Фантастические фишки Кира Булычёва. Как советский писатель придумал будущее, в котором хочется жить

90 лет со дня рож­де­ния писа­те­ля Кира Булы­чё­ва — повод пораз­мыш­лять над тем, бла­го­да­ря чему созда­тель Али­сы Селез­нё­вой вошёл в исто­рию как один из самых извест­ных фан­та­стов в исто­рии рус­ской лите­ра­ту­ры. Конеч­но, мы можем про­сто ска­зать, что он был хоро­шим писа­те­лем, и будем пра­вы, но раз­ве не инте­рес­нее углу­бить­ся в детали?

Пыта­ем­ся сфор­му­ли­ро­вать досто­ин­ства про­зы Булы­чё­ва, бла­го­да­ря кото­рым его кни­ги оста­ют­ся инте­рес­ны­ми по сей день, и вспо­ми­на­ем неко­то­рые его тек­сты — извест­ные и не очень.

Гендер в мире будущего

Если Игорь Все­во­ло­до­вич Можей­ко (насто­я­щее имя Кира Булы­чё­ва) и слы­шал пес­ню «Поло­вое равен­ство (это миф!)» груп­пы «НИИ Кос­ме­ти­ки», эта ком­по­зи­ция вряд ли отно­си­лась к чис­лу его люби­мых. Конец XXI века, в кото­ром оби­та­ют Али­са Селез­нё­ва, её род­ные и дру­зья — сво­е­го рода ген­дер­ная уто­пия, кото­рая, как счи­та­ет­ся, бро­си­ла вызов сек­сиз­му в совет­ской фантастике.

В ста­тье Марии Ели­фё­ро­вой «Али­са Селез­нё­ва: сек­ре­ты успе­ха» утверждается:

«Заслу­га Кира Булы­чё­ва <…> перед оте­че­ствен­ной лите­ра­ту­рой настоль­ко уни­каль­на, что ана­ло­гов с ходу и не подо­брать. <…> Пожа­луй, если вынуть из булы­чёв­ско­го твор­че­ства Али­су и пред­ста­вить на её месте како­го-нибудь пио­не­ра Васю, от фено­ме­на Булы­чё­ва мало что останется <…>».

Со вто­рым пред­ло­же­ни­ем в про­ци­ти­ро­ван­ном отрыв­ке мож­но поспо­рить, вспом­нив, что твор­че­ство Булы­чё­ва в прин­ци­пе доволь­но жено­цен­трич­но (даже псев­до­ним Кир — мас­ку­ли­ни­тив от име­ни его жены Киры). Серия книг об интер­га­лак­ти­че­ской поли­ции стро­ит­ся вокруг аген­та Коры Орват, вто­ро­сте­пен­ной геро­и­ни али­си­а­ны, а цикл «Река Хро­нос» непред­ста­вим без Лиды Ива­ниц­кой. Впро­чем, в попу­ляр­но­сти с Али­сой этим дамам, конеч­но, не тягаться.

По сло­вам Ели­фё­ро­вой, «фан­та­сти­че­ский» сек­сизм не сда­ёт пози­ций и в наши дни, но если теперь он «чаще при­ни­ма­ет „мяг­кие“ фор­мы ген­дер­ных сте­рео­ти­пов, то шесть-семь деся­ти­ле­тий назад едва ли не общим кон­сен­су­сом было убеж­де­ние, что осво­е­ние кос­мо­са сугу­бо муж­ская сфе­ра дея­тель­но­сти; по ана­ло­гии с море­пла­ва­ни­ем, жен­щине отво­ди­лась роль неве­сты, жду­щей „на бере­гу“». Как вид­но, в том, что поло­же­ние улуч­ши­лось, али­си­а­на сыг­ра­ла не послед­нюю роль.

Сам Кир Булы­чёв объ­яс­нял свою пози­цию по-раз­но­му. В интер­вью 1986 года он гово­рил, что ему попро­сту «обид­но за дево­чек». А в дру­гой раз выска­зал­ся доволь­но своеобразно:

«Если реа­ли­сти­че­ская лите­ра­ту­ра заня­та выяс­не­ни­ем отно­ше­ний меж­ду людь­ми, а люди это обя­за­тель­но или муж­чи­ны, или жен­щи­ны, то в фан­та­сти­че­ской лите­ра­ту­ре этот прин­цип худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ры часто забы­ва­ет­ся. То есть идёт под­ме­на отно­ше­ний — на место отно­ше­ний меж­ду муж­чи­ной и жен­щи­ной ста­вят­ся отно­ше­ния дру­го­го рода — меж­ду чело­ве­ком и обще­ством, чело­ве­ком и тех­ни­кой, чело­ве­ком и нау­кой, чело­ве­ком и маши­ной и так далее… И выхо­дит, что маши­на, нау­ка и дру­гие подоб­ные шту­ки начи­на­ют слу­жить заме­ни­те­лем жен­щин… Что мне кажет­ся опре­де­лён­но­го рода извращением».

Таким обра­зом, мы можем пред­по­ло­жить, что писа­тель вряд ли был созна­тель­ным сто­рон­ни­ком поло­во­го равен­ства и дей­ство­вал, ско­рее, по веле­нию серд­ца. Не исклю­че­но, что, если бы в 1960 году в семье Киры и Иго­ря Можей­ко не роди­лась дочь Али­са (писа­тель утвер­ждал, что у геро­и­ни от его доче­ри толь­ко имя, и тем не менее обой­ти этот факт невоз­мож­но), в 1965‑м не вышел сбор­ник рас­ска­зов о семей­стве Селез­нё­вых «Девоч­ка, с кото­рой ниче­го не слу­чит­ся», а затем его мно­го­чис­лен­ные продолжения.

Одна­ко Татья­на Тер­но­пол в ста­тье «„Пре­крас­ное далё­ко“: ген­дер в мире буду­ще­го в пове­стях Кира Булы­чё­ва об Али­се Селёз­не­вой» допус­ка­ет, что дело не столь­ко в лич­ном отцов­ском опы­те, сколь­ко в «реа­ли­ях совет­ско­го обще­ства». По наблю­де­ни­ям иссле­до­ва­тель­ни­цы, истин­ное ген­дер­ное рав­но­пра­вие свой­ствен­но лишь пер­вым кни­гам али­си­а­ны, в то вре­мя как в более позд­них текстах отно­ше­ния геро­ев тяго­те­ют к патриархату:

«Ген­дер­ные пред­став­ле­ния в али­си­ане опи­ра­ют­ся на реа­лии совет­ско­го обще­ства. Ген­дер­ные прак­ти­ки, отра­жён­ные в ран­них про­из­ве­де­ни­ях, опи­сы­ва­ют дис­кри­ми­на­цию жен­щин в про­фес­си­о­наль­ной сфе­ре, рас­ши­рен­ное мате­рин­ство, кон­такт „рабо­та­ю­щая мать“. Ген­дер­ное равен­ство, кото­рое долж­но будет насту­пить в буду­щем, вопло­ща­ет­ся в обра­зах „вовле­чён­но­го отца“ и карьер­но-ори­ен­ти­ро­ван­ной мате­ри Али­сы, осво­бож­дён­ных от домаш­не­го тру­да бла­го­да­ря науч­но-тех­ни­че­ско­му про­грес­су и инсти­ту­там „соци­аль­ной забо­ты“. Во вто­рой поло­вине 1980‑х гг. под вли­я­ни­ем кон­сер­ва­тив­но­го ген­дер­но­го пово­ро­та в СССР ген­дер­ный поря­док мира, опи­сан­но­го Булы­чё­вым в кни­гах об Али­се, изме­ня­ет­ся. Тра­ди­ци­он­ная жен­ствен­ность вопло­ща­ет­ся в обра­зе ино­пла­не­тян­ки Ирии Гай. Одно­ка­рьер­ная семья, кото­рую созда­ют Ирия и зем­ля­нин Таде­уш, пре­под­но­сит­ся как иде­аль­ная модель семей­ной жиз­ни. Новое вос­при­я­тие ген­дер­но­го кон­трак­та нахо­дит вопло­ще­ние в обра­зах Али­сы и Паш­ки Герас­ки­на: с нача­лом пубер­та­та Али­са демон­стри­ру­ет тра­ди­ци­он­ные жен­ские каче­ства, а Паш­ка — муж­ские. Рас­пре­де­ле­ние обя­зан­но­стей на зем­ле и в кос­мо­се начи­на­ет опре­де­лять­ся пат­ри­ар­хат­ным ген­дер­ным контрактом».

И всё же при этом слож­но не заме­тить, что основ­ная раз­ни­ца меж­ду Али­сой и Паш­кой, кото­рая под­чёр­ки­ва­ет­ся Булы­чё­вым, вовсе не ген­дер­ная. Как заме­ча­ет Ели­фё­ро­ва, «Али­се, в отли­чие от Паш­ки, при­су­ща ответ­ствен­ность за дру­гих». Имен­но это дела­ет её лиде­ром, насто­я­щей глав­ной геро­и­ней, остав­ляя храб­ро­го, но без­ала­бер­но­го Герас­ки­на веч­ным пер­со­на­жем вто­ро­го плана.

Приметы времени

Мысль, что выду­ман­ное буду­щее — не абстрак­ция, а транс­фор­ма­ция сего­дняш­не­го дня в рам­ках фан­та­сти­че­ско­го жан­ра, была близ­ка и само­му Булы­чё­ву. В 2000 году он гово­рил:

«Что такое фан­та­сти­ка? Это самый акту­аль­ный вид лите­ра­ту­ры, это попыт­ка отве­тить на вопрос, что с нами про­ис­хо­дит, что с нами будет. <…> Фан­таст может писать толь­ко о нашем вре­ме­ни, всё осталь­ное — от лукавого».

Это объ­яс­ня­ет, поче­му в кни­гах про Али­су неред­ко встре­ча­ют­ся тро­га­тель­ные, места­ми забав­ные ана­хро­низ­мы. Её мир — это в нема­лой сте­пе­ни хро­ни­ка совет­ских 60‑х (70‑х, 80‑х и так далее, в зави­си­мо­сти от года выхо­да той или иной кни­ги), зафик­си­ро­ван­ная в футу­ри­сти­че­ском антураже.

К при­ме­ру, в «Путе­ше­ствии Али­сы» (1974), собы­тия кото­рой раз­ви­ва­ют­ся в кон­це XXI века, отец Али­сы (и одно­вре­мен­но рас­сказ­чик) про­фес­сор Селез­нёв вспоминает:

«Так полу­чи­лось, что я с дет­ства люб­лю живот­ных, и нико­гда не менял их на кам­ни, мар­ки, радио­при­ём­ни­ки и дру­гие инте­рес­ные вещи».

В СССР подоб­ные обме­ны цен­но­стя­ми дей­стви­тель­но были попу­ляр­ны сре­ди детей (мож­но вспом­нить рас­сказ Дра­гун­ско­го «Он живой и све­тит­ся» или выпуск «Давай менять­ся?» из кино­жур­на­ла «Ера­лаш), да и радио­лю­би­тель­ством увле­ка­лись мно­гие. Но сего­дня нам слож­но вооб­ра­зить ребён­ка, кото­рый отдаст живот­ное (тем более ино­пла­нет­ное, из тех, с кото­ры­ми рабо­та­ет папа-Селез­нёв) за допо­топ­ный при­ём­ник. Так что отры­вок, в кото­ром про­фес­сор даёт понять, что отли­чал­ся от про­чих детей, репре­зен­ту­ет нам не гипо­те­ти­че­ское буду­щее, а реаль­ное про­шлое. Писа­тель в рам­ках это­го отрыв­ка высту­па­ет не как футу­ро­лог, а как исто­рик — к сло­ву, это основ­ная про­фес­сия Иго­ря Можейко.

Каза­лось бы, исто­рия и фан­та­сти­ка — явле­ния про­ти­во­по­лож­ные друг дру­гу. Но Булы­чёв счи­тал иначе:

«Исто­ри­че­ская лите­ра­ту­ра и фан­та­сти­че­ская лите­ра­ту­ра очень похо­жи. И та, и дру­гая име­ют дело с вымыш­лен­ным анту­ра­жем. Если вы пише­те роман о жиз­ни Рос­сии XVII века, вос­со­зда­вая образ мыс­лей, раз­го­во­ров, пове­де­ния — никто ваш роман читать не будет. Вы долж­ны при­ду­мать совре­мен­ный мир. Чита­тель дол­жен иметь воз­мож­ность поста­вить себя на место героя. Реаль­но­го героя в при­ду­ман­ном анту­ра­же. То же самое про­ис­хо­дит в фантастике».

Откро­ем рас­сказ «Оби­да» из цик­ла о Вели­ком Гус­ля­ре — горо­де, в кото­ром посто­ян­но слу­ча­ет­ся что-то необык­но­вен­ное. Здесь гус­ляр­цам уда­ёт­ся под­слу­шать раз­го­во­ры ино­пла­не­тян, кото­рые тай­но наблю­да­ют за зем­ля­на­ми и обсуж­да­ют уви­ден­ное. Ска­жем «Заме­тил стран­ное скоп­ле­ние або­ри­ге­нов. Сто­ят в оче­ре­ди перед хозяй­ствен­ным мага­зи­ном. Жду от них разум­ных поступ­ков».

Один из геро­ев, изоб­ре­та­тель Саша Гру­бин, тут же пере­во­дит услы­шан­ное на язык род­ных осин: «Обе­ща­ли зав­тра обои выки­нуть. Три дня уже люди дежу­рят».

Оче­ре­ди и дефи­цит — обсто­я­тель­ства, не име­ю­щие фор­маль­но­го отно­ше­ния к фан­та­сти­ке, одна­ко имен­но они во вре­ме­на Совет­ско­го Сою­за отве­ча­ли за ком­му­ни­ка­цию чита­те­ля с тек­стом, помо­гая иден­ти­фи­ци­ро­вать себя с пер­со­на­жа­ми, сопе­ре­жи­вать им. Сего­дня для нас подоб­ные нюан­сы — любо­пыт­ные при­ме­ты вре­ме­ни, кото­рым при жела­нии мож­но посвя­тить отдель­ное исследование.

Пожа­луй, здесь будет умест­но при­ве­сти цита­ту из тек­ста Андрея Щер­ба­ка-Жуко­ва, кото­рый видел в опи­сан­ном под­хо­де осо­бую автор­скую человечность:

«Дей­ствие мно­гих рас­ска­зов <…> про­ис­хо­дит в далё­ком кос­мо­се и на иных пла­не­тах, одна­ко в цен­тре повест­во­ва­ния — чело­век, его пере­жи­ва­ния, его чув­ства. Воз­мож­но, этот под­чёрк­ну­то гума­ни­тар­ный под­ход и сде­лал писа­те­ля таким популярным».

Футуристическое барокко

Мы уже упо­мя­ну­ли четы­ре книж­ных цик­ла Кира Булы­чё­ва: «При­клю­че­ния Али­сы» (али­си­а­на), «Вели­кий Гус­ляр», «Интер­га­лак­ти­че­ская поли­ция» и «Река Хро­нос». Назо­вём остав­ши­е­ся шесть: «Док­тор Пав­лыш», «Андрей Брюс», «Инсти­тут экс­пер­ти­зы», «Театр теней», «Верёв­кин» и «Лигон».

И ещё мно­же­ство вне­цик­ло­вых рома­нов, пове­стей, рас­ска­зов, сбор­ни­ки сти­хов, кни­ги по исто­рии, жур­на­лист­ские тек­сты. Булы­чёв-Можей­ко был очень пло­до­ви­тым автором.

Не менее насы­ще­на каж­дая кни­га в отдель­но­сти. Каза­лось бы, ани­ма­ци­он­ная «Тай­на тре­тьей пла­не­ты» (1981) Рома­на Кача­но­ва — очень подроб­ная экра­ни­за­ция, но в дей­стви­тель­но­сти в неё не уда­лось вме­стить и поло­ви­ну того, что было в пер­во­ис­точ­ни­ке. Повесть «Путе­ше­ствие Али­сы» бук­валь­но сочит­ся неиз­ве­дан­ны­ми пла­не­та­ми, при­чуд­ли­вы­ми фор­ма­ми разум­ной и нера­зум­ной жиз­ни и необык­но­вен­ны­ми дости­же­ни­я­ми нау­ки и тех­ни­ки. Осо­бен­но это замет­но там, где встре­ча­ют­ся пред­ста­ви­те­ли раз­ных циви­ли­за­ций — напри­мер, в горо­де Пала­пут­ра на пла­не­те Блук:

«Была там гости­ни­ца „Крак“, похо­жая на дет­ский воз­душ­ный шарик мет­ров сто в попе­реч­ни­ке. Из-под гости­ни­цы тор­ча­ли края анти­гра­ви­та­то­ров. В ней оста­нав­ли­ва­лись при­вык­шие к неве­со­мо­сти кос­ми­че­ские бро­дя­ги, у кото­рых не было сво­ей пла­не­ты. Они лета­ли на коме­тах и метеор­ных пото­ках и там рас­ки­ды­ва­ли шатры.

Потом мы мино­ва­ли гости­ни­цу „Чудес­ное место“. Эта гости­ни­ца тоже была шаром, но твёр­дым, мас­сив­ным, напо­ло­ви­ну вко­пан­ным в зем­лю. На ней мы уви­де­ли вывес­ку: „Толь­ко для жите­лей мета­но­вых пла­нет“. Из-за неплот­но при­кры­той две­ри шипе­ла струй­ка газа.

Сле­ду­ю­щей ока­за­лась гости­ни­ца „Ско­во­род­ка“: её сте­ны были рас­ка­ле­ны — не дотро­нешь­ся, несмот­ря на сто сло­ёв изо­ля­ции. В „Ско­во­род­ке“ оста­нав­ли­ва­лись жите­ли звёзд, для кото­рых купа­ние в рас­ка­лён­ной лаве всё рав­но что для нас купа­ние в пру­ду лет­ним днём».

Вре­ме­на­ми так и тянет назвать мир, выду­ман­ный Булы­чё­вым для Селез­нё­вых и ком­па­нии, по-бароч­но­му избы­точ­ным. Но, с дру­гой сто­ро­ны, а как ина­че, когда речь идёт не толь­ко о Зем­ле буду­ще­го, но и о целой, непло­хо изу­чен­ной все­лен­ной, где до каж­дой пла­не­ты рукой подать?

«Мы мино­ва­ли гости­ни­цу, сде­лан­ную в виде аква­ри­ума, — в ней жили оби­та­те­ли пла­нет, покры­тых водой, — и гости­ни­цу, похо­жую на чай­ник. Из носи­ка чай­ни­ка выры­вал­ся пар — там жили кук­сы с Пара­се­ля. У них на пла­не­те жар­ко, вода кипит, и пла­не­та оку­та­на горя­чим паром.

Из гости­ниц выхо­ди­ли их посто­яль­цы. Мно­гие шли в ска­фанд­рах, и ска­фанд­ры были самые раз­ные. Кое-кто полз по зем­ле, кое-кто летел над наши­ми голо­ва­ми. Под нога­ми мель­ка­ли кол­лек­ци­о­не­ры ростом чуть поболь­ше мура­вья, а рядом с ними шество­ва­ли кол­лек­ци­о­не­ры ростом чуть пони­же слона.

Чем бли­же мы под­хо­ди­ли к база­ру, тем гуще ста­но­ви­лась тол­па, и я взял Али­су за руку, что­бы она невзна­чай на кого-нибудь не насту­пи­ла или кто-нибудь неча­ян­но не насту­пил бы на неё».

Напра­ши­ва­ет­ся и дру­гое срав­не­ние: книж­ный сери­ал про Али­су — это совет­ский дет­ский ана­лог «Футу­ра­мы». Ну да, не все эпи­зо­ды оди­на­ко­во хоро­ши — так ведь это­го и не тре­бу­ет­ся. Глав­ное — эска­пизм и воз­мож­ность подоль­ше не рас­ста­вать­ся с люби­мы­ми персонажами.

Но если робот Бен­дер и его «чело­ве­ки» живут в неиде­аль­ном мире капи­та­лиз­ма, пер­со­на­жам Булы­чё­ва посчаст­ли­ви­лось оби­тать в насто­я­щей уто­пии (уже не толь­ко ген­дер­ной), где любой нега­тив или зло­де­я­ние вос­при­ни­ма­ет­ся как нонсенс.

К при­ме­ру, в пер­вой гла­ве «Путе­ше­ствия…» Али­са с дру­зья­ми «взя­ла в зай­мы» само­ро­док из школь­но­го музея, что­бы исполь­зо­вать его в каче­стве блес­ны для поим­ки гигант­ской щуки. Узнав о про­изо­шед­шем, учи­тель­ни­ца пошла к дирек­то­ру — но не жало­вать­ся, как мож­но было поду­мать, а со сле­ду­ю­щим пре­ду­пре­жде­ни­ем: «Опас­ность, у кого-то про­бу­ди­лось в кро­ви прошлое!»

Неиз­вест­но, что мог­ло про­изой­ти даль­ше, но на помощь Али­се при­шли мно­го­чис­лен­ные дру­зья, кото­рые пода­ри­ли ей столь­ко золо­та из лич­ных запа­сов, что хва­ти­ло бы на несколь­ко музеев. В буду­щем этот металл нико­го из зем­лян осо­бен­но не инте­ре­су­ет. Да и день­ги тоже отменили.

Пацифистское фэнтези

Неко­то­рые все­рьёз уве­ре­ны, что Булы­чёв опи­сал в али­си­ане мир побе­див­ше­го ком­му­низ­ма. Эта точ­ка зре­ния, конеч­но, име­ет пра­во на суще­ство­ва­ние, но в таком слу­чае сле­ду­ет ука­зы­вать, что ком­му­низм буду­ще­го — это не про­сто поли­ти­че­ский строй, а осо­бое состо­я­ние реаль­но­сти, в кото­рой всё устро­е­но для того, что­бы чело­ве­ку жилось мак­си­маль­но комфортно.

Возь­мём, ска­жем, робо­тов. В кон­це XXI века они доста­точ­но интел­лек­ту­аль­ны, что­бы прак­ти­че­ски ничем не отли­чать­ся от людей, каж­дый робот — это лич­ность. При этом им не при­хо­дит в голо­ву учи­нить что-то вро­де вос­ста­ния машин. Кажет­ся, их абсо­лют­но устра­и­ва­ет пер­спек­ти­ва рабо­тать на чело­ве­ка не покла­дая рук до тех пор, пока их не отпра­вят на свал­ку — ни дать ни взять домо­вые эль­фы из «Гар­ри Пот­те­ра». Это наво­дит на мысль, что фан­та­сти­ка у Булы­чё­ва неред­ко име­ет отно­ше­ние к жан­ру лишь фор­маль­но, на деле же перед нами сказ­ка, футу­ри­сти­че­ское фэнтези.

Да, ино­гда слу­ча­ют­ся казу­сы, как в пове­сти «Ост­ров ржа­во­го лей­те­нан­та» (1968), где несколь­ко бое­вых робо­тов берут в плен Али­су и пла­ни­ру­ют захва­тить мир. Но мы зара­нее зна­ем, что у них ниче­го не вый­дет: речь идёт о кро­шеч­ной груп­пе ста­ро­дав­них моде­лей, потен­ци­аль­ных музей­ных экс­по­на­тах, пред­по­ло­жи­тель­но, вре­мён холод­ной вой­ны, кото­рые по недо­смот­ру вырва­лись на волю. Неслу­чай­но в редак­ции тек­ста 1991 года робот-дом­ра­бот­ник Селез­нё­вых восклицает:

«Бое­вой робот — это немыс­ли­мо! Это всё рав­но что строй­ный гор­бун или круг­лый кубик».

Из кни­ги в кни­гу Булы­чёв наста­и­ва­ет на том, что паци­физм — это не про­сто бла­го, но необ­хо­ди­мое усло­вие для про­цве­та­ния циви­ли­за­ции. В пове­сти «Конец Атлан­ти­ды» (1987) он пишет:

«Зем­ная циви­ли­за­ция раз­ви­ва­лась. <…> Людей ста­но­ви­лось всё боль­ше, они уже осво­и­ли свою пла­не­ту, рос­ли горо­да, стро­и­лись заво­ды, на полях сра­же­ний гро­хо­та­ли пуш­ки… <…> Зем­ля уже под­хо­ди­ла к кри­ти­че­ской точ­ке сво­е­го раз­ви­тия. Это быва­ет почти с каж­дой пла­не­той: на ней ско­пи­лось мно­го опас­но­го ору­жия, ско­ро люди изоб­ре­тут и атом­ную бом­бу. Нема­ло было в кос­мо­се циви­ли­за­ций, кото­рые не смог­ли спра­вить­ся с этой страш­ной опас­но­стью и погиб­ли. На дру­гих пла­не­тах уда­ва­лось пре­одо­леть этот рубеж — запре­тить ору­жие и перей­ти к мир­ной эпохе».

Лег­ко ска­зать — запре­тить ору­жие. Но как? Неяс­но. Мы зна­ем толь­ко то, что в мире Кира Булы­чё­ва зем­ля­нам уда­лось это осу­ще­ствить. Здо­ро­во. Завидуем.

Подоб­ная, ничем не объ­яс­ни­мая лёг­кость — одно из основ­ных пра­вил игры али­си­а­ны. На све­те боль­ше нет невоз­мож­но­го. Нет несчаст­ных, нет зауряд­ных — каж­дый дово­лен жиз­нью и име­ет дело по душе. Во вся­ком слу­чае, это бук­валь­но сле­ду­ет из пове­сти «Сто лет тому впе­рёд» (1978), где Али­са рас­ска­зы­ва­ет школь­ни­кам XX века, что «в буду­щем <…> на Зем­ле будет жить пять мил­ли­ар­дов исклю­чи­тель­ных, зна­ме­ни­тых, ода­рён­ных людей». И даже един­ствен­ный сре­ди них «обык­но­вен­ный» умуд­рит­ся стать чем­пи­о­ном мира по шах­ма­там и изоб­ре­сти маши­ну времени.

Кста­ти, о вре­ме­ни: герои Булы­чё­ва посто­ян­но путе­ше­ству­ют в про­шлое и буду­щее, при этом, кажет­ся, даже не подо­зре­вая о вре­мен­ных пара­док­сах и дру­гих непри­ят­ных вещах, обыч­но достав­ля­ю­щих нема­ло неудобств пер­со­на­жам хро­но­опер. То, что в «Сто лет тому впе­рёд» Али­са откры­ва­ет совет­ским детям их буду­щие про­фес­сии, и это не при­во­дит к созда­нию аль­тер­на­тив­ной реаль­но­сти и, судя по все­му, вооб­ще никак не вли­я­ет на про­стран­ствен­но-вре­мен­ной кон­ти­ну­ум — лишь один из примеров.

В «Путе­ше­ствии Али­сы» (1974) жите­ли пла­не­ты Шеши­не­ру изоб­ре­ли таб­лет­ки, поз­во­ля­ю­щие им пере­ме­щать­ся в недав­нее про­шлое и раз за разом пере­жи­вать радост­ные момен­ты жиз­ни. То есть если вче­ра ты съел что-то очень вкус­ное, то сего­дня ты можешь при­нять таб­лет­ку и сно­ва ока­зать­ся во вче­ра, и съесть это вкус­ное — и так до бесконечности.

«Он рас­тво­рил­ся в воз­ду­хе и через три секун­ды появил­ся сно­ва с боль­шим ана­на­сом в руках.
— Я толь­ко что побы­вал в вашем холо­диль­ни­ке, — ска­зал он.
— Но там уже нет ананасов.
— Но я побы­вал там вче­ра ночью. Раз­ве непо­нят­но? Про­ще про­сто­го. Я сей­час уле­тал в про­шлое и вче­ра ночью взял из холо­диль­ни­ка ана­нас. <…> …У нас оста­лось в жиз­ни так мало радо­стей. <…> Я, напри­мер, теперь буду каж­дый день отправ­лять­ся во вче­раш­ний день, что­бы съесть ана­нас, кото­рый я съел вчера…»

Как и поче­му это рабо­та­ет — боль­шая загад­ка. Зато теперь неуди­ви­тель­но, что во все­лен­ной, где маги­че­ским обра­зом мож­но года­ми питать­ся одним и тем же ана­на­сом, постро­и­ли коммунизм.

Понят­но, что подоб­ный под­ход, в кото­ром за науч­но-тех­ни­че­ской деко­ра­ци­ей кро­ет­ся ска­зоч­ная услов­ность, может пока­зать­ся ино­му чита­те­лю несколь­ко рафи­ни­ро­ван­ным. Осо­бен­но цени­те­лям так назы­ва­е­мой «твёр­дой фан­та­сти­ки», посколь­ку али­си­а­на — это даже не «мяг­кая фан­та­сти­ка», а что-то уж совсем неве­со­мое. Фан­та­сти­ка-пушин­ка, фан­та­сти­ка-суф­ле или сахар­ная вата.

С дру­гой сто­ро­ны, эска­пист­ское пре­бы­ва­ние в мирах, где царит гар­мо­ния и нет нере­ша­е­мых задач — дело тера­пев­ти­че­ское, полез­ное для нерв­ной систе­мы. Может быть, не все­гда, но уж во вся­ком слу­чае в наше тре­вож­ное вре­мя, когда мемы из кате­го­рии «про­сти, Али­са, мы всё [про­фу­ка­ли]» встре­ча­ют­ся гораз­до чаще, чем вера в суще­ство­ва­ние «пре­крас­но­го далёка».

Читай­те так­же «„Неиз­вест­ные“ соро­ди­чи „Ста­ри­ка Хот­та­бы­ча“. Пять книг Лаза­ря Лагина»