«Искажение более эстетично, чем реальность»

Глитч-арт — это искус­ство циф­ро­вых помех. Его выра­зи­тель­ные сред­ства — баги, шум, вол­но­вые иска­же­ния изоб­ра­же­ния. Эсте­ти­за­ция циф­ро­вых и ана­ло­го­вых оши­бок — часть боль­шо­го про­стран­ства «искус­ства слу­чай­но­стей». Его исто­ки лежат в экс­пе­ри­мен­тах аван­гар­ди­стов нача­ла ХХ века, абстракт­ном экс­прес­си­о­низ­ме и музы­ке машин­ных шумов Луи­джи Руссоло.

VATNIKSTAN пооб­щал­ся с Тимом Бла­го­до­вым, петер­бург­ским худож­ни­ком, рабо­та­ю­щим в дан­ном направ­ле­нии. На его полот­нах — не про­сто экран­ные поме­хи, а инту­и­тив­ное отра­же­ние чувств и вос­по­ми­на­ний. Пер­вая выстав­ка абстракт­но­го глит­ча состо­я­лась в смо­лен­ском арт-про­стран­стве LAB, а сей­час «искус­ство ошиб­ки» мож­но уви­деть в анти­ка­фе «Цифер­бург» на Фон­тан­ке. О фило­со­фии glitch-art, Бер­на­ре Вер­бе­ре, рим­ской Вене­ре на Рус­ском поле мен­тов и об отно­ше­ни­ях с Покра­сом Лам­па­сом — в нашем интервью.

— В отли­чие от мно­гих пред­ста­ви­те­лей глитч-арта, ты рабо­та­ешь вруч­ную. Почему?

— Я пыта­юсь выра­зить опре­де­лён­ные эмо­ции и рас­ска­зать о сво­их вос­по­ми­на­ни­ях. Кисть и крас­ка очень ося­за­е­мы, поэто­му они под­хо­дят для это­го луч­ше всего.

— О чём твои работы?

— Каж­дый чело­век видит их по-сво­е­му. Для кого-то это теле­ви­зор или ковёр, а для меня — вос­по­ми­на­ние. Оно делит­ся на слои и сег­мен­ты. Каж­дый сег­мент — это кусо­чек памя­ти, опре­де­лён­ное душев­ное состо­я­ние. Если в рабо­те есть похо­жие участ­ки, это зна­чит, что там изоб­ра­же­ны схо­жие эмо­ции. А если они раз­но­го цве­та, то эмо­ции отли­ча­ют­ся друг от дру­га. Я пере­пле­таю всё в еди­ное целое и рас­ска­зы­ваю о сво­их чув­ствах, кото­рые я испы­ты­вал во вре­мя созда­ния работы.

— Рас­ска­жи попо­дроб­ней о тех­ни­ке, в кото­рой ты пишешь.

— Я рабо­таю в осо­бой фор­ме абстрак­ции — не запол­няю весь холст еди­ным изоб­ра­же­ни­ем, а раз­де­ляю его на отдель­ные зоны — сег­мен­ты. Сна­ча­ла сме­ши­ваю их в опре­де­лён­ной гео­мет­ри­че­ской после­до­ва­тель­но­сти — полу­ча­ют­ся поло­сы, зиг­за­ги или что-нибудь ещё. Полу­ча­ет­ся, спер­ва я пол­но­стью заби­ваю полот­но так, как счи­таю нуж­ным. Чем без­ба­шен­ней и инте­рес­ней будет напол­не­ние, тем лучше.

Затем я всмат­ри­ва­юсь в то, что полу­чи­лось, и остав­ляю те части, кото­рые мне понра­ви­лись. Я закры­ваю их маляр­ным скот­чем, созда­вая опре­де­лён­ную гео­мет­рию (поло­соч­ки — это самое лёг­кое, пото­му что ты про­сто наре­за­ешь скотч на линии). Свер­ху накла­ды­ваю сле­ду­ю­щий слой. Таким обра­зом, нани­зы­вая слои друг на дру­га и закры­вая нуж­ные мне участ­ки, я соби­раю цель­ную картину.

Затем я про­ра­ба­ты­ваю дета­ли: могу выде­лить две или пять полос и про­ра­бо­тать их схо­жим обра­зом; могу выде­лить две поло­сы и сде­лать их раз­ны­ми. Чем боль­ше пере­ме­ша­ют­ся цве­та и фор­мы, тем ярче будет эффект.

А ещё я вывел фор­му­лу: слой — сум­ма импуль­са, чув­ства, импро­ви­за­ции и слу­чай­но­сти. Сег­мент — это поиск и выбор плюс реше­ние — рав­но сохранение.

— Как ты рабо­та­ешь с кистью?

— Я почти не исполь­зую кисти по назна­че­нию (кро­ме плос­ких, с широ­кой щети­ной) и не про­ра­ба­ты­ваю дос­ко­наль­но каж­дую линию или фак­ту­ру. Это неин­те­рес­но. Весь про­цесс куда более живой. Я нано­шу на щети­ну несколь­ко тонов крас­ки и одним маз­ком накла­ды­ваю на холст несколь­ко цве­тов. Они сме­ши­ва­ют­ся друг с дру­гом. Потом я соби­раю на кисть дру­гие цве­та и сно­ва рас­ти­раю их до гра­ди­ен­та (но так, что­бы где-то он был более кон­траст­ным, а где-то — более тон­ким). Таким обра­зом, за одно дви­же­ние я кла­ду фраг­мент во всю шири­ну кисти. Гра­ни­цы раз­ных гра­ди­ен­тов спле­та­ют­ся и ста­но­вят­ся незаметными.

— Ты исполь­зу­ешь мак­си­маль­ное коли­че­ство тех­ник в одной работе?

— Конеч­но. Чем боль­ше стран­но­стей, тем эффект­ней будет резуль­тат. Полу­ча­ет­ся очень здо­ро­во, когда пере­ме­ши­ва­ет­ся мак­си­маль­ное коли­че­ство раз­ных при­ё­мов. При этом рабо­ты ста­но­вят­ся совсем непо­хо­жи­ми друг на дру­га. Где-то хоро­шо вид­но коли­че­ство полос, а где-то они сли­ва­ют­ся в еди­ное целое.

— Каж­дая твоя кар­ти­на — это вос­по­ми­на­ние, хаос эмо­ций. Тебе не кажет­ся стран­ным, что мно­гие люди видят в тво­их рабо­тах лишь кра­си­вое изоб­ра­же­ние теле­ви­зи­он­ных помех?

— Такое вос­при­я­тие очень поверх­ност­но. Я осо­знал это, когда глу­бо­ко погру­зил­ся в тему и начал рабо­тать с кистью. Всё ведь нача­лось с мыс­ли о том, что в наше вре­мя поме­хи на экране теле­ви­зо­ра гораз­до эсте­тич­ней того, что там пока­зы­ва­ют. Для меня раз­ба­го­ван­ная кар­тин­ка в пёст­рых пят­нах и пере­ли­вах тонов, раз­ру­шен­ная и иска­жён­ная, гораз­до инте­рес­ней, чем обыч­ное изображение.

— Я вот пыта­юсь сфор­му­ли­ро­вать для себя кон­цеп­цию «искус­ства помех»…

— Меня в этом плане очень при­вле­ка­ет сло­во «ошиб­ка». По сути, так мож­но назвать любой посту­пок человека.

А что вооб­ще есть «пра­виль­но» и «непра­виль­но»?.. Если гово­рить на эту тему, то нуж­но вспом­нить Бер­на­ра Вер­бе­ра. В сво­их кни­гах он опи­сы­ва­ет абсо­лют­но раз­лич­ные вари­ан­ты насто­я­ще­го и буду­ще­го, и мне очень нра­вят­ся его идеи. Всё хао­тич­но, оши­боч­но и нело­гич­но, и поче­му-то до сих пор суще­ству­ет. Мир — безум­ная штука.

Даже Сти­вен Хокинг гово­рил, что есть лишь один шанс из мил­ли­о­нов, что наша все­лен­ная — не вир­ту­ал­ка. Невоз­мож­но дока­зать, что мы — не про­ек­ции друг дру­га, что наш мир реа­лен. А ещё мои кар­ти­ны о том, что каж­дый из нас уни­ка­лен, и что про­ис­хо­дя­щее с тобой или со мной в этот момент уже нико­гда не повто­рит­ся точь-в-точь. Очень мно­го тем пере­пле­лось в том, что я делаю.

— Сколь­ко вре­ме­ни у тебя зани­ма­ет одна картина?

— Каж­дую рабо­ту я пишу за один раз. Нико­гда не остав­ляю «на потом». У меня идёт поток, я не могу ото­рвать­ся! Если сажусь рисо­вать, то не выле­заю. Мак­си­мум — курю и пью чай, даже есть не хочу. Для меня нет ниче­го вокруг. Я могу уйти с голо­вой, поте­рять­ся для всех. Ино­гда это восемь часов, ино­гда — две­на­дцать или боль­ше. Поэто­му это так инте­рес­но. Целое путе­ше­ствие. Я могу чув­ство­вать уста­лость или то, как у меня начи­на­ет сда­вать спи­на и замы­ли­вать­ся глаз, но не могу отпу­стить нача­тое. Даже если я пой­ду спать, то не засну. Меня будет коло­тить, баш­ка будет раз­ры­вать­ся от мыс­лей. Какой тогда смысл пре­кра­щать работу?

«Глитч — это кра­соч­ные слои изоб­ра­же­ний, в кото­рых абстракт­но и инту­и­тив­но отоб­ра­жа­ют­ся эмо­ции, впе­чат­ле­ния, настро­е­ние. По сути, я запе­чат­ле­ваю момент. Кар­ти­на созда­ёт­ся путём нало­же­ния и пере­пле­те­ния мно­же­ства сло­ёв-момен­тов. В ходе рабо­ты слой раз­де­ля­ет­ся на гео­мет­ри­че­ские сег­мен­ты: поло­сы, пик­се­ли, вол­ны — в зави­си­мо­сти от того, каков мой замысел».

— Рас­ска­жи про пери­од рабо­ты с каллиграфией.

— Это было чистой воды балов­ство. Изу­че­ние соб­ствен­ных воз­мож­но­стей и эмо­ций, тре­ни­ров­ка руки. Тот пери­од дал мне понять, что направ­ле­ние, кото­рое я выбрал, совсем не моё, хоть я и неплох в нём. Бла­го­да­ря ему я при­шёл к боль­шим фор­ма­там, к рабо­те в опре­де­лён­ной тех­ни­ке. У меня про­па­ла боязнь соче­тать несо­че­та­е­мое. Но я жил в малень­ком горо­де, и в нашей боль­шой тусов­ке все друг дру­га зна­ли. В такой обста­нов­ке тебя рано или позд­но начи­на­ют с кем-то срав­ни­вать. Я ассо­ци­и­ро­вал­ся напря­мую с Покра­сом Лам­па­сом. Это беси­ло и раз­дра­жа­ло. Люди не виде­ли в твор­че­стве меня. Они про­сто вспо­ми­на­ли чело­ве­ка, кото­рый под­толк­нул меня к неким иде­ям. И я понял, что иду не тем путём.

— То есть тебе не нра­ви­лось быть тенью Покраса?

— Имен­но. Я ведь не стре­мил­ся к копи­ро­ва­нию. Воз­мож­но, был пери­од лёг­ко­го под­ра­жа­ния, но лишь для того, что­бы чему-то научить­ся. И был, конеч­но, син­тез: ты смот­ришь на его рабо­ту, у тебя рож­да­ют­ся свои мыс­ли, и сра­зу хочет­ся их вопло­тить. Ясен перец, я был далёк от того, что дела­ет Лам­пас. Одна­жды срав­не­ния с ним при­ня­ли совсем дикую фор­му. Дошло до того, что меня назы­ва­ли смо­лен­ским Покра­сом Лампасом!

Я понял, что если про­дол­жу там рабо­тать, то поте­ряю себя. Всё нача­лось как заба­ва и пре­вра­ти­лось в насмеш­ку над самим собой. Это силь­но уда­ри­ло по мне. Самое смеш­ное в том, что уже было всё для пло­до­твор­ной рабо­ты: Белая ком­на­та (мастер­ская. — Ред.), крас­ки, мно­го эмо­ций и амби­ций. Но из-за этих срав­не­ний с дру­гим авто­ром я понял, что ока­зал­ся в тупике.

— И тут появ­ля­ют­ся помехи…

— Одна­жды я при­е­хал домой после улёт­ной вече­рин­ки, на диком отход­ня­ке достал лист и понял, что я хочу сде­лать и каким обра­зом. Я осо­знал, что хочу рисо­вать циф­ро­вые поме­хи. Пере­но­сить иска­же­ния с экра­на на бума­гу абсо­лют­но руч­ным спо­со­бом. И ника­кой кон­кре­ти­ки и фигуративности.

— Как дума­ешь, поче­му в тво­ём созна­нии воз­ник имен­но образ помех?

— Всё пере­пле­лось. Я думаю, у каж­до­го в жиз­ни есть момен­ты, когда мы очень силь­но о чём-то жале­ем и пони­ма­ем, что нет воз­мож­но­сти это испра­вить. Таких исто­рий было несколь­ко. Они свя­за­ны с раз­ны­ми людьми…

А ещё у Покра­са была инстал­ля­ция, где боль­шие стен­ды с кал­ли­гра­фи­ей пере­пле­та­лись с циф­ро­вы­ми экра­на­ми, кото­рые дви­га­лись глит­чем. Имен­но тогда я заин­те­ре­со­вал­ся тем, что это вооб­ще такое. Когда появи­лись пер­вые экс­пе­ри­мен­ты на бума­ге, я даже не знал, в каком сти­ле рисую. Я про­сто назвал это поме­ха­ми, не зная ни сти­ли­сти­ки, ни опре­де­лён­ных назва­ний. Мне ведь про­сто были инте­рес­ны иска­же­ния и изло­мы изображения.

Одна­жды я пере­пи­сы­вал­ся с Алек­сан­дром Руд­ни­ком, кал­ли­гра­фом из Укра­и­ны. Он ски­нул фот­ку моей же рабо­ты и напи­сал что-то вро­де: «При­вет, парень! Очень кру­той глитч!». Я загуг­лил сло­во и понял, что оно име­ет кон­крет­ное обо­зна­че­ние. Что это не про­сто тер­мин, а музы­ка, куль­ту­ра, опре­де­лён­ный стиль, эффект обра­бот­ки… Есть даже глитч-ани­ме-сери­а­лы! (Сме­ёт­ся.)

— Рас­ска­жи про Вене­ру, кото­рая так понра­ви­лась всем на «Худ­шей выставке».

— Впер­вые я обна­ру­жил её в мастер­ской деда-худож­ни­ка. Она сто­я­ла там мно­го лет. Я немно­го опа­сал­ся под­хо­дить к ней, когда был под­рост­ком — не хоте­лось, что­бы мой инте­рес при­об­рёл в гла­зах роди­те­лей какой-то эро­ти­че­ский под­текст. Вене­ра была очень боль­шая, белая и кра­си­вая, где-то поко­цан­ная и поца­ра­пан­ная. Я дав­но хотел её забрать. Я не знаю ни её авто­ра, ни года созда­ния — про­сто понял, что хочу поста­вить её куда-то, что­бы наблю­дать прак­ти­че­ски еже­днев­но. Мне все­гда была близ­ка эсте­ти­ка скульп­ту­ры эпо­хи Воз­рож­де­ния. Если бы у меня была воз­мож­ность най­ти пароч­ку скульп­тур боль­ше­го раз­ме­ра, я бы их тоже при­нёс в квар­ти­ру. Ещё обо­жаю Дис­ко­бо­ла! Поста­вить бы его где-нибудь дома… (Улы­ба­ет­ся.)

— Поче­му у неё совет­ский теле­ви­зор вме­сто головы?

— Вене­ра — сим­вол чело­ве­ка, кото­рый увяз в пото­ке инфор­ма­ции. Линии на экране — это её шум.

— Цвет тела Вене­ры поче­му-то напо­ми­на­ет мне о сереб­ри­стых пухо­ви­ках, кото­рые вошли в моду года пол­то­ра назад.

— Да, это отсыл­ка к футу­риз­му и тому само­му трен­ду, кото­рый воз­ник в кон­це 2017 — нача­ле 2018 года. А ещё это тос­ка по вось­ми­де­ся­тым и ретро-вей­ву. Носталь­гия по вре­ме­нам, когда было боль­ше доб­рот­ной элек­трон­ной музы­ки и угар­ных вече­ри­нок с кис­ло­той и про­чей гадо­стью. К тому же, мне совер­шен­но не хоте­лось делать Вене­ру белой. Все про­пор­ции и чер­ты тела заиг­ра­ли, пото­му что хром — очень отра­жа­ю­щий цвет. Всё ста­ло более глян­це­вым. Я не смог бы добить­ся тако­го эффек­та, исполь­зуя дру­гую крас­ку. Хром — это и некий футу­ризм, и мак­си­маль­ный блик.

— Ты нико­гда не хотел сов­ме­стить глитч и скульптуру?

— Этим зани­ма­ют­ся япон­цы. Дело в том, что они не отно­сят себя напря­мую к глит­чу. Напри­мер, есть скульп­ту­ры из бума­ги, сде­лан­ные по тех­но­ло­гии китай­ских фона­ри­ков. Листы осо­бым обра­зом скле­и­ва­ют­ся в мас­сив и могут рас­тя­ги­вать­ся. Один чувак из Япо­нии начал выре­зать из это­го мас­си­ва скульп­ту­ры. Ты берёшь в руки фигур­ку, и она вытя­ги­ва­ет­ся, как гар­мош­ка. Это так кру­то и настоль­ко в кон­тек­сте глит­ча! Но он не пода­ёт свои рабо­ты как глитч-арт.

Одна­ко я уви­дел в них то, что сам хочу видеть. Может, одна­жды попро­бую сде­лать что-то подоб­ное… Есть чува­ки, кото­рые рас­пи­ли­ва­ют пред­ме­ты на поло­сы и слои, и сме­ща­ют их. В Пар­ке Бэнк­си есть скульп­ту­ра Ари­эль, кото­рая сде­ла­на так, буд­то отра­жа­ет­ся в воде… Зна­ешь, когда ко мне при­хо­дит класс­ная идея насчёт скульп­ту­ры, я поче­му-то очень быст­ро наты­ка­юсь на её реа­ли­за­цию. (Улы­ба­ет­ся.)

— Каким про­ек­том ты зани­ма­ешь­ся сейчас?

— Я рабо­таю в фото­сту­дии, там и нашёл одну идею. Я соби­раю в лабо­ра­то­рии фото­гра­фии, кото­рые были напе­ча­та­ны с иска­же­ни­я­ми. Это ана­ло­го­вые ошиб­ки, кото­рые про­ис­хо­дят сами собой. Чистая слу­чай­ность, ниче­го кон­тро­ли­ру­е­мо­го. Фото­изоб­ра­же­ние раз­два­и­ва­ет­ся, рас­сла­и­ва­ет­ся и сме­ща­ет­ся к цен­тру — я назы­ваю это ана­гли­фом. Ещё есть неудав­ши­е­ся фото­гра­фии, шумы, отсут­ствие рез­ко­сти, засве­чен­ная и поца­ра­пан­ная плён­ка… Там очень мно­го мик­ро­ми­ра. Мик­ро­кос­мо­са. К тому же, у плён­ки шикар­ней­шая цве­то­вая палит­ра, гра­ди­ен­ты и переливы.

— Уже при­ду­мал кон­цеп­цию выстав­ки таких снимков?

— Нет. Мне пока боль­ше нра­вят­ся кра­си­вая визу­ал­ка и сме­ще­ние изоб­ра­же­ния. Вооб­ще, подоб­ное счи­та­ет­ся бра­ком… А для меня это ни разу не брак! Здесь идёт син­тез воли и слу­чай­но­сти: фото­гра­фия сде­ла­на осо­знан­но, но побоч­ные цве­та и иска­же­ния абсо­лют­но нерукотворны.

— На тво­их фот­ках рус­ская повсе­днев­ность сме­ши­ва­ет­ся с бага­ми и поме­ха­ми, и это выгля­дит… Инфернально.

— Очень мно­гие из них сде­ла­ны, что­бы пора­до­вать како­го-то чело­ве­ка. Фото­граф и моде­ли искус­ствен­но созда­ют радост­ное настро­е­ние (взять хоть фото со сва­деб или дней рож­де­ния). А на самом деле за этим ниче­го не сто­ит. Пусто­та и отсут­ствие эмо­ций. Подоб­ное есть во мно­гих фото­гра­фи­ях, осо­бен­но в сел­фи. И это жесть!

За твор­че­ством Тима Бла­го­до­ва мож­но сле­дить в его про­фи­ле в Instagram.