В последние недели внимание средств массовой информации и общественности приковано к пандемии коронавирусной инфекции. Но ничто не ново под луной, и уже не в первый раз наша страна и человечество в целом сталкиваются с масштабными эпидемиями. Столетие назад по планете шагал знаменитый вирус «испанского гриппа», и о том, как с ним столкнулась Россия, мы хотели бы рассказать сегодня.
Инфлюэнца, грипп, «испанка»
Проследить по древним источникам, страдали ли люди от гриппа, сложно — слишком неопределённы описания эпидемий в летописях и хрониках. Самым старым случаем, который, по мнению историков медицины, можно интерпретировать как вспышку гриппа, была болезнь 1173 года, охватившая Италию, Германию и Англию. Гриппозные эпидемии могли гулять по Европе каждое десятилетие — скажем, в XVII столетии описано 16 европейских эпидемий. В XVIII веке для болезни придумали два термина: инфлюэнца (от итальянского слова «influenza» — «воздействие») и, собственно, грипп (возможно, от французского глагола «agripper» — «хватать», «схватывать»).
Впрочем, страдала не только Европа. Всемирная эпидемия — пандемия — 1780–1782 годов, как предполагают, началась в Китае или Индии, осенью 1781 года были обнаружены заболевшие в Сибири — в Иркутске и Кяхте, а летом 1782 года больше половины населения Польши, Германии, Франции, Италии и других стран были заражены. Присутственные места закрывались, в городах усиливали караул. Пандемия 1889–1892 годов, возможно, затронула вообще половину населения планеты — от Северной Америки до Австралии.
Вспышки гриппа были разными по масштабу, тяжести, смертности и комплексу симптомов. Но, поскольку медицина прошлого была далека от современного уровня, выделить среди эпидемий гриппа отдельные вирусы и разложить их по полочкам в лаборатории тогда не могли — да и нам сегодня провести такую классификацию затруднительно. Поэтому отдельное название «испанский грипп» получил не благодаря какому-то уникальному смертоносному вирусу, а в силу масштабов эпидемии. Да и сам вирус «испанки», как выяснили впоследствии, не принципиально отличался от штаммов, распространённых среди людей и сегодня.
Во время Первой мировой войны солдаты редко страдали гриппом, несмотря на очевидные сложности санитарных условий на фронте. И уже под конец «Великой войны», в 1918 году, среди американских солдат во Франции были выявлены первые случаи «испанки». По одной из версий, они же эту болезнь и привезли из Форта Райли в американском штате Канзас. Другие исследователи винят в этом китайские трудовые батальоны, приехавшие во Францию, или вовсе русский воинский контингент из Владивостока.
Так или иначе, Франция пала первой жертвой эпидемии. Болезнь, напоминавшая лёгочную чуму с внезапным началом, быстрым течением и частыми смертями, быстро дошла до Парижа в апреле, до Испании, Португалии, Италии, Греции и Северной Африки в мае, до Англии, Германии и Индии в июне. В августе число заболевших стало снижаться, но это была только первая волна пандемии.
Вторая волна началась на западном побережье Африки в конце августа 1918 года, перекинулась в США в октябре — здесь, скорее всего, вновь отметились солдаты, на этот раз вернувшиеся домой из Европы. Болезнь поразила все континенты, за исключением Австралии. При этом именно австралийский Мельбурн дал старт третьей волне «испанки» в январе 1919 года, которая продолжалась больше года.
Точное число заболевших определить трудно, но считается, что их было не меньше 500 миллионов — население Земли при этом не дотягивало до двух миллиардов. Погибло в результате пандемии не меньше 20 миллионов, а некоторые источники эту цифру дотягивают и до 100 миллионов. Для сравнения: людские потери всех воюющих армий Первой мировой войны оценивают примерно в 10 миллионов.
«Испанкой» же болезнь стала случайно — во время войны цензура не хотела распространения слухов об эпидемии, в то время как в Испании, не участвовавшей в Первой мировой, военной цензуры не было. Так первые печатные известия о масштабном гриппе появились в мае — июне 1918 года в испанских газетах.
На фоне других эпидемий
В России после 1917 года хватало своих бед и без «испанки». Развал старых государственных образований, революция и Гражданская война никак не способствовали улучшению того, что принято называть «эпидемиологической обстановкой».
С начала 1918 года стали поступать сведения о вспышках чумы вдоль побережья Каспийского моря. Это была как бубонная чума, так и лёгочная. В начале 1920‑х годов вспышки чумы были на Дальнем Востоке, от Забайкалья до Владивостока. Более масштабной была холера, затронувшая 40 губерний. Холерный вибрион не любит холод, отчего мы до сих пор слышим о холере в жарких странах, однако в России времён Гражданской войны эпидемия холеры не прекращалась даже зимой 1920 года, а смертность среди заболевших доходила до 50 % и выше. Настоящей катастрофой стал тиф — очевидцы отмечали, что число умерших от тифа было таким большим, что можно было наблюдать залежи трупов на некоторых железнодорожных станциях. И даже тропическая малярия продвинулась сильно севернее своего привычного ареала, смертность от которой скакала от 10 до 80 % среди разных групп заболевших.
Распространение эпидемий в условиях военного времени не было сюрпризом. Вот что писала санитарка Первой конной армии Будённого по фамилии Карская:
«Вспоминаются отдельные эпизоды 1919 года: тиф, бараки. Раненых и больных красноармейцев привозят и привозят без конца. Не хватает ни белья, ни коек, ни медикаментов. Где-то близко под Рыльском бой — наступает Деникин. Обслуживающий персонал бараков в большинстве женщины. Работаем дружно, забывая о сменах, об отдыхе. У всех одна мысль: победить вошь (переносчик сыпного и возвратного тифа. — Ред.), ибо она угрожает революции не менее чем Деникин. Она всюду, на каждой кепке, ползёт по халату, трещит под ногами. С ней трудно бороться, а надо: она ежеминутно вырывает бойцов из рядов сражающихся Красной Армии. И мы работаем и днём и ночью».
Организовать санитарные условия на фронте — задача непростая, о чём, например, читаем в приказе Саранского уездного военного комиссариата от 14 апреля 1919 года:
«В ротах запасных батальонов среди казарм находятся по 2 кадки в каждой роте для помой, которые стояли переполненными и через края уже текло содержимое. Помои в кадки выливаются небрежно с верхних нар остатки недоеденного борща и недопитого чая льют… <…> Отхожие места переполнены настолько, что образовались сплошные кучи. Красноармейцы оправляются прямо на полу отхожих мест и даже на дворе, так как снаружи около казарм масса человеческих экскрементов».
«Испанка» на таком фоне немного терялась. Тем не менее, в 1918 году, в основном с лета, во время второй волны пандемии, на местах стали обращать внимание на повальную пневмонию с высоким процентом смертности. Процитируем газету «Курская беднота» от 10 октября 1918 года:
«В Старооскольском уезде свирепствует какая-то особенная эпидемическая болезнь, которая не определена врачами. По сёлам масса заболевших, по убеждению врачей — это острая инфлюэнция перебросившаяся из Воронежской губернии, особенно из Землянского уезда, где за последнее время много умерло, не вынеся эту болезнь».
Как мы видим, «испанку» не отделяли от инфлюэнцы (гриппа), поскольку болезнь протекала в похожей, но осложнённой форме. Частой была путаница и с лёгочной чумой, на мысль о которой наводило кровохаркание, и с крупозной пневмонией, которую вызывают вообще не вирусы, а различные бактерии. Графиня Ольга Сиверс, жившая в Полтавской губернии, описала в дневнике случай, когда на фоне массовой паники из-за «испанки» она думала, что её мать так же заболела именно «испанским гриппом» — врач после осмотра пациентки, однако, поставил диагноз, что у неё не «испанка», а тифоид — лёгкая форма брюшного тифа.
Фотография хранится в Ижемском историко-краеведческом музее Республики Коми
Статистика и масштабы
Скорее всего, основной удар «испанки» пришёл с западной границы, довольно рыхлой и неопределённой в 1918 году: много сведений о заражённых было из Киева, в августе 1918 года прошли сообщения об эпидемии в Могилёвской губернии. «Испанка» летом — осенью продвигалась с юго-запада на северо-восток, пока не охватила Москву.
В 1919 году Народный комиссариат здравоохранения подвёл имеющуюся у него на руках статистику заражения «испанской болезнью» и опубликовал их. «Лидерами» среди заболевших были Владимирская (89710 человек), Вятская (82663), Смоленская (77324) и Тамбовская (76346) губернии. Сперва кажется, что это не гигантские цифры, однако, например, в той же Владимирской губернии, по данным переписи 1926 года, проживало 1,3 миллиона человек, и число заболевших «испанкой» от этого населения составляет целых 7 %.
Средняя смертность от «испанки» была невысокой, но в отдельных случаях она запоминалась, особенно когда с мест сообщали, что люди «вымирают домами». В отличие от пандемии коронавируса 2020 года, «испанка» давала большую заболеваемость среди людей молодого возраста, что было особенно заметно в условиях войны. Белогвардейский полковник Фёдор Емуранов писал в своём дневнике в декабре 1919 года, находясь на Южном Урале:
«Прежде всего — сегодня выбыл из строя Северный партизанский полк. Целый полк. Причина — болезни: тиф, какая-то испанка и проч. Болезни эти начались, когда дивизия ещё была в хохлатских посёлках, с приходом в аулы постепенно усиливались, но до оставления Джамбейты, когда был ещё большой процент здоровых, когда было кому ухаживать за больными, положение было сносно, и части могли даже бороться с противником. Но когда оставили Куспу и отошли в аулы, когда больных пришлось держать около себя, потому что обозы не могли быть долго сгруппированы и нельзя было больных эвакуировать, болезни так развелись, что сладить с ними не стало сил».
Даже когда до смертельных случаев дело не доходило, «испанка» запоминалась своей внезапностью. Обратимся к дневнику уже упомянутой Ольги Сиверс, писавшей в сентябре 1918 года о ситуации в Полтавской губернии:
«У нас тут какая-то повальная болезнь, вероятно занесённая немцами, они называют её испанским гриппом. Температура повышается до 40 градусов, чувствуется большая слабость, головная боль, кашель. Оба наши хутора переболели этим гриппом, но смертельных случаев, слава Богу, мало. Нас до сих пор Бог милует, вероятно же, потому, что я строго запретила Марье Леопольдовне навещать больных и не велела никого пускать в кухню».
«Испанку» лечили в зависимости от симптомов — так, примерять аспирин как жаропонижающее не всегда было удобно, ведь «испанка» сама по себе могла поражать сердечно-сосудистую систему. Иногда приходилось обходиться стандартными методами: соблюдением постельного режима, потогонным лечением. Были сведения о втирании в грудь серой ртутной мази с ихтиолом и компрессом, «Известия» писали, что бывший земский врач из Воронежской губернии лечил «испанку» «салициловыми препаратами при непременном употреблении огромного количества: до 20 стаканов ежедневно». «Результаты поразительны», — заключала газета, но о подробностях умалчивала. Крестьяне любили прибегать к народным средствам — бане и водке.
Первое лицо государства
Советская власть была властью особых представительных органов — Советов. И за исключением съезда Советов, главным органом власти в стране, с формальной точки зрения, был Всероссийский центральный исполнительный комитет. Его возглавлял Яков Свердлов. В марте 1919 года он возвращался в Москву из Харькова, и где-то по пути или же ещё в Харькове заболел «испанкой». 9 марта Свердлов уже был в тяжёлом состоянии, а 16 марта формальный глава государства умер.
И хотя его смерть окружена слухами, что на самом деле его отравили по указу Ленина или что его избили рабочие-антисемиты, а уже от полученных ран он скончался, будем считать, что официальная версия справедлива. Тем более, что ещё до этого, осенью 1918 года, «испанка» уже проникла в Кремль, унеся жизнь супруги Владимира Бонч-Бруевича, врача и партийного деятеля Веры Величкиной. Вот как об этом писал её муж:
«Вера Михайловна вечером 27 сентября, хотя и чувствовала себя не совсем хорошо, поехала в Художественный театр. Вернулась она с недомоганием, жаловалась, что её знобит. Температура была 37,5°. Вечером также заболела наша няня, а дочка Лёля ночью металась в жару. Наутро Вера Михайловна встала с температурой в 38° и очень волновалась, что именно в этот день проходят ассигновки в Наркомпросе на горячие завтраки для школьников.
Она очень боялась, что без неё там занизят суммы, и она, несмотря на болезнь, в холодный ветреный день поехала в пролётке в Наркомпрос. Оттуда она еле вернулась назад в сопровождении товарища. У неё была температура 40°. Сейчас же были вызваны врачи. Она бредила и всё повторяла: „Теперь можно спокойно умереть: дети будут накормлены!“. Врачи определили воспаление лёгких на почве „испанки“. Было установлено дежурство.
Приехал известный доктор Мамонов, принявший энергичные меры, но заявивший, что это „испанка“ в очень тяжёлой форме и что он ни за что не ручается. Остаток дня и ночь были кошмарны. И Вера Михайловна, и Лёля, моя дочь, и её няня были на краю гибели. 29 сентября всем стало лучше. Температура упала, у Веры Михайловны было 37,7°, но Мамонов покачивал головой: сердце сильно сдавало».
Дочь Бонч-Бруевича и няня выжили.
А конспирологическая версия об убийстве Свердлова, кстати, связана с другими воспоминаниями Бонч-Бруевича, упомянувшего, что Ленин посетил умирающего соратника, несмотря на опасность нахождения рядом с больным:
«Надо было видеть, как был озабочен Владимир Ильич. <…> В это время он уже жил в Кремле… Несмотря на предупреждения врачей о том, что испанка крайне заразна, Владимир Ильич подошёл к постели умирающего… и посмотрел в глаза Якова Михайловича. Яков Михайлович затих, задумался и шёпотом проговорил: — Я умираю…»
Какие причины побудили Ленина нарушить карантин, да и верно ли изложил события Бонч-Бруевич, мы не знаем, но о том, что тайные политические убийства внутри партийной верхушки в условиях Гражданской войны — сомнительная гипотеза, я уже писал при разборе заблуждений о покушении Фанни Каплан на Ленина.
Долой рукопожатия!
С начала 1920‑х годов военное время уходило в прошлое, гражданская жизнь входила в мирное русло, а с ней сходили на нет и эпидемии. Нельзя сказать, что это происходило само по себе. Восстанавливались и создавались с нуля медицинские учреждения, а некоторые явления, которые мы сегодня воспринимаем как норму, были тогда в новинку. Именно поэтому адресная и справочная книга «Вся Москва» за 1925 год подробно объясняла массам, что такое диспансеризация:
«Здесь уместно остановиться на сущности этой системы. Её начало нужно собственно отнести к моменту организации помощи на дому. Помощь на дому есть уже брешь в старой китайской стене лечебного дела, когда последнее было замкнуто в себе, принимало больных, когда они являлись, но не искало их само, регулируя их приток. Голод, эпидемии, разруха не давали возможности для коренных ломок и переустройств, но как только минуло лихолетье, МОЗ (Московский отдел здравоохранения. — Ред.) поставил себе задачей осуществление системы диспансеризации, выкинув лозунг: от борьбы с эпидемиями — к оздоровлению труда и быта».
Когда с просторов России исчезла «испанка», сказать трудно. Как уже говорилось ранее, её можно было спутать с другими болезнями, и особенно с гриппом, вызвавшим по тем или иным причинам осложнения. По статистике умерших в Москве, в 1922 году от «инфлюэнцы и испанки» умерло 148 человек, в 1923‑м — 215. При этом от кори и скарлатины за эти два года умерло 2,5 тысячи человек, а от чахотки — больше 6 тысяч.
Но кроме развития здравоохранения, среди мер по профилактике эпидемий можно найти и что-то, знакомое нам по событиям 2020 года. В 1919 году священник Московской губернии Стефан Смирнов записал в дневнике, что власти запретили крестные ходы, «ссылаясь на эпидемии болезней — тиф, испанка и оспа». А ещё распространение получила идея отказа от рукопожатий, о чём напоминают сохранившиеся с тех пор плакаты и значки.
