Культовый советский сериал обошёл меня стороной. Он не был частью моей повседневности — и те выпуски, что появлялись на экране в годы осознанного детства, воспринимались как малопонятное кино для взрослых. Но было одно примечательное исключение. Дело № 20 (1987 год) снималось в моём подмосковном посёлке. Мы всей семьёй открыли рты, когда увидели знакомые места — станцию, универмаг, отделение милиции. Словно отворилось окно из нашего обыденного мира в волшебный мир телевидения и кино; будто все мы оказались и по эту сторону экрана, и по ту.
Лет через тридцать мне захотелось вновь испытать чудо встречи — теперь уже с моим прошлым и прошлым моей страны. «Картинки» из 1987-го — вот что меня влекло, и они сработали. Я испытал щемящее чувство утраты мира, который уже не вернётся: подмосковные посёлки за тридцать лет изменились до неузнаваемости.
Я захотел прожить это чувство ещё. Но оказалось, что «Знатоки» — это куда больше, чем образ моего микрокосма. Выяснилось, что сериал, снимавшийся на протяжении восемнадцати лет (1971–1989), честно запечатлел множество деталей ушедшей цивилизации.
![](https://vatnikstan.ru/wp-content/uploads/2021/12/sledstvie-vedut-znatoki-1.jpg)
Слово «честно» вполне можно заменить на «нечаянно». Фильм, появившийся по инициативе министра внутренних дел Николая Щёлокова, был призван создать у широких зрительских масс позитивный образ сотрудников милиции. Его идеологическое содержание было безупречным: за этим следил главный консультант, имя которого появлялось в титрах сразу после главных героев. Поэтому те отдельные «перегибы на местах», в результате которых Щёлоков лишился своего поста, а позже застрелился, в нём никак не могли быть отражены. Милиция безупречна, чего не скажешь о том контексте, в котором она работает. И вот это — самое важное.
Вернее, так я полагал до того, как, пользуясь коронавирусным карантином, просмотрел все серии «Знатоков» до единой — они стали мне как родные. В какой-то момент я понял, что хочу обнять Пал Палыча, когда Шурик и Зинуля толкают его к какому-то разврату (к примеру, не сидеть на работе до полуночи, а пойти домой). А он, глядя на них сверху вниз, характерно поводит головой и поджимает губы, скрывая улыбку. В такие минуты мне кажется, что это самый добрый человек на свете. Впрочем, общепризнанно, что Знаменский — самый скучный из Знатоков. Даже Георгий Мартынюк признавался, что роль ему поднадоела, а культуролог Игорь Кобылин совершенно безжалостен в своей оценке:
Во многих фильмах преступники — это со вкусом одетые, тонкие, умные, образованные люди, хорошо разбирающиеся в искусстве, живущие насыщенной и интересной жизнью. А противостоят им безжизненные и унылые моралисты-следователи, чьим культурным горизонтом навсегда останется скучная рыбалка.
И, не сомневаюсь, предполагаемое восхищение авторов фильма преступниками откликалось у части аудитории. Но актёры, безусловно, справились с задачей по созданию позитивного образа милиции, хотя непредвиденным следствием стало то, что органы внутренних дел разделились в массовом сознании на майора Знаменского и его друзей — и всех остальных. Отчаявшиеся граждане писали Пал Палычу письма на Петровку с просьбами о заступничестве и справедливости, а подследственные ставили его в пример своим следователям.
Но в этом эссе я хотел бы обратиться не к художественной ценности сериала, а к тем деталям, которые послужили вдохновением и для дискуссии в ЖЖ, и для процитированной выше учёной статьи в «Неприкосновенном запасе». К образу эпохи, созданному словно между делом.
От дела № 20 я шёл вглубь, методично просматривая цветных «Знатоков». А потом решил посмотреть чёрно-белых, и тут меня ждал сюрприз. Дело в том, что зрелые «Знатоки» довольно сильно затянуты: современный зритель вряд сможет осилить некоторые сцены без специальной подготовки. А первые серии, хоть и снятые в жанре телеспектакля, оказались невероятно динамичными и с неординарными сюжетами (есть даже разоблачение иностранного шпиона). Пал Палыч там совсем не тот, к которому я успел привыкнуть — он дерзок (почти как в «Щите и мече») и порой жёстко осаживает зарвавшегося Шурика.
Некий новый этап начинается с дела № 9 (1974) — меньше адреналина, больше психологизма. Если в первый год создания сериала было снято пять серий, а во второй — четыре, то в дальнейшем появляется по одному делу в год (некоторые были двух- или трёхсерийными). И дела эти куда спокойнее первых — воистину в духе эпохи. Эпохи застоя.
Сказать, что мир, в котором снимались дела с десятого (1975) по двадцатое (1987), не менялся, было бы грубым упрощением. Но оно простительно, если взглянуть на реальность, которую мы видим в последующих сериях. На протяжении десяти лет не хотел жить честно «кто-то кое-где у нас порой». Да, ещё не все людские недостатки искоренены (как бы этого ни хотелось Пал Палычу), но система работает, а виновный будет найден и наказан.
Но вот в деле № 21 (1988) нам намекают, что «кое у кого» есть высокие покровители. Причём не «кое-где», а где надо. А дело № 22 (1989) рисует картину разворачивающегося коллапса: система уже не справляется в стране, где всё продаётся и покупается. Да и сколько осталось ей, этой системе? Этот обвал в течение буквально нескольких лет оставляет, пожалуй, самое гнетущее впечатление при полном погружении в мир «Знатоков». Кстати, неплохим антидотом служит дело № 23 (2002), снятое Владимиром Хотиненко: девяностые подходят к концу, а Пал Палыч сумел их пройти и остаться собой. Финальное же, пятисерийное дело рекомендовать к просмотру решительно не могу.
А теперь предлагаю взглянуть на те уникальные черты эпохи, что особенно впечатлили меня. Они представлены бессистемно — я записывал по ходу просмотра.
Непарадная Москва — особенно это видно в цветных сериях — выглядит так, словно не оправилась от послевоенной разрухи. Медленно разрушаются церкви без крестов, осыпаются фасады, подворотни откровенно страшны. Лучше понимаешь истоки лужковского стиля: вся эта яркость и лубочность стали реакцией на позднесоветскую неухоженность.
![](https://vatnikstan.ru/wp-content/uploads/2021/12/sledstvie-vedut-znatoki-3.jpg)
Официальная Москва (Петровка, 38 и прочие учреждения) напоминает казарму. Простейшие интерьеры, ужасные оконные рамы, двери со многими слоями краски. Обитатели не видят в этом ничего необычного, им норм. Аскетизм — и добродетель, и неизбежность. Знаменский в зимнюю стужу едет домой к маме на троллейбусе, и низкий уровень комфорта не вызывает в нём недовольства или протеста.
Больше тревожит аскетизм технического оснащения советской милиции. ГАЗ-21 и ГАЗ-24 были прекрасными автомобилями для своего времени, только время проходило предательски быстро. Представляя себе чувства тех, кто видел полицейские машины из американских фильмов на закрытых видеопоказах в восьмидесятые, думаю, что люди эти оказались потеряны для советской власти. Впрочем, в деле № 12 (1978) за преступникам гонится милицейская BMW (одна из этих, видимо).
Революция случилась совсем недавно: дело № 1 (1971) и дело № 6 (1972). Полно людей, помнящих старый мир, даже старающихся не замечать советскую власть. Мы можем увидеть настоящую дремучую крестьянку, которая десятилетиями служит своей барыне, нисколько не изменившей дореволюционным привычкам. А ещё среди рядовых граждан сохраняется бытовая религиозность, к которой авторы фильма не демонстрируют какого-либо отношения — просто запечатлённый факт жизни. И тут контраст с воинствующим атеизмом комедий Гайдая.
А война была буквально вчера. Революция и война — главные источники появления предметов роскоши (произведений искусства, ювелирных изделий) у советских людей. Два периода, когда ценность ценностей упала практически до нуля и наиболее проворные присвоили их себе. От обстоятельств, при которых возникла частная коллекция в деле № 14 (1979), стынет кровь в жилах: умиравший от голода в блокадном Ленинграде профессор отдал полотна «за полстакана крупы и шесть кусков сахара».
Счастливые обладатели ценностей не так уж счастливы, даже если приобрели их более честным путём. Потому что легальной возможности конвертировать их в капитал нет, это на Западе коллекционер — миллионер. Здесь же можно в лучшем случае прославиться, передав свою коллекцию местному музею. Без каких-либо гарантий, что она тут же не отправится в запасник. Однако путём хитрых комбинаций сомнительную ценность можно превратить в настоящую — например, обменяв Брейгеля на «Жигули».
Личный автомобиль — однозначный маркер достатка и успеха. Но также и источник бесконечных тревог. Мало того, что его — и всё, что от него можно отвинтить, — могут украсть, его ещё и негде обслуживать. Поэтому и приходится москвичке Рае из дела № 18 (1985) везти машину на ТО редко просыхающему механику-золотые руки в Подмосковье. А тот ее отдаёт (!) другому клиенту, чей автомобиль после аварии ремонту не подлежит.
Судя по делу № 7 (1972), полная перекраска машин — в порядке вещей. Причём новый слой наносят прямо по старой краске. Эта же серия демонстрирует проблемы с техоснащением в таксопарке, директор которого объясняет, почему сотрудники-новички вынуждены ездить на старых автомобилях: «У меня люди работают по 10–15 лет, что им, ездить на этом гробе?» Руководитель, впрочем, своим местом не дорожит, потому что «любой водитель получает лучше меня».
![](https://vatnikstan.ru/wp-content/uploads/2021/12/sledstvie-vedut-znatoki-2.jpg)
Вообще же чувствуется огромная значимость вещей: потребительских товаров, электроники, да и просто чего-то такого, что может разнообразить жизнь. У вас дома висела чеканка? Я смутно помню, что она почему-то считалась среди взрослых ценностью, хотя изготавливалась по простейшей технологии и имела копеечную себестоимость.
Именно вокруг подпольного производства чеканки разворачивается дело № 17 (1982). Даже не производства, а наклеивания этикеток на фабричную продукцию, чтобы выдать ту за народные промыслы. Кустарное ценится выше государственного. В условиях постоянного дефицита возникала потребность в украшении интерьера — чем-то хоть с малейшим намёком на уникальность. Забавная параллель с нашим переполненным вещами миром, где ценностями становятся NFT-котики.
В той же серии разворачивается чудовищная картина разложения русской деревни. Далеко ехать не надо, всё происходит под Москвой. Честный председатель колхоза идёт на сделку с жуликами, отряжая своих мужиков на фиктивное производство чеканки — от отчаяния. «Взяли за горло: взошло, не взошло — плати. Думал дыры залатать, людей закрепить твёрдой зарплатой, чтобы не разбегалися». Мужики получали свои двести — и пропивали, всё до копейки. Смотрят они из-за забора жуткими глазами на прибывших из столицы следователей — и зрителю страшно.
А кому же на Руси жить хорошо? Конечно же, гостю с юга, в которого в рамках спецмероприятий то и дело преображается Шурик. Он жаждет впечатлений и готов сорить деньгами, о происхождении которых ничего не говорится, хоть и добыты те явно нечестным путем. Впрочем, гость с юга достаточно безобиден — это просто добродушный и недалёкий бонвиван, не связанный с местным криминалом. Жулики смотрят на него со снисхождением и пытаются обмануть.
В деле № 21 (1988) мы видим людей, у которых есть шанс стать миллионерами лет так через десять (если доживут и приватизируют свои квартиры). Это жители Замоскворечья, которые жалуются следователям на отвратительное техническое состояние собственных домов, обслуживаемых местным ДЭЗом. Именно здесь нам впервые показывают, что у жулика-начальника ДЭЗа есть могущественные, но неназываемые покровители.
Один из самых распространённых (в сериале) нечестных путей обогащения — «гнать левак». То есть пользоваться государственными средствами производства в личных целях. Злоумышленники делают из сырья для булочек пирожные, манипулируя рецептами, и присваивают себе доход (дело № 4, 1972). Увеличивают количество брака на красильной фабрике, а отбракованную ткань продают заводу игрушек — там в неё одевают «левых» кукол (дело № 17, 1980). Обращает на себя внимание то, что злодеи неизменно чувствуют рынок лучше Госплана.
![](https://vatnikstan.ru/wp-content/uploads/2021/12/sledstvie-vedut-znatoki-4.jpg)
В советской экономике обретается масса предприимчивых граждан, которые были бы счастливы, если бы им разрешили проявлять инициативу. Это не только жулики. Невзрачный на вид сельхозкооператор из Черноземья (дело № 16, 1981) доступно объясняет милиционерам и зрителям, почему ему выгодно производить качественную ягоду (в отличие от колхоза) и почему предприниматель полезен государству: «А наживу от излишков он в магазин снесёт — насос купит для огорода или этот… рояль». Впрочем, история показала, что первыми, когда инициативу разрешили, преуспели всё-таки жулики.
И, наконец, последнее, что хочется сказать об ушедшей цивилизации, — она насквозь прокурена. Курят герои (включая Зиночку) и антигерои. Курят везде: в рабочем кабинете, дома и в гостях. Предложение сигареты — универсальный способ установления диалога. Табаком дымили безостановочно на протяжении всех чёрно-белых серий, но потом сценаристы получили указание это дело пресечь. Полагаю, после этого сериал стал отражать реалии советской жизни в гораздо меньшей степени.
Может сложиться впечатление, что со всеми подобными чертами Советский Союз эпохи застоя был не самым комфортным местом для жизни. Наверное, так выражается настроение автора этих строк: непрокуренный потребительский мир дня сегодняшнего, с его лофтами и велодорожками, мне очевидно удобнее.
Но среда, которую мы видим в фильме, — прямая прародительница нынешней. В ней жили по-разному образованные, по-разному небогатые люди с различной степенью удовлетворённости жизнью. Она была достаточно безопасна, вполне интересна, со своими трудностями и проблемами.
Где-то есть партия-рулевой, могучие вооружённые силы и наука мирового уровня — всё то, что делало Советский Союз державой глобального значения. Но всё это подразумевается, оставаясь за кадром — а зрители сериала, вместе с его героями, остаются на уровне повседневности. В том мире, который был навсегда, пока не кончился. И напоминания о нём продолжают вызывать у меня время от времени тёплые чувства — просто потому, что именно в нём я появился на свет.
Публикацию специально для VATNIKSTAN подготовил автор телеграм-каналов «Вечерний картограф» и «дугоизлазни акценат».
Читайте также «Captain Pronin — superstar: чему учит диско-милиционер из 1990‑х».