Кристина Рай. Поэзия угнанной в Германию девушки

В Москве каж­дое 9‑е мая у Боль­шо­го теат­ра соби­ра­лись вете­ра­ны. Это было не толь­ко место встре­чи вое­вав­ших сослу­жив­цев, у Боль­шо­го теат­ра про­хо­ди­ли само­де­я­тель­ные кон­цер­ты вете­ра­нов. В 2005 году мы с мамой езди­ли к Боль­шо­му теат­ру уже во вто­рой поло­вине дня 9 мая, когда боль­шин­ство вете­ра­нов разо­шлось. На углу Теат­раль­ной пло­ща­ди ста­руш­ка про­да­ва­ла тонень­кие кни­жеч­ки — как выяс­ни­лось, сбор­ни­ки её соб­ствен­ных сти­хо­тво­ре­ний, издан­ных под псев­до­ни­мом «Кри­сти­на Рай». Мама купи­ла сбор­ник, а ста­руш­ка напи­са­ла поже­ла­ния мне. Спу­стя годы кни­жеч­ка нашлась — и пред­став­ля­ет­ся важ­ным вос­про­из­ве­сти сти­хо­тво­ре­ния из это­го сборника.

Насто­я­щее имя Кри­сти­ны Рай — Раи­са Илла­ри­о­нов­на Сидо­ро­ва. Она роди­лась в рус­ской кре­стьян­ской семье в селе Кро­пив­ниц­ком Киро­во­град­ско­го обла­сти на Укра­ине в 1921 году. Сти­хо­тво­ре­ния, по всей види­мо­сти, до выхо­да сбор­ни­ка в 2000 году не изда­ва­лись. Кри­сти­на Рай во всту­пи­тель­ном сло­ве пишет:

«Нака­нуне ясно­го пред­став­ле­ния о неиз­беж­но­сти смер­ти, о том, как мало мне оста­лось жить, я реши­ла опуб­ли­ко­вать неко­то­рую часть сво­их стихотворений».

Био­гра­фи­че­скую инфор­ма­цию о Кри­стине Рай мож­но чер­пать исклю­чи­тель­но на осно­ве сти­хо­тво­ре­ний и лако­нич­но­го вве­де­ния. Но поэ­зия рас­ска­зы­ва­ет о её жиз­ни мно­гое. Во вре­мя Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны девуш­ку угна­ли на рабо­ту в Гер­ма­нию. Пер­вые сти­хо­тво­ре­ния — и самые мощ­ные — напи­са­ны в годы зато­че­ния. Завер­ша­ет цикл уже после­во­ен­ное сти­хо­тво­ре­ние 1946 года, кото­рое повест­ву­ет о судь­бе вер­нув­шей­ся из плена.

Затем Раи­са Илла­ри­о­нов­на, види­мо, забро­си­ла сти­хо­сло­же­ние: нет ни одной строч­ки, дати­ро­ван­ной меж­ду 1946 и 1965 года­ми. Несколь­ко сти­хо­тво­ре­ний отно­сит­ся к 1970‑м годам. А уже с пере­стро­еч­ных лет Кри­сти­на Рай писа­ла мно­го. Поэтес­са в ран­нем твор­че­стве затра­ги­ва­ла ско­рее лири­че­ские темы, а сти­хо­тво­ре­ния с 1980–1990‑х сто­и­ло бы назвать граж­дан­ской поэ­зи­ей — Кри­сти­на Рай писа­ла про тра­ге­дию в Чер­но­бы­ле, вой­ну в Афга­ни­стане, перестройку.

Кри­сти­на Рай была веру­ю­щей, кри­ти­че­ски отно­си­лась к совет­ской вла­сти, но со вре­ме­нем ста­ла пат­ри­о­том образ­ца целе­вой ауди­то­рии газе­ты «Зав­тра». Раи­са Илла­ри­о­нов­на жила в раз­ных местах Совет­ско­го Сою­за — в Туль­чине, что в Вин­ниц­кой обла­сти Укра­и­ны, в Кие­ве, в Кры­му, в селе Кол­модвор­ка Твер­ской обла­сти и в Москве. Род заня­тий Раи­сы Илла­ри­о­нов­ны неиз­ве­стен, но на осно­ве стро­чек о том, что «подру­гой взят­ка не была моей, перед началь­ством спи­ну не кло­ни­ла», мож­но пред­по­ло­жить, что Кри­сти­на Рай была чинов­ни­цей или же, как гово­ри­ли в совет­ские годы, «слу­жа­щей».

В сбор­ни­ке Кри­сти­ны Рай «Порыв серд­ца» боль­ше сот­ни сти­хо­тво­ре­ний. Сти­хи очень раз­ные по сво­е­му уров­ню — неко­то­рые выда­ю­щи­е­ся, неко­то­рые откро­вен­но сла­бые с риф­ма­ми на гла­го­лы. При­чём зача­стую более позд­ние строч­ки сла­бее ран­них. Я выкла­ды­ваю те сти­хо­тво­ре­ния, кото­рые мне кажут­ся наи­бо­лее интересными.


В немецкой тюрьме

За запер­той две­рью, покор­ная горю,
Сиде­ла дев­чон­ка грустна,
За то, что бежа­ла от нем­цев на волю,
За то, что вра­гам не мила.
Ей Роди­на сни­лась, мере­щи­лось счастье,
Но дни уплы­ва­ли рекой,
Пред нею, как вих­ри, кру­жи­лись ненастья, —
Она поза­бы­ла покой,
Рас­пу­ще­ны косы вол­на­ми покрыли
Деви­чью высо­кую грудь,
Жем­чуж­ные зубы лицо осветили,
В ответ на тюрем­ную жуть.
Кра­си­вые губы о чём-то шептали
В днев­ном полу­мра­ке тюрьмы,
Гла­за то свер­ка­ли, как звёз­ды на небе,
То гас­ли порой, как огни.
Купаль­ник и юбка — её одеянье,
Пол — гряз­ный — деви­чья кровать,
Да холод суро­вый её покрывало,
В кото­ром долж­на она спать.
И воз­дух тяжё­лый — не жизнь, а могила!
В стра­да­ньях тюрем­ных — одна,
Глу­бо­кая грусть ей лицо искривила —
Голод­на, как волк, и бледна.
Вдруг жар души вспых­нул в поры­ве смятенья,
Ей хочет­ся воли, домой,
И, встав во весь рост в этой клет­ке мученья,
Рва­ну­лась впе­рёд, как герой.
Очнув­шись, засты­ла с улыб­кой немою
У запер­той две­ри стальной.
И вряд ли най­дёт­ся кра­са­ви­ца мира
С фигу­рой пре­крас­ной такой!
С высо­кой и строй­ной, как в «Золуш­ке», — ножкой,
Едва рас­пу­стив­ший цветок,
Она выти­ра­ла сле­зин­ки ладошкой,
На пле­чи набро­сив платок.

Вит­тен­бер­ге, 1943


Первая любовь

В гру­ди какой-то жар,
И серд­цу тес­но стало,
Всё валит­ся из рук,
Спо­кой­ствие пропало.
В мыс­лях без­бреж­ный рой,
Хожу я в опьяненьи, —
Как очарована,
Я вся в недоуменьи,
Самой не верится,
Всё, что со мной случилось…
Серд­це от счастия
И для люб­ви забилось.

1944


Проснувшись
(Косте)

Проснув­шись, гля­жу я в лицо за окном,
Дере­вья — белея бума­ги кругом,
И кры­ши все в блес­ке зер­каль­ных кристалл,
У аст­ры осен­ней наряд белый стал.
Я спа­ла, а за ночь мороз обошёл,
Все щелин­ки мира и в душу вошёл,
И груст­но мне ста­ло при встре­че зимы,
Когда здесь, в неволе,
Вдруг встре­ти­лись мы.
В каком бы ты ни был ужас­ном пути,
Все­гда я повсю­ду с тобою – учти,
Пус­кай пур­га злит­ся, ведь ей не понять,
Как мож­но бороть­ся, любить и страдать.
Нево­ля, зима – нище­та на пути,
От них невоз­мож­но куда-то уйти,
Но в общих жела­ньях сов­мест­ной борьбы
Суме­ем добить­ся покор­ства судьбы.

Инстер­бург, 1944


Она

День — уга­са­ю­щий после труда
Чистым вол­не­ни­ем дышит,
Грусть, как подру­га, обни­мет тогда,
Дож­дик из глаз её брызжит.
Солн­це послед­ний уж спря­та­ло луч,
День уте­рял свои силы,
Толь­ко луна посте­пен­но из туч,
Вышла как буд­то с могилы.
В эти часы любо звёз­ды считать,
Блед­ной луной восхищаться.
Труд­но­сти жиз­ни вдво­ём побеждать,
Сча­стьем в люб­ви наслаждаться.
Но, оди­но­кая после войны,
Сидя над спя­щим ребёнком,
Видит она лишь кош­мар­ные сны
В вече­ре радост­ном, звонком.

1946


О себе

Все поэты меч­та­ют о славе,
Все стре­мят­ся печа­тать творенья,
Толь­ко я торо­пить­ся не вправе
Пока­зать всем свои сочиненья.
Не лег­ко при­от­крыть свою душу,
Где раз­би­ты меч­ты безвозвратно,
Пло­до­ро­дье иссяк­ло, а сушу
Луч­ше в серд­це я спря­чу обратно.
Моло­дым уступ­лю я дорогу,
Их путь жиз­ни пока не тернистый,
Пусть идут они с вре­ме­нем в ногу,
Шах их ров­ный, понят­ный и чистый,
Я без пра­вил пишу, понаслышке,
Чув­ства рит­ма — подоб­ные звуку,
Мной про­чи­та­ны мно­гие книжки,
Собра­ла с них себе я науку.
Мой учи­тель — одно вдохновенье,
С ним мы рядом все­гда неразлучны,
Я ни чьё не про­шу снисхожденье,
Коль сти­хи не доста­точ­но звучны.

Туль­чин, январь 1965


Не люблю вспоминать о войне

Не люб­лю вспо­ми­нать о войне,
Пре­зи­раю бахваль­ства ликующих,
Ведь вой­на-то несча­стье вдвойне,
То — серд­ца оди­но­ко тоскующих.
То — свер­ка­ние мол­ний и гром,
Всё живое тре­пе­щет от ужаса,
Содро­га­ет­ся каж­до­го дом,
Само­лё­ты враж­деб­ные кружатся.
Уми­ра­ют поля и леса,
Слё­зы льют­ся рекой серебристою,
Как в вул­ка­нах, дымит­ся земля.
Кто же будет потом с душой чистою?
Жизнь ста­но­вит­ся серой, как ночь,
Дни сме­ня­ют­ся голо­дом, муками,
Летят пти­цы испу­ган­но прочь,
И серд­ца истле­ва­ют разлуками.
Наша жизнь корот­ка без войны,
Так зачем уби­вать нерасцвевшее?
Кровь ничью про­ли­вать не должны
И забыть всё дав­но наболевшее.
Отдать Родине труд и любовь,
Чисто­ту, непо­роч­ность сердечную,
Лико­вать – как цве­тет она вновь,
Созер­цать во Все­лен­ную вечную.
Не люб­лю вспо­ми­нать о войне,
Пре­зи­раю бахваль­ства ликующих,
Ведь вой­на-то несча­стье вдвойне,
То — серд­ца оди­но­ко тоскующих.


Афганистан

Афга­ни­стан — и наши сыновья.
Куда ухо­дят моло­дые жизни?
Вы еде­те в далё­кие края
От Роди­ны — сво­ей отчизны.
Вою­е­те и гиб­не­те — за что?
Сво­им позо­ром покры­вая кости,
С вас оста­ёт­ся пепел и ничто, —
В чужом краю — непро­ше­ные гости.
И все мол­чат, коль прав нам не дано,
Как буд­то скот, покор­но гиб­нут дети,
Пра­ви­тель­ству ведь это всё равно,
Живут они иль нет уж их на свете.
А солн­це све­тит, радуя весь мир.
Детям беда, вла­ды­кам лишь раздолье,
Живут они, устра­и­вая пир —
Им всё богат­ство, сла­ва и приволье.


О Чернобыле

Дож­де­вые кап­ли отра­жа­ют солнце,
Как алмаз свер­ка­ют, сла­вя божий мир,
Толь­ко смерть-ста­ру­ха всё гля­дит в оконце,
На зем­ле все­час­но стро­ит жад­но пир.
Про­ле­те­ли годы, годы всех ненастий,
Как в тумане память, про­шлым не живу,
Коль наста­ло вре­мя всех дру­гих несчастий,
Мир­ных дней счаст­ли­вых более не жду.
Киев, древ­ний Киев, нет тебе покоя,
Горо­дов всех кра­ше, на Дне­пре стоишь,
А Чер­но­быль рядом, злоб­ным вол­ком воя,
При­нёс пыли смер­ти на дома всех крыш,
На цве­ты, дере­вья — май­скою порою,
На счаст­ли­вы лица, улыб­ки детей,
На всю Укра­и­ну — нет ков­че­га Ноя,
Нету всем спа­се­нья от этих сетей.
Дож­де­вые кап­ли отра­жа­ют солнце,
Как алмаз свер­кая, сла­вят Божий мир!
Толь­ко смерть с косою всё гля­дит в оконце
И несёт кому-то рако­вую гниль.

Киев, 1986


Спо­кой­но жить я про­сто не могу,
Коль вижу я у мусор­ной помойки,
Кого-то ищу­ще­го себе еду —
В дни нашей дикой перестройки…
В вой­ну в Гер­ма­нии я виде­ла беду,
Как наши плен­ные в голод­ном истощенье —
Хва­та­ли мер­зость вся­кую — в бреду,
Чтоб про­гло­тить в одно мгновенье…
И 33 год забыть мне не дано,
Как сёла, голо­дая, умирали
И лишь зло­де­ям было всё равно —
Себя они тогда обогащали,
И сколь­ко можем мы ещё терпеть?
Какую казнь ещё нам Бог готовит?
Как хочет­ся порою умереть,
Чтоб боль­ше ниче­го не помнить.


Избе­жав зме­и­ное гнездо,
НТВ со щупаль­ца­ми спрута,
Я пишу сво­бод­но как никто,
Доро­га мне каж­дая минута.
С каж­дым днём ста­рею, смер­ти жду,
Да и бьют меня за прав­ду бесы,
Мно­го горе­стей повсю­ду я терплю,
Что ж, мол­чу, ведь это не для прессы.


Читай­те так­же наш мате­ри­ал «12 сти­хо­тво­ре­ний вели­кой вой­ны».

Поделиться