«Сибирский панк» — это термин, которому сложновато дать определение.
Сначала он не имел особого отношения к панку. Потом — с распространением «сибирских» идей по постсоветским территориям — уже и к Сибири. Сибирский панк — это не стиль музыки: в нём можно найти и милые акустические баллады, и лютый индастриал, и дистопичный нью-вейв, и органные соло из психоделик-рока шестидесятых. Сибирский панк — это не политические убеждения: тут были и ультралевые, и ультраправые, и вообще аполитичные музыканты. Сибирский панк — не какая-то конкретная тусовка, потому что «формаций» в нём было много, да и не все его ключевые деятели вообще любили друг друга.
Мы отобрали десять альбомов, которые традиционно причисляют к этому столь сложно описываемому явлению.
«Промышленная архитектура». «Любовь и технология» (1988)
Группа трагически известного новосибирского музыканта Дмитрия Селиванова — того самого, что удавился шарфом. Это одна из двух условно «студийных» записей «Промышленной архитектуры» — на бытовой магнитофон и с драм-машиной вместо барабанов.
Музыка с уклоном в нью-вейв, с абсурдистскими и параноидальными текстами про мир, в котором есть колготки и заводы, но нет Бога. Самые лаконичные из них мог бы написать, например, Мамонов («Я раздеваюсь очень быстро, потому что я служу в погранвойсках»). И вообще, это уж точно ничем не хуже московского или питерского постпанка тех же лет — что не мешало столичным тупо игнорировать новосибирскую группу.
«Закрытое предприятие». «Инфляция» (1988)
Ещё один нетипичный на общем сибпанковском фоне ньювейв/синтипоп из Новосибирска — одни из первопроходцев этих стилей в Сибири. Это можно сравнить с группой Селиванова музыкально, но «Закрытое предприятие» — синтезаторнее, рафинированнее и «качественнее». То, что группа хотела развиваться скорее не в сибирско-панковой, а в «московской» традиции, можно понять и из стратегии продвижения: гастроли с «Технологией», появление на ТВ с Ветлицкой и «Мальчишником» в начале девяностых, съёмка собственных клипов.
Тем не менее связь с сибирским панком самая прямая: есть записи группы с Дягилевой, представляющие её песни совершенно и не в кондово-бардовском, и не в летовско-шумовом духе. Некоторые считают их лучшими записями Янки вообще. А ещё дружили с уже упомянутой выше «Промышленной архитектурой» — вплоть до одного барабанщика на двоих.
«Гражданская оборона». «Русское поле экспериментов» (1989)
По-хорошему, надо было бы упомянуть и альбомы Летова предыдущего периода, «Красный альбом» например, но места не хватило, поэтому выбирайте любой. А «Русское поле экспериментов» — пик второго, «индустриально-суицидального» периода летовского творчества, со всеми этими нойзовыми гитарами, барабанами, сведёнными к шуму, кусками полевых записей и прочей коллажностью.
И ему сложновато даже подобрать аналогии за рубежом, даже Swans 1980–1990‑х на фоне «Русского поля экспериментов» — какой-то выпендрёжно-готический арт-рок. Заглавная композиция уже давно растащена на мемы, но по-прежнему пугает и впечатляет.
«Коммунизм». «Игра в самолётики под кроватью» (1989)
Чаще всего лучшим альбомом «Коммунизма» называют «Хронику пикирующего бомбардировщика», но на «Игре в самолётики» гораздо больше Кузьмы Рябинова с его квазиобэриутством. Здесь прямо идеальные рябиновские композиции: и «Свадьба», и «Слепые спят с открытыми глазами», и «История одного захоронения», и «Господи, не надыть». Потом часть из них была переиздана на сольном альбоме Рябинова «Военная музычка» — в принципе, тут можно было назвать и его. Но без «Коммунизма» всё-таки в этой подборке обойтись нельзя.
«Цыганята и Я с Ильича». «Гаубицы лейтенанта Гурубы» (1989)
Этот альбом Олега «Манагера» Судакова — по сути, продолжение дела «Коммунизма», к созданию которого Манагер тоже приложил руку. Но упомянуть бы надо, потому что Манагер дальше стал одним из главных лиц сибирского панка, особенно в девяностые, после создания «Родины».
«Гаубицы лейтенанта Гурубы» — экспериментальная смесь импровизационной музыки, лоуфайного рока, спокенворда, индастриала и всего такого в том же духе. Можно неожиданно сравнить с «доисторическими» альбомами «Аквариума» середины семидесятых, только, гм, по ту сторону зеркального стекла.
Янка Дягилева. «Стыд и срам» (1991)
Наверняка многие бы назвали не «Стыд и срам», а «Ангедонию», «Домой» или вообще акустические альбомы (пропустим нытьё, как Летов испортил прекрасные янкины песни своими шумами). Песни со «Стыда и срама» тоже были изначально записаны в акустике, а в виде альбома оформлены уже после смерти Янки — всё тем же Летовым, который навесил сверху гудящих гитар и истеричного органа, а промежутки между песнями разбавил поломанными звуками хонтологически звучащей музыкальной шкатулки.
Кажется, что Янка Дягилева к 1990 году только начала осознавать себя как автор — на фоне песни «Придёт вода» любые «По трамвайным рельсам» звучат как детско-юношеское творчество.
«Егор и о…е». «Сто лет одиночества» (1992)
Когда мне говорят про ужасный саунд «сибирского панка», я тут же вспоминаю этот альбом, записанный в период временного роспуска «Гражданской обороны». Потому, что «Сто лет одиночества» — пример кропотливейшей работы со звуком и аранжировками в совершенно нестудийных условиях.
Это вообще один из немногих русскоязычных альбомов девяностых со своим лицом: призрачная гитара с хорусом, партии в духе Love и The Kinks, невероятное количество реверса и связывающий всё это воедино советский дилей-процессор РХ-1000. Ну и, конечно, сибирско-хтонические тексты про заиньку и удушливые потёмки замысловатого сырого нутра.
«Инструкция по выживанию». «Смертное» (1992)
Главный альбом самой востребованной группы сибирского панка во времена временного бездействия «Гражданской обороны». Часто можно прочитать, что «ИПВ» продвигали какую-то там очередную форму готического рока, но на деле это почти что ВИА-шные песенки, сыгранные с перегрузом. Ну и со специфическими текстами, эксцентрично замешанными на Танатосе, апокалиптике для самых маленьких и правых идеях из брошюрок конца 1980‑х годов (с жидоедством, которым Неумоев занимается, видимо, до сих пор).
Впрочем, как раз «Смертное» — альбом во всех смыслах переходный, и там помимо «Убить жида» есть ещё и лучшие (во всяком случае, самые известные) песни «ИПВ»: «Родина — смерть», «Красный смех», «Непрерывный суицид» и «Северная страна».
Чёрный Лукич. «Ледяные каблуки» (1995)
Результат знаменитой «записи в избушке», когда Дмитрий Кузьмин (собственно, Чёрный Лукич), манагеровская «Родина» и кокоринский «Чернозём» заняли в Тюмени небольшой домик, где и записали свои альбомы. На фоне общей серьёзности и зверской мрачности большей части групп условного сибирского панка Лукич, конечно, выделялся эдаким светлым юродством — и с середины девяностых годов звучал всё больше как бард-рок.
На «Ледяных каблуках» есть песни, перепетые «Гражданской обороной»: но если у Летова они превратились в гимны, то у Кузьмина это тихая и ироничная смесь отчаянья с надеждой.
«Гражданская оборона». «Солнцеворот/Невыносимая лёгкость бытия» (1997)
А вот и гимны, кстати. Есть такая штука — хилиазм. В широком смысле она значит движение к раю на Земле через всякие войны, смерти и прочую апокалиптику. Вот эти альбомы НБП-шного периода Летова — гимны хилиазма, в которых автор последовательно пересказывает большевистские, чевенгуровские идеологемы, обильно присыпанные риторикой из Откровения Иоанна Богослова.
По представлениям адамитов XV века, кровь должна была покрыть землю до высоты головы коня, а дело Летова — большое и почётное, как кипение масла в кровавой каше. И всё это в дивном многоголосии жужжаще-гудящих гитар и залихватских голосов.
О соратниках Егора Летова, фем-панке и других талантливых музыкантах читайте в нашем материале «Восточно-сибирский панк. Главные артисты».
