Эпидемии тифа в немецких лагерях для военнопленных

Судь­ба воен­но­плен­ных совет­ской армии в нацист­ских лаге­рях — одна из наи­бо­лее тра­ги­че­ских стра­ниц в лето­пи­си Вто­рой миро­вой. Соглас­но дан­ным немец­ких источ­ни­ков, более пяти с поло­ви­ной мил­ли­о­нов воен­но­слу­жа­щих СССР ока­за­лись в пле­ну Тре­тье­го рей­ха. Из них более трёх мил­ли­о­нов за вре­мя вой­ны погиб­ли от болез­ней, голо­да и издевательств.

Любое собы­тие про­шло­го, даже самое жут­кое и ката­стро­фи­че­ское, под­ни­ма­ет вопро­сы для исто­ри­ков. Насколь­ко хоро­шо мы зна­ко­мы со струк­ту­рой немец­ких, а так­же фин­ских, румын­ских и дру­гих кон­цен­тра­ци­он­ных лаге­рей для воен­но­плен­ных? Как на пре­бы­ва­нии совет­ских сол­дат в пле­ну отра­жал­ся наци­о­наль­ный вопрос? Како­вы были осо­бен­но­сти поло­же­ния жен­щин-крас­но­ар­ме­ек, ока­зав­ших­ся во вра­же­ских конц­ла­ге­рях? И каким обра­зом в местах содер­жа­ния плен­ных был нала­жен быт и служ­ба меди­цин­ской помощи?

Арон Шне­ер в сво­ём новом иссле­до­ва­нии, выпу­щен­ном в изда­тель­стве «Пятый Рим», пыта­ет­ся отве­тить на эти и мно­гие дру­гие вопро­сы, мало­изу­чен­ные в оте­че­ствен­ной исто­рио­гра­фии. При­об­ре­сти кни­гу мож­но на сай­те изда­тель­ства. VATNIKSTAN пуб­ли­ку­ет фраг­мент моно­гра­фии, про­ли­ва­ю­щей свет на самые тяжё­лые эпи­зо­ды исто­рии Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны.

Массовая смертность в результате эпидемий тифа в 1941–1942 годах

Там будет плач и скре­жет зубовный.

Мат­фей 8:12

Мас­со­вую смерть совет­ских воен­но­плен­ных вызва­ла эпи­де­мия сып­но­го тифа, пред­опре­де­лён­ная усло­ви­я­ми содер­жа­ния, на кото­рые совет­ские воен­но­плен­ные были обре­че­ны поли­ти­кой гер­ман­ско­го нацист­ско­го и воен­но­го руко­вод­ства. Эпи­де­мия раз­ра­зи­лась в октяб­ре 1941 года и сви­реп­ство­ва­ла до лета 1942 года. Пред­ше­ство­ва­ло тифу поваль­ное забо­ле­ва­ние дизен­те­ри­ей, вспых­нув­шей в усло­ви­ях абсо­лют­ной анти­са­ни­та­рии, царив­шей в лагерях.

Пер­вые лаге­ря, создан­ные на тер­ри­то­рии Гер­ма­нии и Поль­ши и тем более на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии Совет­ско­го Сою­за, не были под­го­тов­ле­ны к при­ё­му плен­ных. По сви­де­тель­ству немец­ко­го чинов­ни­ка Дор­ша, в нача­ле июля 1941 года посе­тив­ше­го лагерь в Мин­ске, более 100 тысяч совет­ских воен­но­плен­ных нахо­ди­лись на такой огра­ни­чен­ной тер­ри­то­рии, что едва мог­ли шеве­лить­ся, и вынуж­де­ны были отправ­лять есте­ствен­ные надоб­но­сти там, где сто­я­ли или сиде­ли. Но даже при­ми­тив­ные убор­ные не мог­ли удо­вле­тво­рить потреб­но­сти тысяч людей, нахо­див­ших­ся в лаге­рях. Одной из при­чин анти­са­ни­тар­но­го состо­я­ния лагер­ных бара­ков явля­лось исто­ще­ние мно­гих плен­ных до такой сте­пе­ни, что они «были не в состо­я­нии вый­ти из бара­ков по есте­ствен­ным надоб­но­стям, оправ­ля­лись под себя».

Нака­за­ние за подоб­ное нару­ше­ние сле­до­ва­ло неза­мед­ли­тель­но. В Гомель­ском лаге­ре, если поли­цей­ские и нем­цы нахо­ди­ли того, кто опра­вил­ся в бара­ке, его под­вер­га­ли изощ­рён­ным изде­ва­тель­ствам. «Винов­ни­ка» при­вя­зы­ва­ли к стол­бу, а к лицу под­ве­ши­ва­ли бан­ку с испраж­не­ни­я­ми. Так он дол­жен был про­сто­ять 12 часов, а ино­гда и боль­ше. При­чём одни поли­цей­ские нано­си­ли уда­ры пал­кой, дру­гие рези­но­вой плёт­кой или же про­во­ло­кой. Мно­гие, и без того поте­ряв­шие вся­кие силы, не выдер­жи­ва­ли — умирали.

С. Ф. Шум­ский был сви­де­те­лем того, как в декаб­ре 1941 года один из воен­но­плен­ных опра­вил­ся око­ло забо­ра лаге­ря. Это уви­де­ли про­хо­див­ший немец­кий офи­цер и рус­ский комен­дант лаге­ря Кар­да­ков. По при­ка­зу нем­ца и Кар­да­ко­ва, поли­цей­ский до поя­са раз­дел плен­но­го, при­вя­зал его к стол­бу и начал изби­вать пал­кой. «Я насчи­тал 35 уда­ров, кото­рые нанёс поли­цей­ский по обна­жен­но­му телу это­го чело­ве­ка. Изму­чен­ный, поте­ряв­ший силы, он не мог сто­ять на ногах, повис на поя­се, кото­рым он был при­вя­зан к стол­бу. Это­го воен­но­плен­но­го заби­ли до смерти».

Инте­рес­ное неожи­дан­ное наблю­де­ние и вывод ещё об одной при­чине анти­са­ни­тар­но­го состо­я­ния в лаге­рях сде­лал Б. Н. Соко­лов. Он гово­рит о раз­ли­чии в наци­о­наль­ном харак­те­ре и обра­зе жиз­ни. «Нем­цам, с их педан­тич­ной любо­вью к сани­та­рии, кажет­ся, что пре­не­бре­же­ние чисто­той убор­ных гра­ни­чит с бун­том и потря­се­ни­ем основ. Но мы на это смот­рим по-дру­го­му. Извест­но, что у нас обще­ствен­ные убор­ные чисто­той не бле­щут, и это не толь­ко нико­го не воз­му­ща­ет, а про­сто это­го и не видят».

В неко­то­рых лаге­рях было мно­го плен­ных из сред­не­ази­ат­ских рес­пуб­лик. По сло­вам Б. Н. Соко­ло­ва, «неко­то­рым воен­но­слу­жа­щим Крас­ной Армии Коран пря­мо пред­пи­сы­ва­ет справ­лять свои надоб­но­сти на зем­лю, выти­рать соот­вет­ству­ю­щее место, если нет воды, зем­лёй, а голо­ву при этом накры­вать хала­том. Вме­сто хала­та, веро­ят­но, мож­но исполь­зо­вать шинель… Поэто­му так вели­ко быва­ло удив­ле­ние после­до­ва­те­лей Маго­ме­та, когда за соблю­де­ние запо­ве­ди ино­гда сле­до­вал уве­си­стый удар дуби­ной». В неко­то­рых лаге­рях, напри­мер в Дро­го­быч­ском, не было даже при­ми­тив­ных убор­ных, поэто­му воен­но­плен­ные оправ­ля­лись в бара­ках в спе­ци­аль­ные кадуш­ки, кото­рые не выно­си­лись сут­ка­ми. Вонь в бара­ках сто­я­ла невыносимая.

В лаге­рях для совет­ских воен­но­плен­ных не было ника­ких под­ти­роч­ных средств. Как сви­де­тель­ству­ют быв­шие плен­ные, для этой цели исполь­зо­ва­лись тра­ва, тряп­ки, паль­цы, ред­ко газе­ты и тому подоб­ное. Одна­ко даже до пле­на с бума­гой на фрон­те были про­бле­мы, и часто для гиги­е­ни­че­ских целей исполь­зо­ва­лись немец­кие листовки.

Почти во всех лаге­рях на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии СССР до кон­ца 1942 года сме­на одеж­ды, белья не про­из­во­ди­лась, поэто­му боль­шин­ство плен­ных дона­ши­ва­ли то, в чём попа­ли в плен. Они ходи­ли в почер­нев­шем от гря­зи и полу­ис­тлев­шем на них белье, на ногах рва­ная обувь, а неко­то­рые боси­ком. Прав­да, порой нем­цы нахо­ди­ли «ори­ги­наль­ное реше­ние» этой про­бле­мы. Из отчё­та о дея­тель­но­сти Мари­у­поль­ской гар­ни­зон­ной комен­да­ту­ры 1/853 от 29.10.1941 года мы узна­ём, что «в лаге­ре воен­но­плен­ных в насто­я­щее вре­мя содер­жит­ся восемь тысяч рус­ских плен­ных. Восемь тысяч евре­ев были экзе­ку­ти­ро­ва­ны служ­бой без­опас­но­сти СД. Еврей­ская одеж­да, бельё и так далее было собра­но гар­ни­зон­ной комен­да­ту­рой и после чист­ки пере­да­но в воен­ный гос­пи­таль, лагерь для воен­но­плен­ных и роз­да­но фолькс­дой­чам». Мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что после тща­тель­но­го отбо­ра луч­шее забра­ли нем­цы, а неко­то­рые воен­но­плен­ные полу­чи­ли одеж­ду рас­стре­лян­ных евре­ев. Таким обра­зом, мёрт­вые, как неод­но­крат­но слу­ча­лось в лаге­рях, спа­са­ли или про­дле­ва­ли жизнь живым.

Зимой в неко­то­рых лаге­рях воен­но­плен­ные напо­ми­на­ли «урод­ли­вые шаро­об­раз­ные фигу­ры». Это воен­но­плен­ные, у кото­рых не было шине­лей, что­бы не мёрз­нуть, обма­ты­ва­ли себя соло­мой, засо­вы­вая её под гим­на­стёр­ку и брю­ки; дру­гие дела­ли ина­че: обма­ты­ва­ли себя соло­мой поверх наде­тых на них лох­мо­тьев и обвя­зы­ва­лись шпа­га­том или проволокой.

Все быв­шие воен­но­плен­ные вспо­ми­на­ют, что в лагер­ных бара­ках было труд­но дышать от смра­да гно­я­щих­ся ран ещё живых, а так­же и неуб­ран­ных мёрт­вых, и про­сто от мас­сы немы­тых тел и мок­рой, гряз­ной одеж­ды. До кон­ца 1942 года в боль­шин­стве лаге­рей на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии СССР не было даже при­ми­тив­ных умы­валь­ни­ков. Воен­но­плен­ные не мылись меся­ца­ми. По сло­вам Б. Н. Соко­ло­ва: не толь­ко пото­му, что мыть­ся негде, но и «нет потреб­но­сти. На исто­щён­ный орга­низм вода, даже на лицо, дей­ству­ет как болез­нен­ный шок». «Страх перед холод­ной водой, выне­сен­ный отту­да, сохра­нил­ся у меня и потом», — пишет Соколов.

Бань в лаге­рях на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии СССР, а так­же в боль­шин­стве лаге­рей на тер­ри­то­рии Поль­ши и Гер­ма­нии в 1941–1942 годов не было, поэто­му все без исклю­че­ния воен­но­плен­ные были завшивлены.

Ф. Я. Черон рас­ска­зы­ва­ет, как уже в авгу­сте 1941 года раз­ве­лось такое коли­че­ство вшей, что утром с выхо­див­ших из зем­ля­ных убе­жищ вши сыпа­лись на зем­лю, и весь песок дви­гал­ся. «Труд­но пове­рить, что это не песок шеве­лит­ся, а сплош­ная пеле­на вшей на пес­ке. Они ходи­ли как бы вол­на­ми. Кто днём осво­бож­дал­ся от вшей хоть в какой-то мере, тот не хотел идти в убе­жи­ща, не хотел захва­тить лиш­нюю сот­ню заедав­ших насмерть вшей».

Мас­со­вые слу­чаи смер­ти от эпи­де­мий зафик­си­ро­ва­ны уже летом 1941 года. Прак­ти­че­ски невоз­мож­но отде­лить смерт­ность от голо­да от смерт­но­сти от дизен­те­рии, тифа и дру­гих забо­ле­ва­ний. Все фак­то­ры суще­ство­ва­ли и вза­и­мо­дей­ство­ва­ли одно­вре­мен­но, усу­губ­ляя друг друга.

В Дула­ге № 131, в Боб­руй­ске, толь­ко в нояб­ре из 158 тысяч воен­но­плен­ных умер­ли 14 777 чело­век, более 9%.

В Гомель­ском лаге­ре в декаб­ре 1941 года — январе—феврале 1942 года смерт­ность дохо­ди­ла до тыся­чи чело­век в сут­ки. Умер­ших было так мно­го, что из них ста­ли обра­зо­вы­вать­ся горы трупов.

В окрест­но­стях Риги за 1941 год умер­ли 28 тысяч совет­ских воен­но­плен­ных, а в 1942 году — 51 500 человек.

В лаге­ре Рава-Рус­ская с июня 1941 года по апрель 1942 года из 18 тысяч чело­век умер­ли 15 тысяч.

В Поль­ше непо­да­лё­ку от горо­да Ост­ров-Мазо­вец­кий в лаге­ре у дерев­ни Грон­ды с июня по декабрь 1941 года погиб­ли 41 592 чело­ве­ка из обще­го чис­ла 80–100 тысяч.

В Гер­ма­нии в Шта­ла­гах Вит­цен­дорф, Эрб­ке и Бер­ген-Бель­зен в декаб­ре еже­днев­но уми­ра­ли сот­ни людей. К фев­ра­лю 1942 года 90% плен­ных умер­ли: «из 20 тысяч умер­ло 18 тысяч в Бер­ген-Бель­зене, 14 тысяч в Вит­цен­дор­фе, 12 тысяч в Эрбке».

К нача­лу 1942 года от голо­да и тифа погиб­ло око­ло 47% обще­го чис­ла совет­ских воен­но­плен­ных, нахо­див­ших­ся в Гер­ма­нии. А сколь­ко на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии СССР за тот же пери­од — неиз­вест­но. Не было лаге­ря, в кото­ром не сви­реп­ство­ва­ли бы болез­ни. В бара­ках боль­ные и здо­ро­вые лежа­ли вме­сте, были дни, когда уми­ра­ло по 100–150 чело­век воен­но­плен­ных. И тру­пы лежа­ли вме­сте с живы­ми до разложения.

Из лаге­ря Замо­стье в Поль­ше тифоз­ных боль­ных в нача­ле эпи­де­мии отправ­ля­ли в лагерь «Норд», где уми­ра­ю­щие ока­зы­ва­лись в бара­ках, куда не захо­ди­ли ни вра­чи, ни сани­та­ры, а толь­ко могиль­щи­ки, что­бы выта­щить тру­пы. Ника­ко­го медоб­слу­жи­ва­ния не суще­ство­ва­ло, даже воды никто не пода­вал. Все были вычерк­ну­ты из спис­ков живых.

Неод­но­крат­но един­ствен­ным спо­со­бом «лече­ния» этих болез­ней у нем­цев являл­ся рас­стрел. В лаге­ре воен­но­плен­ных Нау­ми­сте, непо­да­лё­ку от Шау­ляя, в Лит­ве в 1942 году вспых­ну­ла эпи­де­мия сып­но­го тифа. Забо­ле­ло 1500–2000 чело­век. Нем­цы вывез­ли всех боль­ных в лес и расстреляли.

Часто вме­сте с боль­ны­ми в целях пре­се­че­ния эпи­де­мии рас­стре­ли­ва­ли и здо­ро­вых. Так было в Шта­ла­ге № 347 в Дау­гав­пил­се, в лаге­рях Витеб­ска, Полоц­ка, Лиды и других.

Эпи­де­мия не обхо­ди­ла нико­го. Забо­ле­ва­ли даже нем­цы, рабо­тав­шие в лаге­рях. Так, в лаге­ре воен­но­плен­ных в Бор­испо­ле от тифа умер немец — глав­врач лаза­ре­та Эрдхольд.

Погре­бе­ни­ем умер­ших зани­ма­лись спе­ци­аль­ные коман­ды могиль­щи­ков, орга­ни­зо­ван­ные из воен­но­плен­ных. Они соби­ра­ли тру­пы по все­му лаге­рю. На повоз­ке, в кото­рую вме­сто лоша­дей впря­га­лись воен­но­плен­ные, тела выво­зи­лись ко рвам, выко­пан­ным на тер­ри­то­рии лаге­ря или непо­да­лё­ку от него.

Осе­нью 1941 года в Салас­пилс­ском лаге­ре тру­пы соби­ра­ли в спе­ци­аль­но отве­дён­ный для это­го сарай, а затем, так как сарай быст­ро напол­нял­ся, три раза в день выво­зи­ли за лагерь в выко­пан­ные рвы. В лаге­ре была сло­же­на песня:

«Мерт­ве­цов по утрам таскали

В тот холод­ный без две­ри сарай,

Как обой­му в поря­док складали,

Для отправ­ки гото­ви­ли в рай.

Гра­ба­рям там рабо­ты хватало.

В день два раза, а часто и три

С мерт­ве­ца­ми повоз­ку возили

Туда, где рылись глу­бо­кие рвы».

Вна­ча­ле тела погре­ба­ли в одеж­де, затем ста­ли раз­де­вать. Одеж­да и обувь мёрт­вых исполь­зо­ва­лась живы­ми. Чаще все­го сами плен­ные раз­де­ва­ли как мёрт­вых, так и полу­жи­вых сосе­дей. При­чём мно­гие при­смат­ри­ва­лись зара­нее к воз­мож­но­му мерт­ве­цу, что­бы опе­ре­дить мно­го­чис­лен­ных жела­ю­щих захва­тить обнос­ки. Часть одеж­ды и обу­ви нем­цы соби­ра­ли на скла­дах и после дез­ин­фек­ции вновь пере­да­ва­ли в поль­зо­ва­ние плен­ным. Погре­бе­ние погиб­ших в лаге­рях совет­ских воен­но­плен­ных носи­ло изде­ва­тель­ский харак­тер. Это было над­ру­га­тель­ство даже после смер­ти. Так, в Гоме­ле, в тот же ров, куда сбра­сы­ва­ли тела воен­но­плен­ных, выво­зи­лись испраж­не­ния. С нояб­ря 1941 года по апрель 1942 года тол­пы немец­ких офи­це­ров и сол­дат соби­ра­лись у рва, куда сва­ли­ва­лись тру­пы воен­но­плен­ных, весе­ло сме­я­лись и ради про­дле­ния удо­воль­ствия фото­гра­фи­ро­ва­ли изуро­до­ван­ные побо­я­ми, исто­щён­ные голо­дом тела. Такие «экс­кур­сии» нем­цев ко рвам с тру­па­ми были почти еже­днев­но, как толь­ко в город при­бы­ва­ли новые немец­кие части.

В местеч­ке Гни­вань Вин­ниц­кой обла­сти при­стре­лен­ных на тер­ри­то­рии лаге­ря воен­но­плен­ных бро­са­ли в убор­ные, после чего ночью выво­зи­ли в лес, в ямы, выры­тые для нечистот.

В лаге­ре на тер­ри­то­рии сов­хо­за «Крас­ная стре­ла» в посёл­ке Стрел­ка Крас­но­дар­ско­го края умер­ших воен­но­плен­ных сбра­сы­ва­ли в кот­ло­ван, а свер­ху засы­па­ли наво­зом. Подоб­ные слу­чаи над­ру­га­тель­ства над тела­ми погиб­ших были и в дру­гих лагерях.

Прав­да, в при­ка­зе Рей­не­ке «Об обра­ще­нии с совет­ски­ми воен­но­плен­ны­ми» от 24 мар­та 1942 года опре­де­лён поря­док похо­рон совет­ских воен­но­плен­ных в лаге­рях. Одна­ко он был вызван стрем­ле­ни­ем скрыть прав­ду о про­ис­хо­дя­щем и откро­вен­но циничен:

«Похо­ро­ны долж­ны про­во­дить­ся скром­но и просто.

Сооб­ще­ния по радио и в печа­ти о похо­ро­нах запрещаются.

Фото­гра­фи­ро­ва­ние и кино­съём­ка похо­рон запрещаются.

Уча­стие немец­ких воен­но­слу­жа­щих в похо­ро­нах запрещается.

Отда­ние воин­ских поче­стей запрещается.

В похо­ро­нах раз­ре­ша­ет­ся участ­во­вать това­ри­щам умер­ше­го и тем, кто непо­сред­ствен­но участ­ву­ет в погре­бе­нии. При­сут­ствие граж­дан­ских лиц запрещается.
Совет­ские воен­но­плен­ные могут воз­ла­гать вен­ки, укра­шен­ные толь­ко чёр­ны­ми и белы­ми лентами.

Немец­ким воен­но­слу­жа­щим воз­ла­гать венок запрещается.

В погре­бе­нии могут участ­во­вать свя­щен­но­слу­жи­те­ли или их помощ­ни­ки, если они есть в лаге­ре; в слу­чае погре­бе­ния мусуль­ман, мул­ла или имам так­же могут участвовать…

Гро­бы исполь­зу­ют­ся; одна­ко каж­дый труп (без одеж­ды, если она ещё при­год­на к упо­треб­ле­нию) дол­жен быть обёр­нут в жёст­кую бума­гу или дру­гой подоб­ный материал.

В мас­со­вых моги­лах тру­пы долж­ны быть уло­же­ны ров­ны­ми ряда­ми… На каж­дом тру­пе долж­на быть бир­ка иден­ти­фи­ка­ции (лагер­ный номер воен­но­плен­но­го. — А. Ш.)

На клад­би­щах моги­лы долж­ны рас­по­ла­гать­ся отдель­но, не нару­шая после­до­ва­тель­ность могил дру­гих военнопленных.

Если это воз­мож­но, кре­ма­ция раз­ре­ша­ет­ся. В этом слу­чае лагерь дол­жен иметь спис­ки кремированных».

Сот­ни тысяч совет­ских воен­но­плен­ных нахо­ди­лись в лаге­рях на тер­ри­то­рии самой Гер­ма­нии. Напу­ган­ное воз­мож­ным рас­про­стра­не­ни­ем эпи­де­мий сре­ди немец­ко­го насе­ле­ния, сани­тар­ное управ­ле­ние рас­по­ря­ди­лось про­во­дить сани­тар­ную обра­бот­ку воен­но­плен­ных, при­бы­ва­ю­щих на тер­ри­то­рию Гер­ма­нии из дру­гих лаге­рей. Впер­вые эта про­це­ду­ра ста­ла про­во­дить­ся в кон­це авгу­ста — нача­ле сен­тяб­ря 1941 года.

Одна­ко, как сви­де­тель­ству­ет в сво­ём рапор­те 9 декаб­ря 1941 года зон­дер­фю­рер Е. Кум­минг, «мето­ды борь­бы со вша­ми не на высо­те. Плен­ные жалу­ют­ся, что и после сан­об­ра­бот­ки вши оста­ют­ся. Из-за опас­но­сти сып­но­го тифа (в Люб­лине в сере­дине нояб­ря было закры­то 26 улиц, в Замос­це в дан­ный момент сып­ной тиф, то же в Шта­ла­ге Влод­зи­меж) это пред­став­ля­ет угро­зу и для слу­жа­щих вермахта.

Пред­ло­же­ние: пол­ное обри­ва­ние волос по все­му телу, акку­рат­ная чист­ка одеж­ды. Тро­фей­ные рус­ские дезин­сек­ци­он­ные агре­га­ты (butschilny apparat — агре­гат в гру­зо­ви­ке, про­из­во­дя­щий дез­ин­фек­цию с помо­щью горя­че­го воз­ду­ха) долж­ны быть пере­да­ны в Офла­ги и Шта­ла­ги. Так как вес­ной сып­ной тиф в Рос­сии при­ни­ма­ет харак­тер эпи­де­мии, это вопрос дол­жен быть объ­яв­лен пер­во­оче­ред­ным уже сейчас».

Пер­вые дезин­сек­ци­он­ные уста­нов­ки для уни­что­же­ния вшей — глав­ных пере­нос­чи­ков сып­но­го тифа, появи­лись в лаге­рях в нача­ле 1942 года, в част­но­сти в Бер­ген-Бель­зене. Вот как опи­сы­ва­ет про­це­ду­ру дез­ин­фек­ции Ф. Я. Черон:

«…При­ка­за­ли гото­вить­ся к сани­тар­ной чист­ке всей одеж­ды от вшей, дез­ин­фек­ции тела, стриж­ке и мытью. Для боль­шин­ства это было пер­вое мытьё тёп­лой водой с момен­та попа­да­ния в плен. Для обра­бот­ки исполь­зо­ва­лись спе­ци­аль­но выстро­ен­ные зда­ния со сво­им шта­том обслу­жи­ва­ю­щих. В дан­ном слу­чае обслу­жи­ва­ю­щи­ми были сол­да­ты. Груп­па­ми в 75–100 чело­век, в зави­си­мо­сти от поме­ще­ния, вво­ди­ли в барак и при­ка­зы­ва­ли раз­деть­ся дого­ла и поло­жить свои вещи в общую кучу. Потом под­ка­ты­ва­ли тележ­ки, гру­зи­ли всю одеж­ду на них и уво­зи­ли. Обслу­жи­ва­ю­щий пер­со­нал был в спе­ц­фор­ме. Обувь не все­гда заби­ра­ли, но в этот пер­вый раз забра­ли и обувь для дез­ин­фек­ции. Нас груп­па­ми уво­ди­ли при­ни­мать душ и дава­ли по малень­ко­му кусоч­ку мыла. Пер­вым груп­пам доста­ва­лась ещё горя­чая вода, но послед­ним при­шлось мыть­ся чуть тёп­лой. Перед уво­дом в душ всех стриг­ли под машин­ку, уда­ляя воло­сы на всём теле. После душа отво­ди­ли в дру­гую ком­на­ту, что­бы не сме­ши­вать „вши­вых“ с „без­вши­вы­ми“. Барач­ные ком­на­ты не отап­ли­ва­лись, и мокрое тело высы­ха­ло, дро­жа на холо­де. Страш­но было смот­реть на живые тру­пы, у кото­рых оста­лись кожа и кости, а живот при­рос к позво­ноч­ни­ку. Про­це­ду­ра воше­бой­ки про­дол­жа­лась, по край­ней мере, три—четыре часа. Вшей уби­ва­ли одно­вре­мен­но тем­пе­ра­ту­рой и газом. Мне кажет­ся, хлор­ным, пото­му что он резал гла­за до слёз. Перед тем как допу­стить до одеж­ды, обсы­па­ли все вши­вые места тела каким-то порош­ком, а ино­гда какой-то жид­ко­стью, кото­рая, каза­лась, сжи­га­ла всё тело. Голо­ву тоже посы­па­ли. Потом вво­ди­ли в жаров­ню, где про­ка­лён­ное обмун­ди­ро­ва­ние лежа­ло куча­ми, было ещё горя­чим. Сан­об­ра­бот­ка с про­ка­ли­ва­ни­ем одеж­ды про­дол­жа­лась во всех после­ду­ю­щих лаге­рях и в рабо­чих коман­дах до тех пор, пока вши не были уни­что­же­ны. Про­шло не мень­ше года, а в неко­то­рых слу­ча­ях и доль­ше, пока изба­ви­лись от вшей. Послед­ний раз ходил на эту обра­бот­ку в нача­ле 1943 года. Обык­но­вен­но всю коман­ду выстра­и­ва­ли, при­ка­зы­ва­ли раз­деть­ся до поя­са, и охран­ни­ки осмат­ри­ва­ли под мыш­ка­ми и в руб­цах одеж­ды. Если нахо­ди­ли одну вошь, то всю коман­ду вели на санобработку».

В неко­то­рых лаге­рях на тер­ри­то­рии Гер­ма­нии были созда­ны бани, и воен­но­плен­ные ста­ли регу­ляр­но мыть­ся. При­чём если бани в лаге­ре отсут­ство­ва­ли, то воен­но­плен­ных води­ли или вози­ли в баню бли­жай­ше­го горо­да в спе­ци­аль­но отве­дён­ный для это­го день.

Все эти шаги были вынуж­ден­ны­ми мера­ми и вовсе не дик­то­ва­лись забо­той о совет­ских воен­но­плен­ных, постав­лен­ных вне зако­на. Одна­ко таким обра­зом в 1943 году с вши­во­стью в лаге­рях для совет­ских воен­но­плен­ных на тер­ри­то­рии Гер­ма­нии было покончено.

Летом 1942 года сани­тар­ная обра­бот­ка ста­ла про­во­дить­ся и в неко­то­рых лаге­рях на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии Совет­ско­го Союза.

Про­бле­мой в лаге­рях, осо­бен­но рас­по­ло­жен­ных на окку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии СССР, ста­ли стриж­ка и бри­тьё. При­чём брить­ся было осо­бен­но необ­хо­ди­мо и пото­му что «боро­ды отпус­кать нель­зя, так как боро­да­тых нем­цы счи­та­ют евре­я­ми». Все воен­но­плен­ные вспо­ми­на­ют, что для бри­тья исполь­зо­ва­ли любые режу­щие, ост­рые пред­ме­ты: облом­ки лез­вий, ножей, кус­ки буты­лоч­но­го и дру­го­го стек­ла, кото­ры­ми скреб­ли себе щёки и под­бо­ро­док. Неред­ко даже при­бе­га­ли к опа­ли­ва­нию отрос­шей боро­ды голо­веш­кой. По сло­вам воен­но­плен­ных, брит­ва в лаге­ре — это рос­кошь. Её пыта­лись раз­до­быть раз­ны­ми спо­со­ба­ми, появ­ле­ние брит­вы в лаге­ре было празд­ни­ком. С. М. Фишер рас­ска­зы­ва­ет, что одна­жды немец-охран­ник при­нёс без­опас­ную брит­ву с облом­лен­ной руч­кой и пять уже исполь­зо­ван­ных лез­вий. Плен­ные их отто­чи­ли в ста­кане, и они ста­ли вполне при­год­ны­ми. Затем лез­вия выпра­ши­ва­ли у шофё­ров, при­во­зив­ших гру­зы на стро­и­тель­ную пло­щад­ку. Они отда­ва­ли лез­вия, кото­рым «доро­га была в мусор­ный ящик», за это плен­ные мыли шофе­рам маши­ны. Опла­чи­ва­лось в лаге­ре и быто­вое обслу­жи­ва­ние. За бри­тьё «дава­ли поло­вин­ку сига­ре­ты, кусо­чек хле­ба — на раз уку­сить, кусо­чек саха­ра, гри­вен­ник» . В кон­це 1942 года во всех лаге­рях появи­лись офи­ци­аль­ные парик­ма­хе­ры из чис­ла воен­но­плен­ных, кото­рые были обя­за­ны стричь и брить сво­их товарищей.

Кни­гу «Плен. Сол­да­ты и офи­це­ры Крас­ной Армии в немец­ком пле­ну» мож­но зака­зать на сай­те изда­тель­ства «Пятый Рим».

Читай­те так­же фраг­мент кни­ги Татья­ны Боча­ро­вой о вос­ста­нии рабо­чих в Ново­чер­кас­ске.