В самом начале «лихих девяностых» Андрей Владимирович Бабушкин был депутатом Моссовета. Несмотря на постоянно меняющуюся политическую конъюнктуру, он всегда был верен своим принципам. Его позиция по двум важнейшим вопросам последней декады ХХ века — Августовский путч и кризис 1993 года — может удивить любого, но тем она и интересна.
— Добрый вечер, Андрей Владимирович, Вы были представителем движения коммунаров, расскажите, что это такое?
— В коммунарское движение меня вовлёк мой педагог. Меня пригласили на коммунарские сборы в 1978 году. Я взял с собой ребят, которые со мной занимались в клубе интернациональной дружбы, я был председателем пушкинского клуба «Интернациональной дружбы». Само движение создал И. Иванов, но не тот, который стал министром обороны, а совсем другой. Это было совершенно уникальное время в советский период истории нашей страны, которое совмещало в себе преданность идеалам социализма, в хорошем смысле этого слова, с очень высокой степенью активности, свободомыслия, критического восприятия, анализировать информацию.
Там можно было получить опыт политического мышления. Движение было дистанцировано от официальной идеологии, но не находились в оппозиции к курсу КПСС. Коммунары выражали свою позицию по вопросу того, как именно этот курс должен состояться. Они имели свою точку зрения на все вопросы, которые были тогда актуальны для нашей страны.
В движении было несколько направление, а я представлял направление коммунаров-интернационалистов. В 20 лет я создал организацию «Клуб интернациональной дружбы — юные коммунары-интернационалисты», как неформальная организация она просуществовала с 1983 по 1989 год, то есть 8 лет.
— Этот клуб ставил перед собой какие-то задачи?
— Три задачи было. Первая — развитие дружбы между народами, вторая — помощь национально-освободительных движений, тем странам, где нам казалось, что правили диктаторы, нарушавшие права человека, где были массовые политические репрессии, а третья — просвещение членов клуба, просвещения их окружения относительно разных стран их культуры, политики, история, языка культуры.
Мы не хотели чувствовать себя жителями Бибирево или Москвы, а мы хотели быть гражданами земного шара, чтоб всем были близки проблемы, чувства, страдания, а также радости всех народов и стран.
— Вы ставили целью борьбу с диктаторскими режимами, а какие средства вы использовали?
— Сразу хочу сказать, что мы не ездили туда с партизанскими рейдами. Мы собирали гуманитарную помощь для детей этих стран. Наш коллектив работал на Кировском овощной базе и Останкинском мясокомбинате, а все заработанные деньги, большие деньги, 70, а иногда даже и 90 рублей, мы перечисляли в «Советский комитет защиты мира», чтоб они предавались на различные нужды населения нуждающихся стран.
Чтоб вы понимали, в этих странах шла гражданская война, партизаны контролировали какие-то территории, у них было какое-то самоуправление, свои школы, больницы, а в них не хватало ни перевязочного материала, ни лекарств, ни учебных принадлежностей, ни одежды детской. Все наши деньги шли на обеспечение нуждающихся в важных вещах.
Сегодня бы это назначили поддержкой терроризма, так как многие из этих движений использовали методы вооружённой борьбы, игнорируя политические.
— Какие именно движения вы поддерживали?
— Сначала мы перечисляли свои деньги в «Советский фронт мира», а потом мы поняли, что нас не интересовали конгрессы. Нам нужно было знать, что мы помогли людям, причем мы отправляли сразу вещи, а не деньги, которые могли бы пойти на покупку оружия. Мы поддерживали многих, к примеру, фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти, Свазилендский фронт национального освобождения, Рабочая партия Курдистана. Кроме того, мы поддерживали страны, где только что пришло к власти социалистическое правительство, а страна ещё находилась в состоянии нищеты.
— В конце 1980‑х годов Вы выступали в поддержку перестройки?
— Да, в 1987 году я был участником большой конференции «Общественная инициатива перестройки». Там было примерно 200 лидеров организаций, который поддерживали перестройку. На конференции из восьми организаций создаётся «Федерация социалистических общественных клубов», а именно на базе неё возникает «Московский народный фронт», затем «Московское объединение избирателей», после и партия «Демократический выбор Россия» и «Демократическая Россия». Вот такой был генезис.
Наша организация, «Юки» (Юные коммунары-интернационалисты) примкнула к «Федерации социалистических общественных клубов». Это был откровенно политический шаг, но тогда и КПСС была либеральной.
— Зачем Вы избирались в Моссовет?
— В 1990 году мне было 26 лет, и я избрался депутатом Моссовета по 127 избирательному округу. Я выиграл первый тур и второй тур. Опередил достаточно опытного мужчину из рабочей среды. Сейчас, конечно, мне кажется, что он был бы лучшим депутатом, чем я. Я уже много чем руководил, но у меня не было опыта управления предприятиями, а депутат Моссовета, конечно же, должен был разбираться в введении городского хозяйства.
Я выступил инициатором создания межведомственной комиссии по делам беженцев и вынужденных переселенцев, закона о беженцах и вынужденных переселенцах. Входил в состав комиссии по законности правопорядку и правам человека, зам подкомиссии по правам человека. Я старался полностью отдавать себя работе, так ко мне на приём могло прийти до 100 человек.
Тогда я и узнал о существовании наблюдательной комиссии по правам человека в местах лишения свободы. Как правило, её возглавлял заместитель председателя Мосгорисполкома. К сожалению, получилось так, что на тот момент ни один из заместителей не решался возглавить комиссию, поэтому я смог попробовать себя в роли её главы. Поскольку в Москве колоний нет, лишь одна в Зеленограде, да и та областного подчинения, то я решил расширить её предметную область и переименовать в межведомственную комиссию по делам специальных учреждений адаптации и профилактике правонарушений. Руководил я ею вплоть до разгона Моссовета, до 1993 года.
— Как руководитель этой комиссии, полагаю, Вы обладали весьма серьёзными полномочиями. Не было ли у Вас в то время возможности их использовать для головокружительного карьерного роста?
— Конечно, когда я строил карьеру в Моссовете, мне приходилось сталкиваться с банальным выбором: действовать по совести или по выгоде. Я для себя принял окончательное решение, что за все свои действия я буду держать ответ, в первую очередь, перед самим собой. Этим простым принципом я руководствовался на протяжение всей карьеры в Моссовете. Хотя, с другой стороны, «в моих руках» находились все московские места лишения свободы, я был на хорошем счету у всех фракций, да и помимо всего прочего, я был лично знаком с Лужковым. Но я так и остался верен своему выбору, о чём ни сколь не жалею.
— Какую позицию Вы занимали по отношению к ГКЧП в 1991 году?
— Я поддерживал Ельцина, считал действия ГКЧП незаконными. Бегал с мегафоном вокруг метро «Отрадное» и призывал людей ехать к Белому Дому.
— Почему Вы считали действия ГКЧП незаконными?
— Я полагал, что их действия могут привести к распаду СССР, в то время как сам я этого не хотел, напротив, был сторонником сохранения Союза. К тому же, меня пугал насильственный характер действий ГКЧП, как депутат Моссовета я хорошо разбирался в законодательстве тех лет и прекрасно понимал, что существовали конституционные методы борьбы против «перестройки» и нового союзного договора. Однако, в итоге, они оказались порядочными людьми, ведь когда перед ними встал выбор: власть и гражданская война или поражение, но без кровопролития, руководство ГКЧП выбрало для себя второй вариант, за что им большое спасибо.
— А на чьей стороне Вы были уже в 1993 году?
— Я всё так же защищал Белый Дом, но уже от Ельцина, поскольку, в моём представлении, он предал собственные идеалы. Он потерял голову от власти, и я защищал советскую власть от Ельцина.
— Я слышал историю, будто Вас в те дни спасла милиция, когда вы участвовали в народном выступлении. Скажите, это правда?
— Да, по большому счёту, милиционеры меня спасли в тот день, хотя, конечно, я не сразу пришёл к этому выводу. Дело в том, что я был свидетелем расстрела людей у «Останкино». Туда я прибыл с представителем Руцкого, Головиным, чтобы выяснить, возможно ли будет организовать телеэфир для Александра Владимировича. Конечно, такой возможности не оказалось, но мы были в эпицентре событий, я помогал людям, вызывал бригады скорой помощи.
Я прекрасно понимал, что самое страшное ещё впереди, поэтому на следующий же день отправился к патриарху Алексию II. Через секретаря, отца Александра, я передал ему просьбу принять деятельное участие в примирении сторон, но, к сожалению, здоровье не позволило патриарху вмешаться в конфликт.
В полном отчаянии я пошёл к Белому Дому, где увидел множество специальной техники. Тут же я окунулся в омут воспоминаний из 1991 года. Пришёл в себя я на Арбате, когда передо мной возникли две фигуры милиционеров. Один из них признал во мне депутата Моссовета и моментально задержал. Меня положили лицом на асфальт, почти сразу же рядом со мной милиционеры расположили схожим образом ещё несколько людей. Я даже не мог поднять головы, за попытки осмотреться я получал удары по ногам. Точно не припомню сколько я провёл в таком положении времени, в Краснопресненскую тюрьму меня привезли к, примерно, четырём часам вечера, а значит, часов пять я точно пролежал на асфальте.
Пока я был обездвижен на земле, я слышал выстрелы и крики людей, я прекрасно понимал, что там происходит. Конечно, никто не знает, что бы со мной случилось, если бы меня тогда не задержали…
— В некоторых источниках указано, что Вы перегородили дорогу танкам, это правда?
— Нет, конечно, нет. Перегороди я тогда дорогу танку, не говорили бы мы с Вами сейчас. Не до сантиментов было. Ужасная атмосфера насилия царила, в Москве, по моим личным ощущениям, процентов 60 населения были готовы к насильственным действиям и не важно против кого.
Казалось, что начнись гражданская война, как Москва мигом падёт, а на её территории появятся сотни банд, постоянно воюющих между собой, например, как это происходит в Сомали. Настолько высок был уровень накопившейся агрессии в стране.
— Вы не были после 1993 года депутатом в Государственной думе?
— Нет.
— А как вы продолжали политическую деятельность?
— Я баллотировался в 1993 году как независимый кандидат. В 1999 году я баллотировался вновь, но уже как кандидат, поддержанный «Яблоком», но, правда, пока ещё не был членом партии. Именно от «Яблока» я начал выдвигаться с 2000–2001 года.
— И всё же, 1993 год, Вы как депутат Моссовета выступаете как противник Ельцина, что было дальше?
— Меня наградили медалью защитника свободной России за подписью Ельцина за события 1991 года, а уже в 1996 году я стал членом палаты по правам человека политической консультативного совета при президенте Российской Федерации. Мудрость Ельцина была в том, что над своими «противниками» он никогда не расправлялся, он умел прощать и грамотно использовать нужных ему людей. Конечно, я не стал представителем официальной правозащиты, но я был вхож в администрацию президента.
— Вы начали активно заниматься правозащитой, как Вы создали «Комитет за гражданские права»?
— Я был председателем правления организации «Новый дом», откуда впоследствии ушёл, а вот уже в 1996 году я с единомышленниками создал «Комитет за гражданские права», в котором и работаю по сей день.
Читайте также «Референдум „Да-Да-Нет-Да“».