Юрий Никулин. Жизнь глазами клоуна

Когда мы в оче­ред­ной раз пере­смат­ри­ва­ем шедев­ры совет­ско­го кино, то часто заду­мы­ва­ем­ся, что в этих филь­мах так гре­ет наши души, застав­ля­ет вновь и вновь сме­ять­ся, пла­кать, сопе­ре­жи­вать, вдох­нов­ля­ет на меч­ту и любовь! И есть такой Чело­век, кото­рый стал сим­во­лом и эпо­хой совет­ско­го кино — непо­вто­ри­мый цир­ко­вой артист и кино­ак­тёр Юрий Вла­ди­ми­ро­вич Нику­лин. Кста­ти, в декаб­ре мы будем отме­чать сто­ле­тие арти­ста. Поче­му же этот образ доб­ро­душ­но­го и про­сто­го весель­ча­ка до сих пор при­тя­ги­ва­ет мил­ли­о­ны зри­те­лей? Лич­ность это­го уни­каль­но­го чело­ве­ка спла­ви­лась по воле судь­бы. Несклад­ный юно­ша из интел­ли­гент­ной семьи, меч­тав­ший высту­пать на сцене, попал в самое пек­ло страш­ной вой­ны, не толь­ко сохра­нил в себе луч­шие чело­ве­че­ские каче­ства, но и смог испол­нить свою дет­скую меч­ту — стал Кло­уном и поко­рил сво­им арти­стиз­мом и оба­я­ни­ем мил­ли­о­ны зрителей.

В пер­вой части мы рас­ска­жем о моло­до­сти Нику­ли­на, о том, какие испы­та­ния при­шлось прой­ти юно­ше преж­де, чем он стал арти­стом. Вы узна­е­те о неко­то­рых мало­из­вест­ных фак­тах из его био­гра­фии — как он учил­ся в шко­ле, как чуть не поте­рял ноги в Зим­нюю вой­ну и как пере­ги­бал с розыг­ры­ша­ми товарищей.

Детство, школа, первая любовь

Дет­ство Юрия было счаст­ли­вым — в нём было всё, что нуж­но маль­чиш­ке для сча­стья: про­гул­ки, посто­ян­ные шут­ки и розыг­ры­ши с отцом, про­ка­зы и хули­ган­ские выход­ки в шко­ле, пер­вая школь­ная любовь, чте­ние рус­ских клас­си­ков, фут­бол во дво­ре, уча­стие в школь­ных спек­так­лях. Неуди­ви­тель­но, ведь его отец Вла­ди­мир был теат­раль­ным режис­сё­ром, а мама Лидия — актри­са в том же теат­ре. Мас­со­вик-затей­ник, отец посто­ян­но выду­мы­вал шало­сти и вовле­кал в них Юрку, ста­вил сати­ри­че­ские обо­зре­ния. Имен­но он научил его уди­ви­тель­ным фоку­сам, розыг­ры­шам, анек­до­там и весё­лым шар­жам. Пона­ча­лу семья жила в Деми­до­ве (под Смо­лен­ском), а в 1925 году пере­бра­лась в Москву.

Пер­вое выступ­ле­ние Нику­ли­на — «Блин» в честь Мас­ле­ни­цы. Над про­сты­нёй-зана­ве­сом про­плы­ва­ет обруч, затя­ну­тый жёл­той бума­гой и под­све­чен­ный лам­поч­кой. Это и был Блин: с гла­за­ми, ртом, носом. «Я весё­лый, я не груст­ный, Я под­жа­ри­стый и вкус­ный, Я для Юрок, Танек, Нин — Блин! Блин! Блин!». В фина­ле спек­так­ля ребя­та сади­лись за стол и ели бли­ны со сме­та­ной и маслом.

Юра внешне был боль­ше похож на маму, и по харак­те­ру так­же уна­сле­до­вал её чер­ты — общи­тель­ность, доб­ро­ту, непри­хот­ли­вость. Лидия Ива­нов­на обла­да­ла тон­ким и иро­нич­ным чув­ством юмо­ра. Она меч­та­ла, что­бы сын стал арти­стом, и когда отец сво­дил пяти­лет­не­го Юру в цирк, то эта меч­та заго­ре­лась и в гла­зах сына. Когда же мама сши­ла ему кло­ун­ский костюм с «жёл­ты­ми и крас­ны­ми цве­та­ми», то юный импро­ви­за­тор тут же побе­жал сме­шить гостей. Юность арти­ста была пол­на розыг­ры­шей, не толь­ко отцов­ских, но и само­лич­ных, или в соуча­стии с друзьями.

В пер­вый класс Юрий пошёл в семь лет. Шёл 1929 год, пер­вый год эко­но­ми­че­ской пяти­лет­ки. 16‑я шко­ла была эта­ло­ном. По резуль­та­там тести­ро­ва­ния педо­ло­гов, спе­ци­а­ли­стов по раз­ви­тию ребён­ка, умствен­ные спо­соб­но­сти Юры были при­зна­ны огра­ни­чен­ны­ми, что вызва­ло него­до­ва­ние отца. Нику­лин-стар­ший нико­му не поз­во­лял кри­ти­ко­вать сво­е­го сына, «раз­ра­жал­ся пла­мен­ной речью в защи­ту сына». Одна­ко сам в лицо нико­гда не хва­лил — выс­шая фор­ма похва­лы: «это ты сде­лал непло­хо».

Воз­мож­но, имен­но эти осо­бен­но­сти вос­пи­та­ния помог­ли сфор­ми­ро­вать креп­кую веру Юрия в свои силы. Педо­ло­ги неслу­чай­но раз­ре­ши­ли оста­вить Юрия в шко­ле — отец раз­вер­нул актив­ную теат­раль­ную дея­тель­ность, при­ни­мал в свой кру­жок детей с пло­хой успе­ва­е­мо­стью. Учи­те­ля впо­след­ствии при­зна­ва­лись, что под­опеч­ные Нику­ли­на-стар­ше­го исправ­ля­ли отмет­ки, ста­но­ви­лись дис­ци­пли­ни­ро­ван­ней. Мама тоже внес­ла свою леп­ту — помо­га­ла роди­тель­ско­му коми­те­ту с кни­га­ми, шила костю­мы для теат­ра. Самым усерд­ным в теат­раль­ном круж­ке был, конеч­но, Юра. Он пока­зы­вал фоку­сы, кото­ры­ми научил его отец, играл в поста­нов­ках. Сво­бод­ное вре­мя Юрий про­во­дил во дво­ре с дру­зья­ми, участ­вуя в розыг­ры­шах и шалостях.

Дома же рисо­вал соб­ствен­ные мульт­филь­мы с тит­ра­ми и пока­зы­вал род­ным с помо­щью эпи­диа­ско­па — ана­ло­га диа­про­ек­то­ра для про­смот­ра диа­филь­мов. Этот при­бор пода­ри­ла Юре на День рож­де­ния его тётя. Впо­след­ствии это ста­ло серьёз­ным увле­че­ни­ем — Нику­лин созда­вал «экра­ни­за­ции» про­из­ве­де­ний клас­си­ков, напри­мер, рас­сказ Эдга­ра По «Чёр­ный кот», а так­же бое­ви­ки и даже филь­мы ужасов.

В шко­ле Нику­лин хули­га­нил. То чужим голо­сом сооб­щит из-под пар­ты во вре­мя пере­клич­ки о том, что «Нику­лин болен», то спря­чет­ся в шка­фу, то ещё как-нибудь сорвёт урок, что все пока­ты­ва­ют­ся со сме­ху. Пер­вая школь­ная любовь нача­лась у Юры в шестом клас­се! Он про­во­жал Нину домой после уро­ков, потом застес­нял­ся и пере­стал. Зале­зал на кры­шу высо­ко­го сарая во дво­ре, что­бы пред­стать геро­ем. Но Нина, каза­лось, не подо­зре­ва­ла о чув­ствах парня.

Во дво­ре, где жил Юра, появ­ля­лась солид­ная дама Софья Рафа­и­лов­на, кото­рую юный хули­ган «почти­тель­но» при­вет­ство­вал «Здрав­ствуй­те, Софья Кро­ко­ди­лов­на». В один пре­крас­ный день в шко­ле появи­лась новая учи­тель­ни­ца по немец­ко­му, кото­рая сра­зу же узна­ла сво­е­го обид­чи­ка — так у Юры появи­лись в днев­ни­ке пло­хие отмет­ки. Отец успо­ка­и­вал, шутил:

«А ты осо­бен­но не огор­чай­ся. Возь­ми и ска­жи ей, что немец­кий учить неза­чем. Если же будет вой­на с нем­ца­ми, так мы с ними раз­го­ва­ри­вать осо­бен­но не будем».

Юрий вос­при­нял шут­ку отца как при­зыв к дей­ствию. Такой сме­лый ответ вызвал в клас­се хохот, а отно­ше­ния с учи­те­лем так и не улуч­ши­лись. Одна­ко сло­ва отца ока­за­лись пророческими…

Служба в армии

Сра­зу же после шко­лы, 8 нояб­ря 1939 года, 18-лет­ний Юра был рас­пре­де­лён в зенит­но-ракет­ные вой­ска — в 115‑й зенит­ный артил­ле­рий­ский полк. К суро­вым армей­ским буд­ням Нику­лин при­вы­кал тяже­ло. В пер­вый же день ребя­та обсме­я­ли его в душе­вой за несклад­ную фигу­ру. Когда же он захо­тел пере­ку­сить пирож­ка­ми, кото­рые дала с собой мама, то обна­ру­жил, что всё пре­вра­ти­лось в кашу — при­шлось зако­пать в сне­гу. Слу­жил в Ленин­гра­де. Обста­нов­ка была напря­жён­ная, воен­ные уже зна­ли, что будет вой­на. Шоком для Юрия ста­ли про­беж­ки по холо­ду и умы­ва­ния ледя­ной водой. Вско­ре эта закал­ка при­го­ди­лась бойцу.

Учеб­ные тре­во­ги были часто. Тот день, когда Фин­лян­дия нару­ши­ла гра­ни­цы, Нику­лин запом­нил на всю жизнь! 17-лет­ний Юра напи­сал заяв­ле­ние: «Хочу идти в бой ком­со­моль­цем». Ему пору­чи­ли про­ве­сти линию свя­зи по Фин­ско­му зали­ву. В ходе мис­сии Юрий отмо­ро­зил себе ноги. К сча­стью, его нашли погра­нич­ни­ки и отогрели.

Нику­лин слу­жил в артил­ле­рий­ской раз­вед­ке под Сест­ро­рец­ком. К сча­стью, мир насту­пил уже 12 мар­та 1940 года. Несмот­ря на посто­ян­ные моро­зы, холод, сиде­ние в теле­фон­ных «казе­ма­тах» на дежур­стве — необ­хо­ди­мо сооб­щать по теле­фо­ну о фин­ских само­лё­тах. Служ­ба про­хо­ди­ла весе­ло, во мно­гом, бла­го­да­ря Юрке: ночи напро­лёт он тра­вил анек­до­ты. Ребя­та игра­ли на гар­мош­ке, гита­ре, слу­ша­ли на пате­фоне Лидию Рус­ла­но­ву, Иза­бел­лу Юрье­ву, Вади­ма Кози­на, Клав­дию Шуль­жен­ко («Мама»).

Мама напи­са­ла Юрию в пись­ме, что­бы он наве­стил род­ных в Ленин­гра­де — тётю, бабуш­ку и тро­ю­род­но­го бра­та Бори­са. Вско­ре Нику­лин уже сидел с ними в уют­ной ком­на­те, слу­шал вальс «Фан­та­зия» и рас­смат­ри­вал фото­гра­фии Гали­ны Ула­но­вой, собран­ный Борисом.

Вско­ре нача­ли спо­рить о поли­ти­ке. «Вой­ны не может быть. У нас же дого­вор с Гер­ма­ни­ей» — заве­рил Борис. Но Юрий знал, что вой­на будет.

Если бы брат ока­зал­ся прав, то Нику­лин демо­би­ли­зо­вал­ся бы как раз летом 1941 года, в 20 лет… В тот день он с сол­да­та­ми шёл за пивом. Уви­де­ли людей с рас­те­рян­ны­ми лица­ми, сто­яв­ших у стол­ба с гром­ко­го­во­ри­те­лем — они слу­ша­ли выступ­ле­ние Моло­то­ва. Вско­ре нача­лась «пани­че­ская ата­ка» — нем­цы сбра­сы­ва­ли листов­ки с при­зы­ва­ми сда­вать­ся, опи­сы­ва­ли, как хоро­шо живёт­ся сол­да­там в пле­ну. Насту­пи­ло холод­ное и голод­ное вре­мя. Каж­до­му пола­га­лось по 300 грам­мов хле­ба в сут­ки. Часто вме­сто 150 грам­мов хле­ба выда­ва­ли сухарь весом в 75 грам­мов. Дру­гая поло­ви­на пай­ка — хлеб по 150 грам­мов, сырой и лип­кий как мыло. И по лож­ке муки на каж­до­го — она шла в общий котёл и взбал­ты­ва­лась. Соли не было. К весне у мно­гих нача­лась цин­га и кури­ная сле­по­та. При­хо­ди­лось искать пово­ды­рей для ослеп­ших бой­цов. Лишь когда на бата­рею выда­ва­ли рыбье­го жира, бой­цы прозревали.

Блокадный Ленинград

Вес­ной 1942 года Нику­лин попал по зада­нию в Ленинград:

«Трам­ваи засты­ли. Дома покры­ты сне­гом с нале­дью. Сте­ны все в потё­ках. В горо­де не рабо­та­ли кана­ли­за­ция и водо­про­вод. Всю­ду огром­ные сугро­бы. Меж­ду ними малень­кие тро­пин­ки. По ним мед­лен­но, инстинк­тив­но эко­но­мя дви­же­ния, ходят люди. Неко­то­рые тащат с тру­дом сан­ки с водой и дро­ва­ми. Часто тру­пы лежа­ли пря­мо на ули­цах. В янва­ре 1942 года в отдель­ные дни уми­ра­ло от голо­да по пять-шесть тысяч ленинградцев».

Юрий пер­вым делом идёт наве­стить сво­их родных:

«Высох­шая, с огром­ны­ми печаль­ны­ми гла­за­ми, озяб­ши­ми рука­ми, она с тру­дом при­зна­ла меня. У меня в сум­ке оста­лось немнож­ко сухо­го горо­ха… я отдал бабуш­ке Лёле. — „Ой, горох“, — ска­за­ла она чуть слыш­но. — „Я его дол­го буду есть“».

Выяс­ни­лось, что тро­ю­род­но­го бра­та Бори­са уби­ли под Ленин­гра­дом, дядя умер от голо­да, и лишь тётя успе­ла эва­ку­и­ро­вать­ся. Через месяц бабуш­ка умерла.

На фронте

Юрий Нику­лин слу­жил в 6‑й зенит­ной бата­рее. Зенит­чи­кам при­хо­ди­лось жар­ко. Нахо­дясь в эпи­цен­тре немец­ких артил­ле­рий­ских бом­бар­ди­ро­вок, нуж­но было сбить про­ле­та­ю­щие тяжё­лые бом­бар­ди­ров­щи­ки, летя­щие в сто­ро­ну Ленин­гра­да! Когда вокруг рвут­ся сна­ря­ды и сви­стят оскол­ки, раз­вед­чик дол­жен успеть опре­де­лить курс само­лё­тов, а его напар­ник-даль­но­мер­щик — высо­ту и даль­ность выстре­ла. На кону жиз­ни сотен и тысяч сооте­че­ствен­ни­ков. И такие налё­ты — каж­дый день. Один из арт­об­стре­лов был осо­бен­но жесто­ким. Один за дру­гим поги­ба­ли ребя­та с его бата­реи — кто-то от оскол­ков, а кто-то подо­рвал­ся на мине… Вско­ре пря­мо на его бата­рею пошли немец­кие тан­ки. Нику­лин неволь­но вспо­ми­нал сло­ва немец­кой листов­ки: «Поче­му ты дума­ешь, что живым оста­нешь­ся имен­но ты?». И вот, слы­шит­ся страш­ный гро­хот, свист летя­ще­го сна­ря­да! Каж­дая секун­да — как в замед­лен­ном кино. Чудом Юрий остал­ся жив.

Не забыл Юра и первую смерть това­ри­ща — во вре­мя обе­да одно­му из сол­дат начи­сто снес­ло голо­ву оскол­ком шаль­но­го сна­ря­да. Мно­го страш­ных смер­тей пови­дал Нику­лин, неле­пых, обид­ных! Так один из това­ри­щей решил пошу­тить над дру­зья­ми: при­ло­жил раз­ря­жен­ный писто­лет к вис­ку и со сло­ва­ми «Эх, ребя­та, жить надо­е­ло» спу­стил курок. Раз­дал­ся выстрел! Шут­ка ока­за­лась роко­вой — в ство­ле зате­рял­ся под­лый патрон…

Одна­ко боль­шим сча­стьем и вооду­шев­ле­ни­ем для това­ри­щей было то обсто­я­тель­ство, что они сто­я­ли за Роди­ну пле­чом к пле­чу с таким жиз­не­ра­дост­ным и весё­лым чело­ве­ком, как Юрий Нику­лин! Быва­ло, бой­цам необ­хо­ди­мо было сроч­но рыть тран­шеи. Дождь, тем­но­та, вспы­хи­ва­ют осве­ти­тель­ные раке­ты. Худой май­ор под­хо­дит к сол­да­там и спра­ши­ва­ет: «Инстру­мент взя­ли?». — «Взя­ли!» — бод­ро отве­ча­ет он за всех и доста­ёт из-за голе­ни­ща сапо­га дере­вян­ную лож­ку. Все сме­ют­ся, и вот уже настро­е­ние и бое­вой дух замет­но под­ни­ма­ет­ся! Дру­гой слу­чай. Нику­лин с напар­ни­ком несут пакет в штаб. Вне­зап­но начи­на­ет­ся бом­бёж­ка. Страш­ный гро­хот, свист и огонь вокруг — это был насто­я­щий ад! Неожи­дан­но Юра шёпо­том гово­рит това­ри­щу на ухо: «Саш­ка, бом­бёж­ка кон­чит­ся, по бабам пой­дём?» Конеч­но же, Юрий шутил во всех смыс­лах. Он по-преж­не­му любил Нину, и ждал встре­чи с ней!

Девуш­ка пер­вая напи­са­ла Юрию пись­мо сра­зу после фин­ской вой­ны. Так нача­лась их пере­пис­ка. В одном из писем он полу­чил её фото, кото­рое он при­кре­пил на крыш­ку дем­бель­ско­го чемо­да­на, рядом с фото­гра­фи­ей дина­мов­цев. Юрий писал Нине, что ску­ча­ет по ней, и каж­дое её пись­мо для него — уди­ви­тель­ная радость. Свои пись­ма он обыч­но закан­чи­вал фра­зой: «Креп­ко жму руку», а одна­жды даже вывел в послед­ней строч­ке: «Целую крепко».

Вес­ной 1943 года Нику­лин сно­ва в Ленин­гра­де — попал в гос­пи­таль с вос­па­ле­ни­ем лёг­ких. Вот он слёз­но про­сит на пере­сыль­ном пунк­те «Фон­тан­ка, 90», что­бы его взя­ли в род­ную часть. Но никто его и слу­шать не хочет — отправ­ля­ют в 71‑й бата­льон под Кол­пи­ным, затем задер­жи­ва­ют в Ленин­гра­де. Вышел Юрий на ули­цу, услы­шал свист… и очнул­ся в сан­ча­сти кон­ту­жен­ный после раз­ры­ва сна­ря­да. Отту­да сно­ва отпра­ви­ли в гос­пи­таль, уже дру­гой. После изле­че­ния в авгу­сте 1943года Нику­ли­на повы­си­ли до коман­ди­ра и сно­ва отпра­ви­ли в строй, хотя и силь­но исто­щён­но­го. К сча­стью, в 72‑м зенит­ном пол­ку Юру-шут­ни­ка немно­го откор­ми­ли и с радо­стью при­ня­ли в свою коман­ду — у ребят нача­лась весё­лая жизнь.

По вос­по­ми­на­ни­ям сер­жан­та свя­зи Ефи­ма Лей­бо­ви­ча, дру­га Никулина:

«Юра при­шёл к нам из гос­пи­та­ля, худой, суту­лый, в корот­кой шине­ли. И пер­вым делом состро­ил „япон­ца“, ужас­но смеш­ную гри­ма­су. Посто­ян­но всех нас бод­рил и весе­лил, хотя на душе кош­ки скреб­ли. Обо­жал вся­че­ские розыг­ры­ши. Как коман­дир он был уж очень мягок, а сол­дат хоро­ший, наход­чи­вый, жиз­не­ра­дост­ный. Умуд­рял­ся мно­го читать, мар­ки соби­рал, а остро­ты и шут­ки из него пря­мо сыпа­лись. И не толь­ко на при­ва­лах, но и в самых отча­ян­ных ситуациях».

У Нику­ли­на было три увле­че­ния: музы­ка (игра на гита­ре и пение), хоро­шие кни­ги и… кино. Осе­нью 1943 года вышел фильм «Два бой­ца» со все­на­род­но люби­мым Мар­ком Бер­не­сом, кото­рый пел две пес­ни: «Тём­ная ночь» и «Шалан­ды, пол­ные кефа­ли». В свя­зи с этим коман­дир бата­реи, где слу­жил Нику­лин, отпра­вил одно­го бой­ца в город — посмот­реть три раза этот фильм и запом­нить сло­ва. Так, в бата­рее Нику­ли­на появи­лись новые пес­ни! Нику­ли­ну так­же нра­вил­ся фильм «Джордж из Дин­ки-джа­за». Пер­вый сеанс в кино­те­ат­ре «Моло­дёж­ный» в Ленин­гра­де пре­рвал­ся из-за обстре­ла. Затем, на бата­рее, Нику­лин про­дол­жил про­смотр, но сно­ва «заса­да» — под­ня­ли воз­душ­ную тре­во­гу! Коме­дию Нику­лин досмот­рел толь­ко в кон­це войны…

Что же до хоро­ших книг, то Юрий Вла­ди­ми­ро­вич души не чаял в Дже­ке Лон­доне. Одна­ко, сре­ди книг у него лежа­ла вырез­ка из газе­ты «Прав­да» за 1943 год с отрыв­ка­ми из рома­на Миха­и­ла Шоло­хо­ва «Они сра­жа­лись за Родину».

В октяб­ре 1943 года бата­рея Нику­ли­на полу­чи­ла при­каз — при­стре­лять­ся по назем­ным целям вра­га в рай­оне Пуш­ки­на. Подоб­ное заня­тие бой­цы полу­чи­ли впер­вые и сра­зу поня­ли — Побе­да не за гора­ми! По радио так­же ста­ли посту­пать радост­ные вести о наступ­ле­нии фрон­тов. «Когда же мы?!» — зада­ва­ли вопрос май­о­ру сол­да­ты с Нику­ли­ным. А на про­се­ках всё чаще встре­ча­лись зелё­ные тан­ки с крас­ны­ми звёз­да­ми, а на небе — про­ле­та­ли «Илы‑2».

Январь 1944 года. Креп­кий мороз. Засты­ла вода в тран­ше­ях. Нику­лин с бой­ца­ми пони­ма­ли, что это иде­аль­ный момент для наступ­ле­ния, но при­ка­за всё не было. Бед­ный Ленин­град всё тер­за­ли бом­бёж­ка­ми. По ночам Юрий слы­шал этот страш­ный гро­хот, и серд­це съё­жи­ва­лось, а к гор­лу под­ка­ты­вал комок пра­вед­но­го гнева.

Утро 15 янва­ря. Про­ни­зы­ва­ю­щий мороз­ный ветер и серое небо. Неожи­дан­но, в 9 утра, объ­яви­ли тре­во­гу. Спу­стя 20 минут взле­те­ли сиг­наль­ные раке­ты, и страш­ный гро­хот рас­ка­тил­ся по всей окру­ге. Тыся­чи артил­ле­рий­ских бата­рей, со всех укром­ных хол­мов и щелей, откры­ли шкваль­ный огонь по про­тив­ни­ку. Юрий писал в дневнике:

«Это дали залп сот­ни гвар­дей­ских мино­мё­тов по дол­го­вре­мен­ным точ­кам вра­же­ской обо­ро­ны. Лес раз­ры­вов от зал­па „катюш“, несмот­ря на сплош­ной дым над пози­ци­я­ми нем­цев, пре­крас­но виден про­стым гла­зом. И сно­ва всту­па­ют в бой всё новые и новые батареи».

Час и сорок минут рабо­та­ли «Катю­ши». Нако­нец, наступ­ле­ние! Юрий сво­и­ми гла­за­ми видел страш­ную кар­ти­ну: рас­плав­лен­ный снег, чёр­ный от копо­ти, рас­щеп­лён­ные дере­вья, уби­тые гитлеровцы…

На одном из при­ва­лов бой­цы уви­де­ли малень­кую мыш­ку, кото­рая вста­ла на зад­ние лап­ки и ста­ла про­сить кол­ба­сы. В днев­ни­ки Нику­лин записал:

«Пету­хов замах­нул­ся на незва­ную гостью при­кла­дом… — Вася. Не надо. — Мышь-то немец­кая! — Да, нет! Это наша мышь, ленин­град­ская! Посмот­ри на её лицо…».

Так, Нику­лин спас мышь от смер­ти, за что впо­след­ствии полу­чил от отца отдель­ную благодарность.

Не раз Нику­лин был на волос­ке от гибе­ли. Одна­жды Юрий креп­ко спал в блин­да­же. Неожи­дан­но враг начал арт­об­стрел, а Нику­лин «спит как Евсей». «Выно­си­те Нику­ли­на!» — закри­чал коман­дир. Бой­цы схва­ти­ли отбры­ки­ва­ю­ще­го­ся Юру и отта­щи­ли в сто­ро­ну, и как раз вовре­мя — блин­даж взле­тел на воз­дух! Было и так, что Нику­ли­на во вре­мя бом­бёж­ки оклик­нул друг, пред­ло­жив заку­рить. Это и спас­ло Юре жизнь — толь­ко он ото­шёл от ору­дия, как в него попал сна­ряд! Хотя Юрий и «родил­ся в рубаш­ке», но болел часто. Так, к кон­цу вой­ны у него раз­вил­ся тяжё­лый тубер­ку­лёз. Кашель с кро­вью, одыш­ка… И тут това­ри­щи помог­ли пар­ню: посо­би­ра­ли мох, поис­ка­ли в дерев­нях мас­ло, мёда, сала и бар­су­чье­го жира. При­го­то­ви­ли лекар­ство, и Юре замет­но полегчало.

Нику­лин шутил часто, но не все­гда удач­но. Так, на одном из при­ва­лов он пере­одел­ся в немец­кую фор­му, надел кас­ку, взял авто­мат, под­крал­ся к пова­ру, кото­рый оди­но­ко варил кашу, про­из­нёс: «Ку-Ку!» и пома­нил паль­цем. Каше­вар ока­зал­ся наход­чи­вым малым, запел «Тра-ля-ля, тра-ля-ля!», неожи­дан­но сде­лал несколь­ко шагов в сто­ро­ну и прыг­нул в кусты! Вер­нул­ся бед­ня­га лишь к вече­ру, и мол­чит как пар­ти­зан. И Нику­лин не нашёл ниче­го луч­ше, чем спро­сить: «Уж не попал ли ты к нем­цам, а?»

И всё же Нику­лин дока­зал това­ри­щам, что он не толь­ко боец, но и насто­я­щий артист. Юрий не толь­ко орга­ни­зо­вал кон­церт, но и высту­пил как кон­фе­ран­сье, кло­ун и певец. Напар­ни­ком стал его друг Ефим Лей­бо­вич. В то вре­мя отец при­сы­лал ему пись­ма с фелье­то­на­ми на акту­аль­ные собы­тия в мире. Напри­мер, в мире нау­ки, глав­ным собы­ти­ем было рас­щеп­ле­ние ато­ма. И вот, кло­ун Нику­лин с раз­ма­лё­ван­ным лицом кла­дёт на стул что-то и начи­на­ет бить молот­ком. Стул раз­ле­та­ет­ся на кус­ки. Вбе­га­ет Лей­бо­вич: «Что ты дела­ешь?» Юрий совер­шен­но серьёз­но: «Рас­щеп­ляю атом». Были и более «умные» репри­зы. А чего сто­ил фокус «Кош­ка-ора­кул»! Сидит в ящи­ке кош­ка, голо­ва и хвост тор­чат нару­жу. Нику­лин, напри­мер, спра­ши­ва­ет у кош­ки: «Прав­да ли, что Саве­льев вче­ра опять в само­вол­ку ходил?» Все зата­и­ва­ли дыха­ние… ожи­дая, что кош­ка мах­нёт хво­стом — это озна­ча­ло «да». Они не дога­ды­ва­лись, что хвост искус­ствен­ный и при­вя­зан к ниточ­ке, за кото­рую неза­мет­но дер­гал асси­стент Нику­ли­на… Сол­да­ты с «натя­ну­ты­ми как пру­жи­ны» нер­ва­ми сме­я­лись от души, и эта раз­ряд­ка для пси­хи­ки была исце­ле­ни­ем! Успех был настоль­ко оше­ло­ми­те­лен, что посту­пил запрос от дру­гих частей. Так, Нику­лин стал знаменитым.

3 мая 1945 года. Нику­лин­ская бата­рея рас­по­ло­жи­лась в живо­пис­ной дере­вуш­ке Джук­сте, в Кур­лян­дии (Лат­вия). Изну­ря­ю­щий труд и днём и ночью — рыли тран­шеи. 8 мая посту­пи­ло сооб­ще­ние, что утром наступ­ле­ние по всем фрон­там. Наут­ро все впо­вал­ку спа­ли бога­тыр­ским сном — дала знать о себе уста­лость. Неожи­дан­но вбе­га­ет сол­дат и начи­на­ет бегать пря­мо по това­ри­щам с диким, но радост­ным воп­лем: «Ааааа!». Ребя­та спро­со­нья поду­ма­ли, что ещё один боец свих­нул­ся. Лишь пого­дя они поня­ли, что он кри­чал «Ура!» Тот раз­вед­чик пер­вым узнал от теле­фо­ни­ста о капи­ту­ля­ции фашист­ских войск…

Наста­ло мир­ное вре­мя! Со свет­лой радо­стью Юрий читал эмо­ци­о­наль­ные пись­ма от отца, кото­рый, по тра­ди­ции, опи­сы­вал всё в мель­чай­ших подроб­но­стях — как слу­ша­ли сооб­ще­ние о побе­де, как про­хо­ди­ли гуля­нья в Москве. Отец с 42-го так­же вое­вал, но демо­би­ли­зо­вал­ся по болез­ни. Одна­ко до встре­чи с близ­ки­ми было ещё дале­ко — демо­би­ли­за­ция про­хо­ди­ла в несколь­ко эта­пов, и Юрий Вла­ди­ми­ро­вич попал в самый послед­ний. Он полу­чил повест­ку и уво­лил­ся лишь 18 мая 1946 года.

В Моск­ву он ехал инког­ни­то — решил устро­ить род­ным сюр­приз. Лёжа в тес­ном товар­ном вагоне, с вещ­меш­ком под голо­вой, Юрий любо­вал­ся про­сто­ра­ми Поле­сья и раз­мыш­лял, как жить даль­ше. Впе­ре­ди его жда­ла Москва: люби­мые матуш­ка и отец, девуш­ки из шко­лы и дру­зья, учё­ба и путь к мечте… Начи­на­лась новая жизнь!

Читай­те так­же наш мате­ри­ал «Сер­гей Бон­дар­чук. Твор­че­ский путь актё­ра и режиссёра».