Олег Гордиевский — главный позор КГБ

«Типо­ло­гия пре­да­тельств» — не про­сто пафос­ное сло­во­со­че­та­ние, а насто­я­щая науч­ная дис­ци­пли­на. Спец­служ­бы всех стран раз­би­ра­ют­ся не толь­ко в том, поче­му чело­век стал пре­да­те­лем, но и как сде­лать так, что­бы в буду­щем это­го не было. Как понять, что этот — потен­ци­аль­ный измен­ник, а этот — нет. Как рас­по­знать и не допус­кать сла­бо­го духом к сек­ре­там родины?

В КГБ такие иссле­до­ва­ния тоже были, но, как писал один гене­рал КГБ и после ФСБ, ниче­го вра­зу­ми­тель­но­го они не дали, кро­ме одно­го: все пре­да­те­ли отли­ча­лись кри­сталь­но чистой био­гра­фи­ей, даже про­стей­ших поро­ков на них нако­пать было нель­зя. Поэто­му имен­но иде­аль­ные люди и ста­ли вызы­вать подо­зре­ния. Как герой немец­ко­го филь­ма «Жизнь дру­гих» — вро­де образ­цо­вый агент Шта­зи, пре­по­да­ва­тель ака­де­мии, при­вер­же­нец идей ком­му­низ­ма, но сабо­ти­ро­вал при­ка­зы началь­ства по лич­ным мотивам.

Кадр из филь­ма «Жизнь дру­гих» (2006 год, Германия)

Глав­ным про­ва­лом все­силь­но­го КГБ и Андро­по­ва был Олег Гор­ди­ев­ский. Выхо­дец из семьи чеки­стов казал­ся иде­аль­ным раз­вед­чи­ком и делал изу­ми­тель­ную карье­ру в ЧК: окон­чил МГИМО, про­шёл под­го­тов­ку к неле­галь­ной раз­вед­ке в Евро­пе в Шко­ле КГБ. И вот в 30 лет с 1966 по 1970 год нача­лась его пер­вая загра­нич­ная коман­ди­ров­ка под при­кры­ти­ем сотруд­ни­ка кон­суль­ско­го отде­ла посоль­ства СССР в Дании. Тогда о таком толь­ко меч­та­ли, и за это место навер­ня­ка дра­лись бы насмерть. Моло­дой агент — и сра­зу в Данию.

Как мы зна­ем по мему­а­рам само­го ныне живо­го экс-аген­та, имен­но тогда он начи­на­ет разо­ча­ро­вы­вать­ся в совет­ской идео­ло­гии, узнав о подав­ле­нии «Праж­ской вес­ны» в 1968 году. Счи­та­ет­ся, что тогда он впер­вые выхо­дит на кон­такт с бри­тан­ской раз­вед­кой МИ‑6.

После недол­гой служ­бы на Лубян­ке его сно­ва направ­ля­ют за гра­ни­цу, где дела­ет карье­ру в рези­ден­ту­рах КГБ: в 1973 году ста­но­вит­ся заме­сти­те­лем рези­ден­та КГБ в Дании, а в 1976 году зани­ма­ет пост рези­ден­та. Парал­лель­но он пере­хо­дит на служ­бу к вра­гу — с 1974 года офи­ци­аль­но ста­но­вит­ся инфор­ма­то­ром МИ‑6 с псев­до­ни­мом Ovation. За 11 лет тай­ной рабо­ты на Её Вели­че­ства коро­ле­вы Secret Intelligence Service он пере­дал мно­же­ство имён аген­тов КГБ в Евро­пе, гостайн и нанёс непо­пра­ви­мый ущерб совет­ской разведке.

В 1976 году в Копенгагене

Но пока он был вне подо­зре­ний и делал карье­ру. С 1978 по 1982 год Олег Гор­ди­ев­ский слу­жил в Москве в цен­траль­ном аппа­ра­те управ­ле­ния КГБ, а в 1982 году полу­чил назна­че­ние в Лон­дон­скую рези­ден­ту­ру КГБ. Он рабо­тал под при­кры­ти­ем в посоль­стве СССР в Вели­ко­бри­та­нии, что, конеч­но, спо­соб­ство­ва­ло обще­нию с МИ‑6. Пик успе­ха — в янва­ре 1985 года Гор­ди­ев­ско­го назна­чи­ли испол­ня­ю­щим обя­зан­но­сти рези­ден­та с пер­спек­ти­вой утвер­дить­ся в этой долж­но­сти. Страш­но пред­ста­вить, что было бы даль­ше, если бы не ЦРУ.

Да, КГБ завер­бо­ва­ло аген­та ЦРУ Эйм­са, кото­рый выдал чеки­стам име­на извест­ных ему аген­тов запад­ных раз­ве­док. Сре­ди них был и гла­ва рези­ден­ту­ры в United Kingdom. Это был шок, Гор­ди­ев­ско­го отли­чал­ся кри­сталь­но чистой репу­та­ци­ей: непью­щий, пра­виль­ный, спор­тив­ный, кни­го­чей. Но слеж­ку уста­но­ви­ли. После, запо­до­зрив нелад­ное, его, по недо­ка­зан­ным дан­ным, вывез­ли в сана­то­рий КГБ и обко­ло­ли пре­па­ра­та­ми, пыта­ясь выбить пока­за­ния. Он выдер­жал допрос и не про­го­во­рил­ся. Его отстра­ни­ли от рабо­ты. Двой­ной агент пони­мал, что его ждёт расстрел.

В 2018 году колум­нист The Times и писа­тель, англи­ча­нин Ben MacIntyre напи­сал био­гра­фи­че­скую кни­гу The Spy and the Traitor: The Greatest Espionage Story of the Cold War, посвя­щён­ную Гор­ди­ев­ско­му. Перед вами её пре­зен­та­ция на английском.

Бри­тан­цы пой­ма­ли его сиг­нал о помо­щи и вывез­ли Гор­ди­ев­ско­го из стра­ны: сна­ча­ла тай­но поехав в Ленин­град, а отту­да в багаж­ни­ке бри­тан­ских дипло­ма­тов в Фин­лян­дию. Его побег был про­ва­лом КГБ, каких не было 20 лет. После, осе­нью 1985 года, он пере­дал МИ‑6 31 имя аген­тов КГБ в Евро­пе, кото­рых выгна­ли в СССР. В ответ Москва тоже высла­ла вра­же­ских аген­тов. Шпи­он­ский скан­дал миро­во­го масштаба.

С орде­на­ми Великобритании

Гор­ди­ев­ский бро­сил семью в Москве. Его иму­ще­ство кон­фис­ко­ва­ли, а само­го заоч­но при­го­во­ри­ли к рас­стре­лу. В эми­гра­ции он писал мему­а­ры, кри­ти­ко­вал власть и полу­чил мно­же­ство наград за вер­ность коро­ле­ве Ели­за­ве­те. Он выдал не толь­ко име­на, но и инфор­ма­цию о насту­па­тель­ном и обо­ро­ни­тель­ном воору­же­нии, дан­ные Ген­шта­ба об уче­ни­ях войск.

Интер­вью Оле­га Гор­ди­ев­ско­го ита­льян­ско­му изда­нию, 2006 год.

Мы пред­став­ля­ем вам фраг­мент кни­ги Гор­ди­ев­ско­го «Сле­ду­ю­щая оста­нов­ка — рас­стрел». Это мему­а­ры о том, как он стал аген­том вра­га и решил изме­нить при­ся­ге, его идей­ных сооб­ра­же­ни­ях. Вы погру­зи­тесь в сюжет срод­ни «бон­ди­ане»: бег­ство из стра­ны в багаж­ни­ке, кон­спи­ра­ция и мыс­ли чело­ве­ка, поста­вив­ше­го на кар­ту свою жизнь из-за нелюб­ви к режиму.


«Бег­ство или смерть»

(Гла­ва 1 из кни­ги «Сле­ду­ю­щая оста­нов­ка — расстрел»)
Олег Анто­но­вич Гор­ди­ев­ский (род. 1938),
Лон­дон, 1999 год.

Гро­зы гре­ме­ли над Моск­вой, вне­зап­но нале­та­ю­щие лив­ни гна­ли людей под кры­шу. Во втор­ник 11 июня 1985 года я понял, что рас­ки­ну­тая КГБ сеть все плот­нее обво­ла­ки­ва­ет меня и если в тече­ние несколь­ких недель не вырвусь из огром­но­го кон­цен­тра­ци­он­но­го лаге­ря под назва­ни­ем Совет­ский Союз, то погиб­ну. Наста­ло вре­мя при­сту­пить к осу­ществ­ле­нию пла­на побе­га, кото­рый дру­зья из Сек­рет­ной раз­ве­ды­ва­тель­ной служ­бы Вели­ко­бри­та­нии раз­ра­бо­та­ли для меня и дер­жа­ли наго­то­ве годами.

КГБ уста­но­вил под­слу­ши­ва­ю­щие устрой­ства в моей квар­ти­ре на вось­мом эта­же дома-баш­ни под номе­ром 103 на Ленин­ском про­спек­те. Я опа­сал­ся, что поми­мо это­го квар­ти­ра осна­ще­на еще и скры­той теле­ка­ме­рой, и поэто­му вынуж­ден был соблю­дать осо­бую осто­рож­ность, доста­вая план-инструк­цию, два экзем­пля­ра кото­рой хра­ни­лись в пере­плё­тах невин­ных на вид англий­ских рома­нов. Я взял одну из книг, про­шёл в ван­ную, где забла­го­вре­мен­но зате­ял пости­руш­ку, и сунул кни­гу в таз под бельё, что­бы она раз­мок­ла. Потом откле­ил фор­зац и извлёк из-под него листок цел­ло­фа­на, содер­жа­щий инструк­цию. Спу­стив в мусо­ро­про­вод то, что оста­лось от кни­ги, закрыл­ся в малень­ком чулан­чи­ке и при све­те све­чи без помо­щи лупы про­чёл инструкцию.

Ленин­ский про­спект, Москва, СССР. 1980‑е годы

Про­сто­та этой неболь­шой опе­ра­ции успо­ко­и­ла меня, пона­до­би­лось все­го несколь­ко минут, что­бы осве­жить в памя­ти, как мне над­ле­жа­ло дей­ство­вать. При необ­хо­ди­мо­сти изве­стить бри­тан­цев, что я в опас­но­сти, мне сле­до­ва­ло во втор­ник в семь часов вече­ра сто­ять у бров­ки тро­туа­ра на углу обу­слов­лен­ной ули­цы с цвет­ным поли­эти­ле­но­вым паке­том в руке. В тре­тье вос­кре­се­нье после это­го в один­на­дцать утра я дол­жен был пере­дать пись­мен­ное сооб­ще­ние при непо­сред­ствен­ном кон­так­те со связ­ным в собо­ре Васи­лия Бла­жен­но­го на Крас­ной площади.

Вос­поль­зо­вать­ся обыч­ны­ми спо­со­ба­ми свя­зи было невоз­мож­но. Теле­фо­ны посоль­ства про­слу­ши­ва­лись, так же как и теле­фо­ны жило­го ком­плек­са бри­тан­ских дипло­ма­тов. О визи­те в посоль­ство не мог­ло быть и речи, так как воро­та охра­ня­ли оде­тые в мили­цей­скую фор­му сотруд­ни­ки КГБ, кото­рые мог­ли либо попро­сту про­гнать посе­ти­те­ля, либо отвлечь раз­го­во­ром, пока того будут тай­но фото­гра­фи­ро­вать. Жилой ком­плекс дипло­ма­тов охра­нял­ся точ­но так же.

Я пре­бы­вал в таком нерв­ном напря­же­нии, что пря­мо-таки поме­шал­ся на сек­рет­но­сти. Хра­нить инструк­ции по орга­ни­за­ции побе­га я опа­сал­ся, поэто­му шиф­ром запи­сал их на лист­ке бума­ги, а ори­ги­нал сжёг. Ска­тал бумаж­ку в тугой комо­чек и отнёс в под­зем­ный гараж, рас­по­ла­гав­ший­ся при­мер­но в двух кило­мет­рах от дома, где сто­я­ла моя маши­на. Гараж был раз­де­лён кир­пич­ны­ми пере­го­род­ка­ми на отсе­ки, вход в каж­дый такой отсек закры­ва­ла сталь­ная решёт­ка. Там было теп­ло и свет­ло; вла­дель­цы машин неред­ко устра­и­ва­ли здесь попой­ки, при­но­ся с собой еду и выпив­ку, коро­та­ли вре­мя за раз­го­во­ром, слу­ша­ли музы­ку. Меня же при­вле­ка­ло то, что гараж стро­и­ли по совет­ским стан­дар­там: кир­пи­чи были уло­же­ны пло­хо, меж­ду ними тут и там зия­ли щели. Пони­мая, что мой отсек в гара­же непре­мен­но обы­щут, я спря­тал бумаж­ный шарик в общем кори­до­ре, в щели на уровне глаз. В том слу­чае, если кон­фис­ку­ют кни­гу со вто­рым экзем­пля­ром инструк­ции, у меня сохра­нит­ся план, запи­сан­ный шиф­ром на бумаге.

Во втор­ник, что­бы вовре­мя попасть на услов­лен­ное место, я вышел из дому в четы­ре часа попо­лу­дни. День был пас­мур­ный, и я надел серый дож­де­вик, чёр­ные ботин­ки на тол­стой подош­ве и кожа­ную кеп­ку с козырь­ком, куп­лен­ную в Дании, — имен­но по ней меня долж­ны были узнать. Созда­вая види­мость, буд­то ходил за покуп­ка­ми, я набил смя­ты­ми газе­та­ми цвет­ной поли­эти­ле­но­вый пакет.

К сча­стью, я был не столь уж при­мет­ной фигу­рой: при росте метр семь­де­сят три в тол­пе не выде­лял­ся; к соро­ка семи годам воло­сы мои поре­де­ли на макуш­ке, но кеп­ка скры­ва­ла лыси­ну. Тем не менее, вый­дя из дому, я преж­де все­го убе­дил­ся, что за мной слеж­ки нет, исполь­зо­вав тех­ни­че­ские при­е­мы, кото­рые КГБ назы­ва­ет «про­вер­кой», а спец­служ­бы Аме­ри­ки — «чист­кой».

Маши­на моя не про­шла тех­осмотр, и мне при­шлось вос­поль­зо­вать­ся обще­ствен­ным транс­пор­том, но сна­ча­ла пред­сто­я­ло одо­леть пеш­ком мет­ров пять­сот или шесть­сот до тор­го­во­го цен­тра. Я шёл не огля­ды­ва­ясь: чело­век в моём поло­же­нии обя­зан ничем не выдать сво­ей обес­по­ко­ен­но­сти — таков один из основ­ных прин­ци­пов систе­мы обу­че­ния в КГБ.

Пер­вым дол­гом я зашёл в апте­ку. Дви­га­ясь вме­сте с оче­ре­дью к окош­ку про­дав­ца, я делал вид, что раз­гля­ды­ваю выстав­лен­ные в вит­ри­нах лекар­ства, но на самом деле зор­ко сле­дил за тем, что про­ис­хо­дит на ули­це за окном. Затем загля­нул в сбер­кас­су. Она рас­по­ла­га­лась на вто­ром эта­же, и в лест­нич­ное окно отлич­но про­смат­ри­ва­лась ули­ца. Я про­вёл здесь несколь­ко минут, потом зашёл в про­до­воль­ствен­ный мага­зин; после чего заша­гал по пеше­ход­ной дорож­ке, веду­щей к дому. Но по пути вошёл в подъ­езд одно­го из близ­ле­жа­щих домов, под­нял­ся по лест­ни­це на один марш, взгля­нул в окно, посто­ял немно­го, спу­стил­ся вниз и про­дол­жил путь.

Я не заме­тил ника­ких при­зна­ков слеж­ки, но рас­слаб­лять­ся было рано. Про­ехал несколь­ко оста­но­вок на авто­бу­се, потом на так­си добрал­ся до поста ГАИ вро­де бы для того, что­бы про­кон­суль­ти­ро­вать­ся по пово­ду сво­ей маши­ны. Отту­да напра­вил­ся к дому, где жила моя сест­ра Мари­на, яко­бы соби­ра­ясь наве­стить её, но, посто­яв несколь­ко минут на лест­ни­це и погля­дев в окно, сно­ва вышел, спу­стил­ся в мет­ро, пере­сел с поез­да на поезд и нако­нец, после трёх часов такой вот про­вер­ки, добрал­ся до стан­ции «Киев­ская», рас­по­ло­жен­ной побли­зо­сти от услов­лен­но­го места.

К тому момен­ту, когда точ­но в семь часов я занял услов­лен­ное место у бров­ки тро­туа­ра, нер­вы мои были на пре­де­ле. Пра­ви­тель­ствен­ные лиму­зи­ны про­но­си­лись мимо по широ­кой ули­це, раз­во­зя чле­нов Полит­бю­ро из Крем­ля по домам, за ними в слу­жеб­ных маши­нах сле­до­ва­ло мно­же­ство офи­це­ров КГБ. Аген­ты КГБ в штат­ском, разу­ме­ет­ся, дежу­ри­ли и на улице.

Зная это, я изо всех сил ста­рал­ся изоб­ра­зить спо­кой­ствие — вро­де бы под­жи­даю при­я­те­ля. Осо­бен­но меня сму­ща­ла эта моя пози­ция у самой обо­чи­ны доро­ги. Куда есте­ствен­нее было бы ждать на тро­туа­ре у сте­ны дома. Каза­лось, я про­сто­ял так целую веч­ность, хотя про­шло все­го три или четы­ре мину­ты. Нако­нец с облег­че­ни­ем поду­мал: я это сде­лал. Я не мог знать, заме­тил ли меня кто-либо, при­нял ли мой сиг­нал, но, во вся­ком слу­чае, я в точ­но­сти выпол­нил инструкцию.

В тре­тье вос­кре­се­нье, опять-таки после тща­тель­ной· про­вер­ки, я отпра­вил­ся на Крас­ную пло­щадь. Вна­ча­ле зашёл в Музей Лени­на. В ту пору это было одно из самых ухо­жен­ных зда­ний Моск­вы. Эта­кий храм коммунизма.

Спу­стил­ся в под­зем­ный туа­лет, как мне было извест­но, очень чистый и удоб­ный. Запер­шись в кабин­ке, устро­ил­ся на сиде­нье и напи­сал печат­ны­ми бук­ва­ми записку:

«Нахо­жусь под стро­гим наблю­де­ни­ем и в боль­шой опас­но­сти. Нуж­да­юсь в ско­рей­шей экс­филь­тра­ции. Опа­са­юсь радио­ак­тив­ной пыли и автокатастроф».

Послед­няя фра­за была предо­сте­ре­же­ни­ем в свя­зи с обыч­ной прак­ти­кой КГБ: нане­се­ни­ем радио­ак­тив­ной пыли на подош­вы боти­нок, что поз­во­ля­ло лег­ко сле­дить за пере­дви­же­ни­я­ми жерт­вы, и под­стро­ен­ны­ми авто­ка­та­стро­фа­ми или наез­да­ми для её устра­не­ния. Смяв запис­ку в тугой комок, я напра­вил­ся к хра­му Васи­лия Бла­жен­но­го. Желая ещё раз убе­дить­ся, что в послед­ний момент не попал под наблю­де­ние, зашёл в ГУМ. Дол­го бро­дил по эта­жам, пере­хо­дя из сек­ции в сек­цию, пока не почув­ство­вал, что про­сто зады­ха­юсь, и не вышел на све­жий воздух.

Как все­гда, пло­щадь была пол­на тури­стов, повсю­ду кру­ти­лись аген­ты КГБ, осо­бен­но воз­ле Спас­ской баш­ни. Мне надо было вой­ти в храм Васи­лия Бла­жен­но­го и под­нять­ся на вто­рой этаж. Мне намек­ну­ли — не более чем намек­ну­ли, — что в кон­такт со мной вой­дёт жен­щи­на, оде­тая в серое и с чем-то серым в обе­их руках. Я дол­жен был пере­дать ей запис­ку, когда мы столк­нём­ся на узкой лестнице.

В послед­нюю мину­ту я сооб­ра­зил, что кеп­ка моя неумест­на: муж­чи­ны тра­ди­ци­он­но сни­ма­ют голов­ные убо­ры в рус­ской пра­во­слав­ной церк­ви. К тому же день выдал­ся жар­кий, и я обли­вал­ся потом. Но по инструк­ции был обя­зан оста­вать­ся в кеп­ке для опо­зна­ния, так что её не снял.

Но тут меня постиг­ло жесто­кое разо­ча­ро­ва­ние. Едва вой­дя в храм, я уви­дел объ­яв­ле­ние: «Верх­ние эта­жи закры­ты на пере­оформ­ле­ние». Что делать теперь? Несколь­ко минут покру­тил­ся в тол­пе, наде­ясь, что кон­такт состо­ит­ся где-то здесь и я без тру­да сумею пере­дать своё посла­ние. Одна­ко, неза­мет­но при­гля­ды­ва­ясь к окру­жа­ю­щим, не уви­дел нико­го в серой одеж­де и через два­дцать пять минут поки­нул храм. По доро­ге домой в под­зем­ном пере­хо­де я ста­ра­тель­но раз­же­вал свой «сиг­нал бед­ствия» и выплю­нул его мел­ки­ми частя­ми в несколь­ко приёмов.

Вече­ром у себя дома, обду­мы­вая про­ис­шед­шее, я при­шёл к заклю­че­нию, что неуда­ча со свя­зью при­клю­чи­лась по моей вине. Я недо­ста­точ­но дол­го сто­ял на услов­лен­ном месте, и мой сиг­нал не был вос­при­нят. Надо было набрать­ся тер­пе­ния и подо­ждать ещё немно­го. Теперь поло­же­ние моё суще­ствен­но ослож­ни­лось, и, лёжа в ту ночь без сна, я в сотый раз рас­ки­ды­вал моз­га­ми, пыта­ясь понять, кто же меня предал.

Сотруд­ни­ком КГБ я был более два­дца­ти лет, но послед­ние один­на­дцать, начи­ная с 1974 года, рабо­тал на бри­тан­скую Сек­рет­ную раз­ве­ды­ва­тель­ную служ­бу, ины­ми сло­ва­ми на МИ‑6, сна­ча­ла в Дании, а потом в Англии. В 1982 году был назна­чен совет­ни­ком совет­ско­го посоль­ства в Лон­доне — чис­лил­ся дипло­ма­том, а по сути являл­ся стар­шим сотруд­ни­ком КГБ в бри­тан­ской сто­ли­це. Два с лиш­ним года я с женой Лей­лой и дочерь­ми Мари­ей и Анной жил в Кен­синг­тоне, рабо­тал в посоль­стве и посто­ян­но осу­ществ­лял кон­так­ты с бри­тан­ски­ми долж­ност­ны­ми лицам. У началь­ства я был на хоро­шем сче­ту и вес­ной 1985 года прак­ти­че­ски воз­гла­вил лон­дон­скую служ­бу КГБ, с пер­спек­ти­вой летом стать рези­ден­том, то есть глав­ным пред­ста­ви­те­лем КГБ в Лондоне.

Доку­мен­таль­ный фильм про Лон­дон. 1983 год

Вне­зап­но зем­ля раз­верз­лась у меня под нога­ми. Вызван­ный в Центр, яко­бы для обсуж­де­ния с высо­ким началь­ством задач, кото­рые мне пред­сто­ит решать на новом посту, 19 мая я при­ле­тел в Моск­ву, оста­вив Лей­лу с детьми в Лон­доне. К сво­е­му ужа­су я обна­ру­жил, что мою квар­ти­ру осно­ва­тель­но обсле­до­ва­ли — оче­вид­но, сотруд­ни­ки КГБ иска­ли ули­ки, — и понял, что меня подо­зре­ва­ют в пре­да­тель­стве. Неде­лей поз­же меня увез­ли на дачу КГБ; напо­и­ли конья­ком с добав­лен­ным в него нар­ко­ти­ком и допро­си­ли. Потом я не мог при­пом­нить, что имен­но выбол­тал, но наде­ял­ся, что не выдал себя. Вско­ре, одна­ко, мне сооб­щи­ли, что, хотя меня и не уволь­ня­ют из КГБ, мис­сия моя в Бри­та­нии окон­че­на. И отпра­ви­ли в отпуск до нача­ла августа.

Я терял­ся в догад­ках: рас­по­ла­га­ет ли началь­ство дока­за­тель­ства­ми мое­го пре­да­тель­ства или я нахо­жусь все­го лишь под подо­зре­ни­ем. Но так или ина­че, было совер­шен­но ясно, что КГБ искал убе­ди­тель­ные сви­де­тель­ства моей вины. Оста­ва­лась един­ствен­ная надеж­да — выиг­рать вре­мя, и я делал вид, что всё идёт нор­маль­но. Согла­сил­ся поехать на месяц в сана­то­рий КГБ при­мер­но в сотне кило­мет­ров к югу от Москвы.

Тем вре­ме­нем мою семью вер­ну­ли из Лон­до­на. Лей­ла сра­зу поня­ла, что дело пло­хо, но я уве­рил её, что все мои про­бле­мы свя­за­ны с интри­га­ми в самом КГБ, кото­рые пле­лись посто­ян­но. Она увез­ла детей на лет­ние кани­ку­лы к род­ствен­ни­кам сво­е­го отца на Кас­пий­ское море. Про­ща­ние с женой было одним из самых тяж­ких испы­та­ний в моей жиз­ни. Мы рас­ста­лись у вхо­да в уни­вер­маг, ей нуж­но было что-то купить для дево­чек. Мыс­ля­ми она была уже на отды­хе и на про­ща­нье чмок­ну­ла меня в щёку. Я заме­тил, что поце­луй мог бы быть и понеж­нее, и Лей­ла ушла, не зная, что к тому вре­ме­ни, когда она вер­нёт­ся в Моск­ву, я буду либо мертв, либо в изгнании.

В сере­дине июля я почув­ство­вал, что вре­ме­ни у меня в обрез. В сана­то­рии меня дер­жа­ли под наблю­де­ни­ем, но я имел воз­мож­ность ездить в Моск­ву, когда захочу.

Одна­ко слу­чай­ные встре­чи с кол­ле­га­ми-про­фес­си­о­на­ла­ми не вну­ша­ли мне опти­миз­ма. По их лицам я уга­ды­вал свою судь­бу. Несо­мнен­но, ищей­ки КГБ уже шли по мое­му горя­че­му следу.

Я остал­ся в Москве один, и у меня было сколь­ко угод­но вре­ме­ни для раз­мыш­ле­ний. Каким обра­зом я зава­рил из сво­ей жиз­ни такую кру­тую кашу? Где допу­стил ошибку?

Я пред­по­чи­тал счи­тать себя в прин­ци­пе бла­го­душ­ным чело­ве­ком, несклон­ным к агрес­сии. Един­ствен­ное, чего я не терп­лю, это оскорб­ле­ний или неспра­вед­ли­вых заме­ча­ний в свой адрес; в таких слу­ча­ях я готов нане­сти рав­но­цен­ный сло­вес­ный удар. Глав­ным моим недо­стат­ком, как мне дума­лось, все­гда была излиш­няя довер­чи­вость. В дет­стве мать неред­ко гово­ри­ла, что, если кто-то про­яв­ля­ет ко мне доб­рое отно­ше­ние, это еще не зна­чит, что он хоро­ший чело­век. Кол­ле­ги не раз отме­ча­ли, что я не слиш­ком хоро­шо раз­би­ра­юсь в людях, с кото­ры­ми при­хо­дит­ся иметь дело, — опас­ная чер­та для раз­вед­чи­ка, ведь он дол­жен видеть каж­до­го насквозь. Из-за излиш­ней довер­чи­во­сти меня неред­ко обманывали.

Одна­ко этот мой недо­ста­ток не мог стать при­чи­ной про­ва­ла. Насколь­ко я мог судить, я не ска­зал и не сде­лал ниче­го ком­про­ме­ти­ру­ю­ще­го меня. При осу­ществ­ле­нии дол­го­сроч­но­го стра­те­ги­че­ско­го пла­на я дей­ствую хлад­но­кров­но и рас­чёт­ли­во: за все вре­мя рабо­ты с бри­тан­ца­ми у меня не было ни одно­го серьёз­но­го про­ко­ла. Одна­ко во вре­мя спон­тан­ных опе­ра­ций бываю под­вер­жен при­сту­пам стра­ха, но ни разу из-за это­го не пострадал.

Меж­ду тем двой­ная жизнь — уже сама по себе нака­за­ние; она пагуб­но ска­за­лась на моём эмо­ци­о­наль­ном состо­я­нии. Лей­ла вос­пи­ты­ва­лась как типич­ная совет­ская девуш­ка, и я не осме­лил­ся при­знать­ся ей, что рабо­таю на бри­тан­скую раз­вед­ку, опа­са­ясь, как бы она не донес­ла на меня. Поэто­му был вынуж­ден скры­вать от неё глав­ный смысл мое­го суще­ство­ва­ния. Что более жесто­ко по отно­ше­нию к жене или мужу — обман духов­ный или физи­че­ский? Кто зна­ет? Во вся­ком слу­чае, это добав­ля­ло мне забот.

Но теперь вре­мя эмо­ций мино­ва­ло. Пер­во­сте­пен­ной для меня ока­за­лась необ­хо­ди­мость спа­сти соб­ствен­ную шку­ру, и тре­тья неде­ля июля долж­на была стать реша­ю­щей. Если бы мне уда­лось подать сиг­нал во втор­ник шест­на­дца­то­го, мой побег мог состо­ять­ся уже в сле­ду­ю­щую суб­бо­ту. Поэто­му я решил в семь вече­ра сно­ва появить­ся в услов­лен­ном месте.

Вече­ром в поне­дель­ник рас­по­тро­шил ещё один роман, извлёк из пере­плё­та вто­рой экзем­пляр инструк­ции и тща­тель­но его изу­чил. Из это­го доку­мен­та чело­век несве­ду­щий мало что понял бы. На деле же в нём содер­жа­лись подроб­ные ука­за­ния, как добрать­ся до места встре­чи в лесу под Выбор­гом, на гра­ни­це Совет­ско­го Сою­за и Фин­лян­дии. Рас­сто­я­ния были при­ве­де­ны точ­ные, но для под­стра­хов­ки назва­ния рус­ских горо­дов заме­ни­ли фран­цуз­ски­ми — Париж обо­зна­чал Моск­ву, Мар­сель — Ленин­град и так далее.

Ста­ра­ясь снять нерв­ное напря­же­ние, я при­нял успо­ко­и­тель­ную таб­лет­ку и выпил, пожа­луй, слиш­ком мно­го отлич­но­го кубин­ско­го рома, пар­тию кото­ро­го как раз завез­ли в Моск­ву. К девя­ти часам я сооб­ра­жал не так ясно, как сле­до­ва­ло бы, и решил ещё раз про­шту­ди­ро­вать план с утра, на све­жую голо­ву. Но как посту­пить с ком­про­ме­ти­ру­ю­щим доку­мен­том? Поду­мал-поду­мал и забар­ри­ка­ди­ро­вал вход­ную и бал­кон­ную дверь мебе­лью. Преж­де чем лечь спать, поло­жил на метал­ли­че­ский под­но­сик листок с инструк­ци­ей и коро­бок спи­чек, при­крыл под­но­сик газе­той и поста­вил на тум­боч­ку у кро­ва­ти. В слу­чае, если бы сотруд­ни­ки КГБ попы­та­лись ворвать­ся в квар­ти­ру ночью, мебель­ная бар­ри­ка­да дава­ла мне вре­мя сжечь опас­ную улику.

Утром во втор­ник мне неска­зан­но повез­ло — позво­нил тесть Али Али­е­вич, кото­рый по доб­ро­те сер­деч­ной забо­тил­ся обо мне в отсут­ствие Лей­лы. «При­хо­ди на ужин сего­дня часи­кам к семи, я при­го­тов­лю заме­ча­тель­но­го цып­лён­ка с чес­но­ком», — ска­зал он. В семь часов! Я знал, что КГБ под­слу­ши­ва­ет. Али жил в Давыд­ко­ве, на окра­ине горо­да, но — о сча­стье! — не слиш­ком дале­ко от услов­лен­но­го места, куда мне пред­сто­ит отпра­вить­ся. Конеч­но, к семи я к тестю никак не успе­вал, но если бы пред­ло­жил: «Луч­ше в восемь», про­слу­ши­ва­ю­щие мой теле­фон люди немед­лен­но сооб­ра­зи­ли бы: «Ага! А что он дела­ет в семь?» — и не спус­ка­ли бы с меня глаз. Поэто­му я про­сто ска­зал: «Спа­си­бо. При­еду непре­мен­но». Я испы­ты­вал нелов­кость, зная, что тесть мой — чело­век пунк­ту­аль­ный — рас­сер­дит­ся на меня за опоздание.

В сере­дине дня я снял со счё­та в сбер­кас­се три­ста руб­лей. При­ки­нул, что такая сум­ма не при­вле­чет осо­бо­го вни­ма­ния. Боль­шую часть этих денег я соби­рал­ся оста­вить Лей­ле, а мне с избыт­ком хва­тит вось­ми­де­ся­ти руб­лей на желез­но­до­рож­ный билет, так­си и на еду в доро­ге. Потом руб­ли мне уже не пона­до­бят­ся: я либо ока­жусь за пре­де­ла­ми Совет­ско­го Сою­за, либо в тюрьме.

Вечер втор­ни­ка был ясный и теп­лый, но не жар­кий — при­ят­ный мос­ков­ский лет­ний вечер. На этот раз я был полон реши­мо­сти не допус­кать оши­бок. Обла­чив­шись в эле­гант­ный свет­ло-серый костюм, с цвет­ным поли­эти­ле­но­вым паке­том в руке в четы­ре часа я вышел из дома. Как и нака­нуне, мне пред­сто­я­ло про­де­лать тот же самый марш­рут с целью про­вер­ки: тор­го­вый центр, апте­ка, сбер­кас­са и так далее. Без чет­вер­ти семь я был уже на месте. Что­бы ско­ро­тать вре­мя, загля­нул в мага­зин, купил пач­ку сига­рет, рас­пе­ча­тал её и сунул сига­ре­ту в рот. Как выяс­ни­лось потом, эта сига­ре­та сби­ла связ­но­го с тол­ку: он знал, что я не курю, и поду­мал, не про­во­ка­ция ли это, зате­ян­ная КГБ с целью зама­нить в ловуш­ку бри­тан­ских разведчиков.

Без одной мину­ты семь я был на месте, у бров­ки тро­туа­ра, воз­ле фонар­но­го стол­ба. Едва я занял ука­зан­ную в инструк­ции пози­цию, как рядом со мной, у тро­туа­ра при­тор­мо­зи­ла чёр­ная «Вол­га». Мне пока­за­лось, что это маши­на наруж­но­го наблю­де­ния, а когда из неё выско­чи­ли двое муж­чин, решил, буд­то пере­до мной груп­па захва­та. Оба сме­ша­лись с тол­пой, но води­тель остал­ся за рулём и подо­зри­тель­но погля­дел на меня. Я в свою оче­редь погля­дел на него и, вне­зап­но сооб­ра­зив, что его спут­ни­ки не заня­ты ничем зло­ве­щим — они инкас­са­то­ры и соби­ра­ют днев­ную выруч­ку мага­зи­нов, рас­сла­бил­ся и под­миг­нул ему, а он в ответ под­миг­нул мне.

Всё это заня­ло несколь­ко секунд, а я дол­жен был оста­вать­ся на месте, как мне сно­ва каза­лось, ещё целую веч­ность. Люди шли мимо, воз­вра­ща­ясь домой с рабо­ты, и пра­ви­тель­ствен­ные лиму­зи­ны, как все­гда в этот час, чере­дой сле­до­ва­ли по про­спек­ту. Инструк­ция пред­пи­сы­ва­ла мне оста­вать­ся на месте доста­точ­но дол­го, что­бы меня заме­ти­ли, затем отой­ти к углу дома и встать у окна булоч­ной. Спу­стя семь минут я уже сто­ял в ука­зан­ном месте у булоч­ной, выис­ки­вая гла­за­ми кого-нибудь с типич­но англий­ской наруж­но­стью, при­чём этот чело­век дол­жен был что-нибудь жевать в знак того, что заме­тил меня.

Вре­мя тяну­лось и тяну­лось: десять минут, пят­на­дцать… Нескон­ча­е­мый поток лиц дви­гал­ся мимо меня по тро­туа­ру, но никто не похо­дил на англи­ча­ни­на и никто ниче­го не жевал. Нако­нец, через два­дцать четы­ре мину­ты, я уви­дел муж­чи­ну несо­мнен­но бри­тан­ской наруж­но­сти с тём­но-зелё­ным паке­том от «Хэр­родс», жую­ще­го батон­чик «Марс». Прой­дя несколь­ко мет­ров, он уста­вил­ся на меня, а я посмот­рел ему в гла­за с мол­ча­ли­вым при­зы­вом: «Да! Это я! Мне сроч­но нуж­на помощь!» Он пошёл даль­ше, не подав ника­ко­го зна­ка, но я точ­но знал, что кон­такт состо­ял­ся. Заста­вил себя не спе­ша прой­ти несколь­ко сот мет­ров. Потом на так­си дое­хал до дома тестя, и он, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, при­нял­ся вор­чать на меня за опоз­да­ние. При­шлось сочи­нить какую-то исто­рию в своё оправ­да­ние, и, хотя заме­ча­тель­ный цып­ле­нок слег­ка пере­жа­рил­ся, я был в при­под­ня­том настро­е­нии отто­го, что один важ­ный этап под­го­тов­ки побе­га уже позади.

Сре­да при­нес­ла дока­за­тель­ства, что моя тща­тель­ная про­вер­ка была нелиш­ней. Теперь мне надо было купить желез­но­до­рож­ный билет до Ленин­гра­да, а это озна­ча­ло поезд­ку на Ленин­град­ский вок­зал. Как обыч­но, вна­ча­ле пеш­ком я дошёл до тор­го­во­го цен­тра, загля­нул в пароч­ку мага­зи­нов, потом свер­нул всё на ту же пеше­ход­ную дорож­ку меж­ду дома­ми. Юрк­нув за угол и скрыв­шись таким обра­зом из виду, я быст­ро про­бе­жал мет­ров трид­цать до бли­жай­ше­го подъ­ез­да и под­нял­ся по лест­ни­це на один марш.

Из окна я уви­дел тол­стя­ка, поспеш­но, почти бегом оги­ба­ю­ще­го зда­ние. Ему было жар­ко и неудоб­но в пиджа­ке и при гал­сту­ке. Похо­же, он сооб­ра­зил, что я при­бег к лов­ко­му трю­ку, и стал всмат­ри­вать­ся в окна лест­нич­ных кле­ток, кото­рых, на моё сча­стье, ока­за­лось две­на­дцать. Я отсту­пил в тень, холод­ный пот высту­пил у меня на спине.

«А парень не дурак», — поду­мал я. Он что-то сооб­щил в мик­ро­фон, спря­тан­ный под пиджа­ком, немно­го подо­ждал и заспе­шил прочь, а бук­валь­но через несколь­ко секунд из за угла пока­за­лась «Лада» кофей­но­го цве­та и мед­лен­но пока­ти­ла по пеше­ход­ной дорож­ке. Муж­чи­на и жен­щи­на на перед­нем сиде­нье, оба лет два­дца­ти с неболь­шим, одно­вре­мен­но гово­ри­ли что-то в микрофон.

Едва маши­на скры­лась меж­ду дома­ми, я, выждав с мину­ту, поспеш­но заша­гал в обрат­ную сто­ро­ну, к про­спек­ту. Там втис­нул­ся в авто­бус, про­ехал две оста­нов­ки, взял так­си до поста ГАИ, загля­нул туда, вышел, убе­дил­ся, что хво­ста за мной нет, и спо­кой­но поехал на Ленин­град­ский вок­зал. Билет купил на поезд, отхо­дя­щий в поло­вине шесто­го вече­ра в пят­ни­цу. В ту ночь я так­же спал с забар­ри­ка­ди­ро­ван­ны­ми две­ря­ми, толь­ко на сей раз на метал­ли­че­ском под­но­си­ке у изго­ло­вья моей кро­ва­ти лежа­ли коро­бок спи­чек и желез­но­до­рож­ный билет. Заме­тить сле­дя­ще­го за тобой чело­ве­ка — это ещё так-сяк, но уви­деть пол­ную маши­ну сотруд­ни­ков КГБ, высле­жи­ва­ю­щих вас, — это зна­чит испы­тать потрясение.

Чет­верг я про­вёл со сво­ей сест­рой Мари­ной, более того, усло­вил­ся наве­стить её в нача­ле сле­ду­ю­щей неде­ли, — это была часть мое­го пла­на. Было стран­но и непри­ят­но обма­ны­вать род­но­го чело­ве­ка, но, дабы вве­сти в заблуж­де­ние люби­те­лей под­слу­ши­вать чужие раз­го­во­ры из КГБ, я дол­жен был сде­лать вид, что оста­нусь на месте и после выход­ных. В то же вре­мя какой-то чёрт дёр­нул меня посме­ять­ся над неви­ди­мы­ми слу­ха­ча­ми. Я позво­нил сво­е­му ста­ро­му дру­гу и кол­ле­ге Миха­и­лу Люби­мо­ву, кото­ро­го уво­ли­ли из КГБ за супру­же­скую невер­ность, и в раз­го­во­ре упо­мя­нул о корот­ком рас­ска­зе Сомер­се­та Моэ­ма «Стир­ка мисте­ра Хар­ринrто­на». Речь там идёт о неве­ро­ят­но при­ве­ред­ли­вом и само­до­воль­ном аме­ри­кан­ском биз­не­смене, мисте­ре Хар­ринrтоне, кото­рый слу­чай­но зна­ко­мит­ся с бри­тан­ским тай­ным аген­том Эшен­де­ном во вре­мя поезд­ки по Транс­си­бир­ской желез­ной доро­ге от Вла­ди­во­сто­ка на запад в 1917 году. Они попа­да­ют в Пет­ро­град в момент боль­ше­вист­ско­го пере­во­ро­та. Эшен­ден ведёт тай­ную дея­тель­ность с целью заста­вить Рос­сию про­дол­жать вой­ну с Гер­ма­ни­ей. Все сове­ту­ют Хар­ринrто­ну бежать в Шве­цию, пока ещё это воз­мож­но. Одна­ко биз­не­сме­на уби­ва­ют на ули­це, когда он воз­вра­ща­ет­ся в гости­ни­цу за одеж­дой, отдан­ной им в стир­ку. Чита­те­лю оста­ёт­ся пред­по­ло­жить, что Эшен­ден вме­сте со сво­ей неот­ра­зи­мой подру­гой Ана­ста­си­ей Алек­сан­дров­ной успе­ва­ет удрать через Финляндию.

Люби­мов не пом­нил рас­сказ, но я знал, что у него есть собра­ние сочи­не­ний Моэ­ма, и ска­зал: «Это в чет­вёр­том томе. Посмот­ри, и ты пой­мешь, что я имею в виду».

Вско­ре он пере­зво­нил мне и ска­зал: «Да, я пони­маю», но на самом деле не понял.
Было рис­ко­ван­но при­вле­кать вни­ма­ние КГБ к рас­ска­зу о чело­ве­ке, кото­рый пытал­ся бежать через север­ную гра­ни­цу Рос­сии, но я хотел убе­дить­ся в отсут­ствии у них интел­лек­та и был уве­рен, что они не пой­мут намёк и не успе­ют при­нять вовре­мя какие-то меры. Желая окон­ча­тель­но сбить слу­ха­чей с тол­ку, я дого­во­рил­ся с Люби­мо­вым о встре­че в буду­щий поне­дель­ник. Когда он пред­ло­жил мне при­е­хать на дачу в Зве­ни­го­род к нему и его подру­ге Тане, я ска­зал, что буду в послед­нем вагоне поез­да, кото­рый при­бы­ва­ет на стан­цию в поло­вине две­на­дца­то­го утра.

В ночь с чет­вер­га на пят­ни­цу я сно­ва спал с забар­ри­ка­ди­ро­ван­ны­ми две­ря­ми, поло­жив желез­но­до­рож­ный билет на под­но­сик под сал­фет­ку. В пят­ни­цу утром, желая побо­роть силь­ное воз­буж­де­ние, взял­ся за убор­ку квар­ти­ры. Пони­мал, что, ско­рее все­го, боль­ше нико­гда не попа­ду сюда, но хотел оста­вить всё в иде­аль­ном поряд­ке. Я не сомне­вал­ся, что КГБ обы­щет каж­дый уго­лок, и поза­бо­тил­ся, что­бы всё было в ажу­ре: пол вымыт, посу­да убра­на, сбер­книж­ка на пол­ке. Рас­счи­тав, что вось­ми­де­ся­ти руб­лей мне на доро­гу хва­тит, я сло­жил остав­ши­е­ся две­сти два­дцать акку­рат­ной сто­поч­кой. По тем вре­ме­нам этих денег Лей­ле хва­ти­ло бы на два месяца.

Но вот и четы­ре часа — пора ухо­дить. У нас в доме квар­ти­ры были скром­ные, зато холл на ниж­нем эта­же гро­мад­ный и пом­пез­ный: сте­ны обли­цо­ва­ны мра­мо­ром, высо­кие окна, всю­ду рас­те­ния в вазо­нах. Я знал, что кон­сьерж­ка, неот­луч­но дежу­рив­шая за сто­лом в углу, непре­мен­но уви­дит меня, поэто­му поста­рал­ся выгля­деть и вести себя вполне обы­ден­но. Надел тон­кий зеле­ный сви­тер, ста­рые зелё­ные вель­ве­то­вые брю­ки и поно­шен­ные корич­не­вые ботин­ки. Свер­нул лёг­кий пиджак и уло­жил его на дно поли­эти­ле­но­вой сум­ки вме­сте с дат­ской кеп­кой, туа­лет­ны­ми при­над­леж­но­стя­ми, брит­вен­ным при­бо­ром и малень­ким атла­сом погра­нич­но­го с Фин­лян­ди­ей рай­о­на. Зная, что совет­ские кар­ты наме­рен­но иска­жа­ют рай­о­ны, при­ле­га­ю­щие к гра­ни­цам, что­бы сбить с тол­ку потен­ци­аль­ных бег­ле­цов, я не был уве­рен в полез­но­сти атла­са, но дру­го­го у меня не было. Боль­ше я не взял с собой ниче­го и, когда запи­рал вход­ную дверь, пони­мал, что не про­сто запи­раю дом и своё иму­ще­ство, а навсе­гда рас­ста­юсь с семьёй и преж­ней жизнью.

С вось­мо­го эта­жа я спу­стил­ся в лиф­ту. Кон­сьерж­ка, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, сиде­ла на сво­ем обыч­ном месте и, уви­дев меня в спор­тив­ной одеж­де, ско­рее все­го, реши­ла, что я по обык­но­ве­нию отпра­вил­ся на про­беж­ку. Я пред­по­ла­гал, что одна маши­на наруж­но­го наблю­де­ния ока­жет­ся у неболь­ших домов, мимо кото­рых про­ле­га­ла излюб­лен­ная мною пеше­ход­ная дорож­ка, а две дру­гие будут где-то побли­зо­сти — для под­стра­хов­ки. Но на сей раз я напра­вил­ся в сто­ро­ну леса в кон­це про­спек­та и, едва скрыв­шись сре­ди дере­вьев, побе­жал. Бук­валь­но через две мину­ты я добрал­ся до тор­го­во­го цен­тра, но совер­шен­но с дру­гой сто­ро­ны. Место было ожив­лен­ное, и я зате­рял­ся в тол­пе у при­лав­ка. Несколь­ко минут пона­до­би­лось мне, что­бы купить невзрач­ную сум­ку из искус­ствен­ной кожи. Пере­ло­жив в неё содер­жи­мое поли­эти­ле­но­вой сум­ки, я про­дол­жил путь на Ленин­град­ский вок­зал, то и дело про­ве­ряя, нет ли за мной хвоста.

К это­му вре­ме­ни я настоль­ко извёл­ся, что во всём усмат­ри­вал нечто зло­ве­щее, осо­бен­но в огром­ном скоп­ле­нии мили­ци­о­не­ров и сол­дат внут­рен­них войск, пат­ру­ли­ру­ю­щих вок­зал. Куда ни глянь, всю­ду люди в фор­ме. На мгно­ве­ние в моём вос­па­лен­ном вооб­ра­же­нии воз­ник­ла мысль о том, что ищут меня. Потом я вспом­нил, что в город съе­ха­лось мно­го моло­дё­жи из всех стран мира на Меж­ду­на­род­ный фести­валь, откры­ва­ю­щий­ся в вос­кре­се­нье. Пер­вое меро­при­я­тие тако­го рода, состо­яв­ше­е­ся в 1957 году, пред­став­ля­лось мне заме­ча­тель­ным собы­ти­ем, ове­ян­ным сти­хий­ным вос­тор­гом хру­щёв­ской эры, но нынеш­нее было совер­шен­но иным: искус­ствен­ным и черес­чур заор­га­ни­зо­ван­ным. Тем не менее я поду­мал, что фести­валь, так ска­зать, мне на руку — наплыв гостей из стран Скан­ди­на­вии отвле­чёт вни­ма­ние пограничников.

Билет мне достал­ся на верх­нее место в плац­карт­ном вагоне. Уеди­не­ния ника­ко­го, люди посто­ян­но сно­ва­ли по про­хо­ду. У про­вод­ни­цы, очень милой девуш­ки, ско­рее все­го сту­дент­ки, под­ра­ба­ты­ва­ю­щей во вре­мя кани­кул, я полу­чил ком­плект белья и посте­лил себе на сво­ей пол­ке постель. Поезд ото­шёл точ­но в пять трид­цать, и пер­вый час или два пас­са­жи­ры сиде­ли на ниж­них пол­ках, бол­та­ли, чита­ли газе­ты или раз­га­ды­ва­ли кросс­вор­ды. Долж­но быть, я что-то поел: вро­де бы купил на вок­за­ле хлеб и сосис­ку, но точ­но не пом­ню. Во вся­ком слу­чае, спать лёг в девять часов, при­няв двой­ную дозу успокоительного.

Далее про­изо­шло сле­ду­ю­щее: я проснул­ся и обна­ру­жил, что лежу не на верх­ней, а на ниж­ней пол­ке. Было четы­ре утра, и уже све­та­ло. Несколь­ко секунд я лежал непо­движ­но, соби­ра­ясь с мыс­ля­ми. Потом взгля­нул нaвepx и уви­дел на моей верх­ней пол­ке моло­до­го чело­ве­ка! Когда я спро­сил, что слу­чи­лось, он отве­тил: «Неуже­ли не помни­те? Вы упа­ли на пол».

Я ощу­пал себя и обна­ру­жил сса­ди­ны на вис­ке и на пле­че; сви­тер был в пят­нах кро­ви. Я сва­лил­ся на пол с полу­то­ра­мет­ро­вой высо­ты, и нече­го было удив­лять­ся, что у меня болят голо­ва и шея. Вид у меня был непре­зен­та­бель­ный: гряз­ный, рас­тре­пан­ный, небри­тый — ни дать ни взять бродяга.

Из про­хо­да тяну­ло све­жим воз­ду­хом, и я почув­ство­вал себя луч­ше: поезд уже под­хо­дил к Ленин­гра­ду. Сел на ниж­ней пол­ке и огля­дел­ся. В сосед­нем отсе­ке еха­ло несколь­ко моло­день­ких сту­ден­ток из Казах­ста­на — кра­си­вые длин­но­но­гие девуш­ки, весе­лые и общи­тель­ные. Одна из них что-то ска­за­ла, я попы­тал­ся было завя­зать раз­го­вор, но едва открыл рот, как девуш­ка отпря­ну­ла и выдох­ну­ла: «Оставь­те нас в покое, а то закричу».

Тут-то я и понял, насколь­ко ужас­но выгля­жу. Собрав вещи, встал и про­шёл по про­хо­ду к купе про­вод­ни­ков. Про­вод­ни­ца мог­ла сооб­щить обо мне в мили­цию или отпра­вить в боль­ни­цу, поэто­му я дал ей пять руб­лей и тихонь­ко ска­зал: «Спа­си­бо за помощь». По тем вре­ме­нам это были колос­саль­ные чае­вые, раз в десять боль­ше, чем она мог­ла ожи­дать. Жен­щи­на взя­ла день­ги, бро­сив на меня уко­риз­нен­ный взгляд, а я вышел в там­бур и про­сто­ял там весь оста­ток пути.

Едва поезд оста­но­вил­ся, я спрыг­нул на плат­фор­му и зате­рял­ся в тол­пе. Боль­шая при­вок­заль­ная пло­щадь, уди­ви­тель­но кра­си­вая и чистая при све­те ран­не­го утра, была почти пуста. На сто­ян­ке так­си выстро­и­лась боль­шая оче­редь, но в сто­роне несколь­ко част­ных машин под­жи­да­ло пас­са­жи­ров; я подо­шёл к одно­му из води­те­лей и спро­сил, сколь­ко он возь­мёт до Фин­лянд­ско­го вокзала.

Он запро­сил десять руб­лей. Цена неве­ро­ят­но высо­кая, билет от Моск­вы до Ленин­гра­да сто­ил мень­ше, но я не стал торговаться.

К Фин­лянд­ско­му вок­за­лу я подъ­е­хал в пять сорок пять и узнал, что пер­вый поезд в сто­ро­ну гра­ни­цы отхо­дит через два­дцать минут. Всё скла­ды­ва­лось удач­но. В поло­вине девя­то­го я был уже в Зеле­но­гор­ске, что в девя­но­ста кило­мет­рах севе­ро-запад­нее Ленин­гра­да. Встре­во­жен­ный сверх меры, я пло­хо сооб­ра­жал, поэто­му и совер­шил тут одну из мно­гих сво­их ошибок.

Встре­тить­ся с бри­тан­ским аген­том я дол­жен был воз­ле шос­се, в несколь­ких кило­мет­рах от гра­ни­цы; самым разум­ным было бы дое­хать на поез­де до погра­нич­но­го Выбор­га и вер­нуть­ся к услов­лен­но­му месту авто­бу­сом или пеш­ком. Посту­пи я так, моё появ­ле­ние на шос­се не вызва­ло бы подо­зре­ния: в этом слу­чае мой путь лежал бы не в сто­ро­ну гра­ни­цы, а прочь от неё. Одна­ко что-то побу­ди­ло меня в послед­ний момент выбрать иной марш­рут: дое­хать авто­бу­сом до Терио­ки, горо­да на пол­пу­ти к Выбор­гу, а там пере­сесть на дру­гой. Буфет на стан­ции был открыт, и я съел кусок жаре­ной кури­цы, запив ста­ка­ном чая. В это суб­бот­нее утро на стан­ции было нема­ло наро­ду в затра­пез­ной одеж­де, так что я не выде­лял­ся в толпе.

Пока я ел свой немуд­рё­ный зав­трак, меня не поки­да­ла надеж­да, что бри­тан­ская часть опе­ра­ции прой­дёт глад­ко. В услов­лен­ном месте, у боль­шо­го валу­на в лесу, меня встре­тят и в багаж­ни­ке маши­ны пере­ве­зут через гра­ни­цу в Фин­лян­дию. Успех опе­ра­ции зави­сел от води­те­ля. Ему пред­сто­я­ло, избе­жав слеж­ки КГБ, вовре­мя при­быть на место встречи.

Я вол­но­вал­ся бы куда силь­нее, если бы знал, насколь­ко неудач­но было выбра­но вре­мя мое­го отъ­ез­да из Моск­вы: оно точ­но сов­па­ло с при­бы­ти­ем ново­го бри­тан­ско­го посла, а это созда­ва­ло серьёз­ные ослож­не­ния. Раз­ре­ше­ние на мою экс­филь­тра­цию долж­но было быть полу­че­но из мини­стер­ства ино­стран­ных дел в Лон­доне. В сво­их мему­а­рах «Кон­фликт лояль­но­сти», опуб­ли­ко­ван­ных в 1994 году, Джеф­ф­ри Хау, тогдаш­ний министр ино­стран­ных дел, писал, как в послед­нюю мину­ту, в суб­бо­ту 20 июля, «два стар­ших чинов­ни­ка (один из мини­стер­ства ино­стран­ных дел и по делам Содру­же­ства, вто­рой из Сек­рет­ной раз­ве­ды­ва­тель­ной служ­бы)» обра­ти­лись к нему в Чеве­нин­ге, офи­ци­аль­ной рези­ден­ции мини­стра ино­стран­ных дел, и как он «дал рас­по­ря­же­ние вве­сти план в дей­ствие» — реше­ние, одоб­рен­ное пре­мьер-мини­стром Мар­га­рет Тэтчер.

В тот чет­верг новый бри­тан­ский Посол сэр Брай­ан Карт­ледж при­ле­тел в Моск­ву, а в пят­ни­цу он отме­тил своё вступ­ле­ние в долж­ность боль­шим вечер­ним при­е­мом в посоль­стве. Мно­гие из гостей были объ­ек­та­ми слеж­ки КГБ, и тер­ри­то­рия посоль­ства кише­ла пере­оде­ты­ми аген­та­ми. Поз­же КГБ сооб­щил запад­ной прес­се, что под при­кры­ти­ем неиз­беж­ной во вре­мя при­е­ма суе­ты я был тай­но про­ве­дён в посоль­ство и выве­зен отту­да. На самом же деле, как я уже гово­рил, я и близ­ко не под­хо­дил к посоль­ству и сел в поезд ещё до нача­ла приёма.

Одна­ко тем суб­бот­ним утром в Терио­ки я все­го это­го не знал, и мои мыс­ли были сосре­до­то­че­ны на пред­сто­я­щей встре­че. На авто­бус­ной стан­ции я взял билет на нуж­ный мне рейс до даль­ней оста­нов­ки, кото­рая, судя по имев­ше­му­ся у меня атла­су, нахо­ди­лась рядом с местом встречи.

Итак, сно­ва авто­бус, на этот раз иду­щий до Выбор­га. Глав­ную опас­ность пред­став­ля­ли для меня два осно­ва­тель­но под­вы­пив­ших мужи­ка лет трид­ца­ти, жаж­дав­шие обще­ния. «Вы отку­да? — вопро­ша­ли они вполне доб­ро­душ­но запле­та­ю­щи­ми­ся язы­ка­ми. — Куда еде­те?» При­шлось ска­зать, что наве­щал дру­зей в деревне, её назва­ние я про­чёл на кар­те. Я при­обод­рил­ся при виде авто­бу­сов со сту­ден­та­ми, ехав­ших по встреч­ной поло­се, моло­дые люди явно дер­жа­ли путь на моло­дёж­ный фести­валь. Зна­чит, у погра­нич­ни­ков дел нев­про­во­рот. Встре­тив­ши­е­ся мне по пути транс­пор­тё­ры с воору­жён­ны­ми сол­да­та­ми и само­ход­ные ору­дия наво­ди­ли на мысль, что где-то побли­зо­сти дис­ло­ци­ру­ет­ся круп­ная воин­ская часть.

Вско­ре вышли на сво­ей оста­нов­ке под­вы­пив­шие мужи­ки, а вслед за ними посте­пен­но и все осталь­ные мои попут­чи­ки. В кон­це кон­цов я остал­ся в салоне один и вне­зап­но начал узна­вать окрест­но­сти, соот­вет­ству­ю­щие опи­сан­ным в инструк­ции. Мы дое­ха­ли до раз­вил­ки: даль­ше шос­се шло пря­мо на север через лес, а боко­вая доро­га кру­то сво­ра­чи­ва­ла впра­во. Похо­же, то самое, нуж­ное мне место. Когда авто­бус оста­но­вил­ся, я было замеш­кал­ся, при­ки­ды­вая, здесь ли сле­ду­ет выхо­дить. Но едва авто­бус сно­ва дви­нул­ся впе­рёд, спо­хва­тил­ся, решив вый­ти, и побе­жал по про­хо­ду, кри­ча води­те­лю: «Про­сти­те, я пло­хо себя чув­ствую. Поз­воль­те мне сойти!»

Он подо­зри­тель­но на меня погля­дел — как это при­су­ще всем жите­лям при­rра­ни­чья, — но авто­бус оста­но­вил и открыл дверь. Выско­чив из авто­бу­са, я сде­лал вид, что меня тош­нит, и ото­шёл подаль­ше от авто­бу­са — на тот слу­чай, если води­тель решит меня ждать. Но он через секун­ду завел мотор и ука­тил, оста­вив меня в одиночестве.

В лесу цари­ла тиши­на. Высо­кие сос­ны сосед­ство­ва­ли с низ­ко­рос­лы­ми оси­на­ми и бере­за­ми. Обо­чи­ны доро­ги и кюве­ты порос­ли высо­чен­ной, под два мет­ра тра­вой. Сре­ди под­лес­ка поблес­ки­ва­ли малень­кие озер­ца. Было неве­ро­ят­но сыро, и кома­ры тучей нале­те­ли на меня, пока я несколь­ко секунд сто­ял непо­движ­но. Я дви­нул­ся по изги­ба­ю­щей­ся дугой доро­ге и ско­ро обна­ру­жил огром­ный камень, кото­рый при­нял за место встре­чи. Взгля­нул на часы: все­го один­на­дцать утра, а мои дру­зья долж­ны появить­ся в два трид­цать. Что делать? Ждать здесь три с поло­ви­ной часа? Я был охва­чен нерв­ным воз­буж­де­ни­ем, но одно­вре­мен­но рас­те­рян и огор­чён. Не дава­ла покоя мысль: если КГБ пре­сле­ду­ет меня и попы­та­ет­ся про­сле­дить мой путь, кто меня при­пом­нит? Про­вод­ни­ца в поез­де и води­тель авто­бу­са — навер­ня­ка. Луч­ше все­го скрыть­ся из виду, зата­ить­ся в под­лес­ке и ждать услов­лен­но­го часа, но, вспом­нив о кома­рах, решил дой­ти до Выбор­га, где смо­гу поесть.

Сно­ва вый­дя на шос­се, я повстре­чал при­вет­ли­во­го мало­го с хоро­шей речью, оде­то­го в вет­хий пиджа­чок. Этот бро­дя­га напом­нил мне пья­ниц-попро­ша­ек с вок­за­ла Ватер­лоо. Я не стал спра­ши­вать, что он дела­ет тут, в лесу, но он при­шёл­ся мне по душе, и я завёл с ним раз­го­вор, что­бы хоть немно­го успо­ко­ить­ся. Неко­то­рое вре­мя мы шли вме­сте, потом я услы­шал, что нас наго­ня­ет маши­на, оста­но­вил её и сел, оста­вив мое­го спут­ни­ка одно­го на дороге.

Маши­на была мар­ки «Лада», новень­кая, «с иго­лоч­ки», а води­тель пока­зал­ся мне инте­рес­ным типом: моло­дой, явно пре­успе­ва­ю­щий муж­чи­на, воз­мож­но сотруд­ник КГБ или МВД. К сча­стью для меня, он был немно­го­сло­вен и к тому же вклю­чил на пол­ную гром­кость при­ём­ник. Раз­го­ва­ри­вать под гро­хот запад­ной поп-музы­ки было невоз­мож­но, что отлич­но меня устра­и­ва­ло. Води­тель ока­зал­ся не слиш­ком горд и взял три руб­ля, кото­рые я про­тя­нул ему, поки­дая маши­ну на южной окра­ине Выборга.

Город пока­зал­ся мне без­ли­ким и бес­цвет­ным — повсю­ду «вре­мен­ные» бара­ки, невзрач­ные жилые дома. Но сре­ди них ока­зал­ся и кафе­те­рий из пла­сти­ка и стек­ла — имен­но то, что мне тре­бо­ва­лось. Я опять-таки зака­зал кури­цу, а так­же две бутыл­ки пива: одну — что­бы выпить за едой, а дру­гую — что­бы захва­тить с собой.
Я уже кон­чал есть, когда вошли три моло­дых чело­ве­ка в мод­ных пиджа­ках, кото­рых я в сво­ём запо­лош­ном состо­я­нии немед­лен­но при­нял за аген­тов КГБ, зани­ма­ю­щих­ся поис­ка­ми потен­ци­аль­ных бег­ле­цов. Соот­вет­ству­ю­щие груп­пы посто­ян­но дей­ство­ва­ли в при­гра­нич­ных рай­о­нах. Они усе­лись за сто­лик, ниче­го не зака­зы­ва­ли, толь­ко гля­де­ли по сто­ро­нам, и ско­ро их вни­ма­ние пере­ки­ну­лось на меня, явно­го чужака.

Я поспе­шил поки­нуть кафе и, не огля­ды­ва­ясь, пошёл к югу, в сто­ро­ну Ленин­гра­да. Толь­ко про­ша­гав мет­ров четы­ре­ста, я поз­во­лил себе бро­сить взгляд через пле­чо. Доро­га была пустын­на. Я шёл и шёл, обли­ва­ясь потом и от жары, и от вол­не­ния. Было уже боль­ше часа дня. Я стал поба­и­вать­ся опоз­дать. Пред­сто­я­ло одо­леть око­ло два­дца­ти кило­мет­ров. Дви­же­ние на доро­ге совер­шен­но замер­ло в полу­ден­ное вре­мя, слов­но все сиде­ли за едой или пре­да­ва­лись суб­бот­не­му без­де­лью. Нако­нец, уже почти отча­яв­шись, я услы­шал шум мотора.

У води­те­ля было слав­ное, откры­тое рус­ское лицо, дру­же­люб­ное и привлекательное.

— Чего ради вы собра­лись туда ехать? — спро­сил он, когда я назвал авто­бус­ную оста­нов­ку. — Там на кило­мет­ры кру­гом нет ничего.

— Да вы про­сто не зна­е­те! — воз­ра­зил я, изоб­ра­зив хит­рую мину. — Там в лесу несколь­ко дач, и в одной из них меня ждет милая женщина.

— Это дело дру­гое! — весе­ло под­хва­тил он. — Садитесь.

Я почув­ство­вал сер­деч­ное рас­по­ло­же­ние к это­му пар­ню: по-насто­я­ще­му при­ят­ный чело­век, про­стой, спо­кой­ный, не напу­ган­ный бли­зо­стью гра­ни­цы. Я испы­ты­вал чудес­ное чув­ство облег­че­ния. Во-пер­вых, обща­юсь с нор­маль­ным чело­ве­ком. Во-вто­рых, укла­ды­ва­юсь в рас­пи­са­ние, поел, выпил пива, и меня ждет ещё одна бутыл­ка. Когда он выса­дил меня на авто­бус­ной оста­нов­ке, я про­тя­нул ему четы­ре рубля.

— Бра­ток, — ска­зал он, — это слиш­ком мно­го. Трёш­ки боль­ше чем достаточно.

Я дал три руб­ля и попрощался.

Вер­нув­шись в под­ле­сок воз­ле при­мет­но­го кам­ня, сно­ва занерв­ни­чал; мне при­шло в голо­ву, что у меня в сум­ке слиш­ком мно­го вещей. Уж один-то пред­мет, а имен­но атлас, мне явно боль­ше не пона­до­бит­ся. Я достал его и бро­сил под камень. Через несколь­ко секунд сооб­ра­зил, насколь­ко это глу­по: если КГБ най­дёт кар­ту, всё про­па­ло. Я под­нял атлас и сунул обрат­но в сумку.

Кома­ры меня заму­чи­ли, они с про­тив­ным жуж­жа­ни­ем кру­жи­ли вокруг голо­вы, я шлё­пал их ладо­нью и ругал­ся. Нако­нец, око­ло двух часов я услы­шал шум мото­ра. Высу­нув­шись из высо­кой тра­вы в отча­ян­ной надеж­де уви­деть маши­ну, вме­сто неё уви­дел авто­бус, кото­рый вёз жен­щин, види­мо на воен­ную базу. Жен­щи­ны, ско­рее все­го жёны офи­це­ров, смот­ре­ли в окна и, как я пони­мал, вполне мог­ли заме­тить меня в высо­кой тра­ве. Я бро­сил­ся плаш­мя на боло­ти­стую зем­лю и лежал так, пока авто­бус не проехал.

Вто­рая бутыл­ка пива вос­хи­ти­тель­но осве­жи­ла меня, я сма­ко­вал каж­дый гло­ток. Отбро­сив пустую бутыл­ку, тот­час сооб­ра­зил, что сно­ва снаб­жаю КГБ ули­кой, ведь на бутыл­ке отпе­чат­ки моих паль­цев. Я поспе­шил отыс­кать посу­ди­ну, выма­зал её гря­зью и толь­ко после это­го отшвыр­нул прочь.

Маги­че­ский момент настал и мино­вал: 2.30; 2.35; 2.40. В 2.45 тер­пе­ние моё исто­щи­лось. Я решил пой­ти навстре­чу моим спа­си­те­лям, что­бы они мог­ли пере­хва­тить меня хоть на несколь­ко секунд рань­ше. Вышел из заро­с­лей тра­вы, быст­ро пере­сёк круж­ную доро­гу и заша­гал по шос­се в направ­ле­нии к Ленин­гра­ду. Одо­лел все­го несколь­ко мет­ров, и тут, сла­ва Богу, разум вер­нул­ся ко мне. Я понял, что совер­шаю акт пол­но­го безу­мия: у моих спа­си­те­лей почти навер­ня­ка КГБ на хво­сте. Если меня заме­тят на доро­ге, всё пропало.

Слов­но про­бу­див­шись от тяж­ко­го кош­ма­ра, я бро­сил­ся назад, спря­тал­ся в тра­ве и про­из­нёс вслух: «Дер­жи себя в руках!» И решил ждать сколь­ко при­дёт­ся. Соб­ствен­но, выбо­ра у меня не было.

Нако­нец, я услы­шал рокот мото­ров. Выгля­нул из при­до­рож­ных заро­с­лей и уви­дел две маши­ны, кото­рые оста­но­ви­лись напро­тив. Вышли двое муж­чин, один из них тот связ­ной, с кото­рым я встре­чал­ся в Москве. К мое­му удив­ле­нию, вышли из маши­ны и две женщины.

Мне в моём неисто­вом стрем­ле­нии уехать эти люди пока­за­лись необы­чай­но вялы­ми, дви­га­лись слиш­ком мед­лен­но. На самом деле они были напря­же­ны не мень­ше, чем я, но это их состо­я­ние про­яв­ля­лось в иной фор­ме. Муж­чи­на, кото­ро­го я узнал, недо­вер­чи­во посмот­рел на меня, види­мо, сомне­ва­ясь, что небри­тое суще­ство с кро­ва­вой сса­ди­ной на вис­ке и есть тот чело­век, что им нужен. Но через несколь­ко секунд он всё понял.

— Поло­жи­те вот это отдель­но, пожа­луй­ста, — попро­сил я, про­тя­ги­вая свои ботин­ки. — На них может быть радио­ак­тив­ная пыль.

Один из муж­чин сунул ботин­ки в поли­эти­ле­но­вый пакет, открыл багаж­ник вто­рой маши­ны и пред­ло­жил мне забрать­ся туда. Он захлоп­нул крыш­ку багаж­ни­ка, и я очу­тил­ся в душ­ной тем­но­те. Маши­на тот­час сорва­лась с места, а из сте­рео­си­сте­мы гром­ко зазву­ча­ла поп-музы­ка. Вооб­ще-то я тер­петь её не могу, но бри­тан­цы точ­но рас­счи­та­ли, что в экс­тра­ор­ди­нар­ных обсто­я­тель­ствах гром­кая музы­ка с чёт­ким рит­мом меня успокоит.

Из инструк­ции я знал, что меня снаб­дят успо­ко­и­тель­ны­ми пилю­ля­ми, фляж­кой холод­ной воды, кон­тей­не­ром, в кото­рый я при необ­хо­ди­мо­сти могу помо­чить­ся, и алю­ми­ни­е­вым экра­ном-оде­я­лом, что­бы я набро­сил его на себя у гра­ни­цы на тот слу­чай, если кто-то из погра­нич­ни­ков напра­вит на маши­ну инфра­крас­ный детек­тор теп­ла. Я осмот­рел­ся и обна­ру­жил все пере­чис­лен­ные пред­ме­ты. Немед­лен­но при­нял таб­лет­ку, потом попы­тал­ся снять пиджак, но лёжа, да ещё в таком тес­ном про­стран­стве, сде­лать это было нелегко.

Как я и пред­по­ла­гал, на хво­сте у них была маши­на наруж­но­го наблю­де­ния. Они мало-пома­лу уве­ли­чи­ва­ли ско­рость и за несколь­ко кило­мет­ров до услов­лен­но­го места встре­чи со мной ото­рвав­шись по вре­ме­ни на пол­то­ры секун­ды, так что, съе­хав на круж­ную доро­гу, скры­лись за высо­ким под­леском и тем самым кам­нем, воз­ле кото­ро­го я пря­тал­ся. Груп­па КГБ про­ско­чи­ла впе­рёд по шос­се и дое­ха­ла до сле­ду­ю­ще­го поста ГАИ. Там они спро­си­ли, про­ез­жа­ли ли мимо две маши­ны, и были обес­ку­ра­же­ны отри­ца­тель­ным отве­том, пока сооб­ра­жа­ли, что про­изо­шло, наши маши­ны про­еха­ли, и груп­па КГБ при­шла к заклю­че­нию, что ком­па­ния свер­ну­ла в лес, пови­ну­ясь зову природы.

Я тем вре­ме­нем в багаж­ни­ке борол­ся с клау­стро­фо­би­ей. В кон­це кон­цов снял-таки пиджак, но, сра­жа­ясь с ним, взмок от напря­же­ния. И тут нача­ла дей­ство­вать пер­вая таб­лет­ка. Я устро­ил­ся поудоб­нее. По неров­но­сти мосто­вой и зву­кам улич­но­го дви­же­ния дога­дал­ся, что мы про­ез­жа­ем Выборг, и вос­поль­зо­вал­ся шумом, что­бы хоро­шень­ко откаш­лять­ся, пони­мая, что на гра­ни­це сде­лать это будет невозможно.

Дабы сокра­тить сагу об отча­ян­ной неуве­рен­но­сти, ска­жу сра­зу, что пять погра­нич­ных барье­ров мы мино­ва­ли мень­ше чем за пол­ча­са. Пер­вым делом я наки­нул на себя алю­ми­ни­е­вое оде­я­ло и лежал непо­движ­но всё вре­мя, пока сна­ру­жи совер­ша­лись необ­хо­ди­мые про­це­ду­ры. Поп-музы­ка про­дол­жа­ла зву­чать, и через три или четы­ре мину­ты мы дви­ну­лись даль­ше. На пред­по­след­ней оста­нов­ке мотор был выклю­чен, и музы­ка смолк­ла. В тишине я услы­шал голо­са жен­щин, гово­ря­щих по-рус­ски, и решил, что, бла­го­по­луч­но прой­дя погра­нич­ные про­вер­ки КГБ, мы теперь име­ем дело с тамо­жен­ни­ка­ми. Оба англи­ча­ни­на, ковер­кая рус­ские сло­ва, бол­та­ли с работ­ни­ка­ми тамож­ни о про­бле­мах, свя­зан­ных с моло­дёж­ным фести­ва­лем. Сотруд­ни­цы тамож­ни жало­ва­лись на уста­лость из-за огром­но­го наплы­ва фин­нов, мно­гие из кото­рых к тому же пья­ны. Потом до меня донес­лось под­вы­ва­ние и сопе­ние собак, слиш­ком близ­кое и пото­му непри­ят­ное. Само собой я не знал, что одна из моих спа­си­тель­ниц кор­ми­ла овча­рок кар­то­фель­ны­ми чип­са­ми, что­бы отвлечь их вни­ма­ние от машины.

Я всё вре­мя думал о том, что про­изой­дёт, если кто-то откро­ет багаж­ник. Бри­тан­цы, как я пони­мал, отка­жут­ся от меня. Будут изоб­ра­жать пол­ное изум­ле­ние, вос­кли­цать «Это про­во­ка­ция!» и заявят, что не име­ют пред­став­ле­ния, кто я такой. Ска­жут, мол, ниче­го обо мне не зна­ют, меня, види­мо, им под­су­ну­ли, пока они зав­тра­ка­ли в оте­ле в Ленин­гра­де, ведь ина­че их вполне мог­ли бы поса­дить в тюрь­му. Что каса­ет­ся меня, то дру­гих пла­нов, кро­ме капи­ту­ля­ции, у меня не было.

Шесть или семь минут пока­за­лись часом. Одеж­да взмок­ла от пота. Дыха­ние пре­вра­ти­лось в тяжё­лый труд.

Я дол­жен был сосре­до­то­чить всю свою волю на том, что­бы лежать тихо. Но вот, к мое­му невы­ра­зи­мо­му облег­че­нию, ощу­тил, как маши­на кач­ну­лась отто­го, что в неё сно­ва сели люди. Мотор зара­бо­тал, музы­ка зазву­ча­ла по-преж­не­му, и мы пока­ти­ли даль­ше. Нако­нец-то я решил­ся сме­нить позу… но тут мы опять замед­ли­ли дви­же­ние. Еще одна корот­кая оста­нов­ка — и рывок впе­рёд на пол­ной ско­ро­сти. Вне­зап­но вме­сто поп-музы­ки раз­да­лись вели­че­ствен­ные аккор­ды «Фин­лян­дии» Сибе­ли­уса. Я узнал отры­вок в одну секун­ду и понял, что это сиг­нал: мы уже в Финляндии.

Счаст­ли­вая весть не сра­зу дошла до созна­ния, и при­шлось пере­жить ещё один — послед­ний — испуг. Маши­на пошла мед­лен­нее, оста­но­ви­лась и вдруг дви­ну­лась зад­ним ходом. Я пал духом: нас воз­вра­ща­ют назад к границе.

На самом деле, води­тель про­пу­стил нуж­ный нам пово­рот на про­сё­лок. Через несколь­ко секунд я почув­ство­вал, как маши­на свер­ну­ла и колё­са запры­га­ли по уха­бам грун­то­вой доро­ги. Нако­нец послед­няя оста­нов­ка — и я услы­шал англий­скую речь.

Крыш­ка багаж­ни­ка под­ня­лась, и я уви­дел голу­бое небо, обла­ка и сос­ны. Но истин­ное сча­стье я испы­тал, уви­дев лицо Джо­ан, раз­ра­бот­чи­цы пла­на мое­го побе­га, вер­но­го дру­га и мое­го кура­то­ра в Англии. Уви­дев её, я понял, что все мои тре­во­ги поза­ди. Бла­го­да­ря сме­ло­сти и мастер­ству моих бри­тан­ских дру­зей я изба­вил­ся от вез­де­су­щей вла­сти КГБ. Я бежал! Я в без­опас­но­сти! Я свободен!

Сюжет ITV Thames Television, посвя­щён­ный Оле­гу Гор­ди­ев­ско­му. 1990 год


Пуб­ли­ка­ция под­го­тов­ле­на авто­ром теле­грам-кана­ла «Cоро­кин на каж­дый день» при под­держ­ке редак­то­ра руб­ри­ки «На чуж­бине» Кли­мен­та Тара­ле­ви­ча (канал CHUZHBINA).


 

 

Поделиться