1940 год. Автор популярной детской повести «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Ян Леопольдович Ларри берётся за новый роман. Казалось бы — что тут особенного? Ну, хотя бы то, что он не планирует знакомить с книгой широкие читательские массы. «Небесный гость» пишется с расчётом на одного читателя — Иосифа Сталина. Об этом Ларри сообщает ему в письме от 17 декабря 1940 года.
Фантаст задумал скрасить досуг вождя приключенческим сюжетом о «чужом», который посетил СССР и остался недоволен жизнью народа.
Чтобы Сталину было интереснее, Ларри не отправляет ему книгу целиком — лучше по нескольку глав за раз. Через четыре месяца Ларри находит НКВД, «переписка» обрывается, роман остаётся неоконченным. Но почему он вообще был начат? На что рассчитывал отважный «безумец», когда направлял руководителю Советского Союза критическое сочинение о ревизоре с Марса?
Ларри — наивный художник?
Такое предположение возникает в первом «книжном» издании «Небесного гостя», вышедшем в 1993 году в серии «Распятые» («Выпуск 1. Тайное становится явным»), во вступительной статье за авторством писательницы, кандидата физико-математических наук Аэлиты Ассовской:
«Я не уверена, что герой моего очерка понял до конца вопиющую жестокость строя, который выдавали за исполнение вековой мечты человечества — на это требуется и время, и взгляд „извне“ на собственную историю. Допускаю, что он не сумел до конца разобраться и в механизме общественных течений, иначе не стал бы делать то, что сделал, — с риском для жизни открывать глаза „глубокоуважаемому Иосифу Виссарионовичу“ на то, что происходит в стране. Впрочем, тогда многие верили в непогрешимость вождя и учителя, а все беды, трудности и несправедливости приписывали ошибочным или нечестным действиям его окружения».
Но писать фантастический роман «в письмах» — не слишком ли экстравагантный путь для того, кто искренне надеется поднять власти опущенные веки? И к чему в таком случае игривость, как будто даже кокетливость языка, выбранного для обращения к главе СССР?
Письмо Ларри Сталину впервые напечатано в 1990 году. Сначала в № 15 (20) ленинградской газеты «Литератор» от 6 мая, затем — в № 137 (23040) «Известий». Оно начиналось так:
«Дорогой Иосиф Виссарионович! Каждый великий человек велик по-своему. После одного остаются великие дела, после другого — весёлые исторические анекдоты. Один известен тем, что имел тысячи любовниц, другой — необыкновенных Буцефалов, третий — замечательных шутов. Словом, нет такого великого, который не вставал бы в памяти, не окружённый какими-нибудь историческими спутниками: людьми, животными, вещами. Ни у одной исторической личности не было ещё своего писателя. Такого писателя, который писал бы только для одного великого человека. Впрочем, и в истории литературы не найти таких писателей, у которых был бы один-единственный читатель… Я беру перо в руки, чтобы восполнить этот пробел. Я буду писать только для Вас, не требуя для себя ни орденов, ни гонорара, ни почестей, ни славы».
Напиши он это сегодня, о Ларри наверняка сказали бы — троллит. Тысяча любовниц, лошади и шуты — образ «великого», который он примеряет на Сталина, мягко говоря, далёк от комплиментарного. А затем и вовсе следует пародия на мелодраматическое письмо, речь приторно-влюблённого псевдо-раба с кукишем в кармане — буду писать только для вас, о свет моих очей, и ничего не попрошу взамен. Здесь сложно не почувствовать ехидного юродства, того же шутовства, иронического заламывания рук.
Тогда новый вопрос — для чего юродство, к чему заламывание? А для чего «шаман-воин» Габышев отправился изгонять «нечистую силу» в Москву? К чему художник Александр Бренер в 1994 году на Лобном месте требовал от президента Ельцина выйти на боксёрский поединок? Отчего зашивал рот и прибивал себя к Красной площади акционист Пётр Павленский?
Каждый из нас рано или поздно способен дойти до точки, и что случится дальше — не знает никто. Может, стрельба, как в программном фильме о нервном срыве «С меня хватит!» (1993) Джоэля Шумахера. А может, шаманизм, бокс, заштопанный рот, юродивое письмо.
Обладал ли Ларри с рождения, как многие творческие люди, нетривиальной душевной организацией, которая могла вдохновить его на подобный демарш? Или что-то в нём надломилось позже, заставив сменить многочисленную детскую аудиторию на одного-единственного мужчину средних лет? Вряд ли мы выясним наверняка.
О Ларри вообще известно мало, что не совсем типично для автора, чья книга есть почти в каждой детской библиотеке. Писатель, историк литературы Евгений Харитонов в очерке к столетию Ларри в газете «Книжное обозрение» от 21 июня 2000 года указывает, что даже место появления на свет Яна Леопольдовича 15 февраля 1900 года наверняка неизвестно:
«Согласно некоторым энциклопедиям и справочникам, он родился в Риге, но в своей автобиографии писатель указывает Подмосковье, где в то время работал его отец».
И далее:
«В биографических справочниках по детской литературе 1990‑х годов выпуска по неведомым причинам отсутствует даже упоминание о Я. Ларри. Имя фантаста в самом ближайшем будущем рискует пополнить списки забытых литераторов».
Кое-что о Ларри мы всё-таки знаем. Иногда его считают автором одной книги, «Карика и Вали» — но это не так. Карьера писателя началась в 1920‑х годах. До «Необыкновенных приключений» было шесть книг, киносценарий, множество журнальных публикаций. Почти каждый раз он ощущал на теле своих сочинений лезвия цензуры, что не могло не привести тонкий внутренний мир к «инопланетному» кипению.
Сердитый гражданин и муравьи из красной армии
В 1960‑е годы для издания «Редактор и книга. Сборник статей. Выпуск 4» Ян Ларри вспомнил о трудностях, которые преследовали его в начале литературного пути:
«Помню, как в одном ленинградском издательстве „редактировала“ мою книгу для детей о первой пятилетке такая ортодоксальная дама. Вычёркивая все, что она считала лишним, дама-ортодокс поучала меня жестяным голосом:
— Вы не знаете детей! Современный ребёнок — практичный ребёнок. Ему совсем не нужны ваши побасенки. Советскому ребёнку нужны цифры, диаграммы, таблицы, а вы что предлагаете? Анекдоты, сказки, фокусы? Не та эпоха теперь! Не те требования к детской литературе!
Несколько книг для детей написал я, но мои рукописи так „редактировались“, что я и сам не узнавал собственных произведений, ибо, кроме редакторов книги, деятельное участие принимали в „исправлении опусов“ все, у кого было свободное время, начиная от директора издательства и кончая работниками бухгалтерии».
Крепче всего Ларри досталось за утопическую книгу «Страна счастливых» (1931). Об этом рассказывает Евгений Харитонов во всё той же «юбилейной» статье:
«После выхода в свет повести-утопии „Страна счастливых“ имя писателя на несколько лет оказалось в „чёрных списках“. Эта книга, написанная в жанре социальной фантастики, стала своеобразным прологом к „Небесному гостю“. В „Стране счастливых“ автор изложил не столько „марксистский“, сколько романтический, идеалистический взгляд на коммунистическое будущее — изложил, отвергая тоталитаризм и моделируя возможность глобальной катастрофы, связанной с истощением энергетических запасов. Таким образом, светлый образ завтрашнего дня был „омрачён“ предполагаемыми проблемами, порождёнными человеческой деятельностью. Но присутствовала в повести и более явная крамола — в облике мнительного, коварного упрямца Молибдена. На кого намекал писатель, догадаться несложно».
Ладно ещё условный Молибден — в начале книги Ларри от лица одного из героев прямо предлагает отправить Ленина, Сталина и Маркса «под нож», пролить их кровь и заставить «пострадать»:
«Я считаю необходимым устроить в библиотеках кровавую революцию. Старым книгам следует дать бой. Да, да! Без крови здесь не обойдётся. Придётся резать и Аристотеля, и Гегеля, Павлова и Менделеева, Хвольсона и Тимирязева. Увы, без кровопролития не обойтись. Моя кровожадность не остановится даже перед Лениным и Марксом. Сталин? Придётся пострадать и ему! Всех, всех! Феликса, Иванова, Отто, Катишь, Энгеля, Панферова, Бариллия Фроман, Лию Коган, всех новых и старых под нож!».
Чтобы написать такое, нужно быть человеком не только отважным, но и основательно раздражённым. Закономерно было ожидать от автора сердитых строчек новой «выходки»: не зря Евгений Харитонов пишет о «Стране счастливых» как о прологе к «Небесному гостю».
После повести-утопии Ларри приходится на время оставить литературу и перейти на работу во ВНИИРХ — Всесоюзный научно-исследовательский институт рыбного хозяйства. Но что-то писать он продолжает и там (в том числе о рыбах), а через шесть лет возвращается из профессиональной «ссылки». Об этом тоже рассказано в «Редакторе и книге»:
«Работая аспирантом, я одновременно печатал статьи и фельетоны в ленинградских газетах и журналах и поэтому, вероятно, мой „шеф“ — академик Лев Семенович Берг нередко давал мне поручения, как литератору: я редактировал отчёты моих товарищей, писал для стенгазеты, принимал участие в редактировании материалов для бюллетеня. И, кажется, считался среди ихтиологов чуть ли не классиком литературы.
Не мудрено, что именно мне предложил однажды Л. С. Берг… написать книгу для детей.
— Видите ли, — пояснил Лев Семёнович, — к нам обратился Маршак с просьбой включить учёных в работу Детиздата. Детям нужны книжки о науке, о научных достижениях и проблемах. Мне кажется, вы бы, например, могли написать отличную книгу.
— О рыбах?
— Можно и о рыбах… Но можно бы познакомить ребят с наукой менее известной всем. С энтомологией! Наука эта ждёт и своих колумбов, и своих пионеров! Что? Тема?».
Ларри берётся за работу, и вот, первый вариант «Необыкновенных приключений Карика и Вали» готов. Рукопись уходит в Детиздат, откуда через некоторое время возвращается с рецензией:
«Неправильно принижать человека до маленького насекомого. Так, вольно или невольно, мы показываем человека не как властелина природы, а как беспомощное существо. Говоря с маленькими школьниками о природе, мы должны внушить им мысль о возможности воздействовать на природу в нужном нам направлении».
Снова на те же цензурные грабли. Берг советует Ларри не падать духом и обратиться напрямую к заказчику — корифею детской литературы Маршаку. Самуил Яковлевич повесть одобрил и помог с публикацией.
В 1937 году «Карик и Валя» частями печатаются в журнале «Костёр» (№ 2 — 11) и полной книгой в Детиздате — тиражом 25 000. Уже через три года «Приключения» ждёт первое переиздание — и снова 25 000 экземпляров.
После вмешательства Маршака книга получала сплошь хвалебные отзывы. Цензоры не заметили, или «простили» Ларри, что он остался верен себе и уже на первых страницах повести передал им «привет». В образе бабушки, которая считает, что маленьким человеку быть «неприлично», легко узнаются следы первой критики Детиздата.
— А люди могут уменьшаться?
— А почему же нет?
— Ну как же, — нерешительно сказал Карик, — человек всё-таки царь природы и… вдруг…
— И вдруг?..
— И вдруг… Он будет меньше мухи… Это же…
— Что?
— Это же неприлично!
— Почему?
— Не знаю! Бабушка говорит — неприлично. Мы с Валей читали недавно книжку про Гулливера и лилипутов, а бабушка взяла да и порвала её. Бабушка рассердилась даже. Она сказала: человек больше всех животных, а потому все и подчиняются ему.
— А почему же прилично человеку быть меньше слона?
— Так то же слон!
— Глупости, мой мальчик, человек велик не ростом, а своим умом. И умный человек никогда не подумает даже, прилично или неприлично выпить уменьшительную жидкость и отправиться в странный мир насекомых, чтобы открыть многое такое, что очень нужно и полезно человеку.
Сведя личные счёты с цензорами, Ларри не остановился. Неоднократно, пока его герои изучали насекомых, он критически комментировал действительность. Одно из «посягательств» заметили в публикации «Карик, Валя и… ГУЛАГ» из № 13(450) газеты «За знание» от 31 мая 1990 года:
«Ныне рухнула стена молчания о годах репрессий, но о них пытались говорить и раньше, говорили разными способами. Ян Ларри пробовал достучаться через страницы детской книги. Иван Гермогенович — профессор-энтомолог из „Необыкновенных приключений Карика и Вали“ рассказывает детям такую историю:
„Иногда неожиданно для себя человек находит полезных насекомых среди таких, какие кажутся всем бесполезными. Помню, на одном гигантском строительстве в рабочих бараках развелись клопы. Кровопийцы эти не давали рабочим спать ночью, да и днём от них не было покоя. Клопов травили разными химическими опрыскивателями, окуривали газами, но избавиться от них никак не могли. И вот один профессор посоветовал собирать и разводить… Кого бы ты думал? Тоже клопов. Хищных клопов-редувиев. Собрали их всего полведра и по нескольку десятков расселили но баракам. И что же? Клопы-редувии — пожиратели домашних клопов — расправились с ними за несколько дней. Одних успели сожрать, другие в панике бросились удирать из бараков…“.
Кто работал на гигантских стройках тех лет, мы уже знаем. Знаем и их масштабы. Но давайте представим картину, которую рисует нам Ян Ларри. Профессор делит „всего полведра“ клопов по нескольку десятков… Сколько же это бараков, и сколько же в них жило „строителей гигантских строек“?».
В девятой главе герои наблюдают эпизод кровавой муравьиной войны. Тут Ларри будто случайно, говоря о насекомых-захватчиках, откидывает слово «муравей» и называет их просто «красные»:
«…По трупам изуродованных чёрных муравьёв красные продвигались шаг за шагом вперёд и, наконец опрокинув маленьких защитников, с шумом ворвались в муравейник. Всюду на галереях валялись убитые чёрные муравьи. Внизу, у подножия муравейника, маленькие кучки чёрных муравьёв ещё храбро сражались с красными. Но бой уже кончился».
Работая над рукописью, перечитывая её, Ларри, конечно, не мог не заметить получившейся игры слов. Как и не отдавать себе отчёта, что, читая в советской повести о «красной» армии, думаешь не только о насекомых. Добавить несколько раз слово «муравьи» или подходящий по контексту синоним вряд ли было так уж трудно. Значит, судя по всему, Ларри оставил всё как есть вполне осознанно — как и в случае с клопами, чтобы зашифровать сообщение «между строк».
Если мысленно отредактировать текст, убрав слово «муравей» и его производные совсем, выйдет история о том, как солдаты разоряют мирную деревушку. Воспитанные в боевом духе первых лет СССР Карик с Валей не могут оставаться в стороне — «эти рабовладельцы грабят, а мы сидим сложа руки?!» — и подключаются к сражению на стороне чёрных крестьян против красных угнетателей.
Кулиджары за бортом
В начале 1930‑х годов Ларри пробовал себя в роли кинодраматурга: в соавторстве с Павлом Стельмахом написал сценарий к фильму «Человек за бортом» (1931). Во всех источниках указано, что кино «не сохранилось», следов публикации сценария тоже нет.
Похоже, всё, чем мы можем располагать — краткий пересказ сюжета:
«Приехавший из деревни молодой парень Саня устраивается на судостроительный завод и вскоре начинает понимать, что заводская жизнь опустошает его душу. Парнишка примыкает к секте баптистов-вредителей. Окончательно запутавшись, герой бросается за борт корабля, но его спасают случайно оказавшиеся рядом комсомольцы. Они взяли шефство над Саней и помогли освободиться от лишних проблем…».
История оставляет двоякое ощущение. С одной стороны, правильное, типичное для своей эпохи произведение, воспитывающее молодёжь. С другой — экзистенциальный сюжет о потребности в духовной жизни, без которой существование теряет смысл, а работа разрушает изнутри.
Первоначальное название сценария — «Люди второго крещения». Очевидно, имелось в виду что-то среднее между христианским обрядом и «крещением в бою». Первое, баптистское — вредное, второе — комсомольское, правильное. Судя по всему, у героя появилась вера в коммунистическое будущее, в идеалы пролетариата.
В таком случае речь шла о том, что жизнь в принципе не может быть устроена иначе, как по религиозной модели. Чтобы хорошо работать, должна быть опора на иррациональные ценности — будь то ожидание второго пришествия или коммунизма. Иначе путь один — за борт. Если так, понятно, почему за бортом оказался сам фильм — голову такими идеями советскому зрителю 1930‑х годов лучше было не загружать.
Но как быть тому, кто внешне причислив себя к советскому обществу, внутри оказался совсем не на его палубе? Очевидно, терпеть. И Ларри терпел, но, в конце концов, «сорвался». Не секрет, что чем дольше держишь в себе, тем более экстравагантным получается выход, когда даёшь слабину.
Своё письмо Сталину Ларри закончил так:
«Вы никогда не узнаете моего настоящего имени. Но я хотел бы, чтобы Вы знали, что есть в Ленинграде один чудак, который своеобразно проводит часы своего досуга — создаёт литературное произведение для единственного человека, и этот чудак, не придумав ни одного путного псевдонима, решил подписываться Кулиджары.
В солнечной Грузии, существование которой оправдано тем, что эта страна дала нам Сталина, слово Кулиджары, пожалуй, можно встретить, и, возможно, Вы знаете значение его».
«Вы никогда не узнаете меня», — снова игра в «любовную переписку», которой Ларри подменяет подлинное, отсутствующее у него раболепство. Кажется, ещё чуть-чуть, и он процитирует пушкинскую Татьяну: «Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать».
Но основная соль здесь, конечно, в псевдониме. В эпоху интернета нетрудно выяснить, что такое «кулиджар» — «персидское войско, состоящее из крестьян, обращённых в магометанство».
Ларри даёт понять, что ему пришлось «сменить веру». Формально сражаясь на стороне Сталина и выполняя обязанности придворного литератора, в действительности он использует инструменты шута-правдоруба. А может, «кулиджары» следует понимать шире — Ларри вообще не считает себя советским и просит иметь это в виду. Сталин, очевидно, его понял, потому что в виду имел.
Возвращение «Небесного гостя»
Отправившись на поиски детей, которые попали в мир насекомых, профессор Енотов оставляет на двери квартиры записку:
«Не ищите меня. Это бесполезно. Профессор И. Г. Енотов».
Выглядит мрачновато, особенно для 1937 года. Учёный — человек серьёзный и рассудительный, почему бы не описать всё, как есть, пусть даже ему не поверят? Но нет, для чего-то он оставляет жутковатую загадку, которую можно трактовать по-разному. В авторской воле Яна Ларри было «зарифмовать» прощальное письмо профессора с написанным в том же году стихотворением Хармса про человека, который вышел из дома, зашёл в лес «и с той поры, и с той поры, и с той поры исчез».
Даниил Хармс, как известно, «исчез» в 1941 году. «Пропал» и Ян Ларри. Но, как и профессору Енотову, ему повезло — он вернулся. Правда, его путь к свободе длился дольше, чем одиссея Карика и Вали. В 1956 году, через 15 лет после ареста в апреле 1941 года, Яна Леопольдовича Ларри реабилитировали.
После лагерей Ларри удалось вернуться в литературу. В 1960‑е годы вышли его детские повести «Записки школьницы», «Приключения Кука и Кукки», «Храбрый Тилли», другие рассказы и сказки.
Ларри умер в Ленинграде в 1977 году. А через 13 лет до читателей добрался не оконченный, и не замышляемый им в качестве общедоступного роман — «Небесный гость».
Первую публикацию в газете «Литератор» анонсировал литературовед Владимир Бахтин (не путайте с Михаилом Бахтиным). Раскрывая обстоятельства, которые способствовали появлению текста в печати, он отметил, что явление это необыкновенное: «вещдоки» обычно отправлялась в корзину для бумаг.
«Недавно в ответ на запрос мемориальной комиссии нашей писательской организации Управление КГБ по Ленинградской области прислало обширный, тщательно подготовленный ответ. Он содержит выписки из 57 дел репрессированных писателей. В преамбуле ответа говорится: „Материалы творческого характера <…>, фотографии, изъятые при аресте и не являющиеся вещественными доказательствами по делу, как правило, в то время уничтожались или с учётом их ценности передавались в соответствующие архивы. <…> А месяц спустя управление сообщило, что отыскалась рукопись, которая являлась вещественным доказательством обвинения (момент передачи рукописи был показан по Ленинградскому телевидению). Случай уникальный!“».
Дал Бахтин и субъективную оценку творчества Ларри:
«Опубликовал десять книг для детей. Широко известна лишь одна — „Необыкновенные приключения Карика и Вали“, написанная перед войной. Остальные, к сожалению, менее удачны».
С этой краткой рецензией можно и, наверное, нужно спорить. Но если говорить о художественных свойствах «Небесного гостя», она, пожалуй, будет верна. Естественно: ведь речь шла прежде всего о жесте, а не о создании тщательно выверенной общедоступной книги.
При чтении возникает ощущение, что Ларри спешит, не оставляя себе времени на проработку образов и деталей, чтобы успеть сказать главное. В сатирических сценах он отходит от присущего ему ранее более тонкого эзопова языка, почти себя не ограничивая:
«Марсианин сказал, зевая:
— А скучноватая у вас жизнь на Земле. Читал, читал, но так ничего и не мог понять. Чем вы живёте? Какие проблемы волнуют вас? Судя по вашим газетам, вы только и занимаетесь тем, что выступаете с яркими, содержательными речами на собраниях да отмечаете разные исторические даты и справляете юбилеи. А разве ваше настоящее так уж отвратительно, что вы ничего не пишете о нём? И почему никто из вас не смотрит в будущее? Неужели оно такое мрачное, что вы боитесь заглянуть в него?
— Не принято у нас смотреть в будущее.
— А, может быть, у вас ни будущего, ни настоящего?
— Что вы? Вы только посмотрите — я завтра сведу вас в кино на фильм „День нового мира“ — как интересна и содержательна наша жизнь. Это не жизнь, а поэма.
— Не понимаю в таком случае, почему же всё это не находит своего отражения в газетах.
— Вы не одиноки, — сказал я, — мы тоже ничего не понимаем».
С другой стороны, стоит ли давать отзывы о книге, где даже та часть, что доступна для чтения, сохранилась не в полной мере? В тексте периодически возникает знак (…) — что-то опущено. Так и было в вещдоке? Или рукопись понадобилось сократить для публикации в «Литераторе», а потом в этой же редакции роман перекочевал в «Известия», в книги и, наконец, в интернет?
В «юбилейном» очерке Евгений Харитонов указывает, что Ларри успел отослать семь глав романа — почему же везде публикуются только четыре штуки? На этот счёт удалось получить комментарий от самого Евгения Викторовича:
«Про семь глав я узнал из переписки Ларри, в ИРЛИ (Институт Русской Литературы Российской академии наук). Текст повести восстанавливался из сохранившихся фрагментов. Увы, [разыскать отсутствующие части не представляется возможным]».
Как вышло, что о Ларри в принципе так мало информации? Пара статей, одна автобиографическая заметка, считаемые по пальцам фотографии. Харитонов ответил, что это загадка и для него:
«Это вообще удивительно, при том, что после возвращения [на свободу] он вёл довольно активную литературную и журналистскую жизнь. <…> Для меня Ларри — один из эпизодов тайной литературной жизни дореволюционной и раннесоветской России».
В ходе беседы выяснилось, что существует биографический фильм «Ларри», снятый при участии Евгения Харитонова в 2011 году. На сегодняшний день это единственное документальное кино о Яне Леопольдовиче, но посмотреть его нельзя — кино «положили на полку»:
«Фильм должен был выйти вторым диском к официальному DVD-изданию мультфильма „Необыкновенные приключения Карика и Вали“ (2005, режиссёр Александр Люткевич). К сожалению, продюсеры посчитали фильм слишком мрачным и положили на полку. Его нельзя распространять и нигде публиковать, так как права у продюсера».
Уж давно нет ни Сталина, ни СССР, нету Яна Ларри. Но как будто кто-то продолжает цензурировать всё, что имеет отношение к писателю-фантасту — не то обидчивые насекомые, не то новые гости из космоса. Конспирология, конечно, но что же ещё предположить?
Не может же быть, что ни у кого просто не дошли руки заняться биографией и сочинениями Ларри всерьёз? Да нет, нет. Это даже звучит глупо.
Спасибо за помощь в поисках № 15(20) газеты «Литератор» сайту https://www.my-garage.spb.ru/ и лично Андрею Тимофееву. Благодарю Евгения Викторовича Харитонова за отзывчивость и ответы на вопросы.
Читайте также «Там вообще не надо будет умирать. 10 советских утопий».
