Советская фотография не могла быть аполитичной и безыдейной. На фронте фотоискусства, как и в других сферах, полагалось претворять в жизнь великие задачи партии. Огромная армия фотографов, которая возникла на волне массового увлечения фотографией, нуждалась в обучении и грамотном руководстве. Главная роль в этой работе была отведена специализированной прессе — в частности, журналу «Советское фото», появившемуся в 1926 году, но и общеполитические издания не отставали. С фоторепортёрами вели политико-воспитательную работу и разъясняли задачи советской фотографии. Усилия идеологов дали неплохие результаты: если в 1920–1930‑х годах авторов снимков часто критиковали, то в послевоенные годы количество таких рецензий заметно сократилось.
В первую очередь, критики рассматривали фотографии с точки зрения техники исполнения, но не забывали и о содержании. Идеологическая составляющая была многогранной, а борьба за образцовый советский снимок — бескомпромиссной.
Рассказываем, против каких сюжетов выступала советская фотокритика, почему ей не нравились котики, пляшущие красноармейцы и улыбающиеся комсомольцы и как наказывали фотоврунов.
Против котиков и декольте
Отрекаясь от старого мира, советская идеология прощалась и с аполитичными сюжетами дореволюционной фотографии. Томные декольтированные красавицы, архитектура разрушаемых дворянских гнёзд, пейзажи, котики и собачки были объявлены фотобалластом, недостойным находиться на страницах газет и журналов. Пропаганда утверждала, что снимок должен говорить о советских достижениях, учить на положительных примерах, бить по недочётам и разоблачать носителей зла. Безыдейным сюжетам, «не представляющим художественной ценности», оставляли место в тёмном прошлом, а несознательных авторов снимков регулярно критиковали в прессе.
Так, ещё в 1926 году, анализируя экспонаты выставки, посвящённой трёхлетию советского фоторепортажа, критики отмечали, что «общим недостатком является тяготение к ложной картинности и к некоторым условным эффектам. Проявляется оно преимущественно в пейзажах и сильно отдаёт душком неправильно понятой художественной фотографии» [1].
Другим атрибутом прошлого были портреты в дореволюционной стилистике. Особенно это касалось снимков, предназначенных для ценителей женской красоты. Дамы в пышных платьях и с букетами цветов должны были уступить место комсомолкам, стахановкам и партийным деятелям, запечатлённым на собраниях, в полях и на заводах. Журнал «Советское фото», который регулярно критиковал авторов за снимки женщин вне политического контекста, в 1927 году писал по поводу «Портрета премированной красавицы г. Курска», присланного в редакцию Л. Ганом:
«Представляются 1903–1904 года… Эпоха реакции… Глухая провинция… плохая профессиональная фотография… У модели декольтированное платье и искусственные цветы на груди… Как давно это было! И как далеки мы теперь от этого! И вдруг… с ужасом видим, что снимок сделан в 1925 году. Горячо советуем автору опомниться…» [2].
Страшно далеки от задач партии были и любители котиков. Фотосьёмка животных считалась «ерундовским занятием», а авторы таких снимков — «зря растрачивающими старанье, время и фотоматериалы». Вот что писали критики о фотографии «Дымка»:
«Вокруг нас сейчас громадное количество простых, жизненных и захватывающих сюжетов — не заметить их трудно, поэтому немудрено, что снимок этот нас удивляет. В рассматриваемой работе техника не искупает убожества содержания её; пусть автор не сетует на нас за то, что мы хотим видеть его более серьёзно относящимся к фотографии» [3].
То ли авторы попадались несерьёзные, то ли любовь к животным оказалась сильнее идеологических указаний, но критика котиков долго не сходила со страниц журнала. Например, в 1930 году «Советское фото» в карикатуре «Фото-глаз, надень очки…» высмеивало студентов 2‑го МГУ, которые «предпочитали фотографирование кошечек активному участию в социалистическом строительстве через печать» [4]. Пропагандисты призывали ещё резче критиковать таких фотолюбителей и переориентировать их на освещение действительно важных социальных задач.
Против надуманных сюжетов
Советская критика не очень любила постановочные фотографии, даже если они соответствовали политической повестке. Характерная для них искусственность вступала в конфликт с реальностью и уводила от решения актуальных проблем. Вот на снимке крестьянин застыл с топором в руках — и звучат упрёки, что сделал он это в угоду фотографу, а не в интересах труда. На другой фотографии несколько комсомольцев в красном уголке читают газеты — и критики возмущаются, что так не бывает. Чтение газет и слушание радио были одними из самых критикуемых сюжетов из-за того, что фотографам редко удавалось передать естественность процесса. А некоторые авторы при работе с персонажами явно перегибали палку.
Вот два крестьянина читают журнал «Советское фото», один из них при этом, как писали в критических заметках, «занят какой-то малоэстетической операцией в своём носу». Приговор критиков был категоричен:
«Если автор хотел показать, что наш журнал проникает в крестьянские массы, то данное им фотографическое подтверждение этого обстоятельства, надо признать, не звучит жизненной правдой. Снимок искусственен, надуман, фальшив» [5].
Резко критиковали и фото «Крестьянка за чтением газеты»:
«Сюжет надуман, и притом — неудачно. Два дела — чтение и кормление грудью стоящего ребёнка — плохо вяжутся между собой. Зритель чувствует, что фотограф не схватил момент, а долго перед тем усаживал натурщицу для своей неудачно задуманной композиции» [6].
Интересно, что улыбка персонажей на фото тоже вызывала неоднозначные оценки. Ещё в начале 1930‑х годов, оглядываясь немного назад, критики с изрядной долей иронии писали о «периоде весёлых снимков» — когда «зубастые комсомольцы с исключительно улыбающимися лицами» заполонили страницы журналов [7]. Улыбку не запрещали, но иногда задавали вопросы о её уместности. Расплывчатость критериев для оценки того, что объективно оценить невозможно, порождала противоречивые ситуации: иногда сложно было понять суть идеологических претензий.
Возьмём, например, обычные фотографии из журнала «Огонёк», каких были тысячи. Мгновения социалистического реализма, знакомые каждому советскому читателю.
За что же их ругали, спросите вы. И критик Макаров ответит: за то, что такой соцреализм нам не нужен, там улыбаются много, здесь — мало. Вот что он писал в статье «За правдивый, выразительный фоторепортаж»:
«Нередко фоторепортёры стараются приукрасить действительность дешёвой улыбкой, разливая на страницах газет и журналов розовую слащавость.
Посмотрите № 24 журнала „Огонёк“ — там почти все изображённые люди улыбаются. В фотоснимках, иллюстрирующих очерк Е. Рябчикова и А. Гостева „Целина под плугом“, смеются трактористы, заправляющие тракторы перед выходом в поле, смеётся женщина, протирающая окно; смеются прицепщики Гравшина и Казакова и трактористы, окончившие работу… Авторы снимков словно задались целью доказать, что поднятие целины — лёгкое, пустяковое дело и никто там не обременён думами и заботами.
Любопытно, что в том же номере „Огонька“ на четвёртой странице обложки показана сценка отдыха молодёжи на целинных землях. Ну, конечно же, здесь-то уж обязательно люди полны веселья и беззаботности, так и слышится весёлый смех, — думаете вы. Ничего подобного! Глядя на снимок, можно только посочувствовать людям, так скучно проводящим свой досуг. Лицо баяниста уныло, окружающие его девушки и парни натянуто улыбаются, столь же невесел тракторист, „пустившийся в пляс“» [8].
В качестве альтернативы постановочным сюжетам и другим лакированным снимкам критики предлагали больше внимания уделять репортажной фотографии, следовать принципу документализма и запечатлевать «правду жизни».
Против шаблонов и штампов
Выступая за оригинальные подходы во всех областях искусства, советская критика не обошла вниманием и фотографию. Новаторство должно было проявляться не только в отказе от дореволюционной тематики, но и в творческом методе, где не было места шаблонам и штампам. От фоторепортёров ждали свежего взгляда на действительность, а тех, кто шёл по проторенным дорожкам, упрекали в низком культурном уровне. Вот типичный пример такой критики:
«Группа работников решила заново заснять Ленинград. Ей дали автомобиль, и они поехали… к памятнику Петра и Исаакиевскому собору, к тому, что столько раз уже снималось! Нового Ленинграда фоторепортёры не сумели увидеть» [9].
В «Советском фото» ущербность однотипных подходов к фотоиллюстрациям была одной из главных тем. Так, в статье «Объявим войну шаблону и штампу» автор Гребнин, анализируя содержание военных газет, писал:
«Посмотрите, например, какие фотоснимки были посвящены призыву 1907 года. Все одиннадцать окружных красноармейских и одна общесоюзная для начсостава газеты поместили избитый, затасканный, однотипный сюжет: голый призывник и врачи в белых халатах. Никто не постеснялся поместить этот окаменелый в ряде лет фотоснимок, несмотря на то, что он в печати появился со дня нормальных призывов, то есть с 1924 года» [10].
Пролистав архивные подшивки, можно убедиться в справедливости этих претензий. Вот, к примеру, снимок под названием «Врач внимательно осматривает призывника» в газете «Красная звезда» от 13 сентября 1929 года, и он действительно один из многих.
Интересно, что критики не объясняли, как по-другому показать армейский призыв, и, может быть, поэтому штамп оказался настолько живучим, что пережил и критиков, и советский строй.
Другим шаблонным сюжетом оказались пляшущие красноармейцы. В той же статье говорилось:
«В самом деле, красноармеец в фотоснимках пляшет, танцует, носится под наурскую и московскую „барыню“, и в военной газете этот момент считается любимым блюдом (то бишь, фотоснимком).
Всё идёт как по расписанию. Сейчас даётся так: „Молодняк в карантине“ (пляшут), затем „Молодняк в казарме“ (пляшут). Зимой под бытовым соусом вперемежку с другими будут даваться: „Красноармейцы в перерыве занятий“ (опять пляшут). Летом в лагерях, на досуге, опять всё та же „присядка“, наурская „барыня“.
Но это ещё не всё. Дальше — манёвры, где красноармейцы на привале пляшут (обязательно!), то друг с другом, то красные с синими (после „боя“), то с кем-нибудь из населения.
Когда же красноармеец будет увольняться в долгосрочный отпуск, отслужив двухгодичный срок, фотограф заставит его сплясать последний раз „барыню“ на вокзале и у эшелона» [11].
Впрочем, в борьбе против шаблонных снимков критика зачастую не достигала желаемого результата по понятным причинам: оригинальное мышление всегда было редким явлением в искусстве.
Против фотовранья
Большинство советских читателей были уверены, что фотография в газете — это документальный факт. Сомневаться в его достоверности практически не приходилось: разве могут солгать журналисты? Однако критика уверяла, что не только могут, но и намеренно вводят читателей в заблуждение. То, что сегодня назвали бы фейками, проникало и в советские газеты, пусть и в гораздо меньших масштабах. Тогда ущербную практику именовали фотовраньём, а авторов снимков — фотоврунами и фотожуликами.
Очень часто этим грешили агентства, снабжающие снимками газеты и журналы: «Пресс-клише», «Союзфото» и другие. Распространённым явлением была публикация одного снимка в нескольких изданиях с разными подписями.
Так, в ноябре 1929 года газета «Вечерняя Москва» напечатала фотографию под названием «Горы мешков с хлопковыми семенами на хлопкоочистительном заводе в г. Коканде». Снимок поступил в редакцию из агентства «Пресс-клише» и сомнений не вызвал. А через несколько дней выяснилось, что год назад та же самая фотография красовалась на обложке журнала «Советское фото»: тогда она называлась «Новый урожай» и изображала мешки с хлебом.
Возмущённая «Вечерняя Москва» писала:
«Всего один год понадобился для чудесного превращения Прессклише хлеба в хлопок. Как говорится, никакой магии, одна ловкость рук!
Нужно ли говорить о возмутительности этого факта! Один и тот же снимок оборотистое Прессклише пускает под разными названиями, применительно к требованиям момента. Хочешь — хлеб, хочешь — хлопок, а через год Прессклише превратит хлопок в картофель — дескать, читатель все слопает.
Надувательство это, безобразная небрежность или своеобразный „коммерческий приём“, результат один: газеты обмануты, а вместе с ними обмануты тысячные массы читателей. Мы требуем, чтобы Прессклише работало честно!» [12].
В других случаях масштабы подтасовок были гораздо больше. Так, в июне 1934 года «Правда» опубликовала фотографию улыбающейся девушки.
Подпись гласила: «Тов. Позладзе — лучшая ударница второго отряда Алазанского зерносовхоза (Грузия), практикантка с.-х. института механизации, работая на сноповязалке, перевыполняет дневной план на 40 процентов» [13].
Однако спустя месяц газета обнаружила, что ещё в 1933 году фото часто печатали в грузинских изданиях, при этом девушка была по очереди «ударницей-студенткой Чичинадзе», «старой комсомолкой Гозалишвили» и «передовой комсомолкой Казалишвили». Снимок был сделан тифлисским фоторепортёром Джейрановым, а в «Правду» он попал через «Союзфото». Возмущению газеты не было предела. Джейранова и «Союзфото» обвинили в одурачивании читателей, назвали вредителями и грозили обращением в прокуратуру [14]. Позже «Союзфото» переложило ответственность за недостоверную атрибуцию снимка на Джейранова, объясняя, что тот ввёл агентство в заблуждение, и, по всей видимости, наказали только фоторепортёра. При этом пресса призывала журналистов вести беспощадную борьбу с «джейрановщиной», разоблачать врунов, травить их «как вредителей, подрывающих огромную работу, которую проделывает советская фотография» [15].
В том же году «Правда» писала ещё об одном снимке, который обошёл чуть ли не весь Советский Союз. Обычное, малопримечательное фото в течение года в разных газетах публиковали под названиями: «Чистка партии в деревне», «Занятие по партучёбе», «Вечерние курсы счетоводов», «Сельская секция РКИ за разбором жалоб», «Первое занятие в партшколе», «Прорабатывают доклад тов. Сталина» и другими [16].
В борьбе против лжи критика была категорична: рассматривая снимок в газете как «документальное оружие огромной силы», она призывала не притуплять его и не пачкать фальшивками. Двери редакций для «фотоврунов» закрывались навсегда.
Против фотокурьёзов
В 1925 году журнал «Красная Нива» в материале «Новости науки и техники» опубликовал сенсационное сообщение об английской учёной экспедиции в Полинезии. В заметке говорилось, что биолог доктор Шваггерер обнаружил на острове Нигабзи бабочек, длина крыльев которых достигает практически двух метров, и потому местные жители стреляют в них из лука. Журнал поместил и фото такой охоты на бабочек, и фото туземцев, которые, по уверениям учёных, тоже обладали исполинским ростом, примерно в два раза превышающим рост обычного человека [17].
Журналисты «Советского фото» в пилотном номере отреагировали на публикацию. Разоблачая коллег из «Красной Нивы», они с сожалением писали:
«Столичный журнал напечатал, многие провинциальные советские газеты честно перепечатали, и пошла гулять по Советскому Союзу весть о людях-великанах и бабочках».
Оказалось, что название острова Нигабзи переводится как «которого никогда не было», доктора Шваггерера, гигантских бабочек и великанов-туземцев тоже не существует, а публикация взята из первоапрельского номера одного иностранного журнала.
«Пользуясь методом „доктора Шваггерера“ и его русского последователя», «Советское фото» опубликовало для своих читателей фотографию «Гигантский лев на улицах Москвы» и сопроводило текстом, пародирующим газетные «сенсации»:
«В четверг, 1 апреля, в самый разгар дня движение на Страстной площади было остановлено гигантским львом, развалившимся на весеннем солнцепёке и не обращавшим никакого внимания на гудки автобусов. Необычайное зрелище привлекло толпы любопытных, с трудом сдерживавшиеся милицией. Только к вечеру выспавшийся к тому времени зверь был мерами полиции и пожарных водворён в Зоосад. Животное превосходило все известные до сего времени львиные размеры и, очевидно, было родом из открытых смелым исследователем д‑ром Шваггерером земель».
Журналисты честно предупредили, что это «фото-курьёз», и попросили провинциальные издания воздержаться от перепечатки [18].
Вероятно, это был единственный раз, когда критики шутили. В дальнейшем они были гораздо резче и бескомпромисснее.
Примечания
- Советский фото-репортаж // Правда, 6 мая 1926 г.
- Отзывы о снимках // Советское фото, 1927, № 9.
- Критические заметки // Советское фото, 1928, № 11.
- Много сил, но ещё слаба работа // Советское фото, 1930, № 2.
- Отзывы о снимках // Советское фото, 1927, № 7.
- Отзывы о снимках // Советское фото, 1927, № 9.
- Опыт передовиков продвинуть в массы. Выставка работ фоторепортёров «Огонька» // Советское фото, 1930, № 4.
- Макаров Н. За правдивый, выразительный фоторепортаж // Советская культура, 2 сентября 1954 г.
- Лукьянов И. В творческих спорах // Советское фото, 1936, № 8.
- Гребнин Н. Объявим войну шаблону и штампу. Фото в военной газете // Советское фото, 1930, № 2.
- Там же.
- Нужно работать честно. О некоторых приёмах Прессклише // Вечерняя Москва, 29 ноября 1929 г.
- «Правда», 28 июня 1934 г.
- А поутру она вновь улыбалась // Правда, 9 июля 1934 г.
- Осипович Я. Искоренить джейрановщину! // Советское фото, 1934, № 4–5.
- О дежурном фотовранье // Правда, 24 февраля 1934 года.
- Новости науки и техники // Красная Нива, 1925, № 23.
- Фото-курьёзы // Советское фото, 1926, № 1.
Читайте также:
— Форпост в красном галстуке: как «Пионерская правда» воспитывала юных ленинцев;
— «Желает Лермонтовым зваться»: как и зачем советские граждане меняли имена и фамилии.
