15 февраля исполняется 122 года со дня рождения Яна Леопольдовича Ларри, появившегося на свет ровно в 1900 году. VATNIKSTAN представляет уникальный материал, посвящённый памяти детского писателя.
Многие помнят повесть «Необыкновенные приключения Карика и Вали», но мало кто всерьёз интересовался её автором. Да это и непросто — в Cети информации о Ларри мало, из-за чего возникает иллюзия, что её вообще не существует, ведь «сегодня всё есть в интернете». Но в случае с Ларри одной Википедии мало — пришлось заглянуть в архив.
Результаты документальных изысканий воодушевляют. И хотя загадки ещё остаются, теперь в онлайне будет много новых данных о жизни писателя, его автобиографические тексты и письма, адреса. А также свидетельства знакомства с Юрием Германом, Даниилом Хармсом и другими видными литераторами.
А библиография Ларри пополнится за счёт неопубликованных или незавершённых произведений. Ссылки на некоторые редкости даны в тексте.
«Ты — гений, малый! Я сделаю тебя поэтом!»
В личном деле писателя[1] две анкеты и столько же автобиографий. Начнём с анкеты за 1971 год, заполненной от руки:
«Ларри Ян Леопольдович. Прозаик. Начало литературной работы — 1924 год. Место рождения — город Рига. Национальность — латыш. Партийность — б/п[2]».
Похоже, теперь с большей уверенностью можно утверждать, что малая родина Ларри — всё-таки Латвия, а не Подмосковье, как иногда указывают в Сети. Может быть, кого-то из исследователей сбило с толку, что в Москве в начале XX века работал отец Яна Ларри. Но, если верить автобиографии литератора, туда Леопольд Ларри перебрался уже после рождения сына:
«Я родился 15 февраля 1900 года. После смерти матери отец переехал в Москву, где работал слесарем-водопроводчиком у Мюр-Мерилиза[3]. В 1913 году отец и я переехали в Пермь; отец работал в технической конторе Лещинского мастером по прокладке в Перми водопровода и канализации, а я учился зимою, летом же работал сначала как ученик на Пермской электростанции, а затем как подсобный рабочий.
В 1915 году отец мой утонул, купаясь в Каме, и с этого года начинается моя самостоятельная жизнь».
Таким образом, сам Ларри опровергает распространённый в интернете «факт» о сиротстве с девяти лет — на момент гибели отца ему должно было исполниться уже 15. Кроме того, впервые на «карте» писателя появляется Пермь. Прежде в связи с автором «Карика и Вали» столица Прикамья не упоминалась.
Да и не только Пермь: там, где в Википедии отмечено короткое «бродяжничал», в автобиографии — похождения, достойные лечь в основу полноценного роуд-муви:
«Так как кроме отца никого из родных у меня не было, а с Пермью меня ничего не связывало, кроме тяжёлых воспоминаний, я начал странствовать из города в город „в поисках счастья“.
Москва, Петербург, Харьков, Ташкент, Архангельск, Астрахань, Тюмень, Одесса, Ташкент, Кременчуг и многие другие города царской империи были городами моего детства, отрочества и юности.
Был я в годы странствий бродячим певцом, землекопом, агентом по сбору объявлений, извозчиком, плотогоном, артистом балагана, матросом, лесорубом, просто бродягой и „мальчиком на все руки“».
Интересно, что Ларри ничего не пишет о Гражданской войне. Это вызывает удивление у магнитогорского историка, преподавателя и «ларриеведа» со стажем Василия Токарева, с которым удалось побеседовать:
«Никак не могу согласовать его книжку „Записки конноармейца“, которую включали в библиографические указатели как мемуарный источник, с этим пробелом в автобиографии. По советским меркам, такое красноармейское прошлое вроде бы оправдывало вчерашнего „врага народа“, а он пренебрёг таким аргументом. Неужели переосмыслил своё прошлое?»
Так или иначе, во второй, не датированной анкете из архивного дела № 275, в графе «Отношение к воинской обязанности и воинское звание» упомянуто лишь краткое:
«Был до войны интендантом 11 ранга. Ныне не военнообязанный».
Перенесёмся в Харьков 20‑х годов. Там Ларри, согласно анкетным данным, в 1924 году получил высшее образование: «Харьковский университет, биологический факультет». Вероятно, во время длительного проживания на Украине он выучил украинский — о владении им также говорится в анкете. Похоже, у Ларри присутствовали врождённые лингвистические способности: в графе «знание иностранных языков» указано целых три — «английский, немецкий, французский знаю поверхностно (перевожу со словарём)».
Там же, в Харькове, началась литературная карьера Ларри — с эпизода в духе приключенческого романа, который он подробно пересказывает:
«В харьковской ночлежке, уже при советской власти, случайно познакомился с „другом М. Горького, Толстого и Достоевского“. Это был живописный оборванец с профилем римского патриция, с моноклем на подбитом глазу и пропойным басом.
Обшаривая меня ночью, в надежде поживиться „лишними деньгами“, он нашёл у меня в карманах стихи, а прочитав их, сказал восторженно:— Ты — гений, малый! Я сделаю тебя поэтом! А поскольку нам позарез нужны сейчас красные Пушкины, мы немедленно же пропьём твои сапоги, ибо тебя иные судьбы ждут и тебе не сапоги нужны, а лавры.
Обменяв мои сапоги на самогон, Велизар Фортунатов, „друг Толстого и Горького“, написал в издательство записку, в которой просил оказать „содействие молодому красному таланту“.
— Меня знает вся Россия! — сказал Велизар Фортунатов.
К сожалению, в издательстве это имя не было известно ни одному сотруднику, а поэтому, выслушав мою историю и мои стихи, мне предложили место курьера в газете „Молодой Ленинец“.
С этого года началась моя работа в газетах».
Произошло это, согласно второй автобиографии из того же дела № 275, в 1919 году:
«С 1919 года работаю в газетах. Сначала курьером, а потом репортёром.
Работал в газете „Молодой Ленинец“ (Харьков), „Пролетарий“, „Коммунист“ (Харьков)».
Важным творческим и профессиональным итогом харьковского периода стала публикация в 1926 году первых прозаических книг Ларри — сборника рассказов для детей «Грустные и смешные истории о маленьких людях» в издательстве «Юный ленинец» и украиноязычной приключенческой повести «Украдена країна» («Похищенная страна») в издательстве «Книгоспілка»[4]. В 2019 году оба этих текста была вновь опубликованы в составе трёхтомного собрания сочинений [5].
«Ванька Каин пытается съесть живого человека»
В 1927 году после «украинизации редакций Харькова» Ларри сменил место жительства — перебрался сначала в Новгород (ныне Великий Новгород. — Прим.), где работал фельетонистом в газете «Звезда», а затем в Ленинград. Не исключено, что где-то на пути из Украины в Северную столицу Ларри побывал и в Калининской области (ныне Тверская), откуда родом была его жена Прасковья Ивановна, урождённая Соколова. В 1928 году у них родился сын — Оскар Янович Ларри.
В первой автобиографии из дела № 275 Ларри рассказывает о начале ленинградского периода, упоминая названия изданий, с которыми сотрудничал:
«С 1927 года переехал в Ленинград, где работал секретарём журнала „Рабселькор“ и одновременно сотрудником в газетах „Ленинградская правда“, „Смена“, веч. выпуск „Красной газеты“, в журналах „Юный пролетарий“, „Красная панорама“, „Чиж“, „Костёр“ и др. В эти же годы написал несколько книг, один киносценарий[6]».
Во второй автобиографии писатель заостряет внимание на тогдашних коллегах:
«Работал продолжительное время в коллективе журналистов и будущих писателей А. Штейна, С. Марвич, Е. Катерли, бр. Тур, Вл. Соловьёва, Мих. Левитина, Петра Сажина и вместе с ними пытался уже в то время писать книги».
По каким-то причинам в этом перечне имён нет одного из самых известных ленинградских писателей 20‑х и 30‑х годов — Даниила Хармса. Однако в письме[7] литературоведу Анатолию Александрову в ноябре 1972 года, Ян Леопольдович подтвердил, что они с Хармсом были знакомы:
«Д. Хармса я знаю хорошо. И как замечательного поэта и как человека. Несколько лет мне пришлось работать вместе с ним в „Детгизе“».
В 1931 году Ларри снижает объём писательской активности и поступает в аспирантуру Всесоюзного НИИ рыбного хозяйства. В текстах из личного дела он опускает причины таких перемен. Фактически это был уход из литературы, связанный с запретом его романа-утопии «Страна счастливых»[8].
В 1936 году Ян Ларри возвращается к активному творчеству, пишет «Необыкновенные приключения…». В 1937 году повесть о маленьких людях в мире гигантских насекомых выходит в журнале «Костёр» (№ 2 — № 11), а в конце того же года в «Детиздате» печатается книга.
Повесть имеет успех, Ларри и «Детиздат» планируют продолжить сотрудничество. О том, что было дальше, мы узнаём из переписки автора с издательством[9]. Постараемся кратко пересказать историю взаимоотношений, полную боли и взаимной неудовлетворённости.
4 мая 1937 года Ян Леопольдович сообщает в ленинградское отделение «Детиздата», что не сможет предоставить рукопись книги «Самые большие и самые маленькие», и просит расторгнуть договор. Что это должна была быть за книга и почему она не появилась, автор не уточняет. Возможно, тень этого замысла хранит в себе научно-популярный очерк с похожим названием «Самые большие, самые сильные, самые прожорливые», позднее опубликованный в «Костре» (№ 6, 1939).
Вместо «Самых больших…» Ларри предлагает «Детиздату» повесть под названием «Васькина тайна». Издательство соглашается, заключается новый договор.
В 1938 году Ларри сдаёт рукопись вместе с письмом, в котором просит редактора рассматривать текущий вариант «Васькиной тайны» как «неважно сшитый фрак». Далее Ян Леопольдович критикует текст, в конце объясняя, почему он не устранил перед сдачей все названные недочёты:
«А потому автор не устранил недостатки, что связан очень жёсткими сроками. Как хотите, а 5 месяцев для написания повести, размером в 12 печ. листов срок небольшой, и я, пожалуй, не ошибусь, если скажу, что в такой срок не один ещё автор не написал столь почтенной по размерам книги.
Однако, если повесть недостаточно ещё хорошо сшита, скроена она более или менее благополучно. И если со стороны редактора не будет серьёзных замечаний о самом развитии сюжета, если сюжет не будет перекраиваться заново, то остальная работа по приведению повести в „христианский вид“ может быть закончена в 2–3‑месячный срок».
«Детиздат» в лице редактора Теребинской согласился с Ларри частично — со всеми названными им изъянами рукописи, но не с тем, что её можно и нужно дорабатывать. В рецензии Теребинская указывает на идеологические недостатки «Васькиной тайны».
«Вместо участия ребят в борьбе, помощи красным получился ряд авантюрных приключений, ряд натянутых, неправдоподобных эпизодов».
«[Повесть] не научит советского ребёнка ни бдительности, ни осторожности, ни классовой зоркости».
Иногда Теребинская пересказывает отдельные, с её точки зрения, недопустимые сцены. Читая про девочку, которая предлагала Всевышнему сломать ей пальцы и руки, чтобы проверить, существует ли он, и про циркача-каннибала по прозвищу Каин, остаётся только жалеть, что расположение черновиков или любых других следов текста «Васькиной тайны» на текущий момент неизвестно[10].
«Дети-герои не особенно верят в бога и, не задумываясь, доказывают, что бога нет. Эта сцена, где девочка Настя предлагает богу сломать сначала палец, потом руки, чтобы увериться, что бога нет, не может показать советскому ребёнку вред веры в бога, ни укрепить его атеистического понимания. <…>
В рукописи автор излишне часто заставляет героев драться, креститься и чесаться, полагая очевидно, что это создаёт колорит захолустности городка. Неприятна своей натуралистичностью сцена в цирке с Ванькой Каином, когда он пытается съесть живого человека».
В итоге редактор просит поставить в известность писателя, что рукопись не принимается, поскольку — это, очевидно, главная причина — «построена неправильно политически». То, что «автор подошёл к делу явно недобросовестно», звучит во вторую очередь, скорее как предлог для расторжения договора.
Яну Леопольдовичу предложено вернуть аванс в размере 2050 рублей. Ларри отвечает категорическим отказом.
«По договору я возвращаю аванс лишь в том случае, если я отнёсся к работе недобросовестно, между тем той же Теребинской известно, что за 5 месяцев работы я написал три варианта повести, что свидетельствует о моей исключительной заинтересованности сделать книгу по-настоящему».
Страсти накаляются, письма Ларри становятся всё эмоциональнее. 23 марта 1939 года он пишет главному редактору «Детиздата» Дмитрию Чевычелову и тщетно пытается его пристыдить:
«Вы имеете смелость утверждать, что рукопись „Васькина тайна“ была представлена мною в заведомо непригодном для издания виде. <…>
Я писал о том, что рукопись нуждается в доработке, что мне удались в рукописи только фабула и сюжет и что неудачными вышли характеры действующих лиц.
О чём же вы пишете?
Стыдитесь! Не к лицу главному редактору заниматься передёргиванием фактов, причём особенно позорно, когда всё это делается только ради того, чтобы оправдать беспримерные факты издевательства над человеком. <…>
Вы пишете, что мне якобы известно, что „никакого желания у редакции устраивать судебный конфликт не было“.Можно, конечно, сказать на это очень корректно:
— О, как всё это далеко от истины!
Но я говорю, что это ложь. И говорю это не потому, что я грубый, вульгарный человек, не потому, что я не знаю, каким тоном нужно разговаривать с товарищами, и не потому, что издательство в своём письме, написанном оскорбительным [стилем] пьяного гостинодворского молодца, требовало вернуть деньги, и не потому, что это дело уже было передано юрисконсульству с желанием взыскать меня аванс через суд, а только потому, что вы, зная об этом, пытаетесь делать вид, что вам ничего неизвестно.
Стыдитесь! <…>
Зачем Вы меня обманываете? Не проще ли было сказать мне честно, что в целях перестраховки Вы не хотите, чтобы я работал в Лендетиздате?»
Несмотря на гнев Ларри, в вопросе «зачем вы меня обманываете?» чувствуется тихий голос Акакия Акакиевича Башмачкина: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?»
Не помогло. В акте об аннулировании договора по «Васькиной тайне» указывается причина: ввиду недобросовестности автора в исполнении своего труда.
И это были только первые трудности. С 1938 по 1940 год «Детиздат» отклоняет ещё две книги Ларри: «Спутник юного рыболова», основанный на одноимённой серии текстов, которые в 1938 году публиковал «Костёр» (№ 1 — № 9), и фантастический роман «Золотой век»[11] о кознях тайного мирового правительства.
В 1940 году Ларри направляет в «Детиздат» исправленную и дополненную рукопись «Карика и Вали» для запланированного переиздания[12]. Через некоторое время, получив гранки с текстом, он пишет в издательство очередное сердитое письмо, в котором сетует на то, что его исправления не учтены, а «издательство не желает считаться со мной как с автором». Кроме того, появилось много сокращений и речевых ошибок.
«Сокращения произведены в ущерб тональности повести и в ущерб здравому смыслу. Неужели нельзя это было согласовать со мной?»
Весной 1941 года публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина получает письмо от Чевычелова с просьбой посодействовать Ларри в написании книги о Сталине:
«Писатель Ларри Я. Л. работает в настоящее время над книгой о стратегическом плане товарища И. В. Сталина, выполненном при участии конкорпуса Будённого на плацдарме Воронеж — Касторная — Ростов.
Лендетиздат просит предоставить возможность тов. Ларри познакомиться с литературой, освещающей события II половины 1919 г.»
Но даже этот замысел, свидетельствующий о том, что Ларри, наступив на горло творческому «я», решил обратиться к конъюнктуре, не был реализован. В апреле 1941 года писателя арестовали.
«Повеситься, застрелиться или утопиться?»
Достаточно известны обстоятельства ареста Ларри. Главы сатирического романа о марсианине, который прибыл в СССР и остался недоволен тем, что увидел, Ян Леопольдович анонимно отправлял лично товарищу Сталину. Вскоре его разоблачили и отправили в заключение на 15 лет[13].
А вот дальнейшая биография популярного фантаста полна белых пятен и умолчаний. Документы, найденные в архивах, позволяют разобраться с некоторыми из них.
Письмо Ларри от 9 марта 1957 года[14], адресованное Владимиру Германовичу Лидину, проливает свет на подробности жизни писателя после выхода из тюрьмы. Учитывая содержание текста, являющего собой красноречивый пример того, как нелегко было реабилитированным гражданам начинать всё сначала, приведём его целиком:
«СОЮЗ СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ.
Председателю правления ЛИТФОНДа
Товарищу Вл. ЛИДИНУ
Глубокоуважаемый товарищ Лидин!
Вас, инженера человеческих душ и человека, пребывающего в постоянных и неусыпных заботах об общественном благе, Вас, учителя жизни и пламенного пропагандиста новых, высоко гуманистических человеческих отношений, я хотел бы спросить почтительно (имея на то единственное основание — Ваши хлопоты о судьбах и высоком моральном уровне многомиллионных масс), что бы Вы, учитель жизни и борец за Нового Человека, посоветовали мне: повеситься, застрелиться или утопиться?
Глубоко убеждённый в том, что Вы, столь чуткий, отзывчивый и, безусловно, искренний человек, не похожи ни в какой степени на тех людей, которые проявляют каменное равнодушие ко всему, что не относится к ним лично, что Вы не только учите людей человеческому отношению друг к другу, но и сами в своей повседневной жизни показываете пример этого нового отношения, я спрашиваю Вас: какой, по Вашему мнению, способ самоубийства является наиболее благородным и в какой степени тот или иной вид самоубийства отвечает новой морали Нового Человека?
Для того, чтобы Вы могли ответить на мой вопрос вполне компетентно, я, пожалуй, должен сказать несколько слов о том, почему я обращаюсь с таким вопросом ИМЕННО К ВАМ.
В 1941 году я был арестован как „враг народа“. Мою жену, как жену врага народа, выслали из Ленинграда в Заполярный круг. В тундру. Моего малолетнего сына направили в интернат.
15 лет я писал жалобы, протесты и просьбы разобрать моё „дело“[15], и вот в 1956 году Верховный Суд вынес решение о полной реабилитации, признав обвинения меня в «контрреволюции» более чем странными.
Некоторые наши писатели полагают, что все реабилитированные выезжают после реабилитации из тюрьмы на грузовиках, восседая на диванах, бережно прижимая к себе цветочные горшки с кактусами и фикусами, а сзади бегут надзиратели и вопят истошно: „Стойте, куда же вы, возьмите столовый сервиз и гобелены!“
Ну, я‑то вышел из тюрьмы пешком, и, хотя это произошло вечером, всё же меня три раза задерживали милиционеры на улице, и только по своей неизреченной доброте не арестовали в тот вечер за появление в общественных местах в полураздетом виде. Правда, один из блюстителей порядка посоветовал мне „сначала подумать об ответственности, а потом уж демонстрировать на улицах свою обнажённую задницу“.
Но, в общем, всё обошлось благополучно. Я отлично переночевал на скамье городского парка и с рассветом мог уже приступить к размышлениям о том, как мне подняться на ноги, как снова начать работать, как мне и моей маленькой семье соединиться под одной крышей. Но лишь только я вышел из сада, как меня задержал постовой милиционер и попросил пройти с ним „для выяснения личности“.
В отделении милиции мне долго и утомительно объясняли, как это нехорошо, неэтично, аморально показывать через прорехи штанов голый зад, и я вынужден был согласиться с работниками милиции, что это действительно оскорбительное для общественного вкуса явление, и выразил желание дать подписку действовать в будущем более осмотрительно, если только, конечно, сумею стащить где-нибудь добротные штаны, способные прикрыть основательно все неприличные части моего тела.
Принимая во внимание моё чистосердечное раскаяние и учитывая при этом, что свой зад я демонстрировал без заранее обдуманных намерений, а также соглашаясь с моими ссылками на объективные обстоятельства, работники милиции, после небольшого совещания, предложили мне старые, но ещё крепкие штаны и собрали тут же по подписке 78 рублей, которые вручили мне с некоторым смущением. Дежурный лейтенант милиции сказал при этом:
— Больше у нас, к сожалению, нет, но вам и не надо много. Учтите, что вы сразу же получите средний заработок за два месяца, и тогда вам уже легче будет встать на ноги.
Прошло несколько месяцев, но я до сего времени не имею возможности вернуть полученные мною взаимообразно в милиции 78 рублей.
И вот почему:
За это время я отыскал свою жену и сына. После продолжительной ссылки жена вернулась с тяжёлой формой гипертонии, и поэтому мне сейчас приходится не только заботится о себе, но и принять на себя заботы о больной жене. Без собственной жилплощади, без копейки денег, ночуя то у одних, то у других знакомых, я и моя семья попали в такое положение, что и сын мой, который несколько помогал мне подниматься на ноги, выбыл из строя и в настоящее время взят на учёт психиатрической больницей, куда будет положен, лишь только освободится место в больнице.
Таким образом, я, 57-летний старик с полумёртвой, парализованной ногой, вынужден обстоятельствами обратиться за помощью, потому что самому мне крайне тяжело выйти из такого поистине трагического положения.
До ареста я был членом Литфонда в Ленинграде, но, к сожалению, в архивах Ленинградского Литфонда не оказалось никаких «документальных следов», которые подтверждали бы это.
Многие ленинградские писатели, зная меня, предложили подать заявление о восстановлении меня членом Литфонда, сказав при этом, что они письменно подтвердят то, что невозможно сейчас установить с помощью архива.
Такие справки мне дали Л. Успенский, Мих. Левитин, Елена Катерли, Пётр Капица, И. Меттер и др. писатели. Моё заявление и эти справки были направлены в Москву, в правление Литфонда.
Недавно, за Вашей подписью, я получил отказ в восстановлении меня в правах члена Литфонда, а стало быть, и в праве получить средний 2‑х месячный заработок.
Вы, вероятно, считаете отказ в выплате мне 2‑месячного заработка явлением вполне нормальным, а вот мне лично этот отказ просто непонятен.
Постановлением Совета Министров от 8/VIII—55 г. за № 1656 предусмотрены все случаи выплаты реабилитированным двухмесячного содержания. В этом постановлении указано даже, как следует поступать, если учреждение или предприятие ликвидированы вовсе. Словом, там предусмотрено всё, кроме каменного равнодушия.
Но если Вы считаете моё обращение в Литфонд необоснованным, то скажите: к кому же я должен обратиться?
В правление Мосшвейпрома? В артель „Утильсырьё“?
Мне было 18 лет, когда в газете появилось первое моё стихотворение. Сейчас мне 57 лет, но ничем, кроме литературной работы, я никогда в своей жизни не занимался (если не считать, конечно, вынужденного пребывания в тюрьме), а поэтому мне кажется вполне логичным моё обращение за помощью именно в Литфонд, тем более что некогда я был членом Литфонда.
Правда, я никогда не подавал заявления о вступлении в Союз писателей и не состоял никогда даже кандидатом в члены Союза, но не потому что считал более удобным для себя работать «кустарём-одиночкой», а лишь потому, что из всего написанного мною не было, по моему глубокому убеждению, такой книги, которая могла бы быть отнесена к большой литературе и которая позволила бы мне принять высокое и такое почётное звание советского писателя. Приступая к работе над каждой новой книгой, я всякий раз надеялся, что сумею, наконец, написать книгу с такой простотой и с таким простым благородством, как умел писать когда-то Маколей. Мне хотелось бы в то же время создать портреты столь живые и объёмные, какие можно встретить только у Льва Толстого, Теккерея и Луи Блана. Я хотел бы писать рассказы взволнованные и волнующие, как самые страстные излияния Руссо, но всё это лежало только в области благих намерений. Каждая новая книга приносила мне одни лишь огорчения. В первые годы работы мне мешала сильно моя некультурность (научился я читать, когда мне было 15 лет[16], а уже в 18 лет стал сам писать).
Если говорить откровенно, я только перед арестом понял по-настоящему, что такое литература и как нужно писать. К сожалению, в тот же год я попал в тюрьму и 15 лет не только не писал, но и не читал ничего.
Мне 57 лет. В эти годы трудно, а, пожалуй, даже просто невозможно начинать перестраивать жизнь заново, приобретать новую профессию. Мне трудно с парализованной ногой пойти работать и чернорабочим. Не имею я сейчас возможности и работать дома, так как ещё до сего времени не получил взамен отобранной у меня после ареста квартиры, даже крошечной комнаты (я проживаю временно то тут, то там). Воровать не могу. Побираться? Не приспособлен.
Ну, так что же мне делать, скажите?
Как, посоветуйте, могу я подняться?
Правда, я мог бы обратиться в иностранные издательства с просьбой помочь мне. Там одна из моих книг, переведённая на 18 языков, вот уже 15 лет издаётся и переиздаётся, обогащая частных издателей. Только в США книга эта за последние 15 лет выдержала 46 изданий с общим тиражом свыше 2 мил. экземпляров.
И я думаю, что хотя мы и не имеем литературной конвенции с зарубежными издательствами, всё же, если не все, то хоть два-три издателя, вероятно, могли бы переслать мне небольшую сумму, которая помогла бы мне встать на ноги.
Это, конечно, не лучший выход из положения, но, к сожалению, единственный.
И мне, вероятно, придется просить ЦК партии разрешения обратиться за помощью в издательства капиталистических стран, так как в нашей стране нет особых, филантропических обществ, которые могли бы оказать помощь в таком, совершенно исключительном и не совсем необыкновенном для нашего общества случае.
А, может быть, Вы посоветуете что-нибудь другое?
Мой временный адрес:
ЛЕНИНГРАД К‑37
Мал. Озёрная, 5, кв. 2
Ларри Я. Л.»
Действительно ли у Ларри оставалось намерение обратиться за гонорарами к зарубежным издателям? Или это был простой риторический приём для воздействия на Лидина, быть может, даже возглас отчаяния?
Из переписки Яна Леопольдовича с писателем Александром Петровичем Штейном[17] следует, что он действительно пытался наводить справки по этому вопросу:
«Совершенно случайно я прочитал в журнале „В защиту мира“ (№ 48 и № 49 за 1955 год) монографию М. Сориано о детской литературе от Микки — пещерного человека до капитана Видео.
В этом обзоре мировой литературы нашлось место и для тёплых слов о моей детской книге „Необыкновенные приключения Карика и Вали“.
Как видно, книга моя издаётся за границей до сего времени. В своё время она печаталась в парижском журнале Mond; затем была переведена на английский и немецкий языки. Сейчас, по моим сведениям, она вышла уже на 18 языках.
Так вот, если тебя это не затруднит, не скажешь ли ты мне: существует у нас литер. конвенция, и если существует, то можно ли получить за перевод и как это сделать?
Не подумай, что мною руководит в данном случае жадность. До ареста я даже не интересовался такими „пустяками“, как лит. конвенция, хотя и знал, что книга моя печатается в заграничных журналах и выходит „отдельным изданием“. Но сейчас за эту самую конвенцию я хватаюсь, как утопающий за соломинку».
Так или иначе, вскоре дела у Ларри пошли на лад. В 1957 году «Необыкновенные приключения Карика и Вали» были переизданы в «Детгизе», а в 1958 году — в Книжном издательстве Куйбышева. Оба раза сказка выходила крупным тиражом — 100 тысяч экземпляров.
Вплоть до своей смерти в 1977 году Ларри много работал. Из опубликованных сочинений этого периода можно вспомнить: «Удивительное путешествие Кука и Кукки» (1961), «Записки школьницы» (1961), «Храбрый Тилли» (1970). Из неопубликованных — «Добрая Эльга и кляча Мотылёк[18]» и «7‑а выходит на орбиту»[19].
В 1962 году Ларри всё-таки вступил в Союз писателей СССР. Рекомендации для этого были даны Михаилом Левитиным, Львом Успенским и Юрием Германом.
Вот что написал лауреат-орденоносец и отец режиссёра Алексея Германа-старшего:
«Я, Герман Юрий Павлович, горячо рекомендую принять хорошего, честного и много тяжкого пережившего писателя Яна Ларри в члены Союза советских писателей».
А вот слова Льва Успенского:
«Лишь по совершенно случайным и весьма прискорбным причинам Ян Ларри не стал членом Союза в те же предвоенные годы, когда он с большим успехом вошёл в детскую литературу как автор „Приключений Карика и Вали“. <…> Известно, что помешало этому. Если бы с тех пор Ларри не написал больше ни единого слова, его и то следовало бы немедленно принять в число членов Союза по его старым заслугам.
Однако, вернувшись к жизни после полной реабилитации, Ларри, с сохранённой точно чудом жизнедеятельностью, за два-три года сумел выпустить в свет ряд новых произведений. <…> Вообще, каждому из нас, работающих в детской и юношеской литературе, отлично известно, что Я. Ларри нуждается скорее в некотором притормаживании и бурной фантазии его, и неистовой работоспособности, нежели в понукании: это автор, сохранивший среди всех жизненных испытаний юношескую свежесть темперамента, поистине молодой задор, готовность работать много, быстро и, главное, с настоящим блеском. <…>
Считаю вопрос о принятии Я. Л. Ларри в члены СП совершенно недискуссионным. Очень жаль, что это не сделано доныне».
«Где искать наследников Ларри?»
Переписка со Штейном открывает ещё несколько неизвестных страниц жизни Ларри. Первое из доступных в архиве писем было отправлено Яном Леопольдовичем 1 сентября 1956 года вскоре после выхода на свободу. Обратный адрес: «Куйбышев, пос. Шмидта, Нечаевская ул., д. 19, кв. 1». То есть свой путь на воле Ларри начинал в нынешней Самаре.
Уже в следующем письме (без даты) Ларри сообщает, что возвращается в Ленинград и делится творческими планами:
«Шестого сего ноября уезжаю из Куйбышева в Ленинград, где на основании постановления о реабилитированных надеюсь получить обратно изъятую у меня незаконно жилплощадь. <…>
Голова набита таким количеством „литературных планов“, что нужно, пожалуй, прожить не менее ста лет, чтобы перенести всё на бумагу.
Нестерпимый зуд ощущаю при мысли о повести о наших лагерях, об этой Всесоюзной Мусорной Свалке, где ведь не только такие, как я, без вины виноватые, проводят долгие годы своей жизни (нас всё-таки было очень мало), но где перевоспитываются терпеливо и гуманно люди, которые, я бы сказал, не заслуживают права на жизнь.
То, что видел я в лагерях во время длительной „творческой командировки“, пожалуй, не видели даже те, кто находился в „моём положении“, т. к. мне пришлось отбывать „наказание“ в особых лагерях, с особым режимом, с особым контингентом заключённых. <…>Что получится (учитывая мои весьма скромные лит. возможности) не знаю, но работать буду как лошадь».
Тем не менее в существующих библиографиях Ларри книг о лагерной жизни не значится.
К концу 1960‑х Яну Леопольдовичу удаётся существенно улучшить материальное положение. В письме за 1967 год он делится этим не без гордости:
«К счастью, я сам самостоятельно, без благотворительности бывших „друзей“ встал на ноги. Уже через год я жил не хуже других. У меня сейчас отдельная квартира, прекрасная обстановка, великолепная домашняя библиотечка. Своей машины нет и заводить её не собираюсь. Хотя и мог бы иметь и машину. Но это уже было бы пижонством.
А вот по глупости размахнулся на дачу в такой местности, где можно ловить летом рыбу, собирать грибы, охотиться осенью и зимою.
Дал уже и задаток, надеясь рассчитаться к маю, но мой роман-памфлет „Сантокерит“ вытеснен „юбилейным материалом“ в этом юбилейном году и пойдёт в печать лишь в 1968 году, а гонорар („свои“ кровные 60%) я получу не раньше сентября этого года, когда изд-во сочтёт возможным посчитать рукопись принятой официально».
Что за роман «Сантокерит» и почему он не был издан — неизвестно.
Не забывает Ларри рассказать и о сыне Оскаре, его работе и увлечениях:
«Между прочим, мой сын (яблоко от яблони недалеко падает) тоже пытается встать на тернистый путь литератора и всё своё свободное время от педагогической работы убивает на писание драм. произведений.
Будет ли из этого толк — трудно сказать, но пусть пишет. Парень не пьёт, не курит, не бегает пока что за девчонками. Так что его порок не вызывает у меня возражений.
Недавно, он носил свою пьесу В. И. Малько (которому отрекомендовался Соколовым (по фамилии матери) зав. лит<нрзб> Куйбышевского Драмтеатра. <…>Кстати, у парня написано шесть пьес, но из них он дал читать только одну и, по-моему, самую слабую.
Ну, что ж, в его годы я с трудом писал тридцатистрочную о фановых трубах.
Самым отрадным, однако, явлением в творчестве моего сына является его стремление к научной работе. Литераторам, слава богу, он не собирается быть. Ну а если так — то пусть пишет. Бумаги в нашей стране хватит, чернил тоже, а свободное время уж лучше всё-таки посвящать графомании, чем экскурсиям в рестораны и пивные».
С Оскаром Яновичем связана одна из нераскрытых на сегодняшний день загадок биографии Ларри-старшего. Как можно заметить, сведения о нём обрывочны и противоречивы. В письме к Лидину Оскар — человек, которому требуется серьёзная медицинская помощь, в письме к Штейну — драматург, педагог, научный работник.
В анкете начала 60‑х годов Ларри указывает место работы сына: переводчик-инженер в номерном институте.
Больше ничего конкретного сказать об Оскаре Яновиче нельзя.
Возможно, в 70‑е годы он проживал в Латвии. Из дела № 275 мы узнаём, что в начале 70‑х Ларри по крайней мере один раз отправлял письмо в Ригу, чтобы поздравить с праздником «крошечную внучку». Упомянута фамилия внучки с первой буквой имени — И. Смирнова. И адрес: Рига, Саламандрас, 1/3, кв. 20. На тот момент в здании располагалось общежитие фабрики «Ригас Аудумс».
В 1977 году в латвийском журнале Zinātne un tehnika (№ 5) была опубликована статья Magnetofori («Магнитофоры»). В качестве автора материала указан инженер по имени Оскарс Ларри (Oskars Larri, inženieris). В отличие от авторов других статей, Оскарс не посчитал нужным приложить к статье ни своей фотографии, ни краткой автобиографии. Почему? Загадка.
О том, где могут находиться «исчезнувшие» потомки Ларри, мы спросили Василия Токарева. И вопросов стало ещё больше:
«Где искать наследников Ларри? Ленинград? Рига? А вдруг они уже переместились во Францию, США, Канаду, Израиль? Весь мир теперь открыт. Тогда возникает вопрос: а сохранился ли семейный архив в одном месте или рассеялся по миру?»
Даже расположение могилы Яна Ларри остаётся для исследователя тайной. Токарев говорит:
«Я не встречал ни одной справки о месте погребения Ларри. Ни один специалист по ленинградским некрополям не упоминает его могилы. В повести „Страна счастливых“ Ларри описывает, как главный герой захоронил прах своего отца в колумбарии. Может быть, он был приверженцем такой практики? Это только предположение».
18 марта 2022 года исполнится 45 лет со дня смерти автора «Необыкновенных приключений Карика и Вали». Наверняка кому-то из его читателей хотелось бы почтить память, посетить его последний приют, принести несколько цветков энотеры. Вот только куда их нести?
Приложение: ленинградские адреса Яна Ларри
1) Кузнечный переулок, дом 13, квартира 2. Из договора с «Детиздатом» на публикацию и переиздание «Карика и Вали» от 10 февраля 1936 года.
2) Проспект 25 октября[20], дом 112, квартира 39. Указана в качестве адреса отправителя в переписке с «Детиздатом» по поводу «Васькиной тайны» в 1938 году.
3) Летняя дача в деревне Ленинградской области (возможно, Пендиково или Васкелово), где Ларри, судя по всему, гостил. Упомянута в переписке с «Детиздатом» по правкам к «Карику и Вале» в 1940 году. Владелец дачи — Пётр Иванович (фамилия неразборчива; что-то вроде «Митинен»).
4) Малая Озёрная улица, дом 5, квартира 2. Указана в качестве места временного пребывания в письме к Лидину в 1956 году.
5) Кузнецовская улица, дом 18, квартира 135. Адрес упомянут в договоре на создание сценария «Дорога отцов» в 1957 году и в анкете за 1962 год. На февраль 2022 года квартира 135 в доме 18 на Кузнецовской улице в Санкт-Петербурге отсутствует.
6) Кузнецовская улица, дом 44, квартира 135. Адрес указан в письме Штейну в 1967 году, в анкете за 1971 год и в письме Александрову за 1972 год.
Мы будем благодарны за любую новую информацию о Яне Ларри. Если вы знаете что-то о его родственниках, неизданных рукописях, месте захоронения или вам встречались воспоминания о нём от его коллег, а также другие любопытные факты — напишите, пожалуйста, на почту автору материала: beatlegleb@yandex.ru
Большое спасибо Тимуру Селиванову за расшифровку документов из московского архива, а также Василию Токареву и Евгению Харитонову за отзывчивость и готовность щедро делиться знаниями о Ларри.
- [1] ЦГАЛИ СПб. Фонд Р‑371. Опись 3–2. Дело 275.
- [2] Б/п — беспартийный.
- [3] Очевидно, имеется в виду торговый дом «Мюр и Мерилиз», основанный шотландцами Арчибальдом Мерилизом и Эндрю Мюром. Существовал в России с 1857 по 1918 год.
- [4] Согласно библиографии Яна Ларри, составленной украинским исследователем фантастики Виталием Карацупой.
- [5] Издательство «Престиж Бук».
- [6] Известно о двух сценариях Яна Ларри. Первый был создан в соавторстве с Павлом Стельмахом для картины «Человек за бортом» (1931), которая считается утраченной. В 2021 году хранящиеся в ЦГАЛИ СПб материалы по фильму (Фонд Р‑257. Опись 16. Дело 197), в том числе три варианта сценария, были оцифрованы силами паблика «Насекомая культура» социальной сети «ВКонтакте» и выложены в открытый доступ. Кроме того, в 1957 году в соавторстве с Иосифом Шапиро был написан сценарий «Дорога отцов», отклонённый киностудией «Ленфильм». Машинопись сценария вместе с другими материалами по несостоявшемуся фильму хранится в ЦГАЛИ СПб. Фонд Р‑257. Опись 17. Дела 1714 и 2002.
- [7] ЦГАЛИ СПб. Фонд Р‑678. Опись 1. Дело 169.
- [8] Подробнее об отношениях Ларри с цензурой VATNIKSTAN рассказывал ранее в материале «„Товарищ Сталин, только для вас“: как автор „Карика и Вали“ отправил в Кремль марсианина».
- [9] ЦГАЛИ СПб. Фонд Р‑64. Опись 3. Дело 67.
- [10] В ходе дальнейшей переписки с редакцией, когда о публикации уже не было речи, Ларри упоминает, что «книга „Васькина тайна“ выпущена издательством „Искусство“ в виде пьесы». К сожалению, не удалось обнаружить факты, подтверждающие, что такая пьеса действительно существовала и где-то публиковалась.
- [11] Машинопись первой главы романа и краткое содержание хранятся в ЦГАЛИ СПб. Фонд Р‑64. Опись 3. Дело 67.
- [12] Сравнивая разные варианты изданий «Карика и Вали», нетрудно обнаружить различия, порой довольно существенные. Журнальный вариант 1937 года отличается от книжного. В переиздании 1940 года — новая редакция. После реабилитации Ларри в 1956 году и до его смерти появились ещё как минимум два варианта. Над своей самой известной книгой Ян Ларри работал без преувеличения всю жизнь.
- [13] Подробнее об этом — в материале VATNIKSTAN «„Товарищ Сталин, только для вас“: как автор „Карика и Вали“ отправил в Кремль марсианина».
- [14] РГАЛИ. Фонд 3102. Опись 1. Дело 666.
- [15] Возможно, часть этих жалоб находится в ЦГА СПб. Фонд Р‑8975. Опись 1. Дело 1128. Получить доступ к этим документам не удалось.
- [16] Здесь Ларри немного противоречит сам себе. Из переписки автора с «Детгизом» по поводу «Васькиной тайны» мы можем узнать следующее: «Читать и писать я научился, когда мне было 20 лет (кончил школу ликбеза в Красной армии)».
- [17] РГАЛИ. Фонд 3141. Опись 1. Дело 258.
- [18] Первая глава из собрания ЦГАЛИ СПб (Фонд Р‑388. Опись 2. Дело 8). В 2021 году оцифрована силами паблика «Насекомая культура» социальной сети «ВКонтакте» и выложена в открытый доступ.
- [19] В ЦГАЛИ СПб (Фонд Р‑607. Опись 1. Дело 134) хранится рецензия на текст Майи Борисовой. Судьба самого произведения неизвестна.
- [20] Так с 1918 по 1944 год назывался Невский проспект.
Читайте также «„Товарищ Сталин, только для вас“: как автор „Карика и Вали“ отправил в Кремль марсианина».
