«Дорогой Горбачёв». Политическая и художественная реабилитация Бухарина в перестройку

В 1987 году, через 50 лет после Боль­шо­го тер­ро­ра, в СССР осто­рож­но обра­ти­лись к теме репрес­сий и сре­ди про­чих вспом­ни­ли высо­ко­по­став­лен­ных жертв. Напри­мер, Нико­лая Ива­но­ви­ча Буха­ри­на — рево­лю­ци­о­не­ра, авто­ра кни­ги «Азбу­ка ком­му­низ­ма» и после­до­ва­тель­но­го про­тив­ни­ка кол­лек­ти­ви­за­ции. В янва­ре 1937 года Буха­ри­на обви­ни­ли в заго­во­ре, а в мар­те 1938-го рас­стре­ля­ли. До самой смер­ти Нико­лай Ива­но­вич наста­и­вал на неви­нов­но­сти, а что­бы доне­сти соб­ствен­ную пози­цию до буду­щих руко­во­ди­те­лей СССР, соста­вил послание:

«…Чув­ствую свою бес­по­мощ­ность перед адской маши­ной, кото­рая, поль­зу­ясь, веро­ят­но, мето­да­ми сред­не­ве­ко­вья, обла­да­ет испо­лин­ской силой, фаб­ри­ку­ет орга­ни­зо­ван­ную кле­ве­ту, дей­ству­ет сме­ло и уверенно…»

Если бы посла­ние было запи­са­но на бума­ге, его мог­ли исполь­зо­вать для пре­сле­до­ва­ния семьи Буха­ри­на — а пото­му супру­га Нико­лая Анна Лари­на заучи­ла пись­мо наизусть. Имен­но этот тра­ги­че­ский сюжет лёг в осно­ву камер­ной дра­мы ита­льян­ско­го режис­сё­ра Кар­ло Лид­за­ни «Доро­гой Гор­ба­чёв» или «Пись­мо Гор­ба­чё­ву» 1988 года. Буха­ри­на сыг­рал Хар­ви Кей­тель, фильм полу­чил Золо­тую медаль пре­зи­ден­та Сена­та 45-го Вене­ци­ан­ско­го кино­фе­сти­ва­ля и был теп­ло встре­чен как на родине, так и в СССР.

Арсе­ний Мои­се­ен­ко и автор­ский кол­лек­тив теле­грам-кана­ла «Куль­ту­ра неудав­ше­го­ся тран­зи­та» рас­ска­зы­ва­ют об ини­ци­а­ти­вах реа­би­ли­та­ции Нико­лая Буха­ри­на «свер­ху» и «сни­зу», о роли Анны Лари­ной в этом про­цес­се и сти­ли­сти­че­ских при­ё­мах ита­льян­ско­го филь­ма «Доро­гой Горбачёв».


Возвращение Бухарина

В нояб­ре 1987 года Миха­ил Гор­ба­чёв высту­пил с докла­дом, посвя­щён­ным празд­но­ва­нию семи­де­ся­той годов­щи­ны Октябрь­ской рево­лю­ции. Гене­раль­ный сек­ре­тарь ана­ли­зи­ро­вал исто­ри­че­ские собы­тия, кото­рые деся­ти­ле­ти­я­ми не обсуж­да­лись в пар­тий­ной повест­ке. Напри­мер, репрес­сии 1930‑х годов:

«Совер­шен­но оче­вид­но, что имен­но отсут­ствие долж­но­го уров­ня демо­кра­ти­за­ции совет­ско­го обще­ства сде­ла­ло воз­мож­ны­ми и культ лич­но­сти, и нару­ше­ния закон­но­сти, про­из­вол и репрес­сии 30‑х годов. Пря­мо гово­ря — насто­я­щие пре­ступ­ле­ния на поч­ве зло­упо­треб­ле­ния вла­стью. Мас­со­вым репрес­си­ям под­верг­лись мно­гие тыся­чи чле­нов пар­тии и бес­пар­тий­ных. Тако­ва, това­ри­щи, горь­кая прав­да. Был нане­сён серьёз­ный ущерб делу соци­а­лиз­ма и авто­ри­те­ту пар­тии» [1, с. 21].

Глас­ность акту­а­ли­зи­ро­ва­ла раз­мыш­ле­ния о роли Буха­ри­на в исто­рии стра­ны. Харак­те­ри­сти­ка лич­но­сти Нико­лая Ива­но­ви­ча была неод­но­знач­ной. С одной сто­ро­ны, в докла­де Гор­ба­чёв при­зна­вал, что в кон­це 1920‑х годов груп­па Буха­ри­на «недо­оце­ни­ла зна­че­ние фак­то­ра вре­ме­ни в стро­и­тель­стве соци­а­лиз­ма в 30‑е годы», а её пози­ции опре­де­лил как «дог­ма­ти­че­ское мыш­ле­ние, недиа­лек­тич­ность оцен­ки кон­крет­ной обста­нов­ки» [1, с. 16–17]. С дру­гой сто­ро­ны, Миха­ил Сер­ге­е­вич отда­вал долж­ное Буха­ри­ну в том, что он и его сто­рон­ни­ки не были сле­пы­ми дог­ма­ти­ка­ми и уме­ли при­зна­вать ошиб­ки. Такой при­ём в оцен­ке Буха­ри­на был харак­те­рен для мно­гих пере­стро­еч­ных тек­стов [2]. Не обо­шлось без опо­ры на ленин­ские выска­зы­ва­ния: ген­сек под­чёр­ки­вал, что «Буха­рин не толь­ко цен­ней­ший и круп­ней­ший тео­ре­тик пар­тии, он так­же закон­но счи­та­ет­ся любим­цем всей пар­тии» [1, с. 17].

Гор­ба­чёв одно­знач­но заявил, что троц­кизм необ­хо­ди­мо было «все­на­род­но раз­вен­чать, обна­жить его анти­со­ци­а­ли­сти­че­скую сущ­ность»; и в этом деле не послед­няя роль отво­ди­лась Нико­лаю Буха­ри­ну [1, с. 16]. Это явля­лось логи­че­ским след­стви­ем выступ­ле­ния Миха­и­ла Гор­ба­чё­ва на Октябрь­ском Пле­ну­ме ЦК КПСС 1987 года, на кото­ром он выра­зил такую мысль:

«Под вли­я­ни­ем ленин­ской кри­ти­ки Буха­рин пере­смот­рел свои левац­кие заблуж­де­ния и впо­след­ствии сам борол­ся про­тив поли­ти­че­ско­го экс­тре­миз­ма. Он внёс зна­чи­тель­ный вклад в раз­ра­бот­ку тео­ре­ти­че­ской и поли­ти­че­ской плат­фор­мы пла­но­мер­ной и после­до­ва­тель­ной инду­стри­а­ли­за­ции стра­ны — плат­фор­мы, кото­рую пар­тия исполь­зо­ва­ла для борь­бы про­тив левац­кой кон­цеп­ции сверх­ин­ду­стри­а­ли­за­ции» [3].

Впер­вые за дол­гие годы в выска­зы­ва­ни­ях пар­тий­но­го функ­ци­о­не­ра ста­ла воз­мож­ной поло­жи­тель­ная оцен­ка роли Буха­ри­на в совет­ской исто­рии. Образ Нико­лая Ива­но­ви­ча был важен для пуб­лич­ной дис­кус­сии о ста­лин­ских репрес­си­ях, цене кол­лек­ти­ви­за­ции и индустриализации.


Инициатива «снизу»

Пар­тия была не един­ствен­ным источ­ни­ком реа­би­ли­та­ции Буха­ри­на. В 1982 году в горо­де Бреж­не­ве (с 1988 года — Набе­реж­ные Чел­ны) на базе ком­со­моль­ской орга­ни­за­ции Кам­ско­го авто­мо­биль­но­го заво­да Алек­сей Кала­чёв и Вале­рий Писи­гин созда­ли поли­ти­че­ский клуб «Ком­со­моль­ские акти­ви­сты». Участ­ни­ки изу­ча­ли исто­рию пар­тии, источ­ни­ки пере­осмыс­ле­ния чер­па­ли из закры­тых биб­лио­теч­ных кол­лек­ций, част­ных собра­ний и сам­из­да­тов­ских пуб­ли­ка­ций. Жур­на­лист­ка Катри­на ван­ден Хювел писала:

«Их поис­ки аль­тер­на­тив­ной моде­ли совет­ско­го соци­а­лиз­ма при­ве­ли их к тру­дам Нико­лая Буха­ри­на. <…> Читая Буха­ри­на и пере­чи­ты­вая Лени­на, Писи­гин и его това­ри­щи чер­па­ли вдох­но­ве­ние для того, что сего­дня явля­ет­ся их базо­вой кон­цеп­ци­ей соци­а­лиз­ма: соци­аль­ный плю­ра­лизм, эко­но­ми­ка, доми­ни­ру­ю­щую роль в кото­рой игра­ет рынок, и поли­ти­че­ская демо­кра­тия в ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии, ком­со­мо­ле и мест­ных Сове­тах» [4].

В 1987 году клуб допол­нил назва­ние име­нем Нико­лая Буха­ри­на. В апре­ле того же года акти­ви­сты соста­ви­ли кол­лек­тив­ное пись­мо на имя Гене­раль­но­го сек­ре­та­ря ЦК КПСС. Вот отры­вок из это­го текста:

«Сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции на Запа­де обе­ща­ют раз­вер­нуть широ­кую про­па­ган­дист­скую вол­ну: пред­ста­вить 1987 год как 50-летие ста­лин­ско­го тер­ро­ра. Вос­ста­но­вив доб­рые име­на таких дея­те­лей, как Н. И. Буха­рин, А. И. Рыков, К. Радек, Г. Л. Пята­ков и дру­гие, мы достой­но отве­ти­ли бы нашим идей­ным противникам. <…>

9 октяб­ря 1988 года испол­нит­ся 100 лет со дня рож­де­ния Нико­лая Ива­но­ви­ча Буха­ри­на. Очень наде­ем­ся, что спра­вед­ли­вость вос­тор­же­ству­ет, и люди узна­ют прав­ду о чело­ве­ке, всю свою жизнь посвя­тив­шем борь­бе за дости­же­ние ком­му­ни­сти­че­ских иде­а­лов» [5].

Акти­ви­сты пере­пи­сы­ва­лись и встре­ча­лись с супру­гой и сыном Буха­ри­на, а так­же про­во­ди­ли меро­при­я­тия, нося­щие имя репрес­си­ро­ван­но­го поли­ти­ка. Впо­след­ствии в клуб при­ез­жал аме­ри­кан­ский исто­рик Сти­вен Коэн — автор попу­ляр­ной в то вре­мя био­гра­фии Бухарина.

Сти­вен Коэн в поли­ти­че­ском клу­бе име­ни Нико­лая Буха­ри­на [6]
В июне 1987 года пись­мо акти­ви­стов Гор­ба­чё­ву пере­дал сек­ре­тарь прав­ле­ния Сою­за писа­те­лей СССР Евге­ний Евту­шен­ко. Поэт неод­но­крат­но встре­чал­ся с вдо­вой репрес­си­ро­ван­но­го поли­ти­ка — Анной Лари­ной, а так­же позна­ко­мил с ней Сти­ве­на Коэна. В сопро­во­ди­тель­ном пись­ме к Гор­ба­чё­ву Евту­шен­ко одоб­рял подоб­ную инициативу:

«Все те, кто не толь­ко под­дер­жи­ва­ют на сло­вах пере­строй­ку и глас­ность, а про­во­дят их в жизнь, без­услов­но раз­де­ля­ют мне­ние авто­ров это­го пись­ма. Реа­би­ли­та­ция Буха­ри­на дав­но назре­ла, и год семи­де­ся­ти­ле­тия наше­го госу­дар­ства — самое луч­шее для это­го вре­мя. Мы, как наслед­ни­ки рево­лю­ции, не име­ем пра­ва не вспом­нить доб­ры­ми сло­ва­ми всех, кто её делал» [7].


Анна Ларина

В 1989 году в изда­тель­стве «Агент­ство печа­ти „Ново­сти“» опуб­ли­ко­ва­ли кни­гу вос­по­ми­на­ний Анны Лари­ной (Буха­ри­ной). Она рас­ска­зы­ва­ла о без­ре­зуль­тат­ных попыт­ках реа­би­ли­та­ции мужа после XX съез­да. В част­но­сти, при­во­дил­ся фраг­мент пись­ма на имя Гене­раль­но­го сек­ре­та­ря ЦК КПСС, а так­же в адрес Пре­зи­ди­у­ма XXVII съезда:

«Что же сде­ла­ли с Буха­ри­ным? Его про­пу­сти­ли через про­кру­сто­во ложе, кото­рое отли­ча­ет­ся от зна­ме­ни­то­го мифо­ло­ги­че­ско­го ложа сво­им тех­ни­че­ским совер­шен­ством. Это ста­лин­ское ложе! Оно как маг­ни­том выло­ви­ло и отсек­ло от Буха­ри­на всё то, что свя­зы­ва­ло его с ком­му­ни­сти­че­ской пар­ти­ей и лени­низ­мом; оно выхо­ло­сти­ло его рево­лю­ци­он­ную душу, отлу­чи­ло от соци­а­лиз­ма. Отня­ло все его досто­ин­ства, зама­за­ло гря­зью все те нрав­ствен­ные и интел­лек­ту­аль­ные каче­ства, за кото­рые его люби­ли в пар­тии. Оно, это ста­лин­ское ложе, ото­бра­ло у Буха­ри­на любовь Вла­ди­ми­ра Ильи­ча» [8].

Вопрос о реа­би­ли­та­ции Нико­лая Буха­ри­на вновь стал акту­аль­ным во вре­мя Октябрь­ско­го Пле­ну­ма и празд­но­ва­ния семи­де­ся­той годов­щи­ны Октяб­ря, а так­же в све­те обра­зо­ва­ния 28 сен­тяб­ря 1987 года «Комис­сии по допол­ни­тель­но­му изу­че­нию мате­ри­а­лов, свя­зан­ных с репрес­си­я­ми, имев­ши­ми место в пери­од 30–40‑х и нача­ла 50‑х годов» [9, с. 109]. К это­му момен­ту уже вышла поэ­ма Евге­ния Евту­шен­ко «Вдо­ва Бухарина»:

… Анна Михайловна,
вы сохра­ни­ли его заве­ща­нье не зря,
ибо мы ска­жем ещё всем народом:
если мы родом из Октября,
зна­чит, мы из Буха­ри­на тоже родом.
Нашу глас­ность заду­шить сего­дня рвутся
те, кому она — как лич­ная опасность.
Насто­я­щие отцы революции,
это ваш спа­сён­ный глас —
наша глас­ность… [10].

Исто­рия Анны Михай­лов­ны полу­чи­ла ещё более широ­кую оглас­ку бла­го­да­ря пуб­ли­ка­ции в ноябрь­ском номе­ре раз­го­во­ра кор­ре­спон­ден­та жур­на­ла «Ого­нёк» с вдо­вой политика.

Из тек­ста ста­но­вят­ся понят­ны основ­ные пери­пе­тии отно­ше­ний «любим­ца пар­тии» и при­ём­ной доче­ри извест­но­го боль­ше­ви­ка Юрия Лари­на, рас­кры­ва­ют­ся неко­то­рые эпи­зо­ды част­ной жиз­ни Буха­ри­на, осо­бен­но­сти харак­те­ра, его мне­ние о раз­ных аспек­тах повсе­днев­ной и поли­ти­че­ской жиз­ни, а так­же вза­и­мо­от­но­ше­ния с «коман­дой Ста­ли­на» и дру­ги­ми лиде­ра­ми Совет­ско­го Союза.

Наи­бо­лее акту­аль­ная часть пуб­ли­ка­ции — опи­са­ние дела про­тив Буха­ри­на, а так­же 27 фев­ра­ля 1937 года — дня перед отправ­кой поли­ти­ка на фев­раль­ско-мар­тов­ский Пленум.

Послед­ние меся­цы 1936 года про­шли для супру­же­ской пары в атмо­сфе­ре пол­ной неопре­де­лён­но­сти. Орга­ны то раз­ви­ва­ли, то со сво­ра­чи­ва­ли дело Буха­ри­на. Анна Михай­лов­на одно­знач­но ука­зы­ва­ла на без­осно­ва­тель­ность про­цес­са, а так­же на то, что его ини­ци­и­ро­вал один чело­век, кото­рый гото­вит­ся лик­ви­ди­ро­вать её мужа.

В ночь перед Пле­ну­мом Нико­лай Ива­но­вич окон­ча­тель­но осо­знал неиз­беж­ность аре­ста. За несколь­ко дней до это­го Буха­рин напи­сал пись­мо, кото­рое нарёк поли­ти­че­ским заве­ща­ни­ем «Буду­ще­му поко­ле­нию руко­во­ди­те­лей пар­тии». Опа­са­ясь пре­сле­до­ва­ния супру­ги и сына, Буха­рин заста­вил её выучить текст пись­ма. По вос­по­ми­на­ни­ям Лари­ной, послед­няя ночь была посвя­ще­на заучи­ва­нию завещания:

«Про­сил бороть­ся за его оправ­да­ние и не забыть ни еди­ной стро­ки письма-завещания.
— Ситу­а­ция изме­нит­ся, обя­за­тель­но изме­нит­ся, — твер­дил он, — ты моло­да, ты дожи­вёшь. Кля­нись, что ты суме­ешь сохра­нить в памя­ти моё пись­мо!» [11, с. 31].

Впо­след­ствии пись­мо опуб­ли­ко­ва­ли в кни­ге «Неза­бы­ва­е­мое». Текст обра­ще­ния к про­дол­жа­те­лям дела соци­а­ли­сти­че­ско­го стро­и­тель­ства закан­чи­вал­ся сле­ду­ю­щи­ми строками:

«Нико­гда я не был пре­да­те­лем, за жизнь Лени­на без коле­ба­ния запла­тил бы соб­ствен­ной. Любил Киро­ва, ниче­го не зате­вал про­тив Ста­ли­на. Про­шу новое, моло­дое и чест­ное поко­ле­ние руко­во­ди­те­лей пар­тии зачи­тать моё пись­мо на Пле­ну­ме ЦК, оправ­дать и вос­ста­но­вить меня в пар­тии. Знай­те, това­ри­щи, что на том зна­ме­ни, кото­рое вы поне­сё­те побе­до­нос­ным шестви­ем к ком­му­низ­му, есть и моя кап­ля кро­ви!» [8].


Бухарин в фильме «Дорогой Горбачёв»

Интер­вью Анны Лари­ной жур­на­лу «Ого­нёк» полу­чи­ло вто­рую жизнь в филь­ме ита­льян­ско­го режис­сё­ра-ком­му­ни­ста Кар­ло Лид­за­ни «Доро­гой Гор­ба­чёв». Для назва­ния кар­ти­ны Лид­за­ни выбрал пер­вые сло­ва пись­ма Лари­ной Гор­ба­чё­ву с прось­бой о реа­би­ли­та­ции мужа:

«Замы­сел ново­го филь­ма родил­ся в нояб­ре 1987 года, когда я про­чёл в жур­на­ле „Ого­нёк“ отрыв­ки из вос­по­ми­на­ний вдо­вы Буха­ри­на» [12, с. 139].

Режис­сёр при­зна­вал­ся, что для напи­са­ния сце­на­рия потре­бо­ва­лось «новы­ми гла­за­ми» пере­чи­тать Крат­кий курс исто­рии ВКП(б) и разо­брать­ся в дея­тель­но­сти Нико­лая Буха­ри­на. Изна­чаль­но сце­на­рий заду­мы­вал­ся для пока­за в Ита­лии в виде «теат­ра двух актё­ров, в кото­ром глав­ное — пси­хо­ло­гия двух дей­ству­ю­щих лиц, нюан­сы их отно­ше­ний» [13, с. 68].

В 1988 году состо­я­лась пре­мье­ра спек­так­ля. В то же вре­мя парал­лель­но про­хо­ди­ли съём­ки пол­но­мет­раж­ной кар­ти­ны, харак­тер кото­рой остал­ся неиз­мен­ным — «дей­ствие двух актё­ров в духе „камер­шпи­ля“, где ни разу не нару­ша­ет­ся един­ство вре­ме­ни и места, почти нет внеш­не­го дей­ствия и вся нагруз­ка лежит на пси­хо­ло­гии и харак­те­рах геро­ев». Одна­ко, как под­чёр­ки­ва­ет Геор­гий Богем­ский в рецен­зии на фильм, к дра­ма­тич­но­сти послед­ней сов­мест­ной ночи Буха­ри­на и Лари­ной добав­ля­ет­ся тре­тий пер­со­наж — Ста­лин, «чьё неви­ди­мое при­сут­ствие и часто повто­ря­е­мое имя слов­но жесто­кий, неумо­ли­мый рок. А за окна­ми квар­ти­ры мрач­ный, без­на­дёж­ный фон — ноч­ная тьма мос­ков­ской зимы того страш­но­го года…» [14, с. 52]. Ста­лин высту­па­ет не толь­ко как анта­го­нист, застав­ля­ю­щий Буха­ри­на окле­ве­тать себя во бла­го «пар­тии и соци­а­лиз­ма», но и как насто­я­щий пре­ступ­ник, пыта­ю­щий­ся забрать у пары всё самое доро­гое. Напри­мер, в кар­тине при­сут­ству­ет мне­ние, что Ста­лин так­же питал чув­ства к Анне. Тезис мета­фо­ри­че­ски выра­жа­ет­ся в эпи­зо­де, в кото­ром охра­на уби­ва­ет люби­мо­го лисён­ка Буха­ри­на. Убить живот­ное при­ка­за­ли «свер­ху».

Как отме­тил сам Кар­ло Лид­за­ни, одним из основ­ных сти­ли­сти­че­ских при­ё­мов кар­ти­ны стал эле­мент саспенса:

«…тре­вож­ное ожи­да­ние, кото­рое долж­но дер­жать зри­те­ля в напря­же­нии: стук под­ни­ма­ю­ще­го­ся лиф­та, шорох под­со­вы­ва­е­мой под дверь ано­ним­ной запис­ки, неожи­дан­ный зво­нок, столь же неожи­дан­но гас­ну­щий свет, рез­кий плач ребён­ка… Всё это при­зва­но пере­дать атмо­сфе­ру стра­ха, тре­вож­но­го ожи­да­ния аре­ста» [13, с. 68].

Отно­ше­ния двух глав­ных геро­ев зафик­си­ро­ва­ны в кар­тине вокруг линии с поли­ти­че­ским заве­ща­ни­ем Буха­ри­на. Без­услов­но, дра­ма­тизм момен­та заучи­ва­ния пись­ма про­пи­тан несо­гла­си­ем с неспра­вед­ли­во­стя­ми ста­ли­низ­ма. С дру­гой сто­ро­ны, по задум­ке Лид­за­ни, необ­хо­ди­мо было пока­зать, как Анна Михай­лов­на ещё не до кон­ца осо­зна­ёт уни­каль­ность момен­та. Лари­на не может запом­нить текст из-за того, что её не поки­да­ет вера в бла­го­при­ят­ный исход событий.

Геро­изм Анны Лари­ной, по замыс­лу режис­сё­ра, рас­кры­ва­ет­ся в осо­зна­нии неиз­беж­но­го и в борь­бе за реа­би­ли­та­цию име­ни и насле­дия мужа через года, поли­ти­че­ские пово­ро­ты и репрес­сии в отно­ше­нии Анны Михай­лов­ны и её сына. Этот худо­же­ствен­ный при­ём стал кам­нем пре­ткно­ве­ния в пони­ма­нии кар­ти­ны Лари­ной. Режис­сёр отме­чал, что при пока­зе кар­ти­ны на 45‑м Вене­ци­ан­ском кино­фе­сти­ва­ле в 1988 году (фильм был отме­чен пре­ми­ей пре­зи­ден­та «За обще­ствен­ную направ­лен­ность») Лари­на не сра­зу про­ник­лась духом сце­на­рия как раз из-за недо­воль­ства наив­ным харак­те­ром соб­ствен­но­го персонажа.

Одна­ко поло­же­ние изме­ни­лось после XVI Мос­ков­ско­го Меж­ду­на­род­но­го кино­фе­сти­ва­ля, на кото­ром фильм пред­ста­ви­ли вне кон­курс­ной про­грам­мы. Для пока­за кар­ти­ны назва­ние изме­ни­ли на «Пись­мо Гор­ба­чё­ву». Этот шаг демон­стри­ро­вал обо­зна­че­ние пись­ма, кото­рое дол­гие годы пом­ни­ла Лари­на, а так­же в этом был и сим­во­ли­че­ский аспект, посколь­ку пись­мо мог­ло озна­чать и заве­ща­ние «любим­ца пар­тии» нынеш­не­му Гене­раль­но­му секретарю.

После про­смот­ра Анна Михай­лов­на обра­ти­лась к залу с речью, в кото­рой отме­ча­ла, что «при­ни­ма­ет фильм цели­ком, про­чув­ство­вав замы­сел режис­сё­ра: его чисто худо­же­ствен­ные допу­ще­ния, стрем­ле­ние к обоб­ще­нию и доход­чи­во­сти» [14, с. 54].

Анна Лари­на и Кар­ло Лид­за­ни на XVI Мос­ков­ском Меж­ду­на­род­ном кино­фе­сти­ва­ле [15]
Немно­го­чис­лен­ные авто­ры совет­ской кино­кри­ти­ки воз­да­ва­ли долж­ное Кар­ло Лид­за­ни за то, что он решил­ся на худо­же­ствен­ное иссле­до­ва­ние боле­вых точек совет­ской исто­рии, кото­рые оте­че­ствен­ные спе­ци­а­ли­сты зача­стую обхо­ди­ли сто­ро­ной. Сам Лид­за­ни отме­чал, что «в гла­зах ита­льян­ских ком­му­ни­стов Нико­лай Буха­рин уже дав­но реа­би­ли­ти­ро­ван» [13, с. 68]. Этот факт суще­ствен­но упро­щал под­ход к напи­са­нию сце­на­рия и съём­кам фильма.

Спра­вед­ли­во­сти ради, совет­ские кине­ма­то­гра­фи­сты всё же вопло­ти­ли образ Буха­ри­на чуть позд­нее. Наи­бо­лее извест­ный при­мер — «Враг наро­да Буха­рин» (Мос­фильм, 1990).


Вместо заключения

Отме­тим неко­то­рые зна­чи­мые дета­ли о филь­ме, о кото­рых не было упо­ми­на­ний в основ­ном тек­сте статьи.

Кар­ти­на была сня­та на англий­ском язы­ке, посколь­ку, как отме­чал режис­сёр, «в Ита­лии на нём ныне сни­ма­ет­ся мно­го, если не боль­шин­ство филь­мов, и — как ни пара­док­саль­но, — их потом дуб­ли­ру­ют на ита­льян­ский. Англо­языч­ный кино‑, теле- и видео­ры­нок самый боль­шой, а аме­ри­кан­цы ино­стран­ные филь­мы дуб­ли­ро­вать не любят» [13, с. 69].

Геор­гий Богем­ский в после­сло­вии к интер­вью отме­чал, что через несколь­ко дней после бесе­ды с режис­сё­ром в Риме, он полу­чил копию пье­сы «Доро­гой Гор­ба­чёв», чтоб в даль­ней­шем пере­ве­сти её на рус­ский язык. Вопло­тить идею не удалось.
Хар­ви Кей­те­ля, сыг­рав­ше­го в филь­ме глав­ную роль, выби­ра­ли по прин­ци­пу схо­же­сти с фак­ту­рой Буха­ри­на. Одна­ко этот прин­цип не рас­про­стра­нял­ся на Фла­ми­нию Лид­за­ни, испол­нив­шую роль Анны Лариной.

Посколь­ку фильм недо­сту­пен в Сети как для оте­че­ствен­но­го, так и для ино­стран­но­го зри­те­ля [16], пред­став­ля­ем кад­ры, най­ден­ные на стра­ни­цах совет­ских рецензий.


Примечания

1. Миха­ил Гор­ба­чёв. Октябрь и пере­строй­ка: рево­лю­ция про­дол­жа­ет­ся. М.: Изда­тель­ство поли­ти­че­ской лите­ра­ту­ры, 1987.
2. Ген­на­дий Бор­дю­гов, Вла­ди­мир Коз­лов. Нико­лай Буха­рин (эпи­зо­ды поли­ти­че­ской био­гра­фии) // Ком­му­нист, № 13, 1988. С. 98–110.
3. Из выступ­ле­ния Миха­и­ла Гор­ба­чё­ва на Октябрь­ском Пле­ну­ме ЦК КПСС (21.10.1987).
4. Katrina vanden Heuvel. The Young Fight For the «Three Ds» // The Nation. May 29, 1989.
5. Пись­мо в Полит­бю­ро ЦК КПСС. Апрель 1987 года. (Из исто­рии поли­ти­че­ской реа­би­ли­та­ции Нико­лая Буха­ри­на и дру­гих дея­те­лей партии).
6. Полит­клуб им. Н. И. Буха­ри­на (1982−1992).
7. Пись­мо Евге­ния Евту­шен­ко Миха­и­лу Гор­ба­чё­ву о реа­би­ли­та­ции Нико­лая Буха­ри­на. 30.06.1987.
8. Анна Лари­на-Буха­ри­на. Неза­бы­ва­е­мое. М.: Изда­тель­ство АПН, 1989.
9. Поста­нов­ле­ние Полит­бю­ро ЦК КПСС об обра­зо­ва­нии комис­сии Полит­бю­ро ЦК КПСС по допол­ни­тель­но­му изу­че­нию мате­ри­а­лов, свя­зан­ных с репрес­си­я­ми, имев­ши­ми место в пери­од 30–40‑х и нача­ла 50‑х годов // Изве­стия ЦК КПСС, № 1, 1989. С. 109.
10. Евге­ний Евту­шен­ко. Поэ­ма «Вдо­ва Буха­ри­на».
11. Ф. Мед­ве­дев. «Он хотел пере­де­лать жизнь, пото­му что её любил» // Ого­нёк, № 48, ноябрь, 1987. С. 26–31.
12. Лео­нид Зиман. Рецен­зия на фильм «Доро­гой Гор­ба­чёв» // Искус­ство кино, № 3, 1989. С. 139–140.
13. Геор­гий Богем­ский. Послед­няя ночь Нико­лая Буха­ри­на (интер­вью с режис­се­ром) // Искус­ство кино, № 12, 1989. С. 66–69.
14. Геор­гий Богем­ский. Доро­гой Гор­ба­чёв // Кино­гло­бус. Два­дцать филь­мов 1988 г. Сбор­ник, М.: Все­со­юз­ное твор­че­ское объ­еди­не­ние «Кино­центр», 1991. С. 51–54.
15. Лица фести­ва­ля // Совет­ский экран, № 14, 1989. С. 9.
16. Копия кар­ти­ны хра­нит­ся в Гос­филь­мо­фон­де.


Читай­те так­же «Поиг­ра­ем в пере­строй­ку: Миха­ил Гор­ба­чёв и видео­иг­ры».

Поделиться