Геннадий Наумович Кацов родился в 1956 году в Крыму. Окончил Кораблестроительный институт в Николаеве и заочно прошёл курс журналистики. Дальше, вместо того, чтобы делать карьеру, он уезжает в Москву, где становится заметной фигурой андеграунда. В 1986 году он основал культовый клуб неформалов-поэтов «Поэзия» и был его директором. Сюда входили Игорь Иртеньев, Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Сергей Гандлевский, Евгений Бунимович. Кроме вечеров авангарда, они устраивали эпатажные перформансы в Москве. Входил в состав литературной группы самиздата «Эпсилон-салон», где в Перестройку были напечатаны первые повести Владимира Сорокина.
Кипучая натура Кацова занималась и музыкой. Например, в 1985 году именно в его квартире в Печатниках дал первый квартирник в столице СССР Александр Башлачёв.
В 1989 году охота к перемене мест, а не травля КГБ унесла Кацова в Америку, где его карьера сложилась удачно. С 1989 года по 1991 год вместе с Сергеем Довлатовым и Александром Генисом работал на радио «Свобода», в программе Петра Вайля «Поверх барьеров». Регулярно публиковался в газете «Новое русское слово» и многих других газетах.
В 1994 году он основал свой еженедельник «Печатный орган» (1994–1998 годы), работал главным редактором изданий: «Путеводитель по Нью-Йорку», еженедельника «Теленеделя», журнала «Метро». В 1995–1997 годах был одним из основателей и совладельцем авангардистского русского кафе «Anyway» на Манхэттене.
В нулевые годы Кацов уходит на ТВ и становится лицом канала RTN/WMNB, здесь он ведёт утреннее и вечернее шоу и по сей день. VATNIKSTAN уже рассказывал, как много колоритных русских журналистов вещают из США и других стран. C 2010 года Кацов — владелец и главный редактор русско-американского новостного портала RUNYweb.com, частью которого является Энциклопедия Русской Америки. Недавно вернулся к поэзии. В 2014 году вместе с поэтом Игорем Сидом составил международную миротворческую поэтическую антологию «НАШКРЫМ».
В октябре 2017 года прошёл творческий вечер Геннадия Кацова в Стейнвей-Холле. В последний раз литературные чтения проходили в нью-йоркском представительстве знаменитой фортепианной компании Steinway & Sons в 1867 году с участием Чарльза Диккенса. В 2018 году вместе с супругой Рикой инициировал и осуществил международный литературный проект «70», посвящённый 70-летию Израиля.
Кацова вне сомнений можно назвать певцом Брайтон-Бич. В его поэзии, полной абсурдных поворотов, гротеска преломляется «Большое яблоко». Здесь, как у Рабле, безумие происходящего завораживает своей живостью, энергией и красотой противоречия.
«Русские в Нью-Йорке»
Написано в 1990‑е годы. В гротескной манере обыгрывается то, как эмигранты Брайтон-Бич в России считаются евреями, а для американцев они все russians. В стихотворении много от каламбуров и Хармса.
Инна Иосифовна Кац.
Давид Михайлович Гальперин.
Семен Владимирович Сац.
Наум Иосифович Перельман.
Софья Натановна Каплун.
Рита Самойловна Рецептер.
Абрам Семенович Каплан.
Рахиль Исааковна Спектор.
Григорий Маркович Кругляк.
Борис Степанович Аронов.
Марк Леонидович Рыбак.
Любовь Давидовна Аронофф.
Вадим Зиновьевич Рудой.
Лариса Львовна Зинник-Мархель.
Сифа Абрамовна Седов.
Дина Валериевна Маркиш.
Наталья Викторовна Шварц.
Глеб Константинович Кацюба.
Аркадий Викторович Швец.
Луиза Соломоновна Дзюба.
Ирина Вольфовна Светлоф.
Роман Петрович Плетенецкий.
Захарий Игоревич Блох.
Майк Даниилович Теплицки.
Джордж Леонидович Сегал.
Марла Наумовна Синичкин.
Джекки Арнольдовна Шагал.
Шарлотта Борисовна Чепелюха.
«Метробусы»
Цикл новелл. Опубликован в журнале «Новый Журнал» № 296, 2019 год. В духе Гиляровского Кацов описывает жизнь Big apple без прикрас, видит романтику даже в этом асоциальном персонаже, от которого шарахаются все и у нас, и у них.
«Стансы к городскому трансу»
Метро. «Окей!»
В вагоне сабвея напротив меня сидел человек лет семидесяти. Из престарелых хиппи, которых в Америке все ещё пруд пруди.
Типичный представитель «flower power» — «власти цветов»: растрёпанный, поседевший хайер; шузы, немало впитавшие от добра и зла; джинсы, ровесники своему хозяину; и «психоделическая» рубашка кричащих тонов, чтобы, на случай чего, можно было прятаться в буйных тропиках среди разноцветных попугаев.
На рубашку была надета тёмная вельветовая куртка: шёл гнусный декабрьский дождь, а поскольку зонтик иметь не обязательно, то вода стекала с куртки прямиком на пол вагона.
Такой себе чувак, чудик, чудесник, «дитя цветов» из хрестоматийного слогана «мир, дружба, жвачка».
Он и жевал увлечённо бутерброд от сети закусочных Subway, и ничего вокруг его не интересовало. Разве что на каждое объявление по вагону о следующей станции чувак громко отвечал «окей!».
Остановки на маршруте, как вы знаете, заранее записаны актёрским голосом. В нашем случае текст наговорила актриса. К примеру, женский голос произносил: «Следующая остановка — Кингс Хайвей».
Хипарь поддерживал своим «окей». Без эмоций, но убедительно.
Поезд подходил к станции «Кингс Хайвей». Двери открывались, выходили пассажиры.
Голос по селектору объявлял: «Следующая остановка — Авеню М». Хиппи, забив рот бутербродом, хрипло выплевывал «окей», и продолжал добивать сэндвич дальше.
Удивляла скоординированность их действий: женский голос предупреждал о следующей станции — звучало «окей» — после чего машинист поезда отпускал тормоз и смело двигался вперёд.
Складывалось впечатление, что если что-то в этой цепочке не сработает, поезд дальше не пойдет. Причем и голосу, и машинисту следовало, видимо, всякий раз свои слово и дело согласовывать с уплетающим бутерброд.
Хиппи в абсолютном пофигизме проводил досуг от одной станции к другой, но на голос отзывался так, будто от быстроты его реакции зависела длина вечернего косяка.
А теперь представьте всю степень моего ужаса, когда я увидел, что за две станции до той, на которой мне надо было выходить, сосед напротив засобирался сваливать и решительно всё для этого предпринимал. Он положил остаток бутерброда на пустующее рядом сидение, вытер пальцы о джинсы, высморкался на пол вагона, и когда двери открылись, выбрался на платформу, не оставив мне никаких инструкций.
В вагоне, кроме меня, в противоположном углу сидела, уткнувшись в айфон, молодая китаянка; неподалеку от неё — обдолбленный рэпом, вооружённый дорогими наушниками Beats афроамериканец.
Похоже, порядок остановок на маршруте им был до лампочки.
И когда приятный женский голос объявил название следующей станции, я сообразил — а что ещё оставалось делать? — срочно ответить «окей», стараясь подражать хриплому голосу покинувшего пост хипаря.
Вы не представляете: трюк сработал. Машинист, сделав паузу и, видимо, убедившись в правильности моих голосовых обертонов, закрыл двери вагона, отпустил тормоз и нажал на газ.
На следующей остановке женский голос объявил станцию, на которой мне предстояло выходить, — и опять все прошло без нервотрёпки: я согласовал название хриплым «окей», машинист исполнил свою часть общего дела, и мы благополучно добрались до нужной мне станции.
Пребывая в эйфории, что так всё гладко получилось, я покинул вагон.
И как только оказался на платформе, меня охватила паника. И до сих пор не покидает.
Как они там, в сабвее, без меня? Кто подхватит эстафету и будет вести ребят от станции к станции? Сможет ли он так же безупречно похрипывать, произнося «окей», чтобы составу не выбиться из графика?
Всё-таки это огромная ответственность, и я не уверен, всякий ли способен заменить нас с хиппи на этом посту.
Я заменить хиппи смог.
«West side после ночи»
Написано в 1990‑е годы. Здесь поется дифирамб Нью-Йорку, который как и Моsсоw Never Sleeps, а ещё собрал под своей крышей весь мир. И потомкам европейцев, и африканцев, и хасидов, и латиносов есть тут место, чтобы радоваться жизни в этом мире в миниатюре.
Идёт по улице один доминиканец —
Он просто так себе идёт куда-нибудь:
Всю ночь он танцевал у нас под домом
И музыка звенит в его ушах.
Ему навстречу пуэрториканец
Идёт весь без руля и без ветрил:
Всю ночь он под соседним домом
Под грохот музыкальный танцевал.
А рядом (будем всячески корректны),
Выкрикивая блюзовые свинги,
Афро-американец движет сам себя:
Здесь его родина, ему здесь все простят.
А вот он — Я — выходит из подъезда,
Бубня себе мотивчик неплохой:
Он тоже ночь не спал, поскольку снизу
Гремело, танцевало и жилось.
Ему до лампочки куда пойти-податься,
Он лыс, он много лет не высыпался
И видно оттого его английский
Не так же совершенен, как у всех.
Вот он идёт, конечно, в ритме вальса
И чувство румбы вместе с тактом рэпа
Одолевают всю хава-нагилу,
Которая за ночь в нём накипела.
А рядом мелкою походкою отличниц
Идут хасиды шумною толпою,
Читая, во всё школьное одеты,
На память главы Торы без шпаргалок.
И надо бы кого ещё отметить,
Но что сказать с утра и с недосыпу:
Ведь это всё портреты, всего лишь шаржи,
А жизнь — она намного шире и верней.
«Пустая квартира в Манхэттене»
Написано в 1990‑е годы. Песнь одиночеству в мегаполисе, пустоте среди людей среди тьмы ночи. Пустая квартира как душа многих, кому не удаётся найти себя среди миллионов других и найти себе родственную душу.
Ночь, пятнадцатый этаж, Нью-Йорк —
сочетание не из самых печальных.
Луна вверху, как дальний буёк
(за который заплывать ночами
только и можно). Никого здесь нет,
в квартире, подвешенной выше крыши
дома напротив, и на расстоянии лет
семи от дома, что кажется лишним
сегодня, ибо — по ту занавеса и тьмы
сторону: в нём утро, из его окон
видна изнанка землянистой Луны —
выпавшим темным оком
она наблюдает свет. А здесь до десяти
некому сосчитать, чтобы уснуть. Верно
и плавно отплывает от динамиков Стинг
по направлению к мембране — к ферме
Бруклинского моста — и за… Откуда, как Улисс,
вернётся в Seaport весь в порезах и ваттах.
Пока же в квартире — зов сирены «Police»,
Скорой помощи, Пожарных — всей островной триады.
Пока же в квартире в ожидании дня
никто не молчит, не двинет предметом
любым, не вздохнёт, не вспомнит — храня
веру в баланс между тенью и светом.
Материал подготовлен при поддержке телеграм-канала CHUZHBINA.
