­ри­кан­тов над рабо­чи­ми, муж­чин над жен­щи­на­ми и так далее.

В 1918 году вышла про­грамм­ная рабо­та Лени­на «Госу­дар­ство и рево­лю­ция». Она посту­ли­ро­ва­ла конеч­ной целью ком­му­ни­стов созда­ние обще­ства, сво­бод­но­го от дегу­ма­ни­за­ции и исклю­че­ния боль­ших групп людей из соци­аль­но-поли­ти­че­ской жиз­ни: жен­щин, бед­ня­ков. Вла­ди­мир Ильич меч­тал о созда­нии соци­у­ма, где исчез­нет «вся­кая надоб­ность в наси­лии над людь­ми вооб­ще, в под­чи­не­нии одно­го чело­ве­ка дру­го­му <…>, ибо люди при­вык­нут к соблю­де­нию эле­мен­тар­ных усло­вий обще­ствен­но­сти без наси­лия и без под­чи­не­ния». Обра­зо­ван­ные боль­ше­ви­ки счи­та­ли сек­су­аль­ность и ген­дер­ное рав­но­пра­вие важ­ней­шей сфе­рой для гран­ди­оз­ных реформ.

Совре­мен­ный чита­тель, инте­ре­су­ю­щий­ся «боль­ше­вист­ской сек­су­аль­ной рево­лю­ци­ей», вспом­нит полиамор­ный союз Мая­ков­ско­го и супру­гов Брик, нудист­ское дви­же­ние «Долой стыд!», «тео­рию ста­ка­на воды» и дру­гие при­ме­ры сво­бо­ды пола и тела в Совет­ской Рос­сии. Одна­ко эти явле­ния были лишь поверх­ност­ной сто­ро­ной гораз­до более глу­бо­ких трансформаций.

Кра­е­уголь­ным кам­нем совет­ской ген­дер­ной поли­ти­ки стал отказ от ста­рой, репрес­сив­ной фор­мы бра­ка. Брач­ное зако­но­да­тель­ство Рос­сий­ской импе­рии порож­да­ло юри­ди­че­ское нерав­но­пра­вие супру­гов, пред­пи­сы­вая жёнам все­сто­ронне под­чи­нять­ся мужу. Прав­да, пра­во­спо­соб­ность и дее­спо­соб­ность жён не отме­ня­лась пол­но­стью: к при­ме­ру, супру­га мог­ла подать иск на «бла­го­вер­но­го».

Огром­ное недо­воль­ство у цар­ских под­дан­ных вызы­ва­ла созна­тель­но услож­нён­ная импер­ски­ми струк­ту­ра­ми про­це­ду­ра раз­во­да. Во-пер­вых, закон при­зна­вал весь­ма огра­ни­чен­ное чис­ло пово­дов к раз­во­ду. Во-вто­рых, бра­ко­раз­вод­ные дела нахо­ди­лись в юрис­дик­ции духов­ных ведомств импе­рии. Боль­шин­ство под­дан­ных номи­наль­но чис­ли­лись пра­во­слав­ны­ми — на прак­ти­ке они мог­ли совсем холод­но отно­сить­ся к рели­гии, но вне­ис­по­вед­ное состо­я­ние по зако­ну было невоз­мож­ным. Дела о раз­во­де для них рас­смат­ри­вал Свя­щен­ный Синод и под­чи­нён­ные ему струк­ту­ры, заин­те­ре­со­ван­ные в сохра­не­нии брач­ных сою­зов и искус­ствен­но затруд­няв­шие их рас­тор­же­ние. За супру­же­скую изме­ну (пре­лю­бо­де­я­ние) мог­ли нака­зать как за уго­лов­ное пре­ступ­ле­ние.

Импер­ский закон не поспе­вал за пере­ме­на­ми в обще­стве: идея «свя­то­сти бра­ка» дав­но не каза­лась людям бес­спор­ной. Интел­лек­ту­а­лы-раз­но­чин­цы игно­ри­ро­ва­ли юри­ди­че­ские про­це­ду­ры и схо­ди­лись с новы­ми воз­люб­лен­ны­ми, фор­маль­но оста­ва­ясь в ста­ром бра­ке. В кон­це XIX — нача­ле ХХ века ряд гром­ких скан­да­лов, свя­зан­ных с раз­во­да­ми, про­ка­тил­ся в кру­гах эли­ты. В 1891 году Сер­гей Вит­те женил­ся на раз­ве­дён­ной Марии Лиса­не­вич — этот шаг чуть не сто­ил ему карье­ры. Щекот­ли­вость ситу­а­ции добав­ля­ло то, что министр всту­пил в отно­ше­ния с Лиса­не­вич ещё до рас­па­да её ста­ро­го бра­ка. В 1907–1909 годах похо­жая исто­рия про­изо­шла с гене­ра­лом Сухом­ли­но­вым, кото­рый захо­тел женить­ся на замуж­ней жен­щине Ека­те­рине Буто­вич. Раз­вод Буто­ви­чей сопро­вож­дал­ся поли­ти­че­ским скан­да­лом: в дело вме­шал­ся сам Нико­лай II и нада­вил на Синод, заста­вив решить вопрос в поль­зу генерала.

Вла­ди­мир Сухом­ли­нов и Ека­те­ри­на Бутович

Уже в декаб­ре 1917 года декре­та­ми Совет­ской вла­сти цер­ков­ную реги­стра­цию супру­же­ско­го сою­за отме­ни­ли и заме­ни­ли граж­дан­ской, а про­це­ду­ру раз­во­да мак­си­маль­но упро­сти­ли. Кон­сти­ту­ция РСФСР 1918 года закре­пи­ла прин­цип рав­но­пра­вия муж­чин и жен­щин. Новые зако­ны дали жен­щи­нам пра­во на все­сто­рон­нее обра­зо­ва­ние, сво­бод­ный труд и рав­ную с муж­чи­на­ми опла­ту за него.

В 1918 году был при­нят кодекс зако­нов «Об актах граж­дан­ско­го состо­я­ния, брач­ном, семей­ном и опе­кун­ском пра­ве», кото­рый закре­пил либе­ра­ли­за­цию пра­ва в ген­дер­ной обла­сти. Он так­же пре­ду­пре­ждал о воз­мож­ных нега­тив­ных послед­стви­ях рез­ко­го сня­тия преж­них огра­ни­че­ний, свя­зан­ных с мате­ри­аль­ной нуж­дой и рож­де­ни­ем детей. Так, соглас­но ста­тье 130, после раз­во­да более состо­я­тель­ный из быв­ших супру­гов дол­жен был под­дер­жать вто­ро­го, если тот попа­дал в мате­ри­аль­ную нужду.

Опре­де­ле­ние народ­но­го судьи горо­да Сим­бир­ска о рас­тор­же­нии бра­ка. 1921 год

Новый закон так­же обя­зы­вал роди­те­лей содер­жать мало­лет­них детей, исхо­дя из уров­ня их дохо­дов — вне зави­си­мо­сти от того, состо­ят ли оба роди­те­ля в бра­ке и состо­я­ли ли в нём вооб­ще когда-либо. Если мать сожи­тель­ство­ва­ла с несколь­ки­ми муж­чи­на­ми одно­вре­мен­но (ста­тья 144), ответ­ствен­ность по рас­хо­дам, свя­зан­ным с бере­мен­но­стью и выра­щи­ва­ни­ем ребён­ка, ложи­лась на всех разом.

И всё же совет­ский пра­во­вед Алек­сандр Гойх­барг уже в 1920 году при­зна­вал, что, если отец не хотел быть узнан­ным, его род­ство с детьми мож­но было уста­но­вить лишь на осно­ве кос­вен­ных свидетельств.


Эрос, экономика и свобода: «новая половая мораль» Александры Коллонтай

Боль­ше­ви­ки, как пра­ви­ло, схо­ди­лись во мне­нии, что юри­ди­че­скую и эко­но­ми­че­скую осно­ву нера­вен­ства жен­щин и муж­чин в бра­ке нуж­но уни­что­жить. По сло­вам Лени­на, при­ве­дён­ным в вос­по­ми­на­ни­ях Кла­ры Цет­кин, «гнёт зако­нов бур­жу­аз­но­го госу­дар­ства о бра­ке и семье отяг­ча­ет зло и обост­ря­ет кон­флик­ты. Это гнёт „свя­щен­ной част­ной соб­ствен­но­сти“». Они так­же пони­ма­ли, что подоб­ные рефор­мы не оста­нут­ся без послед­ствий: вся систе­ма сек­су­аль­ных, роман­ти­че­ских и семей­ных отно­ше­ний в ито­ге изменится.

Пар­тий­ные интел­лек­ту­а­лы — наслед­ни­ки эли­тар­ной лите­ра­тур­ной и куль­тур­ной тра­ди­ции — раз­де­ля­ли иде­ал «высо­кой» люб­ви, эмо­ци­о­наль­но окра­шен­но­го сою­за меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной. Они счи­та­ли, что отно­ше­ния меж­ду пола­ми долж­ны стро­ить­ся на чём-то более мас­штаб­ном и важ­ном, неже­ли празд­ный, физио­ло­ги­че­ский сек­су­аль­ный инте­рес. При этом на брак и семью они смот­ре­ли по-раз­но­му — неко­то­рые пола­га­ли, что это при­ме­ты «ста­ро­го мира», кото­рые ско­вы­ва­ют лич­ную сво­бо­ду супру­гов, а зна­чит, меша­ют пси­хо­ло­ги­че­ской бли­зо­сти. В кон­це кон­цов, в Рос­сий­ской импе­рии брак был имен­но таким институтом.

Алек­сандра Коллонтай

Подроб­нее все­го тео­рию «новой люб­ви» и «новой поло­вой мора­ли» раз­ра­бо­та­ла Алек­сандра Кол­лон­тай, проч­но увя­зы­вая её с рефор­ма­ми в эко­но­ми­ке. Потом­ствен­ная дво­рян­ка по про­ис­хож­де­нию, она посвя­ти­ла себя иссле­до­ва­нию и рефор­ме рабо­че­го быта. В 1916 году она выпу­сти­ла пол­но­цен­ную моно­гра­фию «Обще­ство и мате­рин­ство», где подроб­но опи­сы­ва­ет систе­му стра­хо­ва­ния бере­мен­ных и родив­ших работ­ниц в каж­дой из стран Евро­пы. Кол­лон­тай пре­крас­но раз­би­ра­лась в спе­ци­фи­ке отрас­лей про­мыш­лен­но­го про­из­вод­ства, а суж­де­ния под­креп­ля­ла ста­ти­сти­че­ски­ми таб­ли­ца­ми. Раз­би­рая силь­ные и сла­бые сто­ро­ны зару­беж­но­го опы­та, она пред­ла­га­ла ком­плекс реформ для защи­ты мате­рей-работ­ниц в России.

Пере­из­да­ние «Обще­ства и мате­рин­ства» Алек­сан­дры Коллонтай

Рабо­чие семьи цели­ком зави­се­ли от фаб­рич­но­го зара­бот­ка. В резуль­та­те жен­щи­ны, рожая, вста­ют перед выбо­ром: либо поте­рять зна­чи­тель­ную часть дохо­да, либо рабо­тать — под­вер­гая рис­ку своё здо­ро­вье и здо­ро­вье ребён­ка. Кол­лон­тай отме­ча­ла, что в этих усло­ви­ях рабо­чие откла­ды­ва­ли заклю­че­ние бра­ка, огра­ни­чи­ва­ли или вовсе отка­зы­ва­лись от рож­де­ния детей.

Кол­лон­тай счи­та­ла, что рабо­чие, а в осо­бен­но­сти работ­ни­цы, нуж­да­ют­ся в проч­ной эко­но­ми­че­ской опо­ре. Про­ле­тар­ские семьи все­це­ло зави­сят от «соци­аль­но­го кол­лек­ти­ва» — ста­ло быть, он дол­жен обес­пе­чить мате­рей всем необ­хо­ди­мым. В про­ек­те боль­ше­вич­ки «госу­дар­ство и общи­ны» были при­зва­ны создать убе­жи­ща для бере­мен­ных и кор­мя­щих, нала­дить рабо­ту меди­цин­ских кон­суль­та­ций, обес­пе­чить выда­чу дет­ско­го моло­ка, создать сеть яслей и дет­ских садов, обес­пе­чить мате­рям достой­ное денеж­ное пособие.

Уже в годы Граж­дан­ской вой­ны эти меры под­держ­ки мате­рей дей­стви­тель­но появят­ся в РСФСР. Руку к ним при­ло­жи­ла и сама Кол­лон­тай, в 1917–1918 годах заняв­шая пост нар­ко­ма госу­дар­ствен­но­го при­зре­ния. Но пер­вые же годы реформ пока­за­ли, что «кол­лек­тив­ное вос­пи­та­ние» порож­да­ет мас­су нега­тив­ных издер­жек. По сло­вам исто­ри­ка Алек­сандра Шами­гу­ло­ва, изу­чав­ше­го дет­ские учре­жде­ния в Казан­ской губернии:

«Как сви­де­тель­ству­ют доку­мен­ты, дет­ские учре­жде­ния снаб­жа­лись не доста­точ­но, поэто­му не хва­та­ло пред­ме­тов пер­вой необ­хо­ди­мо­сти — про­дук­тов пита­ния, одеж­ды и обу­ви. Дети были фак­ти­че­ски без­за­щит­ны перед про­из­во­лом работ­ни­ков, кото­рые не стес­ня­лись, исполь­зуя поло­же­ние, тор­го­вать выде­ля­е­мы­ми про­дук­та­ми на „чёр­ном рын­ке“. Все это демон­стри­ру­ет неод­но­знач­ность и про­ти­во­ре­чи­вость ста­нов­ле­ния новой систе­мы дошколь­но­го воспитания».

Впро­чем, Кол­лон­тай счи­та­ла, что охра­нять одно мате­рин­ство мало. Она тре­бо­ва­ла запре­тить наём­ный труд дево­чек до 16 лет, жен­скую рабо­ту в ноч­ные сме­ны, огра­ни­чить вред­ные (отрав­ля­ю­щие) про­из­вод­ства, вве­сти факуль­та­тив­ный отдых для жен­щин на один-три дня во вре­мя менструации.

Важ­ной иде­ей для Кол­лон­тай была мате­ри­аль­ная неза­ви­си­мость жен­щин. По её мне­нию, ощу­ще­ние финан­со­вой устой­чи­во­сти работ­ни­цей оздо­ро­ви­ло бы и роман­ти­че­ские отношения:

«Мож­но ли удив­лять­ся, что <…> жен­щи­на вся­че­ски стре­мит­ся при­вя­зать к себе муж­чи­ну, отца её ребён­ка, что­бы пере­ло­жить на его пле­чи издерж­ки по содер­жа­нию мла­ден­ца? Со сво­ей сто­ро­ны муж­чи­на идёт на эту уступ­ку <…> часто не столь­ко из люб­ви к жен­щине и ребён­ку, сколь­ко из чув­ства дол­га. Не будь „послед­ствий“, сво­бод­но сошед­ши­е­ся люди мир­но разо­шлись бы в раз­ные сто­ро­ны. <…> Насколь­ко иной харак­тер носи­ли бы отно­ше­ния меж­ду пола­ми в рабо­чей сре­де, если бы вопрос о „послед­стви­ях“ не играл бы реша­ю­щей роли при опре­де­ле­нии брач­но­го сою­за и не ковал бы насиль­ствен­ной цепи там, где вся цен­ность отно­ше­ний постро­е­на на внут­рен­ней свободе».

Иде­ал роман­ти­че­ских отно­ше­ний Кол­лон­тай виде­ла в эмо­ци­о­наль­ной сво­бо­де, в искрен­но­сти чувств. Капи­та­ли­сти­че­ская куль­ту­ра, счи­та­ла она, явным обра­зом этот иде­ал иска­жа­ла и калечила:

«Мы, люди капи­та­ли­сти­че­ски-соб­ствен­ни­че­ско­го века, века рез­ких клас­со­вых про­ти­во­ре­чий и инди­ви­ду­а­ли­сти­че­ской мора­ли, все ещё живём и мыс­лим под тяжё­лым зна­ком неиз­быв­но­го, душев­но­го оди­но­че­ства… Чело­век, убе­га­ю­щий от душев­но­го оди­но­че­ства, наив­но вооб­ра­жа­ет, доста­точ­но „вос­пы­лать любо­вью“, доста­точ­но предъ­явить свои пра­ва на дру­го­го чело­ве­ка, что­бы обо­греть­ся в лучах ред­ко­го бла­га — душев­ной бли­зо­сти и пони­ма­ния. Мы, инди­ви­ду­а­ли­сты, с огру­бев­шей в веч­ном куль­те сво­е­го „я“ душою, <…> пре­тен­ду­ем все­гда на сво­е­го любов­но­го „контр­аген­та“ цели­ком и без раз­де­ла, а сами не уме­ем соблю­сти про­стей­шей фор­му­лы люб­ви: отне­стись с вели­чай­шей береж­ли­во­стью к душе другого».

Кол­лон­тай отнюдь не была про­тив­ни­цей бра­ка — но счи­та­ла, что если он и дол­жен суще­ство­вать, то толь­ко «по люб­ви». Что­бы сде­лать это воз­мож­ным, тре­бо­ва­лась корен­ная пере­строй­ка эко­но­ми­ки и куль­ту­ры. Но «тра­ди­ци­он­ная» вик­то­ри­ан­ская модель отно­ше­ний — «один брак на всю жизнь» — дава­ла сбой и без это­го. Воз­ник глу­бо­кий соци­аль­ный запрос на транс­фор­ма­цию сек­су­аль­ных и семей­ных отно­ше­ний. В рабо­те 1919 года «Отно­ше­ние меж­ду пола­ми и клас­со­вая борь­ба» Кол­лон­тай кон­ста­ти­ру­ет:

«Сек­су­аль­ный кри­зис нераз­ре­шим без корен­ной рефор­мы в обла­сти чело­ве­че­ской пси­хи­ки, без уве­ли­че­ния в чело­ве­че­стве „любов­ной потен­ции“. Но это пси­хи­че­ская рефор­ма все­це­ло зави­сит от корен­но­го пере­устрой­ства наших соци­аль­но-эко­но­ми­че­ских отно­ше­ний на нача­лах коммунизма.

…какие толь­ко фор­мы брач­но­го и любов­но­го обще­ния не при­ме­ри­ва­ет к себе совре­мен­ное чело­ве­че­ство, и, одна­ко, сек­су­аль­ный кри­зис от это­го ни на йоту не смяг­ча­ет­ся. Такой пест­ро­ты брач­ных отно­ше­ний ещё не зна­ва­ла исто­рия: нераз­рыв­ный брак с „устой­чи­вой семьёй“ и рядом пре­хо­дя­щая сво­бод­ная связь, тай­ный адюль­тер в бра­ке и откры­тое сожи­тель­ство девуш­ки с её воз­люб­лен­ным — „дикий брак“, брак пар­ный и брак „втро­ём“, и даже слож­ная фор­ма бра­ка „вчет­ве­ром“».

Зна­ме­ни­тая ста­тья 1923 года «Сво­бо­ду кры­ла­то­му Эро­су!» — финаль­ный итог дол­гих раз­мыш­ле­ний Кол­лон­тай о пере­ме­нах в «поло­вой мора­ли». «Кры­ла­тый Эрос» — это иде­ал сек­су­аль­но­сти, постро­ен­ной на глу­бо­ких эмо­ци­о­наль­ных пере­жи­ва­ни­ях и душев­ной бли­зо­сти, а так­же на эко­но­ми­че­ском равен­стве. Боль­ше­вич­ка меч­та­ла об обще­стве, где муж­чи­на и жен­щи­на смо­гут всту­пать в сво­бод­ный союз, осно­ван­ный на люб­ви и вза­им­ном ува­же­нии, и так же сво­бод­но рас­хо­дить­ся без бре­ме­ни излиш­них услов­но­стей. «Фор­маль­ные гра­ни­цы люб­ви» и «соб­ствен­ни­че­ство» Кол­лон­тай отвер­га­ла: коли­че­ство парт­нё­ров в отно­ше­ни­ях не име­ет зна­че­ния, если их союз осно­ван на искрен­них чув­ствах, а не на «похо­ти».

Вос­пи­та­ние детей Кол­лон­тай пред­ла­га­ла оста­вить обще­ству и госу­дар­ству, при­зван­ным создать «новые фор­мы быта»: учре­жде­ния для детей, обще­ствен­ные кух­ни и так далее. Жен­щи­на, лишён­ная дик­та­та «кухон­но­го раб­ства», мак­си­маль­но вовле­чёт­ся в тру­до­вую дея­тель­ность, что даст ей ключ к мате­ри­аль­ной независимости.

Идея «кол­лек­тив­но­го тру­да» в боль­ше­вист­ской мыс­ли порож­да­ла слож­ную диа­лек­ти­ку соот­но­ше­ния инди­ви­ду­аль­ной сво­бо­ды и само­дис­ци­пли­ны. В речи 1920 года о «Зада­чах сою­зов моло­дё­жи» Ленин заяв­лял: «На место ста­рой мушт­ры, кото­рая про­во­ди­лась в бур­жу­аз­ном обще­стве вопре­ки воле боль­шин­ства, мы ста­вим созна­тель­ную дис­ци­пли­ну рабо­чих и кре­стьян». Мыс­ля в том же духе, Кол­лон­тай счи­та­ла, что «сво­бо­да люб­ви» не долж­на вести к «поло­вой анар­хии». По её мне­нию, сек­су­аль­ные отно­ше­ния, не окра­шен­ные эмо­ци­о­наль­ны­ми пере­жи­ва­ни­я­ми, ведут к «телес­но­му исто­ще­нию» и пото­му долж­ны быть иско­ре­не­ны как поме­ха ком­му­ни­сти­че­ско­му труду:

«…про­воз­гла­шая пра­ва „кры­ла­то­го Эро­са“ (люб­ви), идео­ло­гия рабо­че­го клас­са вме­сте с тем под­чи­ня­ет любовь чле­нов тру­до­во­го кол­лек­ти­ва друг к дру­гу более власт­но­му чув­ству — люб­ви-дол­гу к коллективу».


Кризис нестабильности и «моральная паника»

Поли­ти­че­ские и куль­тур­ные пере­ме­ны дава­ли пло­ды. Так, исто­рик Алек­сандр Рож­ков отме­ча­ет посте­пен­ное сня­тие табу с жен­ской сек­су­аль­но­сти: «Рево­лю­ция рас­кре­по­сти­ла сек­су­аль­ность не толь­ко у юно­шей, но и у деву­шек, кото­рые были актив­ны­ми ини­ци­а­то­ра­ми поло­вых контактов».

В то же вре­мя ради­каль­ные рефор­мы и идео­ло­гия осво­бож­де­ния дали неожи­дан­ный нега­тив­ный эффект. Рез­кое ослаб­ле­ние кон­тро­ля над сек­су­аль­ным пове­де­ни­ем при­ве­ло к росту чис­ла раз­во­дов, абор­тов, сирот, мате­рей-оди­но­чек. Отме­на цер­ков­но­го бра­ка вызва­ла вол­ну пра­во­во­го ниги­лиз­ма, в осо­бен­но­сти сре­ди муж­чин: граж­дан­ские брач­ные сою­зы заклю­ча­лись и раз­ры­ва­лись абсо­лют­но беспорядочно.

Абор­ты, лега­ли­зо­ван­ные в стране в 1920 году и при­знан­ные бес­плат­ны­ми, поро­ди­ли огром­ный наплыв деву­шек в меди­цин­ские учре­жде­ния. Совет­ское здра­во­охра­не­ние не справ­ля­лось с пото­ком, так что уже в 1924 году абор­тив­ные услу­ги ста­ли искус­ствен­но огра­ни­чи­вать. Так, в Ленин­гра­де сфор­ми­ро­ва­ли спе­ци­аль­ные комиссии,
уста­нав­ли­ва­ю­щие оче­рёд­ность на опе­ра­цию. Но в усло­ви­ях после­во­ен­ной нуж­ды, при отсут­ствии твёр­дой под­держ­ки со сто­ро­ны муж­чин-парт­нё­ров оче­ре­ди на аборт лишь росли.

«Кро­ко­дил» реко­мен­ду­ет про­све­ще­ние на тему абор­тов. 1924 год

Кон­тра­цеп­ти­вы из-за пло­хой эко­но­ми­че­ской ситу­а­ции 1920‑х не про­из­во­ди­ли в нуж­ном коли­че­стве. Более того, исполь­зо­ва­ние про­ти­во­за­ча­точ­ных средств ещё не ста­ло куль­тур­ной нор­мой. При­выч­ны­ми они были, пожа­луй, лишь для сто­лич­ных горо­дов, где в 1908–1914 годах их актив­но рекла­ми­ро­ва­ла пресса.

Пар­тий­ная дея­тель­ни­ца Софья Сми­до­вич отме­ча­ла: отцы всё чаще устра­ня­лись от помо­щи бере­мен­ным и родив­шим ком­со­мол­кам, ста­вя тех в неза­вид­ное мате­ри­аль­ное и карьер­ное поло­же­ние. Появ­ле­ние гос­па­т­ро­на­жа для мате­рин­ства вос­при­ни­ма­лось мно­ги­ми муж­чи­на­ми как повод сбро­сить с себя ответ­ствен­ность за жен­щин. Сми­до­вич наста­и­ва­ла, что отве­чать за ребён­ка долж­ны оба роди­те­ля, посколь­ку «детей <…> госу­дар­ство дол­го будет ещё не в силах взять на свой кошт».

Горо­да, насе­лён­ные «рево­лю­ци­он­ной моло­дё­жью», захлест­ну­ла ген­дер­но-сек­су­аль­ная бес­по­ря­доч­ность. Как отме­ча­ет Ната­лья Леби­на, в 1920‑е годы мега­по­ли­сы столк­ну­лись с вол­ной изна­си­ло­ва­ний, неред­ко груп­по­вых. Одну из при­чин роста экс­цес­сов наси­лия иссле­до­ва­тель­ни­ца видит в рез­ком исчез­но­ве­нии инду­стрии доступ­ной про­сти­ту­ции, с кото­рой госу­дар­ство актив­но боро­лось. Фор­ми­ро­ва­ние эмпа­тич­ной сек­су­аль­ной куль­ту­ры не поспе­ва­ло за соци­аль­но-поли­ти­че­ски­ми рефор­ма­ми. В ито­ге муж­чи­ны часто выби­ра­ли полу­чить «доступ­ный секс» если не день­га­ми, то гру­бой силой.

В 1926 году в Ленин­гра­де про­гре­ме­ло «чуба­ров­ское дело» — кол­лек­тив­ное изна­си­ло­ва­ние моло­ды­ми рабо­чи­ми ком­со­мол­ки на Чуба­ро­вом пере­ул­ке, близ Лигов­ки. Вопи­ю­щий слу­чай поро­дил мас­со­вый отклик в печа­ти, суд при­го­во­рил семе­рых насиль­ни­ков к смерт­ной каз­ни, а осталь­ным дал дли­тель­ный срок заклю­че­ния. На волне обще­ствен­но­го недо­воль­ства гособ­ви­не­ние отка­зы­ва­лось при­знать под­су­ди­мых «под­лин­ны­ми рабо­чи­ми», при­пи­сы­ва­ло им «нэп­ман­скую идеологию».

Кри­ми­наль­ная хро­ни­ка о дере­вен­ской «чуба­ров­щине». 1927 год

Одна­ко про­бле­му не уда­ва­лось идео­ло­ги­че­ски све­сти к «соци­аль­ной чуж­до­сти» насиль­ни­ков. В те же годы обсуж­дал­ся фено­мен «пет­ров­щи­ны» — по фами­лии уче­ни­ка мос­ков­ской тех­ни­че­ской шко­лы (ФЗУ), кото­рый убил девуш­ку после отка­за в сек­су­аль­ной бли­зо­сти. Экс­цес­сы ста­ли столь мас­со­вы­ми, что в 1929 году в Ленин­град даже при­бы­ла спе­ци­аль­ная комис­сия ЦК ВКП(б) для рас­сле­до­ва­ния изна­си­ло­ва­ний и слу­ча­ев при­нуж­де­ния к сожительству.

В ито­ге сек­су­аль­ность всё чаще вызы­ва­ла тре­во­гу и подо­зре­ния, а адек­ват­ная соци­аль­ным пере­ме­нам «поло­вая куль­ту­ра» запаз­ды­ва­ла с появ­ле­ни­ем. В 1920‑е годы этот вопрос вызвал гром­кую пуб­лич­ную дис­кус­сию, в кото­рой при­ня­ли уча­стие дея­те­ли пар­тии, пуб­ли­ци­сты и специалисты-медики.

Так, опуб­ли­ко­ван­ные в 1925 году запис­ки Цет­кин пре­да­ли глас­но­сти взгляд Лени­на на раз­ра­зив­ший­ся кри­зис сексуальности:

«Хотя я мень­ше все­го мрач­ный аскет, но мне так назы­ва­е­мая „новая поло­вая жизнь“ моло­дё­жи, а часто и взрос­лых доволь­но часто кажет­ся чисто бур­жу­аз­ной, кажет­ся раз­но­вид­но­стью доб­ро­го бур­жу­аз­но­го дома тер­пи­мо­сти. Всё это не име­ет ниче­го обще­го со сво­бо­дой люб­ви, как мы, ком­му­ни­сты, её понимаем».

Этим сло­вам вто­рил нар­ком про­све­ще­ния Ана­то­лий Луна­чар­ский. Как и боль­шин­ство интел­лек­ту­а­лов из пар­тии, он счи­тал себя сто­рон­ни­ком «высо­кой люб­ви»: «…что­бы она была под­ня­та на долж­ную высо­ту, до чего-то чрез­вы­чай­но зна­чи­тель­но­го». В рабо­те 1927 года «О быте» Луна­чар­ский кри­ти­ку­ет «поло­вую сво­бо­ду», вызван­ную рас­про­стра­не­ни­ем «тео­рии ста­ка­на воды» — взгля­да город­ской моло­дё­жи на секс как на «голую» физио­ло­ги­че­скую потреб­ность, подоб­ной уто­ле­нию жажды.

Худо­же­ствен­ный роман Кол­лон­тай о «сво­бод­ной любви»

Эта «тео­рия» поро­ди­ла сек­су­аль­ное хищ­ни­че­ство сре­ди моло­дых ком­со­моль­цев — те при­вы­ка­ли вынуж­дать деву­шек к сек­су под видом «тре­бо­ва­ний нау­ки». Луна­чар­ский искал золо­тую сере­ди­ну в про­бле­ме, вызван­ной отсут­стви­ем в моло­дёж­ной сре­де адек­ват­ной сек­су­аль­ной куль­ту­ры. С одной сто­ро­ны, он при­звал моло­дых людей к воз­дер­жа­нию: «Чем поз­же юно­ша или девуш­ка всту­па­ет в брач­ную жизнь, тем све­жее, силь­нее, пол­нее сохра­ня­ет­ся он для насто­я­ще­го брач­но­го счастья».С дру­гой — сде­лал необ­хо­ди­мую ого­вор­ку: «Мы не долж­ны отри­цать влюб­лён­ность, уха­жи­ва­ние, эро­ти­че­ски окра­шен­ное обще­ние меж­ду муж­чи­ной и женщиной».

Одна­ко с года­ми ста­но­ви­лось оче­вид­но, что выра­бо­тать «сек­су­аль­ную дис­ци­пли­ну» сре­ди насе­ле­ния не полу­ча­ет­ся. Пуб­лич­ная рито­ри­ка в ито­ге всё чаще сме­ща­лась к про­па­ган­де воз­дер­жа­ния и «тра­ди­ци­он­но­го бра­ка». Про­ект же «новой сек­су­аль­ной куль­ту­ры», пред­ло­жен­ный Кол­лон­тай и её еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми, порож­дал оже­сто­чён­ные споры.

Инте­рес­ный срез пуб­лич­ных настро­е­ний и выявив­ших­ся про­блем в стро­и­тель­стве «новой мора­ли» дают мате­ри­а­лы газет. Пуб­ли­ка­ции, появив­ши­е­ся в сере­дине 1920‑х, рису­ют кар­ти­ну напря­жён­но­сти вокруг «поло­во­го вопро­са». Ряд мате­ри­а­лов, ком­мен­ти­руя вспыш­ки наси­лия на роман­ти­че­ской поч­ве, искус­ствен­но свя­зы­вал их с иде­я­ми Кол­лон­тай. Так, автор ста­тьи из «Про­ле­тар­ской прав­ды» (№ 121, 1925 год) опи­сал пове­де­ние муж­чи­ны, напав­ше­го на некую «граж­дан­ку К.» после отка­за в бли­зо­сти. Его вывод: «Вот исто­рия, рису­ю­щая „кры­ла­тый эрос“ мещан­ства, про­шед­ший перед Нар­су­дом 2‑го участка».

Совет­ская рекла­ма обыг­ры­ва­ет тему развода

Авто­ры ново­стей счи­та­ли, что имен­но идеи Кол­лон­тай «тол­ка­ют» юно­шей на при­ме­не­ние угроз или силы. Пока­за­тель­но, что «кры­ла­тый Эрос» увя­зы­вал­ся в замет­ке с «мещан­ством», то есть с доре­во­лю­ци­он­ной куль­ту­рой соб­ствен­ни­че­ства, в том чис­ле в отно­ше­нии жен­щин. Хотя сама Кол­лон­тай пол­но­стью такую куль­ту­ру отвергала.

Дру­гой мате­ри­ал («Все­рос­сий­ская коче­гар­ка», № 93, 1924 год), при­зна­вая необ­хо­ди­мость пере­мен в поло­вой мора­ли, всё же фик­си­ру­ет ощу­ще­ние тре­вож­ной неста­биль­но­сти: «Нуж­но устра­и­вать агит­су­ды над убий­ца­ми из рев­но­сти, дис­пу­ты на тему о люб­ви. Нуж­но внед­рить в созна­ние рабо­чей моло­дё­жи новый взгляд на любовь».

Замет­ка из «Моло­до­го про­ле­та­рия» (№ 16, 1924 год) сви­де­тель­ству­ет, что, вопре­ки аги­та­ции, дале­ко не все муж­чи­ны виде­ли в жен­щи­нах рав­ных това­ри­щей. Её герой «жалу­ет­ся»: «Да о чём с баба­ми мож­но гово­рить? Собе­рём­ся и давай гово­рить „о пого­де“, в общем, „зали­вать гало­ши“. О серьёз­ном с ними гово­рить не о чем, всё рав­но не пой­мут, они уж такие испо­кон веков». Разу­ме­ет­ся, такой взгляд встре­ча­ет рез­кое осуж­де­ние: «…мы направ­ля­ем все свои уси­лия, что­бы про­све­тить жен­щи­ну, вовлечь её в обще­ствен­ную жизнь. Конеч­но, если все будут рас­суж­дать так, как ты, то она навсе­гда оста­нет­ся „част­ной соб­ствен­но­стью сво­е­го гос­по­ди­на“. <…> У нас не долж­но быть мещан­ско­го уха­жи­ва­нья и „стре­ля­нья“».


Диспуты специалистов: «воздержание» и «семейные ценности»

Спо­ры по пово­ду «новой мора­ли» воз­ни­ка­ли сре­ди педа­го­гов и меди­ков. В част­но­сти, поле­ми­ку вызвал вопрос о поло­вом про­све­ще­нии сре­ди школь­ни­ков. Ряд совет­ских вра­чей при­зна­ва­ли необ­хо­ди­мость зна­ко­мить «детей школь­но­го воз­рас­та» с важ­ной инфор­ма­ци­ей, в том чис­ле меди­цин­ско­го харак­те­ра. Так, про­фес­сор Миха­ил Зава­дов­ский кри­ти­ко­вал сло­жив­шу­ю­ся в обще­стве «тра­ди­цию сты­да», постро­ен­ную на табу­и­ро­ва­нии сек­су­аль­ной тема­ти­ки при вос­пи­та­нии подростков.

При этом педа­гог Борис Рай­ков отме­чал, что вве­де­ние сек­су­аль­но­го про­све­ще­ния путём госу­дар­ствен­но­го «цир­ку­ляр­но­го наси­лия» непри­ем­ле­мо: «Вся­кое офи­ци­аль­ное навя­зы­ва­ние может лишь силь­ней­шим обра­зом ском­про­ме­ти­ро­вать поло­вое про­све­ще­ние в мас­со­вой шко­ле». Опыт част­ных заве­де­ний с таки­ми про­грам­ма­ми в Совет­ской Рос­сии уже имел­ся. В 1921–1925 годах в стране суще­ство­вал пси­хо­ана­ли­ти­че­ский дет­ский дом-лабо­ра­то­рия «Меж­ду­на­род­ная соли­дар­ность», где боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ли сек­су­аль­но­му вос­пи­та­нию и фор­ми­ро­ва­нию без­опас­ных форм суб­ли­ма­ции. Глав­ной про­бле­мой секспро­све­та Рай­ков счи­тал отсут­ствие долж­ным обра­зом под­го­тов­лен­ных педагогов.

В то же вре­мя оте­че­ствен­ные учё­ные наста­и­ва­ли на поло­вой воз­дер­жан­но­сти и само­дис­ци­плине. Про­фес­сор Гав­ри­ил Саха­ров (сбор­ник «Поло­вой вопрос в све­те науч­но­го зна­ния», 1926 год) апел­ли­ро­вал к «кли­ни­че­ски-житей­ско­му» опы­ту: «Уси­лен­ная поло­вая дея­тель­ность, как извест­но, ведёт к поху­да­нию и исто­ще­нию, что гово­рит о несо­мнен­но повы­шен­ной тра­те веществ. <…> Орга­низм рас­хо­ду­ет в это вре­мя скоп­лен­ные за пери­од поло­во­го покоя запа­сы. Выра­жа­ясь образ­но, это житьё не на про­цен­ты с капи­та­ла, а на самый капи­тал». При этом про­фес­сор при­зна­вал, что с науч­ной точ­ки зре­ния вопрос не был доста­точ­но изучен.

Осо­бое место в поле­ми­ке зани­ма­ла идея избы­точ­ной тра­ты ресур­сов орга­низ­ма. Кон­цеп­ции подоб­но­го рода появ­ля­лись в рос­сий­ской меди­цин­ской лите­ра­ту­ре со вто­рой поло­ви­ны XIX века. Идея упад­ка сил, исто­ще­ния была прак­ти­че­ски общим местом в науч­ных изда­ни­ях и око­ло­на­уч­ной пуб­ли­ци­сти­ке XIX века. Уско­ре­ние тем­па жиз­ни в горо­дах и рож­де­ние тех­но­ген­ной циви­ли­за­ции вызва­ло опа­се­ния, что новый уклад быта поро­дит спе­ци­фи­че­скую болезнь рас­ша­тан­ных и ослаб­лен­ных нер­вов («нев­ра­сте­нию»).

В этом духе мыс­ли­ли и импер­ские сек­со­ло­ги: Вени­а­мин Тар­нов­ский (1837–1906) и его кол­ле­ги пола­га­ли, что излиш­нее увле­че­ние сек­сом при­во­дит к пато­ло­ги­ям, вызван­ным пере­на­пря­же­ни­ем сил орга­низ­ма. Ключ к здо­ро­вью они виде­ли в воз­дер­жа­нии и обу­че­нии сек­су­аль­ной самодисциплине.

Вени­а­мин Тар­нов­ский, импер­ский сек­со­лог и психиатр

Крас­но­ре­чи­вый при­мер сек­со­ло­ги­че­ско­го нар­ра­ти­ва кон­ца XIX века явля­ет ано­ним­ная ста­тья 1894 года из спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­ной меди­цин­ской газе­ты «Врач». Её автор на про­тя­же­нии несколь­ких лет вёл запи­си по ста­ти­сти­ке поло­вых кон­так­тов с соб­ствен­ной женой: в ста­тье ука­за­но, что пуб­ли­цист оста­ёт­ся ано­ним­ным по её настой­чи­вой прось­бе. Ста­тья под­во­ди­ла к выво­ду: «Люди вооб­ще не зна­ют того запа­са поло­вой энер­гии, каким они обла­да­ют, этот запас общий и для всех осталь­ных отправ­ле­ний чело­ве­ка; и, чем боль­ше будет из него тра­тить­ся на поло­вое отправ­ле­ние, тем мень­ше будет оста­вать­ся его для умствен­ной и физи­че­ской дея­тель­но­сти. Нача­ло поло­вых сно­ше­ний есть нача­ло „смер­ти гения“». Отме­чая, что абсо­лют­ное воз­дер­жа­ние так­же ведёт к пато­ло­ги­ям орга­низ­ма, ано­ним­ный медик при­зы­вал начи­нать сек­су­аль­ную жизнь в воз­расте 23–27 лет и толь­ко в бра­ке, заклю­чён­ном по люб­ви. Добрач­ные же свя­зи автор отвергал.

Подоб­ные под­хо­ды — сей­час они при­зна­ны уста­рев­ши­ми — уна­сле­до­ва­ли мно­гие учё­ные 1920‑х годов. В совет­ской нау­ке одним из глав­ных гла­ша­та­ев воз­дер­жа­ния стал пси­хи­атр и пси­хо­лог Арон Зал­кинд (1889–1936). Он счи­тал, что излиш­няя поло­вая актив­ность отни­ма­ет у рево­лю­ци­он­ной моло­дё­жи силы, необ­хо­ди­мые для рабо­ты в кол­лек­ти­ве. Зал­кинд актив­но при­зы­вал обу­чать юно­шей и деву­шек воз­дер­жа­нию до 20–25 лет, то есть до вступ­ле­ния в брак.

Со вре­ме­нем имен­но эта пози­ция побе­ди­ла в совет­ском обще­стве и нау­ке, а рабо­ты по сек­су­аль­но­му про­све­ще­нию посте­пен­но свер­ну­ли. «Сек­су­аль­ной рево­лю­ция» в СССР угас­ла не толь­ко из-за капри­за пар­тий­ной систе­мы. Эти меры ста­ли экс­трен­ным отве­том на ухуд­ше­ние соци­аль­ной ситу­а­ции из-за изъ­я­нов сек­су­аль­ной жиз­ни в круп­ных горо­дах. Как отме­ча­ли иссле­до­ва­те­ли Ната­лья Пуш­ка­рё­ва и Арте­мий Пуш­ка­рёв, сфор­му­ли­ро­ван­ные боль­ше­ви­ка­ми «высо­кие» нор­мы «новой поло­вой мора­ли» не при­жи­ва­лись и не усва­и­ва­лись. Они вхо­ди­ли в про­ти­во­ре­чие с «куль­тур­ной отста­ло­стью боль­шин­ства насе­ле­ния, неустро­ен­но­стью быта, отсут­стви­ем про­ве­рен­ных жиз­нью новых моде­лей семей­ных отношений».

Реа­лии совет­ской жиз­ни пока­за­ли, что город­ская про­ле­тар­ская моло­дёжь была недо­ста­точ­но вос­при­им­чи­ва к утон­чён­ным кон­цеп­ци­ям пар­тий­ных интел­лек­ту­а­лов. Вслед­ствие это­го с 1930‑х годов фокус семей­ной идео­ло­гии в СССР всё боль­ше сме­ща­ет­ся в сто­ро­ну одоб­ре­ния тра­ди­ци­он­но­го бра­ка, с осуж­де­ни­ем «пере­ги­бов» преды­ду­ще­го десятилетия.

Пока­за­тель­ной в этом плане ста­ла пози­ция Анто­на Мака­рен­ко (1888–1939). В попу­ляр­ных лек­ци­ях по педа­го­ги­ке, зачи­тан­ных в 1937 году по Все­со­юз­но­му радио, он в рав­ной сте­пе­ни осу­дил «сво­бод­ную любовь» 1920‑х годов и брак «в клас­со­вых обще­ствах» — где супру­ги вынуж­де­ны жить вме­сте, даже если не хотят, а муж­чи­на доми­ни­ру­ет над жен­щи­ной. Мака­рен­ко ста­рал­ся най­ти линию золо­той сере­ди­ны. Он счи­тал, что в совет­ском обще­стве поло­вые отно­ше­ния допу­сти­мы лишь в бра­ке, но заклю­чён­ном и сохра­ня­е­мом стро­го по любви.

Совет­ский науч­поп о сек­су­аль­ном про­све­ще­нии. 1927 год

В «Кни­ге для роди­те­лей» он поста­вит чер­ту и под дис­кус­си­ей о сек­су­аль­ном про­све­ще­нии: «…наи­луч­шее поло­вое вос­пи­та­ние то, в кото­ром нет поло­во­го вос­пи­та­ния. Это про­ис­хо­дит пото­му, что куль­ту­ра поло­вой жиз­ни не нача­ло вещей, а их конец. Вос­пи­ты­вая отдель­ное поло­вое чув­ство, мы ещё не вос­пи­ты­ва­ем граж­да­ни­на, вос­пи­ты­вая же граж­да­ни­на, мы тем самым вос­пи­ты­ва­ем и поло­вое чув­ство». Нет нуж­ды гово­рить, каким обра­зом эта идея отра­зи­лась на сек­су­аль­ной соци­а­ли­за­ции под­рост­ков в СССР.


«Великий отказ»

К 1930‑м годам эти пози­ции раз­де­ля­ла и пар­тий­ная эли­та. Госу­дар­ство пере­ори­ен­ти­ро­ва­лось на семей­ные цен­но­сти, что на прак­ти­ке при­ве­ло к сокра­ще­нию прав жен­щин и воз­вра­ще­нию форм «клас­со­во­го» бра­ка. Ста­лин­ский «кон­сер­ва­тив­ный пово­рот» свёл на нет мно­гие идеи и рефор­мы 1920‑х годов. Так, в 1936 году пол­но­стью отме­ни­ли пра­во на аборт, а в 1938 году «декрет­ный» отпуск сокра­ти­ли с 12–16 недель до девя­ти. Новый курс вёл к сокра­ще­нию не толь­ко репро­дук­тив­ных прав, но и поли­ти­че­ских. В 1930 году упразд­ни­ли Жен­от­дел — струк­ту­ру, поз­во­ляв­шую работ­ни­цам актив­но участ­во­вать в поли­ти­че­ской жиз­ни страны.

Нако­нец, с 1944 года силь­но услож­ни­лась про­це­ду­ра раз­во­да: раз­ре­ше­ние теперь мож­но было полу­чить лишь после пуб­лич­ных слу­ша­ний в суде, с допро­сом сви­де­те­лей и бюро­кра­ти­че­ски­ми про­во­лоч­ка­ми. За раз­вод­ное сви­де­тель­ство взи­ма­лась высо­кая гос­по­шли­на (от 500 до двух тысяч руб­лей). Госу­дар­ство осо­зна­ло, что не спра­ви­лось с зада­чей постро­ить «новую поло­вую куль­ту­ру» — и вер­ну­лось к «про­ве­рен­ным» сред­ствам огра­ни­че­ний, запре­тов и финан­со­во­го давления.


Читай­те так­же «Соци­аль­ные сети: „новая жен­щи­на“ в борь­бе за ини­ци­а­ти­ву и пра­во на труд»

Поделиться