«Вся история России сделана казаками». Интервью с Сергеем Петровым, автором книги «Донская утопия»

В изда­тель­стве про­ек­та VATNIKSTAN выхо­дит исто­ри­че­ский роман «Дон­ская уто­пия» о собы­ти­ях на Дону в эпо­ху рево­лю­ции и Граж­дан­ской вой­ны. Отдель­ные гла­вы про­из­ве­де­ния мож­но най­ти на нашем сай­те. Его автор, Сер­гей Пет­ров, изве­стен по кни­гам «Анто­нов­щи­на. Послед­ний удар контр­ре­во­лю­ции» и «Баку­нин. Пер­вый панк Евро­пы». Поми­мо это­го, Сер­гей ведёт теле­грам-канал «Дон­ская уто­пия», в кото­ром пуб­ли­ку­ет инте­рес­ные фак­ты о про­шлом мест­но­го казачества.

Лите­ра­тур­ный обо­зре­ва­тель VATNIKSTAN и писа­тель Вла­ди­мир Кова­лен­ко пого­во­рил с Сер­ге­ем Пет­ро­вым о роли каза­ков в исто­рии Рос­сии, рево­лю­ци­он­ных собы­ти­ях на Дону, осо­бен­но­стях новой кни­ги и совре­мен­ной рус­ской прозе.

---

— Как вы заин­те­ре­со­ва­лись темой дон­ско­го каза­че­ства, что натолк­ну­ло на мысль об этом?

— Темой заин­те­ре­со­вал­ся дав­но. По отцов­ской линии у нас в роду были дон­ские каза­ки. Дво­ю­род­ный пра­дед Леон­тий Васи­лье­вич Кон­дра­тьев — участ­ник Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны, Герой Совет­ско­го Сою­за, закрыл собою дзот. Во вре­мя Граж­дан­ской был участ­ни­ком под­по­лья, вое­вал в 1‑й Кон­ной армии. В Азо­ве его бюст сто­ит на тер­ри­то­рии заво­да, где он рабо­тал, памят­ник — в кра­е­вед­че­ском музее. В горо­де его помнят.
И Шоло­хо­ва про­чёл я доста­точ­но рано, и про Рази­на раз­ных авто­ров читал, и про Булавина.

— У вас не было идеи напи­сать про прадеда?

— Есть такая идея, но пока серьёз­но к ней не под­хо­дил. Была идея напи­сать сбор­ник «Крас­ные каза­ки», напи­сать про каких-то геро­ев и какое-то эссе про него вставить.
Мой пра­дед рабо­тал в ГПУ и, со слов бабуш­ки, раз­об­ла­чал бан­ду «Чёр­ная кош­ка», кото­рая была не мос­ков­ская «Чёр­ная кош­ка», а насто­я­щая, кажет­ся, азов­ская или ростов­ская. Есть такая мысль, но я пока к ней не подо­шёл вплотную.

— Зву­чит очень инте­рес­но, тем более сей­час сно­ва акту­аль­ны оте­че­ствен­ные детек­тив­ные сюжеты.

— Я тоже так счи­таю. Хотя пра­дед уже упо­ми­на­ет­ся в каче­стве лите­ра­тур­но­го пер­со­на­жа у Вита­лия Закруткина.

— Сей­час мало кто зна­ет о роли каза­че­ства в доре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии, може­те корот­ко позна­ко­мить чита­те­лей с ней?

— Суще­ству­ет несколь­ко вер­сий про­ис­хож­де­ния дон­ских каза­ков. Мы не будем здесь тол­ко­вать — народ ли это был такой, или кре­стьяне, что бежа­ли на Дон от заси­лия кре­пост­ни­че­ства, или и то и дру­гое, и ещё вер­сии есть.

Я лич­но при­ни­маю вто­рую. Воль­ни­ца там была, демо­кра­тия, и «с Дона выда­чи нет», и лихие экс­про­при­а­ции на тер­ри­то­ри­ях сопре­дель­ных госу­дарств в виде «похо­дов за зипу­на­ми», и вос­ста­ния про­тив царей. Но была и помощь госу­дар­ству Рос­сий­ско­му, защи­та его рубе­жей от набе­гов вра­гов, уча­стие в войнах.

При Пет­ре I, после вос­ста­ния Була­ви­на, воль­ни­цу при­кры­ли доволь­но кро­ва­вым обра­зом. И с тех пор дон­ское каза­че­ство пре­вра­ти­лось в воен­ное сосло­вие, в слуг госу­да­ре­вых, а потом ещё и поли­цей­ски­ми функ­ци­я­ми их наде­ли­ли, исполь­зо­ва­ли при раз­гоне демонстраций.

Име­лись при­ви­ле­гии. Но эти при­ви­ле­гии были не для всех, и их нали­чие не явля­лось данью ува­же­ния к тра­ди­ци­ям воль­но­сти, само­быт­но­сти. Власть таким обра­зом «отго­ра­жи­ва­ла» каза­ков от кре­стьян и рабо­чих. Ты — казак, осо­бен­ный, не мужик, не лапоть, царь тебя ува­жа­ет и дове­ря­ет тебе, — вот что каза­ку вдалб­ли­ва­лось века­ми в голо­ву. Ну а тот самый «мужик» вос­при­ни­мал его как пуга­ло. Вот и дока­ти­лись, что в нача­ле XX века за каза­ка­ми проч­но закре­пи­лось про­зви­ще «нага­еч­ни­ки».

— Какой при­мер мож­но при­ве­сти, что­бы объ­яс­нить совре­мен­но­му чело­ве­ку, далё­ко­му от темы каза­че­ства о том, что это было?

— Широ­ких ана­ло­гий нет сего­дня. Какие-то парал­ле­ли, конеч­но, мож­но про­ве­сти. Это было доста­точ­но закры­тое обще­ство, гру­бо гово­ря, в каза­чьих пол­ках не слу­жи­ли кре­стьяне. Зато в 1‑й Кон­ной слу­жи­ли и кре­стьяне. Логви­нов, напри­мер — я об этом писал в сво­ём кана­ле, — был кон­ник крас­ный, но не казак.

— То есть каза­че­ство — уже утра­чен­ная тра­ди­ция, и мы не можем понять, что это такое было?

— Понять мож­но, но чёт­ких при­ме­ров сей­час я бы не решил­ся при­во­дить. То в каза­че­стве, кото­рое есть сей­час, нуж­но раз­би­рать­ся, насколь­ко там вооб­ще каза­ки. В каза­ки мож­но запи­сать­ся, но это же не совсем каза­че­ство. Есть даже каза­чьи соеди­не­ния в ВС РФ и даже каза­чьи кадет­ские кор­пу­са в Под­мос­ко­вье или в Москве. Но вопрос, как мно­го там казаков?

— Но ведь каза­че­ство — это в первую оче­редь сословие.

— Если серьёз­но гово­рить, то каза­ков как выго­ня­ли, так и при­ни­ма­ли в каза­ки, поэто­му при­ни­мать в каза­ки и долж­ны каза­ки. С юри­ди­че­ской точ­ки зре­ния, может, и да — созда­но каза­чье обще­ство, и оно в каза­ки при­ни­ма­ет. Это, конеч­но, фор­маль­но схо­же, но не совсем пра­виль­но. Для каза­ков опре­де­ля­ю­щим явля­ет­ся зем­ля, люди, кото­рые сто­ле­ти­я­ми на зем­ле живут, тра­ди­ции, кото­рые соблю­да­ют, то есть осо­бый уклад жиз­ни, а не номи­наль­ный фак­тор. Напри­мер, Родзян­ко при­ни­ма­ли в казаки.

— А как на каза­че­ство повли­я­ла Пер­вая миро­вая война?

— Пока­за­ла, что ничем казак от осталь­но­го наро­да не отли­ча­ет­ся. Вошь не раз­би­ра­ет, казак ты или сол­дат. Пер­вая миро­вая рево­лю­ци­о­ни­зи­ро­ва­ла, раз­ло­жи­ла каза­че­ство окон­ча­тель­но. А пер­вые про­яв­ле­ния это­го раз­ло­же­ния были вид­ны ещё в Первую рус­скую рево­лю­цию, когда неко­то­рые каза­ки отка­зы­ва­лись подав­лять рево­лю­ци­он­ные выступления.

— Как вы може­те харак­те­ри­зо­вать попыт­ки каза­че­ства постро­ить соб­ствен­ные авто­но­мии и государства?

— Если гово­рить о пра­ви­тель­стве Алек­сея Кале­ди­на на Дону, то невнят­ная попыт­ка обособ­ле­ния была изна­чаль­но про­валь­ной. Самая глав­ная при­чи­на — отсут­ствие народ­ной под­держ­ки. За кра­си­вы­ми сло­ва­ми о воль­ном Доне про­смат­ри­ва­лась вой­на со всей Рос­си­ей, и эта пер­спек­ти­ва на тот момент про­стым каза­кам не нра­ви­лась. Поэто­му кто-то из них решил сне­сти кале­дин­ский режим, а кто-то занял пози­цию нейтралитета.

Теперь о мыс­лях по пово­ду ста­ту­са род­но­го края в сре­де рево­лю­ци­он­но­го каза­че­ства. Сно­ва две пози­ции. Одни — за совет­скую власть, дру­гие — сами ата­ма­нов и бур­жу­ев про­го­ним, чужа­ков нам тут не надо. Послед­ний вари­ант был бы губи­тель­ным, ско­рее все­го. Слиш­ком мно­го инте­ре­сан­тов с раз­ных сто­рон, ибо есть чем инте­ре­со­вать­ся: пло­до­род­ные зем­ли, уголь­ные бас­сей­ны и так далее.

В ито­ге всё све­лось к авто­но­мии, совет­ской рес­пуб­ли­ке в соста­ве Рос­сии вес­ной 1918 года, и ника­ко­го ущем­ле­ния прав каза­ков там не было. Декла­ри­ро­вал­ся сво­бод­ный союз рабо­чих, кре­стьян и тру­до­во­го каза­че­ства. Про­су­ще­ство­ва­ла, она, прав­да, недол­го, сожрал её «пат­ри­от Дона» Крас­нов при под­держ­ке немец­ких дру­зей. А его попыт­ка созда­ния «казац­ко­го цар­ства» и вовсе смеш­на, ибо лжи­ва насквозь. Хоро­шо «неза­ви­си­мое госу­дар­ство» за немец­кие день­ги!.. Так что неудач­ные попытки.

— Чем тема каза­че­ства так важ­на для совре­мен­ной России?

— Исто­рия каза­че­ства неот­де­ли­ма от исто­рии стра­ны. «Вся исто­рия Рос­сии сде­ла­на каза­ка­ми. Неда­ром нас зовут евро­пей­цы каза­ка­ми. Народ каза­ка­ми жела­ет быть…» — писал Лев Тол­стой в сво­их замет­ках. И успе­ху Октябрь­ской рево­лю­ции они тоже спо­соб­ство­ва­ли. Ведь это была мощ­ная сила, и пред­ставь­те, что бы было, если каза­ки всех войск, от Забай­ка­лья, Аму­ра до Дона и Куба­ни, Тере­ка вста­ли вме­сте на защи­ту сво­их гене­ра­лов и атаманов!

— Вы име­е­те в виду заслу­ги Ерма­ка и первопроходцев?

— Ермак, конеч­но же, преж­де все­го. Были каза­ки, кото­рые зем­ли раз­ные откры­ва­ли. Деж­нёв был каза­чьим ата­ма­ном. И отно­ше­ние к посто­ян­ным каза­чьим вос­ста­ни­ям — это же вполне мат­ри­ца рус­ско­го наро­да, о чём писал фило­соф Бер­дя­ев. Он упо­ми­нал не совсем про каза­ков, но шире, такой каза­чий прин­цип, что рус­ским бли­зок как царь, так и Бакунин.

В рус­ском наро­де это есть: тяга к бун­ту, напри­мер под пред­во­ди­тель­ством и Рази­на и Була­ви­на и Пуга­чё­ва, и при этом лояль­ность царю.

— Инте­рес­но, что соче­та­ние поряд­ка и понят­ных пра­вил игры на боль­шой тер­ри­то­рии соче­та­ет­ся с жела­ни­ем авто­но­мии на мест­ном и быто­вом уровне даже сейчас.

— У каза­ков была широ­кая выбор­ность, напри­мер выби­ра­ли ста­нич­ных ата­ма­нов. Боль­шо­го, на каз­ну ата­ма­на царь назна­чал сам, но на местах были выбо­ры и каза­чьи схо­ды. То есть это инте­рес­но самим фак­том демо­кра­тии и само­управ­ле­ния одно­вре­мен­но с поряд­ком и инте­гра­ци­ей в боль­шую систе­му империи.

— Остал­ся ли след каза­че­ства и какой он?

— Конеч­но, остал­ся. Тяга к сво­бо­де, спра­вед­ли­во­сти свой­ствен­на нам, во мно­гом она при­шла от каза­ков. С дру­гой сто­ро­ны — тра­ди­ции воин­ской доблести.

И воз­рож­да­ет­ся каза­че­ство повсю­ду, но как-то одно­бо­ко идёт воз­рож­де­ние, мне кажет­ся. Боль­ше выпя­чи­ва­ет­ся то монар­хи­че­ская, то анти­со­вет­ская сто­ро­на. О рево­лю­ци­он­ных каза­ках что-то не вспо­ми­на­ют: они или «иуды», или «заблуд­шие овцы». Но самое дей­ствен­ное — про­сто мол­чать о них, буд­то их и не было!

— А поче­му тогда образ каза­ка неот­де­лим от Бело­го движения?

— Нуж­но оку­нуть­ся в недав­нюю исто­рию, когда всё ста­ло одно­бо­ко воз­рож­дать­ся. Ста­ли актив­но ука­зы­вать, что каза­ков репрес­си­ро­ва­ли. Такое было, но не каса­тель­но всех каза­ков, как с неко­то­ры­ми этно­са­ми, когда всех-всех каза­ков собра­ли и куда-то увезли.

При Ста­лине, кста­ти, тоже ста­ли созда­вать­ся новые каза­чьи пол­ки. Мне кажет­ся, ассо­ци­а­ция с Белым дви­же­ни­ем — это след­ствие анти­со­вет­ских про­цес­сов 1990‑х годов. И вооб­ще, какое госу­дар­ство будет сла­вить бун­та­рей, вос­став­ших и крас­ных каза­ков? Луч­ше сла­вить лоялистов.

— В кни­ге очень хоро­шо пока­за­ны раз­ные миро­воз­зрен­че­ские пози­ции дон­ско­го каза­че­ства, раз­ность в вос­при­я­тии рево­лю­ции, раз­ни­ца в выбо­ре буду­ще­го пути раз­ви­тия как Рос­сии, так и само­го каза­че­ства. Насколь­ко были оформ­ле­ны каза­че­ские обще­ствен­ные дви­же­ния к нача­лу рево­лю­ции и чем вызва­на такая разница?

— После Фев­раль­ской рево­лю­ции, в мар­те 1917 года, в Пет­ро­гра­де собрал­ся Пер­вый каза­чий съезд. Пред­ста­ви­те­ли всех каза­чьих войск съе­ха­лись. Сра­зу же ста­ло понят­но, что сбо­ри­ще это контр­ре­во­лю­ци­он­ное даже по отно­ше­нию к Вре­мен­но­му правительству.

С одной сто­ро­ны, деле­га­ты рато­ва­ли за сохра­не­ние и укреп­ле­ние воин­ской дис­ци­пли­ны, с дру­гой — на съез­де про­воз­гла­ша­лось: все каза­чьи зем­ли, их нед­ра, леса, рыб­ные про­мыс­лы и про­чее досто­я­ние — есть непри­кос­но­вен­ная соб­ствен­ность каза­чьих обла­стей. От это­го, ока­зы­ва­ет­ся, госу­дар­ство Рос­сий­ское будет толь­ко креп­че. Но не воз­ник­ло на этом съез­де единодушия.

Деле­га­ты-фрон­то­ви­ки из чис­ла про­сто­го каза­че­ства быст­ро сооб­ра­зи­ли, что они чужа­ки на этой «сва­дьбе». Про­бле­мы про­стых каза­ков-вои­нов и зем­ле­паш­цев, здесь обсуж­дать не собираются.

Так воз­ник­ла пер­вая каза­чья оппо­зи­ция, назван­ная Цен­траль­ным сове­том тру­до­во­го каза­че­ства. Эти каза­ки ста­ли соби­рать­ся в доме № 28 на ули­це Шпа­лер­ная. Было заяв­ле­но: глав­ная цель Цен­т­ро­со­ве­та — спло­че­ние тру­до­во­го каза­че­ства с рабо­чи­ми и крестьянами.

Таким обра­зом на обще­ка­за­чьем поле воз­ник­ло две поли­ти­че­ские силы: Союз каза­чьих войск, офи­ци­аль­ный орган, избран­ный съез­дом, и неофи­ци­аль­ный — Цен­т­ро­со­вет. Пред­ста­ви­те­ли послед­них разо­шлись до такой сте­пе­ни, что объ­яви­ли о созда­нии пар­тии тру­до­во­го каза­че­ства! Но пар­тии сфор­ми­ро­вать­ся не дали, руко­вод­ство Сою­за при уча­стии контр­раз­вед­ки, вышиб­ло Цен­т­ро­со­вет со Шпа­лер­ной, и окон­ча­тель­ное при­ста­ни­ще каза­ки-рево­лю­ци­о­не­ры нашли в Сове­те рабо­чих, сол­дат­ских и кре­стьян­ских депу­та­тов лишь как каза­чий под­от­дел. После побе­ды Октябрь­ской рево­лю­ции под­от­дел пере­рос в каза­чий отдел ВЦИК.

Дон­ской пар­ла­мент, Вой­ско­вой круг, кипел не мень­ши­ми стра­стя­ми. И поня­тие «тру­до­вое каза­че­ство», «рево­лю­ци­он­ное» зву­ча­ло в его сте­нах задол­го до при­хо­да боль­ше­ви­ков и вос­хож­де­ния звез­ды героя рево­лю­ции Под­тел­ко­ва. Подроб­но­сти — в книге.

— Давай­те пого­во­рим пред­мет­но о кни­ге. Поче­му имен­но дон­ское каза­че­ство? Не кубан­ское, не тер­ское, не сибир­ское или чер­но­мор­ское? Там тоже были самые дра­ма­тич­ные собы­тия, как и по всей России.

— Частич­но я уже отве­тил на этот вопрос. Дон­ское каза­че­ство мне бли­же и инте­рес­нее по семей­ным обсто­я­тель­ствам. А про кубан­ское и тер­ское соби­раю мате­ри­ал, с ними свя­зан один из геро­ев «Дон­ской уто­пии» — Авто­но­мов, его даль­ней­шая судь­ба. Я начал уже писать про него новую кни­гу, пилот­ное назва­ние — «Казак-юрист на бронепоезде».

— Как «Дон­ская уто­пия» свя­за­на с вашей преды­ду­щей рабо­той «Анто­нов­щи­на. Послед­ний удар контр­ре­во­лю­ции»? Как меня­лись ваши взгля­ды и инте­рес при напи­са­нии этих книг, ведь в 2018 у вас вышла кни­га «Баку­нин. Пер­вый панк Европы»?

— Нач­ну с «Баку­ни­на». Лите­ра­тур­ный кри­тик Алек­сей Коло­бро­дов в своё вре­мя вер­но под­ме­тил, что изна­чаль­но отно­ше­ние к герою у меня было подо­зри­тель­ное и иро­нич­ное, но по ходу напи­са­ния оно меня­лась и пре­вра­ти­лось в тёп­лое, чуть ли не род­ствен­ное. И к Баку­ни­ну, и к Кро­пот­ки­ну я отно­шусь с огром­ным ува­же­ни­ем и интересом.

С момен­та напи­са­ния кни­ги об анто­нов­ском мяте­же я стал луч­ше пони­мать боль­ше­ви­ков, боль­ше стал инте­ре­сен Ленин. С «Анто­нов­щи­ной» «Уто­пия» пере­се­ка­ет­ся в одном из вре­мен­ных отрез­ков, и один общий герой есть — боль­ше­вик Вла­ди­мир Анто­нов-Овсе­ен­ко. Сей­час, кажет­ся, мне уда­лось рас­крыть в его лич­но­сти то, чего не было в преды­ду­щей кни­ге. Ну и тень одной из геро­инь «Анто­нов­щи­ны», Марии Спи­ри­до­но­вой, мель­ка­ет на стра­ни­цах этой книги.

А вооб­ще, идей­но «Дон­ская уто­пия» боль­ше пере­кли­ка­ет­ся с «Баку­ни­ным», ведь во взгля­дах рево­лю­ци­он­но­го каза­ка Нико­лая Голу­бо­ва что-то от идей пат­ри­ар­хов анар­хии было, несмот­ря на то, что назы­вал он себя левым эсером.

— Поче­му имен­но такое назва­ние? Как оно соот­но­сит­ся с попыт­кой дон­ских каза­ков постро­ить свою государственность?

— Не госу­дар­ствен­ность ско­рее, а идею. Рево­лю­ци­он­ные каза­ки пыта­лись сфор­ми­ро­вать свою идею, но вре­ме­ни не хва­ти­ло и поли­ти­че­ско­го опы­та у боль­шин­ства не было, в этом их беда. Но та дер­зость и реши­тель­ность, с кото­рой они шли про­тив веко­вых, навя­зан­ных цариз­мом усто­ев, про­тив новой либе­раль­но-бур­жу­аз­ной демо­кра­тии и кор­ни­лов­щи­ны, не мог­ли не вызвать у меня восторга.

Тут уто­пия как свет­лая меч­та об иде­аль­ном, спра­вед­ли­вом, рав­но­прав­ном обще­стве, кото­рая быст­ро рас­тво­ри­лась. Уто­пия, кото­рой мож­но посо­чув­ство­вать. Идеи Кале­ди­на, а точ­нее Мит­ро­фа­на Бога­ев­ско­го, това­ри­ща Вой­ско­во­го ата­ма­на, ока­за­лись менее уто­пич­ны­ми, но не состо­я­тель­ны­ми вовсе. Под шир­мой слов о воз­рож­де­нии истин­но­го духа каза­че­ства обслу­жи­ва­лись идеи бур­жу­а­зии и дво­рян. А ещё нет-нет да и выска­ки­ва­ло у сорат­ни­ков: «Дон — для каза­ков!» Что тоже уто­пия в отри­ца­тель­ном смыс­ле, с укло­ном в шови­низм или паро­дия на утопию.
Осно­ва­ния назвать кни­гу имен­но так, как види­те, были. Ну и ещё есть одно. Не буду рас­кры­вать, из содер­жа­ния кни­ги ста­нет понятно.

— Мож­но ли ска­зать, что у каза­ков был свой сослов­ный роман­тизм, похо­жий на националистический?

— Крас­нов углу­бил шови­ни­сти­че­скую линию. Гит­лер подыг­рал, что каза­ки — потом­ки гун­нов и арий­цы. Если брать Бога­ев­ско­го, то все его тре­бо­ва­ния были серьёз­нее. Речь шла о вос­ста­нов­ле­нии Вой­ско­во­го кру­га, кото­рый до это­го не соби­рал­ся два века. Но этот про­цесс был быст­ро оста­нов­лен в све­те рево­лю­ции. Там было мно­го про­бе­лов. Одна­ко нача­лась работа.

То же самое и про рево­лю­ци­он­ное каза­че­ство. Напри­мер, когда в Пет­ро­гра­де был орга­ни­зо­ван союз каза­ков, они пыта­лись фор­ми­ро­вать каза­чью пози­цию и иден­ти­фи­ка­цию с точ­ки зре­ния того, что казак — это сво­бо­до­лю­би­вый чело­век. Мно­го было попы­ток, но они не были дове­де­ны до конца.

— Поме­ша­ла Граж­дан­ская вой­на, сре­за­ла иска­ния казачества?

— Да. Как в слу­чае белых, так и красных.

— Как вы при­шли к идее созда­ния этой кни­ги? Как появи­лись пер­вые мыс­ли о ней и как вы реши­ли её вопло­тить в жизнь?

— Изна­чаль­но была мысль напи­сать о крас­ном каза­ке Филип­пе Миро­но­ве — она и сей­час жива. Но в 2019 году дове­лось побы­вать в Азо­ве, Вёшен­ской, Ново­чер­кас­ске, Росто­ве-на-Дону, Таган­ро­ге, и вот имен­но в этой поезд­ке воз­ник­ла фигу­ра Нико­лая Голу­бо­ва. Наткнул­ся на неё в одной из кра­е­вед­че­ских книг, куп­лен­ных в поезд­ке. Я пора­зил­ся пара­док­саль­но­сти чело­ве­ка — типич­ный казак, но не типич­ный рево­лю­ци­о­нер. Мне инте­рес­ны такие люди: стран­ные, непу­тё­вые, не такие как все. Быть может, Гри­го­рий Меле­хов тому «виной».

Потом вспом­нил, что и в «Тихом Доне» Голу­бов фигу­ри­ру­ет, в филь­ме Гера­си­мо­ва, но очень там его мало и пока­зан он толь­ко как участ­ник нача­ла Граж­дан­ской вой­ны. А Нико­лай Мат­ве­е­вич был рево­лю­ци­о­нер-само­ро­док, один из самых вли­я­тель­ных, авто­ри­тет­ных сре­ди про­стых каза­ков ещё с мар­та 1917-го. Он кучу все­го натво­рил до Октябрь­ской рево­лю­ции: и на Вой­ско­вом кру­ге с рево­лю­ци­он­ны­ми реча­ми высту­пал, и митин­го­вал в пол­ках, разъ­яс­няя опас­ность кор­ни­лов­щи­ны, и Кале­ди­на аре­сто­вать пытал­ся чуть ли не сам… А об этом чело­ве­ке не знают!

— Вы дол­го писа­ли книгу?

— Год соби­рал мате­ри­ал. Затем про­дол­жил сбор и сра­зу же занял­ся напи­са­ни­ем. На это уже ушло два года.

— Что было самое сложное?

— При­ду­мать финал, навер­но. Изна­чаль­но он замыш­лял­ся дру­гим. Кни­га-то вышло худо­же­ствен­ной, не нон-фикшн, и о люб­ви в том чис­ле, поэто­му при­шлось поло­мать голо­ву. Ночью ложил­ся спать с мыс­лью чуть ли не о гени­аль­но­сти выду­ман­но­го фина­ла, а про­сы­пал­ся с дру­гой — как это плос­ко, какая чушь… Но, полу­чи­лось, вроде.

— Пове­да­е­те основ­ную мысль кни­ги для наших читателей?

— Если корот­ко, то основ­ная мысль выра­же­на в эпи­гра­фе — «Совер­шен­ства нет на зем­ле, но мы к нему обя­за­ны идти». Сло­ва при­над­ле­жат тому само­му Миро­но­ву. Но он, повто­рюсь, не герой это­го рома­на. Любовь силь­нее вра­же­ской про­па­ган­ды — так тоже мож­но ска­зать. А если гово­рить о цели напи­са­ния, то это воз­рож­де­ние памя­ти о необос­но­ван­но забы­тых именах.

— Кни­га сна­ча­ла пуб­ли­ко­ва­лась в изда­нии VATNIKSTAN в виде отдель­ных рас­ска­зов. Как имен­но вы при­шли к это­му формату?

— Был ковид, каран­тин. Два­дца­тый год. Я пере­чи­тал «Желез­ный поток» Сера­фи­мо­ви­ча. Очень был впе­чат­лён, насколь­ко здо­ро­во напи­са­но, и ни одно­го лиш­не­го сло­ва! Про­чи­тал дру­гие его про­из­ве­де­ния и напи­сал серию очер­ков о Сера­фи­мо­ви­че для VATNIKSTAN.

Потом реши­ли про­дол­жить сотруд­ни­че­ство, и я вспом­нил о Голу­бо­ве. Сна­ча­ла тоже думал, что будут очер­ки, но они вышли рас­ска­за­ми, и сра­зу ста­ло мне понят­но, что не отдель­ные рас­ска­зы это, а еди­ное сюжет­ное полотно.

— Поче­му вы реши­ли пуб­ли­ко­вать мате­ри­а­лы имен­но на VATNIKSTAN?

— Мне неиз­вест­ны дру­гие ресур­сы, кото­рые пуб­ли­ко­ва­ли бы исто­рию с про­дол­же­ни­ем. К тому же — исто­ри­че­ский сайт.

У VATNIKSTAN выхо­ди­ли дру­гие кни­ги, и с юри­ди­че­ской точ­ки зре­ния, как и с мораль­ной, умест­но и спра­вед­ли­во было выпу­стить её имен­но там, где зна­чи­тель­ная часть рас­ска­зов-глав была опуб­ли­ко­ва­на. Я и пред­ло­жил руко­во­ди­те­лю про­ек­та, Сер­гею Лунё­ву, этот вари­ант — пре­кра­тить пуб­ли­ка­цию на сай­те, допи­сать новые гла­вы, а затем выпу­стить кни­гу. Он согла­сил­ся, ибо с частью тек­ста был зна­ком, что гаран­ти­ро­ва­ло недол­гое раз­ре­ше­ние вопроса.

— Облож­ка кни­ги отсы­ла­ет к совет­ским изда­ни­ям. Вы участ­во­ва­ли в оформ­ле­нии книги?

— Она отсы­ла­ет не толь­ко к совет­ским изда­ни­ям, но и к началь­ным тит­рам филь­мов Таран­ти­но, и это здо­ро­во. Шрифт назва­ния я имею в виду.

В оформ­ле­нии участ­во­вал, конеч­но. Поже­ла­ния у меня изна­чаль­но были таки­ми: крас­ный фон и обыг­рать череп и кости — папа­ха с крас­ной звез­дой и скре­щён­ные шаш­ки под ней. Реши­ли поду­мать ещё. В ито­ге появил­ся казак на коне, но крас­ный фон остался.

Облож­кой я дово­лен, и не толь­ко мне она нра­вит­ся. Хоро­шая полу­чи­лась обложка!

— А чем вдох­нов­ля­ет Тарантино?

— Я пере­смат­ри­вал его филь­мы, и мой люби­мый — «Одна­жды в Гол­ли­ву­де», там аль­тер­на­тив­ный конец в повест­во­ва­нии отно­си­тель­но реаль­ных собы­тий. У меня была дерз­кая идея взять и оста­вить Голу­бо­ва в живых, но я насту­пил себе на горло.

Таран­ти­но в этом плане ока­зал боль­шое вли­я­ние. У него часто во мно­гих филь­мах есть отсыл­ка к шриф­там и цве­то­вой гам­ме филь­мов 1950–1960‑х годов. И про­сто мне это симпатично.

— Роман исто­ри­че­ский, но в каж­дом исто­ри­че­ском худо­же­ствен­ном про­из­ве­де­нии есть доля худо­же­ствен­но­го вымыс­ла. Как вы посту­пи­ли в сво­ей кни­ге, сколь­ко вымыс­ла у вас?

— При­ду­мал любов­ную линию Нико­лая Голу­бо­ва, каюсь. И глав­ную геро­и­ню, соот­вет­ствен­но, при­ду­мал. Она жур­на­лист­ка, а потом и раз­вед­чи­ца, агент Анто­но­ва-Овсе­ен­ко, что ведёт воен­ную опе­ра­цию на Юге Рос­сии. Наде­лить её таки­ми пол­но­мо­чи­я­ми я решил, когда про­чи­тал в пер­вом томе его (Овсе­ен­ко) «Запи­сок о граж­дан­ской войне» сло­ва бла­го­дар­но­сти в адрес раз­вед­чи­цы, име­ни кото­рой он, к сожа­ле­нию, уже и не помнит…

Имел ли я пра­во вво­дить в кни­гу вымыш­лен­но­го пер­со­на­жа? Кни­га худо­же­ствен­ная — зна­чит, имел. К тому же, если в кни­ге нет люб­ви, она не так инте­рес­на. Любовь уси­ли­ва­ет моти­ва­цию героя.

Какие-то дета­ли ещё при­ду­мал, оттал­ки­ва­ясь от тех вопро­сов или мно­го­то­чий, кото­рые есть в исто­ри­че­ских источ­ни­ках или явно наве­я­ны бело­гвар­дей­ской про­па­ган­дой, что очер­ня­ла мое­го героя. Но исто­ри­че­ской прав­ды не нарушено.

— Насколь­ко силь­но на ваше про­из­ве­де­ние повли­ял «Тихий Дон»?

— Вли­я­ние «Тихо­го Дона», без­услов­но, силь­ное. Я ни в коем слу­чае не срав­ни­ваю себя с Шоло­хо­вым, эта вер­ши­на недосягаема.

По воз­мож­но­сти, я ста­рал­ся не пере­се­кать­ся с «Тихим Доном», как бы слож­но это ни было. Да, у меня упо­ми­на­ют­ся пере­го­во­ры Дон­рев­ко­ма с Кале­ди­ным, напри­мер, и бой под Глу­бо­кой, ведь это клю­че­вые собы­тия. Но тот же бой я пока­зы­ваю с дру­го­го флан­га, где дей­ство­вал Голу­бов, пле­нив­ший пол­ков­ни­ка Чернецова.

Инте­рес­ный исто­ри­че­ский факт: узнав, что Под­тёл­ков зару­бил плен­но­го Чер­не­цо­ва, Голу­бов с Под­тёл­ко­вым поссо­рил­ся. Навер­ня­ка, опи­сы­вая кон­фликт Меле­хо­ва и Под­тёл­ко­ва, Шоло­хов знал об этой ссо­ре и все­лил как бы дух Голу­бо­ва в Гри­го­рия. Полу­чи­лось очень хоро­шо, опре­де­ли­ло даль­ней­шие мета­ния героя.

— Как вы оце­ни­ва­е­те совре­мен­ный лите­ра­тур­ный про­цесс и оте­че­ствен­ный книж­ный рынок? Какие в нём есть тенденции?

— О, это вопрос не по адре­су. Есть кри­ти­ки лите­ра­тур­ные, круп­ные изда­те­ли — «зако­но­да­те­ли» лите­ра­тур­ных мод, они ска­жут и про тен­ден­ции, и про направ­ле­ния. Боль­ше хоро­ших книг хочет­ся, а не расхваливаемых.

Какие тен­ден­ции? Как чита­ли люди инте­ре­су­ю­щих их авто­ров, так и будут читать. Про СВО про­за появит­ся, это точ­но. Хочет­ся верить, что чест­ные, прон­зи­тель­ные про­из­ве­де­ния напи­шут имен­но фронтовики.

Что ещё? Искус­ствен­ный интел­лект для лите­ра­ту­ры — дур­ная тен­ден­ция. С этим улыб­чи­вым чуди­щем с фигой в кар­мане пора пре­кра­щать заигрывать.

— Чем так стра­шен искус­ствен­ный интеллект?

— Я имел в виду, что были слу­чаи, что с помо­щью искус­ствен­но­го интел­лек­та писа­лись рома­ны. Если круп­ные изда­те­ли возь­мут на воору­же­ние, то будет пло­хо, пото­му что искус­ствен­ный интел­лект — это не мысль чело­ве­ка и твор­ца, а мысль робо­та. И куда мы пой­дём даль­ше? Будем ли мы обу­чать детей с помо­щью робо­тов? Ведь тек­сты робо­тов — это сухая ком­пи­ля­ция, но мыс­ли там нет.

— У вас вышли попу­ляр­ные кни­ги, но вы не изда­ва­ли их в круп­ных изда­тель­ствах, пред­по­чи­тая неболь­шие. С чем это связано?

— Всё так, да не совсем. Пер­вая моя кни­га была изда­на в ЭКСМО. Она состо­я­ла из одно­имен­ной пове­сти (чудо­вищ­ной) и сбор­ни­ка рас­ска­зов — «Мен­ты и люди». Всё пона­ча­лу шло нор­маль­но, но потом редак­то­ры поме­ня­лись, руко­пись про того же Баку­ни­на дол­го рас­смат­ри­ва­лась… На книж­ной ярмар­ке «Нон-фикшн» позна­ко­мил­ся с Гри­го­ри­ем Пер­нав­ским глав­ным редак­то­ром изда­тель­ства «Пятый Рим». Это в 2017‑м было. При­слал ему сво­е­го «Баку­ни­на». В 2018 году кни­га вышла. И «Анто­нов­щи­ну» они тоже издали.

У изда­тель­ства-гиган­та боль­ше раз­ных мощ­но­стей, воз­мож­но­стей раз­ных. И всё же — кон­вей­ер, изда­но, забы­то, новое изда­ём. А у того же «Пято­го Рима» книг не так мно­го, это штуч­ный товар, их лицо. Поэто­му отно­сят­ся к ним с боль­шим вниманием.

— Что бы вы изме­ни­ли в совре­мен­ной книж­ной инду­стрии в Рос­сии, если бы могли?

— Изме­нить? Мне нуж­ны дик­та­тор­ские пол­но­мо­чия. Шутка.

Вро­де и мно­го все­го. С одной сто­ро­ны, чуть ли не шоу-биз­нес полу­ча­ет­ся, а с дру­гой — меж­ду­со­бой­чик. Иско­ре­нять вся­кую моно­по­лию надо, кумов­ство, кон­ку­рен­ция нуж­на. Будет равен­ство, появит­ся и братство.

Вот есть, напри­мер, сце­ны или пло­щад­ки какие-то на книж­ной ярмар­ке — авто­ры-участ­ни­ки всех изда­тельств на этих сце­нах-пло­щад­ках долж­ны высту­пить перед наро­дом. А то скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что одно изда­тель­ства в стране. Или два. Или три, всё… Само меро­при­я­тие, соот­вет­ствен­но, анон­си­ро­вать широ­ко долж­ны несколь­ко раз в день, «из всех утюгов».

Тут капи­та­лизм, конеч­но, меша­ет. Зна­чит, госу­дар­ство долж­но помочь. Кто отве­ча­ет за кни­го­из­да­ние? Мин­циф­ры? А поче­му не Мин­бук­вы? А может, Мини­стер­ство куль­ту­ры долж­но этим зани­мать­ся, кото­ро­му биб­лио­те­ки подчинены?

Самая глав­ная про­бле­ма — отсут­ствие мас­со­во­го чита­тель­ско­го инте­ре­са. Как его устра­нить, если совре­мен­ных авто­ров мы можем уви­деть толь­ко на одном кана­ле, в одной-двух про­грам­мах и дале­ко не каж­дый день? Это одна часть ауди­то­рии, основ­ная, она и совре­мен­ная лите­ра­ту­ра пере­се­ка­ют­ся ред­ко и слу­чай­но. А дру­гая пре­кра­ти­ла читать осо­знан­но. Это те люди, что сле­ди­ли все­гда за новин­ка­ми, пре­ми­аль­ной лите­ра­ту­рой и неод­но­крат­но на пре­ми­аль­ной лите­ра­ту­ре обо­жглись. «Гени­аль­но! Новый Гоголь явил­ся!» — кри­чат рецен­зен­ты, чле­ны жюри. Чело­век поку­па­ет одну такую кни­гу, потом дру­гую и пони­ма­ет, что его попро­сту наду­ли. Это не ко вся­кой кни­ге отно­сит­ся, не ко вся­ко­му чита­те­лю, дело вку­са, да. Но факт, как гово­рил один мой началь­ник, име­ет место!

Тут у меня кон­крет­ное пред­ло­же­ние. Во всех пре­ми­ях в жюри долж­ны вхо­дить люди близ­кие лите­ра­ту­ре, но мак­си­маль­но уда­лён­ные от выс­ших сфер лите­ра­тур­но­го про­цес­са. Работ­ни­ки биб­лио­тек, напри­мер, учи­те­ля рус­ско­го язы­ка и лите­ра­ту­ры. Они бли­же к чита­те­лю, чем любой изда­тель, они зна­ют, что ему нуж­но, и язык могут достой­но оце­нить. У нас же что полу­ча­ет­ся? Писа­те­лей оце­ни­ва­ют писа­те­ли, изда­те­ли, кри­ти­ки, все так или ина­че зна­ко­мы. Велик соблазн коррупции.

— Какие кни­ги вы сей­час читаете?

— Дочи­ты­ваю «Уни­что­жить» Мише­ля Уэль­бе­ка. Не всё ещё про­чи­та­но у мое­го люби­мо­го писа­те­ля — Лео­ни­да Андре­ева. И «Каза­ки» Льва Тол­сто­го впереди.

— Какие самые глав­ные оте­че­ствен­ные исто­ри­че­ские рома­ны XX века Вы бы мог­ли назвать?

— Выбор частич­но может пока­зать­ся стран­ным с точ­ки зре­ния фор­ма­та. Вся­кая ли назван­ная мною кни­га, в чистом виде исто­ри­че­ский роман? Но я выска­зы­ваю свою пози­цию. По отдель­ным пери­о­дам. Рево­лю­ци­он­ное вре­мя и Граж­дан­ская вой­на — «Тихий Дон» Миха­и­ла Шоло­хо­ва. Вели­кая Оте­че­ствен­ная — Вита­лий Закрут­кин, его «Кав­каз­ские запис­ки». Пере­строй­ка и послед­ние дни СССР — «Ино­стра­нец в смут­ное вре­мя» Эду­ар­да Лимонова.

— А кни­ги XXI века?

— Есть хоро­шие исто­ри­че­ские кни­ги. Но долж­ны вый­ти ещё. Мож­но назвать, но вопрос вот в чём: я в послед­нее вре­мя читаю мно­го клас­си­ки, мно­го архив­ных доку­мен­тов и иссле­до­ва­ний, поэто­му не совсем ком­пе­тен­тен имен­но в совре­мен­ных исто­ри­че­ских романах.

Есть отдель­ные исто­ри­че­ские рома­ны, но я бы не ска­зал, что они сопо­ста­ви­мы с «Тихим Доном». «Само­дер­жец пусты­ни» Лео­ни­да Юзе­фо­ви­ча — хоро­ший роман, для кого-то куль­то­вый, но не вели­кий и не худо­же­ствен­ный. Ещё один роман, он не исто­ри­че­ский, но он меня пря­мо потряс в своё вре­мя, — это роман Пав­ла Кру­са­но­ва «Укус анге­ла». Я Кру­са­но­ва счи­таю насто­я­щим и боль­шим писателем.

---

Читай­те так­же гла­вы из рома­на Сер­гея Пет­ро­ва.