«Смена вех» и «Три стрелы против свастики»: Владимир Журавлёв вспоминает Сергея Чахотина

Вла­ди­мир Алек­сан­дро­вич Журав­лёв, дол­гое вре­мя рабо­тав­ший ответ­ствен­ным сек­ре­та­рём в жур­на­ле «Чело­век и закон», делит­ся сво­и­ми вос­по­ми­на­ни­я­ми о встре­че с рус­ским учё­ным Сер­ге­ем Сте­па­но­ви­чем Чахо­ти­ным, кото­рая состо­я­лась летом 1970 года и поз­во­ли­ла про­ник­нуть­ся исто­ри­ей иссле­до­ва­те­ля и обще­ствен­но­го дея­те­ля, оста­вив­ше­го неиз­гла­ди­мый след в оте­че­ствен­ной науке.

Сер­гей Чахотин.

Спе­ци­аль­но для VATNIKSTAN Вла­ди­мир Журав­лёв рас­ска­зал о том, как Чахо­тин стал одним из осно­ва­те­лей дви­же­ния «Сме­на вех» и актив­ным бор­цом с фашиз­мом, создав извест­ный сим­во­лом «Три стре­лы про­тив свастики».


В этом году испол­ни­лось 142 года со дня рож­де­ния чело­ве­ка с захва­ты­ва­ю­щей био­гра­фи­ей, физио­ло­гу, био­фи­зи­ку, соци­аль­но­му пси­хо­ло­гу, осно­во­по­лож­ни­ку груп­пы «Сме­на вех», одно­му из пер­вых ана­ли­ти­ков совре­мен­ных форм про­па­ган­ды и веду­щих тео­ре­ти­ков пси­хо­ло­гии масс — Сер­гею Сте­па­но­ви­чу Чахо­ти­ну (1883−1973).

Я позна­ко­мил­ся с Сер­ге­ем Сте­па­но­ви­чем летом 1970-го года, когда рабо­тал в начав­шей выхо­дить год назад газе­те «Соци­а­ли­сти­че­ская инду­стрия». Одна­жды меня вызвал заме­сти­тель глав­но­го редак­то­ра Нико­лай Яко­вле­вич Тро­иц­кий (до это­го глав­ный редак­тор област­ной газе­ты в Кеме­ро­во) и сказал:

«В Москве живет очень инте­рес­ный чело­век, учё­ный-био­фи­зик и анти­фа­шист про­фес­сор Сер­гей Сте­па­но­вич Чахо­тин. Свя­жи­тесь с ним и попро­си­те дать интер­вью для нашей газеты».

Выпол­няя пору­че­ние, я позво­нил в Ака­де­мию наук, где мне дали номер теле­фо­на инте­ре­су­ю­ще­го меня учё­но­го. Он ото­звал­ся бла­го­склон­но, и на сле­ду­ю­щий день я отпра­вил­ся в мно­го­квар­тир­ный дом — «ста­лин­ку» на Ленин­ском про­спек­те. Дверь мне открыл невы­со­кий ростом 86-лет­ний ста­ри­чок. Он про­жи­вал в двух­ком­нат­ной квар­ти­ре, где одна слу­жи­ла лабо­ра­то­ри­ей и каби­не­том, а дру­гая была жилой. Скром­но меб­ли­ро­ван­ная, эта ком­на­та обра­ща­ла вни­ма­ние выве­шен­ны­ми на сте­нах открыт­ка­ми с вида­ми горо­дов мно­гих стран.

Поздо­ро­вав­шись, хозя­ин квар­ти­ры вру­чил мне визит­ную кар­точ­ку, на кото­рой было напи­са­но: «Док­тор био­ло­ги­че­ских наук, сотруд­ник Ака­де­мии наук СССР». Ни чаю, ни кофе он не пред­ло­жил, что в общем-то мож­но было объ­яс­нить почтен­ным воз­рас­том чело­ве­ка, для кото­ро­го уже не было места для чай­ных цере­мо­ний. Вме­сте с тем хозя­ин квар­ти­ры про­явил бод­рость духа и тон­кое чув­ство юмора.

«Пред­став­ля­е­те, от меня месяц назад сбе­жа­ла жена, — ска­зал Сер­гей Сте­па­но­вич Чахо­тин, — Реши­ла вер­нуть­ся к себе в Аме­ри­ку. Мос­ков­ские мага­зи­ны ей, види­те ли, не нра­вят­ся. Впро­чем, понять жен­щи­ну, конеч­но, могу, тем более, что это пятая моя жена. Но зачем было уво­зить с собой дик­то­фон «Пана­со­ник»? Там их зава­лись, а вот я теперь муча­юсь, не могу запи­сать даже нашу беседу».

К сожа­ле­нию, у меня тогда тоже не было дик­то­фо­на, поэто­му вос­про­из­во­жу нашу бесе­ду отча­сти по ста­ро­му блок­но­ту, отча­сти по памяти.

Сер­гей Чахо­тин с сыном Пет­ром. 1961 год. Москва. Кадр из доку­мен­таль­но­го филь­ма «Сер­гей в Урне».

Сер­гей Сте­па­но­вич Чахо­тин родил­ся 13 сен­тяб­ря 1883 года в Стам­бу­ле (тогда Осман­ская импе­рия), в семье рос­сий­ско­го кон­су­ла Сте­па­на Ива­но­ви­ча Чахо­ти­на. Его отец ранее был лич­ным сек­ре­та­рём Ива­на Тур­ге­не­ва. А мать, Алек­сандра Моцо, была гре­чан­кой. У Сер­гея Сте­па­но­ви­ча было три бра­та: Иван, Сте­пан (выда­ю­щий­ся поэт и худож­ник-гра­фик в сти­ле «Мира искус­ства») и Николай.

Когда Сер­гею Чахо­ти­ну было 10 лет, роди­те­ли пере­вез­ли его в Одес­су, где он пошёл учить­ся в гим­на­зию, кото­рую закон­чил с золо­той меда­лью. После это­го он посту­пил на меди­цин­ский факуль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та. Одна­ко ему не суж­де­но было его окон­чить, так как в 1905 году он при­ни­мал уча­стие в заба­стов­ке сту­ден­тов и, пове­рив в рево­лю­цию, стал участ­ни­ком мятеж­ных собы­тий: стро­ил бар­ри­ка­ды на Мохо­вой, пел «Мар­се­лье­зу», за что, изби­тый шом­по­ла­ми, был бро­шен вна­ча­ле в Манеж, пре­вра­щен­ный в кара­тель­ный раве­лин, а затем в Бутыр­скую тюрь­му. Там вме­сте с това­ри­ща­ми он выкри­ки­вал лозун­ги: «Да здрав­ству­ет сво­бо­да!», «Долой царя!».

Сер­гей Чахо­тин в молодости.

О пове­де­нии неисто­во­го сына цар­ско­го дипло­ма­та было доло­же­но мос­ков­ско­му гене­рал-губер­на­то­ру. Тот велел поме­стить Чахо­ти­на в Пуга­чев­скую баш­ню и зако­вать в кан­да­лы. Одна­ко через несколь­ко дней при­шло дру­гое, «мило­сти­вое» реше­ние: выдво­рить бун­та­ря за пре­де­лы Рос­сий­ской импе­рии. В Мюн­хене Чахо­тин посту­пил на меди­цин­ский факуль­тет и слу­шал лек­ции нобе­лев­ско­го лау­ре­а­та Виль­гель­ма Рент­ге­на. Сер­гей Сте­па­но­вич полу­чил док­тор­скую сте­пень по зоо­ло­гии с отли­чи­ем в Гей­дель­берг­ском уни­вер­си­те­те в 1907 году. Там он изу­чал про­бле­мы зоо­ло­гии у про­фес­со­ра Иоган­на Ада­ма Отто Бючли и онко­ло­гии у про­фес­со­ра Вин­цен­ца Чер­ни. Чахо­тин про­во­дил иссле­до­ва­ния по моле­ку­ляр­ной био­ло­гии и одним из пер­вых начал делать опе­ра­ции на клетке.

Сер­гей Чахо­тин в лабо­ра­то­рии Инсти­ту­та Мак­са План­ка. Гей­дель­берг, Гер­ма­ния. 1930 год. Фото из архи­ва Пет­ра Чахотина.

В том же году Сер­гей Сте­па­но­вич был при­гла­шен в Уни­вер­си­тет Мес­си­ны в Сици­лии, где зани­мал­ся иссле­до­ва­ни­я­ми одно­кле­точ­ных орга­низ­мов. Он стал оче­вид­цем силь­ней­ше­го в исто­рии Евро­пы зем­ле­тря­се­ния — Мес­син­ско­го, маг­ни­ту­дой 7,5 бал­лов (зем­ле­тря­се­ние про­изо­шло 28 декаб­ря 1908 года), в резуль­та­те кото­ро­го были раз­ру­ше­ны горо­да Мес­си­на, Реджо-ди-Калаб­рия и Паль­ми. Во вре­мя зем­ле­тря­се­ния у Чахо­ти­на погиб­ли жена и дети, сам же он полу­чил трав­му позво­ноч­ни­ка. После выздо­ров­ле­ния воз­об­но­вил иссле­до­ва­ния на зоо­ло­ги­че­ской стан­ции Анто­на Дор­на в Неа­по­ле и на Мор­ской зоо­ло­ги­че­ской стан­ции Виль­франш-сюр-Мер. В те же годы Чахо­тин позна­ко­мил­ся с круп­ней­ши­ми учё­ны­ми, в том чис­ле с вели­ким физи­ком Аль­бер­том Эйнштейном.

После визи­тов в Одес­су, Моск­ву и Казань в 1909 году Чахо­тин вер­нул­ся в Гей­дель­берг, где в 1912 году раз­ра­бо­тал метод «кле­точ­ной опти­че­ской мик­ро­хи­рур­гии», исполь­зу­ю­щий уль­тра­фи­о­ле­то­вые лучи, про­еци­ру­е­мые через квар­це­вую лин­зу и узкое отвер­стие в метал­ли­че­ском дис­ке. В 1912 году он занял долж­ность асси­стен­та в Санкт-Петер­бур­ге, в Лабо­ра­то­рии физио­ло­гии Импе­ра­тор­ской ака­де­мии наук, под руко­вод­ством Ива­на Пет­ро­ви­ча Пав­ло­ва. Там он про­дол­жал рабо­тать до 1917 года, когда после Фев­раль­ской рево­лю­ции стал орга­ни­за­то­ром коми­те­та воен­но-тех­ни­че­ской помо­щи в под­держ­ку Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства. А вот Октябрь­скую рево­лю­цию Сер­гей Сте­па­но­вич не при­нял и уехал в Доб­ро­воль­че­скую армию в Росто­ве, где руко­во­дил «Инфор­ма­ци­он­но (осведомительно)-пропагандистским агент­ством» (ОСВАГ), создан­ном при дипло­ма­ти­че­ском отде­ле гене­ра­ла Алек­се­е­ва и наде­лен­ным моно­по­ли­ей на предо­став­ле­ние инфор­ма­ции о дей­стви­ях на юге Рос­сии. Это агент­ство име­ло отде­ле­ния, пунк­ты и под­пунк­ты, опи­ра­ясь на све­де­ния контр­раз­вед­ки в Одес­се, Харь­ко­ве и дру­гих городах.

В мае 1919 года Доб­ро­воль­че­ская армия взя­ла под кон­троль Дон­басс. Но летом нача­лась поло­са про­ва­лов. Разо­ча­ро­вав­шись в бело­гвар­дей­ском дви­же­нии, Сер­гей Чахо­тин осе­нью 1919 года эми­гри­ро­вал из Рос­сии в Юго­сла­вию, где пре­по­да­вал в уни­вер­си­те­тах Бел­гра­да и Загре­ба. Ока­зав­шись в эми­гра­ции, Чахо­тин вни­ма­тель­но сле­дил за собы­ти­я­ми в Совет­ской Рос­сии. В 1921 году он участ­во­вал в созда­нии дви­же­ния «Сме­на вех» и одно­имен­но­го сбор­ни­ка пуб­ли­ци­сти­че­ских ста­тей фило­соф­ско-поли­то­ло­ги­че­ско­го содер­жа­ния, опуб­ли­ко­ван­но­го в Пра­ге вид­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми либе­раль­но­го направ­ле­ния в обще­ствен­ной мыс­ли рус­ской эми­гра­ции (Ключ­ни­ков, Поте­хин, Боб­ри­щев-Пуш­кин, Устря­лов, Чахо­тин, Лукья­нов и дру­гие). Сме­но­ве­хов­ством назы­ва­ют дви­же­ние в сре­де пер­вой рус­ской «белой эми­гра­ции», про­воз­гла­сив­шее так­ти­че­ский союз с боль­ше­ви­ка­ми на плат­фор­ме рус­ско­го пат­ри­о­тиз­ма. Они при­зна­ли опре­де­лён­ную прав­ду Октябрь­ской Рево­лю­ции, в то же вре­мя не раз­де­ляя ее идео­ло­гии — ком­му­низ­ма и рас­смат­ри­вая её как попыт­ки рус­ско­го наци­о­наль­но­го духа нащу­пать свои, отлич­ные от запад­ных, фор­мы жизнеустройства.

Сме­но­ве­хов­цы были убеж­де­ны, что власть боль­ше­ви­ков не навсе­гда. Они счи­та­ли, что рано или позд­но она выро­дит­ся в какой-нибудь режим наци­о­наль­но-кон­сер­ва­тив­но­го тол­ка. Боль­ше­визм — толь­ко внеш­нее выра­же­ние воли наро­дов Рос­сии к обнов­ле­нию, к пре­одо­ле­нию тех про­кля­тых болез­ней ста­ро­го режи­ма, кото­рые при­ве­ли его к смер­ти и, как вся­кая сти­хия, боль­ше­визм полон край­но­стей, непри­ят­ных, но пре­хо­дя­щих. По их мне­нию, влить­ся в чис­ло стро­и­те­лей новой Рос­сии, поде­лить­ся сво­и­ми зна­ни­я­ми, вклю­чить­ся в инду­стри­а­ли­за­цию и куль­тур­ную рево­лю­цию — зна­чит, спо­соб­ство­вать тому, что­бы с фан­та­зи­ей о ком­му­ни­сти­че­ском экс­пе­ри­мен­те вла­сти пере­клю­чи­лись на насущ­ные зада­чи воз­рож­де­ния и укреп­ле­ния Рос­сий­ско­го госу­дар­ства. С удо­вле­тво­ре­ни­ем сме­но­ве­хов­цы наблю­да­ли как боль­ше­ви­ки всё боль­ше отка­зы­ва­ют­ся от экс­тре­миз­ма пер­вых лет рево­лю­ции и ста­но­вят­ся сози­да­те­ля­ми и хра­ни­те­ля­ми рос­сий­ско­го импер­ско­го госу­дар­ства, пусть и под дру­гим назва­ни­ем. При­чём до тех пор, пока боль­ше­ви­ки были интер­на­ци­о­на­ли­ста­ми и сто­рон­ни­ка­ми воен­но­го ком­му­низ­ма, буду­щие сме­но­ве­хов­цы сто­я­ли на сто­роне «белых». Сме­но­ве­хов­ство же воз­ник­ло на волне «крас­но­го пат­ри­о­тиз­ма», порож­ден­но­го совет­ско-поль­ской вой­ной и агрес­си­ей Антан­ты в Рос­сию, а уси­ли­лось после НЭПа — пово­ро­та к реа­ли­сти­че­ской, а не док­три­наль­ной эко­но­ми­че­ской политике.

Чахо­тин пуб­ли­ку­ет ста­тью «В Канос­су» с при­зы­вом к рос­сий­ской эми­грант­ской интел­ли­ген­ции сотруд­ни­чать с новой Рос­си­ей. Чахо­тин стал одним из орга­ни­за­то­ров выхо­дя­щей в Бер­лине газе­ты рус­ских эми­гран­тов «Нака­нуне». От неё в каче­стве спе­ци­аль­но­го кор­ре­спон­ден­та он был отправ­лен в Геную, где в апре­ле-мае 1922 года про­хо­ди­ла меж­ду­на­род­ная кон­фе­рен­ция, на кото­рой при­сут­ство­ва­ла деле­га­ция из Совет­ской Рос­сии, высту­пив­шая с пред­ло­же­ни­ем о разоружении.

Загла­вие еже­днев­ной газе­ты «Нака­нуне». № 127 (644), 6 июня 1924 года. Под редак­ци­ей кол­ле­гии: Бори­са Дюшен, Сер­гея Лукья­но­ва, Пав­ла Сады­ке­ра, Сер­гея Чахо­ти­на. Источ­ник: Wikimedia

Мно­гие участ­ни­ки кон­фе­рен­ции были удив­ле­ны внеш­ним видом совет­ской деле­га­ции. Они ожи­да­ли уви­деть людей в ват­ни­ках и рого­жах, обу­тых в сапо­ги и лап­ти, как это часто изоб­ра­жа­лось запад­ной прес­сой. Одна­ко перед ними пред­ста­ли совре­мен­ные, хоро­шо оде­тые интел­лек­ту­а­лы с акку­рат­ны­ми при­чес­ка­ми и выра­зи­тель­ны­ми взгля­да­ми. Их сопро­вож­да­ли изящ­но оде­тые сим­па­тич­ные девуш­ки — секретари.

Кор­ре­спон­ден­ции о собы­ти­ях Гену­эз­ской кон­фе­рен­ции назы­ва­лись так: «Как Антан­та попа­ла впро­сак», «Рус­ские в Генуе». Одна из них начи­на­лась словами:

«Дума­ет­ся мне… Если бы мно­гие наши рус­ские эми­гран­ты, ранее искренне болев­шие за Роди­ну, а теперь ослеп­лён­ные зло­бой или рав­но­ду­ши­ем, уви­де­ли эту сце­ну, они ощу­ти­ли бы неожи­дан­ную радость от воз­рож­де­ния новой Рос­сии! Рос­сии не про­ся­щей, не уни­жен­ной, а про­свет­лён­ной воз­вра­ща­ю­щей веру людей в себя и в человека».

Свои кор­ре­спон­ден­ции Сер­гей Сте­па­но­вич под­пи­сы­вал «Про­фес­сор С. Чахо­тин». Так он пред­ста­вил­ся и гла­ве совет­ской деле­га­ции — Геор­гию Чиче­ри­ну, к кото­ро­му обра­тил­ся с прось­бой о предо­став­ле­нии совет­ско­го граж­дан­ства. Это слу­чи­лось в то вре­мя, когда из Совет­ской Рос­сии дву­мя паро­хо­да­ми были высла­ны вид­ные дея­те­ли фило­со­фии, не соглас­ные с иде­я­ми соци­а­лиз­ма. Про­фес­сор Чахо­тин дер­жал курс в обрат­ном направ­ле­нии. Нахо­дясь в Бер­лине, он полу­чил совет­ское граж­дан­ство. С 1924 по 1926 год — Сер­гей Сте­па­но­вич — сотруд­ник совет­ско­го торг­пред­ства в Бер­лине. В СССР опуб­ли­ко­ва­ли его кни­гу «НОТ- в нау­ке и тех­ни­ке». В 1926 году он вер­нул­ся к науч­ной рабо­те. В 1927 — Чахо­тин из-за болез­ни пере­ехал в Геную, где зани­мал­ся про­бле­ма­ми онко­ло­гии. В 1930 году по пред­ло­же­нию Аль­бер­та Эйн­штей­на ему при­су­ди­ли пре­мию «Иссле­до­ва­тель­ская кор­по­ра­ция». В нача­ле 1930‑х годов зани­мал­ся науч­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми в инсти­ту­те име­ни кай­зе­ра Виль­гель­ма в исто­ри­че­ском горо­де Гей­дель­берг, извест­ном «тро­пой фило­со­фов». В Гер­ма­нии в это вре­мя раз­го­ре­лась поли­ти­че­ская борь­ба меж­ду соци­ал-демо­кра­та­ми, ком­му­ни­ста­ми и рву­щи­ми­ся к вла­сти национал-социалистами.

Тре­вож­ные вести при­хо­ди­ли из Совет­ско­го Сою­за, где жесто­ко поле­ми­зи­ро­ва­ли ста­ли­ни­сты и троц­ки­сты и раз­во­ра­чи­вал­ся «Боль­шой тер­рор». В 1931 году в Одес­се был аре­сто­ван и рас­стре­лян 15 июля брат Чахо­ти­на поэт и худож­ник-гра­фик в сти­ле «Мира искус­ства» Сте­пан. Опа­са­ясь, что его может постиг­нуть такая же судь­ба, Сер­гей Чахо­тин стал невозвращенцем.

В эти годы в Гер­ма­нии всё гром­че заяв­ля­ла о себе пар­тия наци­стов. Их руко­во­дя­щим ком­па­сом стал поли­ти­че­ский мани­фест Адоль­фа Гит­ле­ра. Одна­ко внешне все ещё жили иллю­зи­ей мира. По Рапалль­ско­му согла­ше­нию от 1922 года меж­ду Гер­ма­ни­ей и Рос­си­ей про­ис­хо­ди­ли обме­ны ста­жи­ру­ю­щи­ми­ся спе­ци­а­ли­ста­ми. Одним из них был моло­дой метал­лург, впо­след­ствии извест­ный учё­ный — атом­щик Васи­лий Еме­лья­нов. В кни­ге сво­их вос­по­ми­на­ний «О вре­ме­ни, о това­ри­щах, о себе» он напи­сал о том, как во вре­мя сво­е­го пре­бы­ва­ния в Гер­ма­нии про­хо­дил ста­жи­ров­ку на заво­де Круп­па, где одним позд­ним вече­ром уви­дел свет в окнах закон­сер­ви­ро­ван­но­го цеха, в кото­ром в Первую миро­вую вой­ну вари­ли сталь для тан­ков и пушек. Теперь это был пер­вый сиг­нал о новой мили­та­ри­за­ции Германии.

Наря­ду с мили­та­ри­за­ци­ей Гер­ма­нии нарас­та­ла угро­за нациз­ма. Под­дер­жи­вая соци­ал-демо­кра­тов, Чахо­тин актив­но участ­во­вал в орга­ни­за­ции демон­стра­ций про­тив наци­стов. В 1932 году сов­мест­но с соци­ал-демо­кра­том Кар­лом Мирен­дор­фом он создал дви­же­ние «Три стре­лы», наме­ре­ва­ясь высту­пить на выбо­рах в пар­ла­мент 5 мар­та 1933 года под лозун­гом оппо­зи­ции глав­но­му кан­ди­да­ту — монар­хи­че­ско­му пра­ви­тель­ству Папе­на, Гит­ле­ру и Тель­ма­ну. Ошиб­ка соци­ал-демо­кра­тов, отка­зав­ших­ся под­дер­жать ком­му­ни­стов, ока­за­лась роко­вой и при­ве­ла к рез­ким кри­ти­че­ским выска­зы­ва­ни­ям Ста­ли­на, кото­рый даже начал назы­вать их «соци­ал-фаши­ста­ми». Чахо­тин осо­знал свою ошиб­ку после побе­ды гит­ле­ров­цев на выбо­рах в рейхс­таг и решил исполь­зо­вать три стре­лы как сим­вол анти­на­цист­ско­го движения.

Соглас­но Чахо­ти­ну, идею трёх стрел он полу­чил, уви­дев сва­сти­ку, пере­чёрк­ну­тую мелом в Гей­дель­бер­ге. По сло­вам Чахо­ти­на, когда сва­сти­ка и три стре­лы исполь­зу­ют­ся вме­сте, они все­гда будут выгля­деть, как пере­чёр­ки­ва­ние сва­сти­ки, а не наоборот.

Облож­ка дат­ско­го изда­ния кни­ги Сер­гея Чахо­ти­на «Три стре­лы про­тив сва­сти­ки». 1933 год. Из архи­ва Пет­ра Чахотина

Во вре­мя нашей встре­чи в доме Сер­гея Сте­па­но­ви­ча на Ленин­ском про­спек­те я попро­сил собе­сед­ни­ка рас­ска­зать подроб­но­сти об исто­рии трёх стрел…

«Пони­ма­е­те, ещё до рево­лю­ции, в пери­од рабо­ты в Санкт-Петер­бур­ге в лабо­ра­то­рии физио­ло­гии под руко­вод­ством Ива­на Пет­ро­ви­ча Пав­ло­ва, я научил­ся по-ново­му смот­реть на мно­гие вещи, — ска­зал собе­сед­ник. — Речь идёт о вто­рой сиг­наль­ной систе­ме рефлек­сов, с помо­щью кото­рых мож­но вли­ять на созна­ние людей, вклю­чая сва­сти­ку (у древ­них наро­дов она озна­ча­ла сим­вол пло­до­ро­дия, а затем на каком-то эта­пе обре­ла иной смысл — эта­кий знак сверхчеловека)».

Заин­те­ре­со­вав­шись сим­во­ла­ми, Чахо­тин про­вел нема­ло часов в биб­лио­те­ке Гей­дель­бер­га и изу­чил кни­ги об исто­рии кре­ста, полу­ме­ся­ца, звез­ды и дру­гих обо­зна­че­ний. С неко­то­рых пор они ста­ли при­зна­ка­ми «сво­их» и «чужих». Гит­ле­ров­цы в отли­чие от дру­гих наро­дов ста­ли исполь­зо­вать сим­вол сва­сти­ки, как гвоз­ди, кото­рые вби­ва­ли в голо­вы, поме­щая изоб­ра­же­ния где толь­ко угод­но, начи­ная с пач­ка­ния стен, две­рей, забо­ров и кон­чая бро­нёй тан­ков и кры­лья­ми само­ле­тов. На осно­ве науч­ных дан­ных Чахо­тин дока­зал, что лишь 10–15 про­цен­тов из лиц, под­верг­ших­ся про­дол­жи­тель­ной про­па­ган­де, могут усто­ять её воз­дей­ствию, а осталь­ные, и в первую оче­редь моло­дежь, рано или позд­но попа­да­ют под её воз­дей­ствие. После чего их мож­но исполь­зо­вать для совер­ше­ния любых насиль­ствен­ных преступлений.

Решив бороть­ся со сва­сти­кой, Сер­гей Сте­па­но­вич стал писать кни­гу об исто­рии сим­во­лов и обна­ру­жил чудо­вищ­ную ошиб­ку идео­ло­гов фашиз­ма, в част­но­сти из орга­ни­за­ции «Обще­ства Вра­ля», чле­ном кото­рой был Гит­лер, и в кото­рой он полу­чил азы псев­до-тео­рии об арий­ской расе, чьи нор­ди­че­ские пред­ки яко­бы были самы­ми силь­ны­ми людь­ми на Зем­ле, поэто­му они, а не Аме­ри­ка, долж­ны пра­вить миром. На осно­ве этих бре­до­вых идей Гит­лер сфор­му­ли­ро­вал свою тео­рию маги­че­ско­го социализма.

Чахо­тин назвал свою кни­гу «Три стре­лы про­тив сва­сти­ки». Я дер­жал эту кни­гу в руках и узнал, что опуб­ли­ко­вать её было непро­сто. В апре­ле 1933 года Сер­гея Сте­па­но­ви­ча уво­ли­ли из Инсти­ту­та кай­зе­ра Виль­гель­ма, и он уехал в Бер­лин. Опуб­ли­ко­вать руко­пись там не уда­лось. Фашист­ву­ю­щие молод­чи­ки уже вели «охо­ту на ведьм», бро­са­ли в кост­ры кни­ги гума­ни­стов. Чахо­тин с помо­щью дру­зей пере­пра­вил руко­пись в Амстер­дам, где её пере­ве­ли с рус­ско­го на немец­кий, англий­ский и фран­цуз­ский язы­ки, и она вышла из печа­ти акку­рат в те дни, когда рейхс­канц­ле­ром Гер­ма­нии был назна­чен буду­щий воен­ный пре­ступ­ник № 1, Гитлер.

Оста­вать­ся в Гер­ма­нии было нель­зя. Сер­гей Сте­па­но­вич уехал в Данию, а в 1934 году — в Париж, где рабо­тал в Про­фи­лак­ти­че­ском инсти­ту­те, в иссле­до­ва­тель­ской лабо­ра­то­рии гос­пи­та­ля «Лео­польд Бел­лан», в Инсти­ту­те физи­ко-хими­че­ской био­ло­гии. За науч­ные успе­хи Чахо­тин был удо­сто­ен пре­мий Фран­цуз­ской ака­де­мии наук (1936) и Париж­ской меди­цин­ской ака­де­мии (1938).

Сер­гей Сте­па­но­вич сотруд­ни­чал с ради­каль­ным кры­лом фран­цуз­ской соци­а­ли­сти­че­ской пар­тии и нака­нуне немец­кой окку­па­ции Пари­жа опуб­ли­ко­вал ста­тью «Изна­си­ло­ва­ние тол­пы с помо­щью поли­ти­че­ской про­па­ган­ды» (Гал­ли­мар, 1939 год). С при­хо­дом фаши­стов в 1941 году Чахо­тин был заклю­чён во фрон­то­вой лагерь Руа­лье в Ком­пьене, где про­вёл семь месяцев.

После того как Сер­гею Сте­па­но­ви­чу при­шлось бежать от наци­стов во Фран­цию, сим­вол «трёх стрел» стал исполь­зо­вать­ся «Фран­цуз­ской сек­ци­ей Рабо­че­го интер­на­ци­о­на­ла». После Вто­рой миро­вой вой­ны, с 1945 года, он стал офи­ци­аль­ным лого­ти­пом австрий­ской соци­ал-демо­кра­ти­че­ской пар­тии. В сим­вол доба­ви­ли круг, под­чёр­ки­ва­ю­щий един­ство инду­стри­аль­ных рабо­чих, сель­ско­го насе­ле­ния и интеллигенции.

Сим­вол «три стре­лы» стал исполь­зо­вать­ся мно­же­ством анти­фа­шист­ских орга­ни­за­ций и дви­же­ний, таких как дви­же­ние анти­фа (дру­гой рас­про­стра­нён­ный сим­вол анти­фа, крас­ный и чёр­ный фла­ги в чёр­ном кру­ге, вос­хо­дит к ком­му­ни­сти­че­ской орга­ни­за­ции «Анти­фа­шист­ское действие»).

Сер­гей Чахо­тин в лабо­ра­то­рии про­фес­со­ра Пьет­ро ди Мат­теи в Рим­ском уни­вер­си­те­те. На зад­нем плане — порт­рет Ива­на Пав­ло­ва. Рим. 1957 год. Фото архи­ва Пет­ра Чахо­ти­на. Источ­ник: Дом рус­ско­го зару­бе­жья име­ни Алек­сандра Солженицына

После вой­ны Чахо­тин жил в Англии. В 1955 году он пере­ехал в Ита­лию — сна­ча­ла в Геную, затем в Рим. В 1958 году вер­нул­ся на Роди­ну и начал рабо­тать в Инсти­ту­те цито­ло­гии АН СССР. В 1960‑м пере­вёл­ся в Инсти­тут био­фи­зи­ки АН СССР, где про­ра­бо­тал до 1967 года. В 1967 году году в поряд­ке пере­во­да он зачис­лил­ся в Инсти­тут био­ло­гии раз­ви­тия АН СССР на долж­ность стар­ше­го науч­но­го сотруд­ни­ка и рабо­тал там до самой смер­ти, после­до­вав­шей на 91 году жиз­ни 24 декаб­ря 1973 года в Москве. По заве­ща­нию, его прах был раз­ве­ян сыном Евге­ни­ем над Сре­ди­зем­ным морем в селе­нии Кар­жез, на Кор­си­ке, где когда-то учё­ный жил, любил, был счастлив.


Читай­те далее:

Все оттен­ки серо­го: «Сме­на вех» про­тив эми­гра­ции 1920‑х годов;

Васи­лий Шуль­гин: при­нять отре­че­ние Нико­лая ІІ и уме­реть при Бреж­не­ве;

«Рос­сия-Го»: Ильф и Пет­ров о рус­ском Пари­же 1930‑х годов.