«Следствие ведут Знатоки» полвека спустя

Куль­то­вый совет­ский сери­ал обо­шёл меня сто­ро­ной. Он не был частью моей повсе­днев­но­сти — и те выпус­ки, что появ­ля­лись на экране в годы осо­знан­но­го дет­ства, вос­при­ни­ма­лись как мало­по­нят­ное кино для взрос­лых. Но было одно при­ме­ча­тель­ное исклю­че­ние. Дело № 20 (1987 год) сни­ма­лось в моём под­мос­ков­ном посёл­ке. Мы всей семьёй откры­ли рты, когда уви­де­ли зна­ко­мые места — стан­цию, уни­вер­маг, отде­ле­ние мили­ции. Слов­но отво­ри­лось окно из наше­го обы­ден­но­го мира в вол­шеб­ный мир теле­ви­де­ния и кино; буд­то все мы ока­за­лись и по эту сто­ро­ну экра­на, и по ту.

Лет через трид­цать мне захо­те­лось вновь испы­тать чудо встре­чи — теперь уже с моим про­шлым и про­шлым моей стра­ны. «Кар­тин­ки» из 1987-го — вот что меня влек­ло, и они сра­бо­та­ли. Я испы­тал щемя­щее чув­ство утра­ты мира, кото­рый уже не вер­нёт­ся: под­мос­ков­ные посёл­ки за трид­цать лет изме­ни­лись до неузнаваемости.

Я захо­тел про­жить это чув­ство ещё. Но ока­за­лось, что «Зна­то­ки» — это куда боль­ше, чем образ мое­го мик­ро­кос­ма. Выяс­ни­лось, что сери­ал, сни­мав­ший­ся на про­тя­же­нии восем­на­дца­ти лет (1971–1989), чест­но запе­чат­лел мно­же­ство дета­лей ушед­шей цивилизации.

Сло­во «чест­но» вполне мож­но заме­нить на «неча­ян­но». Фильм, появив­ший­ся по ини­ци­а­ти­ве мини­стра внут­рен­них дел Нико­лая Щёло­ко­ва, был при­зван создать у широ­ких зри­тель­ских масс пози­тив­ный образ сотруд­ни­ков мили­ции. Его идео­ло­ги­че­ское содер­жа­ние было без­упреч­ным: за этим сле­дил глав­ный кон­суль­тант, имя кото­ро­го появ­ля­лось в тит­рах сра­зу после глав­ных геро­ев. Поэто­му те отдель­ные «пере­ги­бы на местах», в резуль­та­те кото­рых Щёло­ков лишил­ся сво­е­го поста, а поз­же застре­лил­ся, в нём никак не мог­ли быть отра­же­ны. Мили­ция без­упреч­на, чего не ска­жешь о том кон­тек­сте, в кото­ром она рабо­та­ет. И вот это — самое важное.

Вер­нее, так я пола­гал до того, как, поль­зу­ясь коро­на­ви­рус­ным каран­ти­ном, про­смот­рел все серии «Зна­то­ков» до еди­ной — они ста­ли мне как род­ные. В какой-то момент я понял, что хочу обнять Пал Палы­ча, когда Шурик и Зину­ля тол­ка­ют его к како­му-то раз­вра­ту (к при­ме­ру, не сидеть на рабо­те до полу­но­чи, а пой­ти домой). А он, гля­дя на них свер­ху вниз, харак­тер­но пово­дит голо­вой и под­жи­ма­ет губы, скры­вая улыб­ку. В такие мину­ты мне кажет­ся, что это самый доб­рый чело­век на све­те. Впро­чем, обще­при­знан­но, что Зна­мен­ский — самый скуч­ный из Зна­то­ков. Даже Геор­гий Мар­ты­нюк при­зна­вал­ся, что роль ему под­на­до­е­ла, а куль­ту­ро­лог Игорь Кобы­лин совер­шен­но без­жа­ло­стен в сво­ей оценке:

Во мно­гих филь­мах пре­ступ­ни­ки — это со вку­сом оде­тые, тон­кие, умные, обра­зо­ван­ные люди, хоро­шо раз­би­ра­ю­щи­е­ся в искус­стве, живу­щие насы­щен­ной и инте­рес­ной жиз­нью. А про­ти­во­сто­ят им без­жиз­нен­ные и уны­лые мора­ли­сты-сле­до­ва­те­ли, чьим куль­тур­ным гори­зон­том навсе­гда оста­нет­ся скуч­ная рыбалка.

И, не сомне­ва­юсь, пред­по­ла­га­е­мое вос­хи­ще­ние авто­ров филь­ма пре­ступ­ни­ка­ми откли­ка­лось у части ауди­то­рии. Но актё­ры, без­услов­но, спра­ви­лись с зада­чей по созда­нию пози­тив­но­го обра­за мили­ции, хотя непред­ви­ден­ным след­стви­ем ста­ло то, что орга­ны внут­рен­них дел раз­де­ли­лись в мас­со­вом созна­нии на май­о­ра Зна­мен­ско­го и его дру­зей — и всех осталь­ных. Отча­яв­ши­е­ся граж­дане писа­ли Пал Палы­чу пись­ма на Пет­ров­ку с прось­ба­ми о заступ­ни­че­стве и спра­вед­ли­во­сти, а под­след­ствен­ные ста­ви­ли его в при­мер сво­им следователям.

Но в этом эссе я хотел бы обра­тить­ся не к худо­же­ствен­ной цен­но­сти сери­а­ла, а к тем дета­лям, кото­рые послу­жи­ли вдох­но­ве­ни­ем и для дис­кус­сии в ЖЖ, и для про­ци­ти­ро­ван­ной выше учё­ной ста­тьи в «Непри­кос­но­вен­ном запа­се». К обра­зу эпо­хи, создан­но­му слов­но меж­ду делом.

От дела № 20 я шёл вглубь, мето­дич­но про­смат­ри­вая цвет­ных «Зна­то­ков». А потом решил посмот­реть чёр­но-белых, и тут меня ждал сюр­приз. Дело в том, что зре­лые «Зна­то­ки» доволь­но силь­но затя­ну­ты: совре­мен­ный зри­тель вряд смо­жет оси­лить неко­то­рые сце­ны без спе­ци­аль­ной под­го­тов­ки. А пер­вые серии, хоть и сня­тые в жан­ре теле­спек­так­ля, ока­за­лись неве­ро­ят­но дина­мич­ны­ми и с неор­ди­нар­ны­ми сюже­та­ми (есть даже раз­об­ла­че­ние ино­стран­но­го шпи­о­на). Пал Палыч там совсем не тот, к кото­ро­му я успел при­вык­нуть — он дер­зок (почти как в «Щите и мече») и порой жёст­ко оса­жи­ва­ет зарвав­ше­го­ся Шурика.

Некий новый этап начи­на­ет­ся с дела № 9 (1974) — мень­ше адре­на­ли­на, боль­ше пси­хо­ло­гиз­ма. Если в пер­вый год созда­ния сери­а­ла было сня­то пять серий, а во вто­рой — четы­ре, то в даль­ней­шем появ­ля­ет­ся по одно­му делу в год (неко­то­рые были двух- или трёх­се­рий­ны­ми). И дела эти куда спо­кой­нее пер­вых — воис­ти­ну в духе эпо­хи. Эпо­хи застоя.

Ска­зать, что мир, в кото­ром сни­ма­лись дела с деся­то­го (1975) по два­дца­тое (1987), не менял­ся, было бы гру­бым упро­ще­ни­ем. Но оно про­сти­тель­но, если взгля­нуть на реаль­ность, кото­рую мы видим в после­ду­ю­щих сери­ях. На про­тя­же­нии деся­ти лет не хотел жить чест­но «кто-то кое-где у нас порой». Да, ещё не все люд­ские недо­стат­ки иско­ре­не­ны (как бы это­го ни хоте­лось Пал Палы­чу), но систе­ма рабо­та­ет, а винов­ный будет най­ден и наказан.

Но вот в деле № 21 (1988) нам наме­ка­ют, что «кое у кого» есть высо­кие покро­ви­те­ли. При­чём не «кое-где», а где надо. А дело № 22 (1989) рису­ет кар­ти­ну раз­во­ра­чи­ва­ю­ще­го­ся кол­лап­са: систе­ма уже не справ­ля­ет­ся в стране, где всё про­да­ёт­ся и поку­па­ет­ся. Да и сколь­ко оста­лось ей, этой систе­ме? Этот обвал в тече­ние бук­валь­но несколь­ких лет остав­ля­ет, пожа­луй, самое гне­ту­щее впе­чат­ле­ние при пол­ном погру­же­нии в мир «Зна­то­ков». Кста­ти, непло­хим анти­до­том слу­жит дело № 23 (2002), сня­тое Вла­ди­ми­ром Хоти­нен­ко: девя­но­стые под­хо­дят к кон­цу, а Пал Палыч сумел их прой­ти и остать­ся собой. Финаль­ное же, пяти­се­рий­ное дело реко­мен­до­вать к про­смот­ру реши­тель­но не могу.

А теперь пред­ла­гаю взгля­нуть на те уни­каль­ные чер­ты эпо­хи, что осо­бен­но впе­чат­ли­ли меня. Они пред­став­ле­ны бес­си­стем­но — я запи­сы­вал по ходу просмотра.

Непа­рад­ная Москва — осо­бен­но это вид­но в цвет­ных сери­ях — выгля­дит так, слов­но не опра­ви­лась от после­во­ен­ной раз­ру­хи. Мед­лен­но раз­ру­ша­ют­ся церк­ви без кре­стов, осы­па­ют­ся фаса­ды, под­во­рот­ни откро­вен­но страш­ны. Луч­ше пони­ма­ешь исто­ки луж­ков­ско­го сти­ля: вся эта яркость и лубоч­ность ста­ли реак­ци­ей на позд­не­со­вет­скую неухоженность.

Офи­ци­аль­ная Москва (Пет­ров­ка, 38 и про­чие учре­жде­ния) напо­ми­на­ет казар­му. Про­стей­шие инте­рье­ры, ужас­ные окон­ные рамы, две­ри со мно­ги­ми сло­я­ми крас­ки. Оби­та­те­ли не видят в этом ниче­го необыч­но­го, им норм. Аске­тизм — и доб­ро­де­тель, и неиз­беж­ность. Зна­мен­ский в зим­нюю сту­жу едет домой к маме на трол­лей­бу­се, и низ­кий уро­вень ком­фор­та не вызы­ва­ет в нём недо­воль­ства или протеста.

Боль­ше тре­во­жит аске­тизм тех­ни­че­ско­го осна­ще­ния совет­ской мили­ции. ГАЗ-21 и ГАЗ-24 были пре­крас­ны­ми авто­мо­би­ля­ми для сво­е­го вре­ме­ни, толь­ко вре­мя про­хо­ди­ло пре­да­тель­ски быст­ро. Пред­став­ляя себе чув­ства тех, кто видел поли­цей­ские маши­ны из аме­ри­кан­ских филь­мов на закры­тых видео­по­ка­зах в вось­ми­де­ся­тые, думаю, что люди эти ока­за­лись поте­ря­ны для совет­ской вла­сти. Впро­чем, в деле № 12 (1978) за пре­ступ­ни­кам гонит­ся мили­цей­ская BMW (одна из этих, види­мо).

Рево­лю­ция слу­чи­лась совсем недав­но: дело № 1 (1971) и дело № 6 (1972). Пол­но людей, пом­ня­щих ста­рый мир, даже ста­ра­ю­щих­ся не заме­чать совет­скую власть. Мы можем уви­деть насто­я­щую дре­му­чую кре­стьян­ку, кото­рая деся­ти­ле­ти­я­ми слу­жит сво­ей барыне, нисколь­ко не изме­нив­шей доре­во­лю­ци­он­ным при­выч­кам. А ещё сре­ди рядо­вых граж­дан сохра­ня­ет­ся быто­вая рели­ги­оз­ность, к кото­рой авто­ры филь­ма не демон­стри­ру­ют како­го-либо отно­ше­ния — про­сто запе­чат­лён­ный факт жиз­ни. И тут кон­траст с воин­ству­ю­щим ате­из­мом коме­дий Гайдая.

А вой­на была бук­валь­но вче­ра. Рево­лю­ция и вой­на — глав­ные источ­ни­ки появ­ле­ния пред­ме­тов рос­ко­ши (про­из­ве­де­ний искус­ства, юве­лир­ных изде­лий) у совет­ских людей. Два пери­о­да, когда цен­ность цен­но­стей упа­ла прак­ти­че­ски до нуля и наи­бо­лее про­вор­ные при­сво­и­ли их себе. От обсто­я­тельств, при кото­рых воз­ник­ла част­ная кол­лек­ция в деле № 14 (1979), сты­нет кровь в жилах: уми­рав­ший от голо­да в бло­кад­ном Ленин­гра­де про­фес­сор отдал полот­на «за пол­ста­ка­на кру­пы и шесть кус­ков сахара».

Счаст­ли­вые обла­да­те­ли цен­но­стей не так уж счаст­ли­вы, даже если при­об­ре­ли их более чест­ным путём. Пото­му что легаль­ной воз­мож­но­сти кон­вер­ти­ро­вать их в капи­тал нет, это на Запа­де кол­лек­ци­о­нер — мил­ли­о­нер. Здесь же мож­но в луч­шем слу­чае про­сла­вить­ся, пере­дав свою кол­лек­цию мест­но­му музею. Без каких-либо гаран­тий, что она тут же не отпра­вит­ся в запас­ник. Одна­ко путём хит­рых ком­би­на­ций сомни­тель­ную цен­ность мож­но пре­вра­тить в насто­я­щую — напри­мер, обме­няв Брей­ге­ля на «Жигу­ли».

Лич­ный авто­мо­биль — одно­знач­ный мар­кер достат­ка и успе­ха. Но так­же и источ­ник бес­ко­неч­ных тре­вог. Мало того, что его — и всё, что от него мож­но отвин­тить, — могут украсть, его ещё и негде обслу­жи­вать. Поэто­му и при­хо­дит­ся моск­вич­ке Рае из дела № 18 (1985) вез­ти маши­ну на ТО ред­ко про­сы­ха­ю­ще­му меха­ни­ку-золо­тые руки в Под­мос­ко­вье. А тот ее отда­ёт (!) дру­го­му кли­ен­ту, чей авто­мо­биль после ава­рии ремон­ту не подлежит.

Судя по делу № 7 (1972), пол­ная пере­крас­ка машин — в поряд­ке вещей. При­чём новый слой нано­сят пря­мо по ста­рой крас­ке. Эта же серия демон­стри­ру­ет про­бле­мы с тех­осна­ще­ни­ем в так­со­пар­ке, дирек­тор кото­ро­го объ­яс­ня­ет, поче­му сотруд­ни­ки-нович­ки вынуж­де­ны ездить на ста­рых авто­мо­би­лях: «У меня люди рабо­та­ют по 10–15 лет, что им, ездить на этом гро­бе?» Руко­во­ди­тель, впро­чем, сво­им местом не доро­жит, пото­му что «любой води­тель полу­ча­ет луч­ше меня».

Вооб­ще же чув­ству­ет­ся огром­ная зна­чи­мость вещей: потре­би­тель­ских това­ров, элек­тро­ни­ки, да и про­сто чего-то тако­го, что может раз­но­об­ра­зить жизнь. У вас дома висе­ла чекан­ка? Я смут­но пом­ню, что она поче­му-то счи­та­лась сре­ди взрос­лых цен­но­стью, хотя изго­тав­ли­ва­лась по про­стей­шей тех­но­ло­гии и име­ла копе­еч­ную себестоимость.

Имен­но вокруг под­поль­но­го про­из­вод­ства чекан­ки раз­во­ра­чи­ва­ет­ся дело № 17 (1982). Даже не про­из­вод­ства, а накле­и­ва­ния эти­ке­ток на фаб­рич­ную про­дук­цию, что­бы выдать ту за народ­ные про­мыс­лы. Кустар­ное ценит­ся выше госу­дар­ствен­но­го. В усло­ви­ях посто­ян­но­го дефи­ци­та воз­ни­ка­ла потреб­ность в укра­ше­нии инте­рье­ра — чем-то хоть с малей­шим намё­ком на уни­каль­ность. Забав­ная парал­лель с нашим пере­пол­нен­ным веща­ми миром, где цен­но­стя­ми ста­но­вят­ся NFT-коти­ки.

В той же серии раз­во­ра­чи­ва­ет­ся чудо­вищ­ная кар­ти­на раз­ло­же­ния рус­ской дерев­ни. Дале­ко ехать не надо, всё про­ис­хо­дит под Моск­вой. Чест­ный пред­се­да­тель кол­хо­за идёт на сдел­ку с жули­ка­ми, отря­жая сво­их мужи­ков на фик­тив­ное про­из­вод­ство чекан­ки — от отча­я­ния. «Взя­ли за гор­ло: взо­шло, не взо­шло — пла­ти. Думал дыры зала­тать, людей закре­пить твёр­дой зар­пла­той, что­бы не раз­бе­га­ли­ся». Мужи­ки полу­ча­ли свои две­сти — и про­пи­ва­ли, всё до копей­ки. Смот­рят они из-за забо­ра жут­ки­ми гла­за­ми на при­быв­ших из сто­ли­цы сле­до­ва­те­лей — и зри­те­лю страшно.

А кому же на Руси жить хоро­шо? Конеч­но же, гостю с юга, в кото­ро­го в рам­ках спец­ме­ро­при­я­тий то и дело пре­об­ра­жа­ет­ся Шурик. Он жаж­дет впе­чат­ле­ний и готов сорить день­га­ми, о про­ис­хож­де­нии кото­рых ниче­го не гово­рит­ся, хоть и добы­ты те явно нечест­ным путем. Впро­чем, гость с юга доста­точ­но без­оби­ден — это про­сто доб­ро­душ­ный и неда­лё­кий бон­ви­ван, не свя­зан­ный с мест­ным кри­ми­на­лом. Жули­ки смот­рят на него со снис­хож­де­ни­ем и пыта­ют­ся обмануть.

В деле № 21 (1988) мы видим людей, у кото­рых есть шанс стать мил­ли­о­не­ра­ми лет так через десять (если дожи­вут и при­ва­ти­зи­ру­ют свои квар­ти­ры). Это жите­ли Замоск­во­ре­чья, кото­рые жалу­ют­ся сле­до­ва­те­лям на отвра­ти­тель­ное тех­ни­че­ское состо­я­ние соб­ствен­ных домов, обслу­жи­ва­е­мых мест­ным ДЭЗом. Имен­но здесь нам впер­вые пока­зы­ва­ют, что у жули­ка-началь­ни­ка ДЭЗа есть могу­ще­ствен­ные, но нена­зы­ва­е­мые покровители.

Один из самых рас­про­стра­нён­ных (в сери­а­ле) нечест­ных путей обо­га­ще­ния — «гнать левак». То есть поль­зо­вать­ся госу­дар­ствен­ны­ми сред­ства­ми про­из­вод­ства в лич­ных целях. Зло­умыш­лен­ни­ки дела­ют из сырья для було­чек пирож­ные, мани­пу­ли­руя рецеп­та­ми, и при­сва­и­ва­ют себе доход (дело № 4, 1972). Уве­ли­чи­ва­ют коли­че­ство бра­ка на кра­силь­ной фаб­ри­ке, а отбра­ко­ван­ную ткань про­да­ют заво­ду игру­шек — там в неё оде­ва­ют «левых» кукол (дело № 17, 1980). Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние то, что зло­деи неиз­мен­но чув­ству­ют рынок луч­ше Госплана.

В совет­ской эко­но­ми­ке обре­та­ет­ся мас­са пред­при­им­чи­вых граж­дан, кото­рые были бы счаст­ли­вы, если бы им раз­ре­ши­ли про­яв­лять ини­ци­а­ти­ву. Это не толь­ко жули­ки. Невзрач­ный на вид сель­хоз­ко­опе­ра­тор из Чер­но­зе­мья (дело № 16, 1981) доступ­но объ­яс­ня­ет мили­ци­о­не­рам и зри­те­лям, поче­му ему выгод­но про­из­во­дить каче­ствен­ную яго­ду (в отли­чие от кол­хо­за) и поче­му пред­при­ни­ма­тель поле­зен госу­дар­ству: «А нажи­ву от излиш­ков он в мага­зин сне­сёт — насос купит для ого­ро­да или этот… рояль». Впро­чем, исто­рия пока­за­ла, что пер­вы­ми, когда ини­ци­а­ти­ву раз­ре­ши­ли, пре­успе­ли всё-таки жулики.

И, нако­нец, послед­нее, что хочет­ся ска­зать об ушед­шей циви­ли­за­ции, — она насквозь про­ку­ре­на. Курят герои (вклю­чая Зиноч­ку) и анти­ге­рои. Курят вез­де: в рабо­чем каби­не­те, дома и в гостях. Пред­ло­же­ние сига­ре­ты — уни­вер­саль­ный спо­соб уста­нов­ле­ния диа­ло­га. Таба­ком дыми­ли без­оста­но­воч­но на про­тя­же­нии всех чёр­но-белых серий, но потом сце­на­ри­сты полу­чи­ли ука­за­ние это дело пре­сечь. Пола­гаю, после это­го сери­ал стал отра­жать реа­лии совет­ской жиз­ни в гораз­до мень­шей степени.

Может сло­жить­ся впе­чат­ле­ние, что со все­ми подоб­ны­ми чер­та­ми Совет­ский Союз эпо­хи застоя был не самым ком­форт­ным местом для жиз­ни. Навер­ное, так выра­жа­ет­ся настро­е­ние авто­ра этих строк: непро­ку­рен­ный потре­би­тель­ский мир дня сего­дняш­не­го, с его лоф­та­ми и вело­до­рож­ка­ми, мне оче­вид­но удобнее.

Но сре­да, кото­рую мы видим в филь­ме, — пря­мая пра­ро­ди­тель­ни­ца нынеш­ней. В ней жили по-раз­но­му обра­зо­ван­ные, по-раз­но­му небо­га­тые люди с раз­лич­ной сте­пе­нью удо­вле­тво­рён­но­сти жиз­нью. Она была доста­точ­но без­опас­на, вполне инте­рес­на, со сво­и­ми труд­но­стя­ми и проблемами.

Где-то есть пар­тия-руле­вой, могу­чие воору­жён­ные силы и нау­ка миро­во­го уров­ня — всё то, что дела­ло Совет­ский Союз дер­жа­вой гло­баль­но­го зна­че­ния. Но всё это под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, оста­ва­ясь за кад­ром — а зри­те­ли сери­а­ла, вме­сте с его геро­я­ми, оста­ют­ся на уровне повсе­днев­но­сти. В том мире, кото­рый был навсе­гда, пока не кон­чил­ся. И напо­ми­на­ния о нём про­дол­жа­ют вызы­вать у меня вре­мя от вре­ме­ни тёп­лые чув­ства — про­сто пото­му, что имен­но в нём я появил­ся на свет.

Пуб­ли­ка­цию спе­ци­аль­но для VATNIKSTAN под­го­то­вил автор теле­грам-кана­лов «Вечер­ний кар­то­граф» и «дуго­из­лаз­ни акце­нат».

Читай­те так­же «Captain Pronin — superstar: чему учит дис­ко-мили­ци­о­нер из 1990‑х».