В 2023 году в издательстве «Рипол-классик» вышел роман режиссёра и сценариста Алексея Френкеля «Бог, которого не было». Произведение состоит из трёх книг: «Белой», «Чёрной» и «Красной». Сюжет рассказывает про почтовое отделение около Стены Плача, куда люди могут отправить послание Богу. После получения эти записки вкладываются в Стену — считается, так они быстрее будут услышаны адресатом. Молодой человек из России устраивается в это отделение и нарушает запрет — прочитывает молитву, после чего отвечает. А потом начинает отвечать на все письма вместо Бога.
Роман «Бог, которого не было» стал заметным событием и получил как восторженные, так и отрицательные отзывы. Владимир Коваленко поговорил с Алексеем Френкелем о смысле произведения, работе в кино и театре, а также обсудил, что нужно поменять в современной русской литературе.
— Как вы решили начать писать?
— Сложно сказать однозначно. Нет и не может быть какой-то определённой точки или события, когда я решил начать писать. Это же не решение бросать курить — я несколько раз в жизни бросал, так что точно знаю.
Наверное, ещё достаточно давно какие-то вещи были неосознанные — в том смысле, что я это никогда не называл «писать». Когда я ставил ту или иную пьесу в театре, то что-то изменял или переписывал за «великими», но это всё было в процессе постановки. Сейчас это вообще в порядке вещей — дописать Шекспира, или «порезать» Шекспира, или скомпоновать из десяти переводов «личного Гамлета», или даже написать своего Гамлета по мотивам Шекспира. Но это не совсем «написание», а часть современной режиссуры, так что, наверное, не считается.
После возвращения в Россию из Израиля в 2007 году было достаточно много работ в кино и на телевидении, сначала в качестве режиссёра, потом я всё больше и больше стал писать сценарии, в первую очередь для сериалов. И как-то раз я рассказал одному человеку идею «Бога, которого не было». Это был один из тех людей, у кого я многому научился, он очень долго и успешно работал в Голливуде. Тогда название произведения не родилось даже у меня в голове, это была некая идея полного метра, сформулированная в два или три предложения. И этот человек сказал: старик, с такой идеей — только в Голливуд, но чтобы Голливуд взялся за это, ты должен написать роман, он должен стать международным бестселлером, и только тогда…
Я посмеялся: где я и где роман, у меня и мыслей подобных не было. Но через несколько лет я вдруг взял и принялся писать роман, а ещё через несколько лет он появился и был не просто напечатан, а издан издательством «Рипол-классик» в совершенно потрясающем оформлении. Я, честно говоря, не знаю подобного за много лет, чтобы современный роман так издавали.
— Это было вашим первым литературным опытом?
— Я с некой опаской воспринимаю, когда меня называют писателем. Когда я вижу на выставке Non/fiction анонс «Встреча с писателем Алексеем Френкелем» — как-то внутренне напрягаюсь. Мне кажется, что сейчас придёт Фёдор Михайлович или Антон Павлович, схватит меня за ухо и выведет из зала. Но я написал этот роман и продолжаю писать.
— Как и чем вдохновились на книгу «Бог, которого не было»?
— Не знаю. С одной стороны, ничем, а с другой — всем. Людьми, с которыми мне довелось встретиться в жизни, и теми книгами, фильмами и музыкой, которые люблю. Всем тем, что можно назвать частью меня. Наверное, поэтому у меня много цитат и из музыки, и из фильмов. Но это не совсем прямые цитаты, а какие-то вещи, на которые опирается и от которых отталкивается мой герой в своей исповеди. Может быть, поэтому мой роман часто сравнивают с великими — то с Маркесом, то с Эко. Называли и Кортасара и Зюскинда, даже Джойса. Это всё, конечно, лестно, но это не источники вдохновения. Это великие авторы, которых я люблю, они оказали большое влияние на меня как на человека.
— Как вам кажется, правильно ли читатели поняли ваш замысел книги?
— Сейчас об этом нет смысла говорить, потому что самое главное, что я хотел сказать, — в третьей, красной, книге. А она пока не вышла — ждём к Московской международной книжной выставке. О замысле произведения могут говорить только те люди, которые прочитали роман целиком.
После первых двух томов отзывы были разные. Одни называли «наркоманским бредом» без сюжета, другие — лучшей книгой на русском языке, написанной за последние лет тридцать. Вторые отзывы мне было значительно приятнее читать, но, может быть, такой разброс как раз и говорит, что удалось написать что-то значимое. Но повторяю, самое главное, самое сокровенное — в третьей книге.
Кстати, в электронном виде роман уже можно прочитать целиком — «Билайн» приобрёл эксклюзивные права на роман и в его сервисе есть все три книги «Бога, которого не было».
— В книге много иллюстраций. Как издательство пошло на это и кто их делал?
— В книгах иллюстрации четырёх очень разных художников. И каждый из них — потрясающий, замечательный мастер.
Сергей Буньков — мой друг из Израиля, человек, чьи персональные выставки проходят по всему миру, дал разрешение на использование его картин. Работ Сергея в книге очень много.
Второй мой друг, но уже из России, да ещё и с самыми «русскими» именем и фамилией — Иван Иванов — очень известный иллюстратор, его невероятные слоны вольготно гуляют по страницам романа. Гениальные три Стены Плача — русский Иван Иванов нарисовал еврейскую святыню так, как и еврей бы не смог.
Каллиграфия в романе — работа замечательной Анастасии Петровой.
Кира Мрик разрабатывала вместе со мной общий дизайн трёхтомника и ещё умудрилась нарисовать подробную карту ада. Люди, побывавшие там, уверяют, что это единственная в мире правильная карта.
Как на это пошло издательство, даже не знаю. Может быть, дело в том, что я с самого начала, даже до всех разговоров с издательствами, был уверен, что роман должен быть издан именно так, а «Рипол-классик» меня во всём поддержал.
— В «Бог, которого не было» три тома. Чем они различаются и была ли у вас идея выпустить книгу целостной сразу?
— «Бог, которого не было» — это единый роман. Его разделение на три книги — это производственное решение. Когда стало понятно, что если затолкать все эти «многобукав» в одну книгу, то выйдет огромный неудобный том, да и то придётся пожертвовать многим: качеством бумаги, иллюстрациями, удобным шрифтом. Генеральный директор издательства Сергей Макаренков предложил разбить роман на три книги. Он сказал, что такой роман должен быть издан как артефакт. И он стал артефактом. А я, вспомнив, что я ещё и сценарист, написал так называемые «крючки» к каждой части.
— Как происходило ваше взаимодействие с издателем?
— Прекрасно. Мне необычайно повезло с издательством — опытные люди говорят, что я даже не понимаю насколько. Мы с главным редактором Таней Соловьёвой и ведущим редактором Марианной Прангишвили за первую встречу решили все вопросы минут за пять. Дальше уже просто была работа с Татьяной Варламовой — редактором романа.
Я очень хорошо знаю по работе на телевидении, какая это редкость — вменяемый редактор и какая удача — хороший редактор на проекте. Татьяна Константиновна — замечательный, тончайший редактор, за её плечами сотни книг, а наша работа больше напоминала долгие задушевные разговоры с близким тебе по духу человеком.
Все работники издательства — прекрасные профессионалы. Я прошёл с ними все этапы: вёрстку — я определял место и количество иллюстраций в тексте; корректуру, вернее три корректуры — издательство очень тщательно относится к напечатанному слову; потом мы добавили QR-коды в книге. Насколько я знаю, так ещё никто не делал.
Издательство и его гендиректор Сергей Макаренков отзывались на любую интересную идею. Так, помимо обычных презентаций, мы сделали «пьяную презентацию» романа в культовом баре Москвы. Там были актёры, начитавшие отрывки из романа, критики, блогеры, а один из самых знаменитых барменов России сделал фирменные коктейли по мотивам романа.
Я собираюсь повторить этот музыкально-алкогольный трип, уже 8 сентября в Питере, в баре The Hat, а потом ещё в нескольких городах: в Казани, Нижнем Новгороде, даже в Новосибирске. Люди из других городов — зовите, я с удовольствием приеду
— Расскажите про свою работу в кино.
— Кино и ТВ — это всё-таки отдельная совершенно вселенная, и да, это безусловно, большая часть меня. Обычно в этой индустрии принято говорить: смотрите на «Кинопоиске». Хотя, конечно, там далеко не все мои проекты, но там многое. И за некоторые из них мне даже не стыдно.
— Вы больше сценарист или режиссёр?
— Иногда я и сам не знаю. В последнее время, наверное, больше сценарист. Обленился — вольготнее себя чувствую за компом, чем на площадке. Или старею. Но многие мне говорят, что сразу видно, что мои сценарии написаны режиссёром — иногда, когда мне кажется это важным, я расписываю мизансцены и даже движения камеры.
Далеко не всегда режиссёры прислушиваются к мнению сценариста, но когда прислушиваются — всегда получается лучше. Проверено неоднократно. А вообще, эти две профессии сейчас всё чаще совмещаются и зачастую даже удачно. И в кино особенно, и в театре.
— Как бы вы охарактеризовали современное отечественное кино и телевидение?
— Сферы кино и сериалов в последние лет десять действительно поменялись, причём в лучшую сторону. В среднем наши сериалы сейчас примерно одного уровня с сериалами США, Англии, Франции. Подчёркиваю — в среднем. Очень много мусора, но и там его не меньше. Да, у нас нет ни одного сериала уровня «Прослушки» или «Клана Сопрано», но это только пока нет. Я в этом уверен.
— А куда они движутся?
— Хотелось бы верить, что движемся как раз к созданию русских (именно русских, а не адаптаций) «Клана Сопрано» или «Во все тяжкие». Кстати, дорогие продюсеры, дайте денег — я сделаю. Шучу. Хотя нет, не шучу.
— В чём разница индустрии отечественной литературы и кино? Кино, кажется, начало бурлить, там появился драйвер, а в литературе пока тихо.
— Тут всё просто: в киноиндустрии есть деньги. Достаточно большие деньги. В книжной индустрии этого нет.
— Расскажите про молодость и рок. У нас есть информация, что вы участвовали в Ленинградском рок-клубе.
— Это не совсем так. Я не принимал участие, скорее, я был «соглядателем». Очень юным, восторженным «соглядателем» всего того прекрасного безумия, что творилось тогда в питерском рок-клубе. До сих пор где-то хранится замызганная записная книжка, где домашние телефоны многих людей «Сайгона» и рок-клуба. Домашние телефоны давно умерли, часть людей той эпохи тоже уже не с нами, но эти воспоминания навсегда со мной. Наверное, поэтому в «Боге, которого не было» много отсылок к песням Саши Башлачёва, Майка, БГ и Цоя.
— Над чем вы работаете сейчас?
— У меня сейчас какой-то «театральный запой». Я написал пьесу «Тауматафакатангихангакоауауотаматеатурипукакапикимаунгахоронукупокаифенуакитанатаху» (да, это такое название). Премьера в моей же режиссуре состоится 5 октября в культовом московском театре пространство «Внутри».
Помимо этого, я написал ещё несколько пьес. Одна из них, «Офелия. Поминки», — возможно, лучшее, что я сделал для театра. Сейчас пишу новый роман, у него нет пока названия, вернее есть три рабочих. Он написан примерно до половины. Я надеюсь, что скоро закончу.
— Какая проблема есть у современной отечественной литературы?
— Возможно, что главная проблема в «мелкотемье». Иногда даже очень хорошо написанные книги — ни о чём. Нет темы, нет мысли. Какое-то абсолютно локальное пережевывание соплей. Неинтересно. Отсюда постоянно задаваемый вопрос всевозможными книжными блогерами и журналистами: кто, на ваш взгляд, самый главный современный писатель — Сорокин или Пелевин? Как можно называть двух этих авторов главными, когда ещё совсем недавно был жив и писал свои романы Владимир Шаров? Бесит.
— А какие у неё сильные стороны?
— Мы стоим на плечах гигантов. И когда мы опираемся на них, а не на посты в соцсетях — тогда литература действительно становится литературой.
— Что бы вы поменяли в русской литературе?
— Ну кто я такой чтобы, что-то поменять в великой — а как по мне, величайшей —литературе. Вот в книжной индустрии я бы многое поменял, но кто же мне даст?
— Тогда что бы вы поменяли в книжной индустрии?
— Да всё. Но если серьёзно, то мне кажется, литература не менее важна, чем серьёзнейшие научные исследования в фундаментальных науках: физике, химии, биологии. И в исследованиях не ждут результатов прямо сейчас — это инвестиции на десятилетия, если не на столетия. Как это сделать в литературе я не знаю, но совершенно точно об этом необходимо хотя бы думать.
Читайте также «„Писатель — это нелепое существо, которое черви едят дважды: сначала могильные, а потом библиотечные“. Интервью с Павлом Крусановым».