Усмирение киргизов. Неизвестные мемуары о Туркестанском восстании

В 2016 году в Казах­стане и Кир­ги­зии отме­ча­ли сто­ле­тие Тур­ке­стан­ско­го вос­ста­ния — послед­не­го наци­о­наль­но­го кон­флик­та в Рос­сий­ской импе­рии. Раз­лич­ные науч­ные кон­фе­рен­ции про­во­ди­лись и в Рос­сии, появ­ля­лись новые пуб­ли­ка­ции на эту же тему. И в совет­ское вре­мя, и сего­дня в этой исто­рии сто­лет­ней дав­но­сти часто видят при­мер осво­бо­ди­тель­ной борь­бы наро­дов Сред­ней Азии, вызван­ной наци­о­наль­ной поли­ти­кой импе­рии на окраинах.

Мему­ар­ная оцен­ка Тур­ке­стан­ско­го вос­ста­ния доволь­но скуд­на — в это вре­мя шла Пер­вая миро­вая вой­на, а после гря­ну­ла рево­лю­ция, и в исто­ри­че­ской памя­ти с тру­дом нашлось место доста­точ­но пери­фе­рий­ным ази­ат­ским про­ис­ше­стви­ям. VATNIKSTAN пуб­ли­ку­ет неиз­вест­ные вос­по­ми­на­ния пору­чи­ка Ста­ни­слав­ско­го, напи­сан­ные им в 1927 году в эми­гра­ции, в бол­гар­ском горо­де Перник.

В этом источ­ни­ке мож­но най­ти инте­рес­ный акцент, на кото­рый ред­ко обра­ща­ют вни­ма­ние иссле­до­ва­те­ли — он свя­зан с уча­сти­ем в Тур­ке­стан­ском вос­ста­нии аген­тов ино­стран­ных спец­служб. Вто­рая поло­ви­на вос­по­ми­на­ний содер­жит любо­пыт­ное сви­де­тель­ство того, как воен­ное руко­вод­ство пыта­лось сдер­жать рас­про­стра­не­ние инфор­ма­ции из Тур­ке­ста­на. Текст напи­сан доволь­но про­сто, как буд­то наме­рен­но пред­на­зна­чал­ся для широ­ко­го чита­те­ля — тем не менее, в откры­той печа­ти он рас­про­стра­не­ния не получил.

Кар­та с обо­зна­че­ни­ем рай­о­нов вос­ста­ния. При­ло­же­ние к рапор­ту тур­ке­стан­ско­го гене­рал-губер­на­то­ра Алек­сея Куро­пат­ки­на импе­ра­то­ру от 22 фев­ра­ля 1917 года. Ори­ги­нал хра­нит­ся в РГВИА

Я хочу рас­ска­зать о вос­ста­нии кир­ги­зов в 1916 году.

Об этом вос­ста­нии в Рос­сии зна­ли очень немно­гие, т. к. пра­ви­тель­ством при­ня­ты меры к тому, что­бы мест­ность, где было вос­ста­ние, была изо­ли­ро­ва­на от про­чих частей импе­рии. Эта зада­ча уда­лась бле­стя­ще, и не толь­ко мас­сы в Рос­сии, но даже пред­ста­ви­те­ли граж­дан­ской и воен­ной вла­сти не зна­ли о про­ис­хо­дя­щем в Тур­ке­стане. Если бы я не был сви­де­те­лем этих собы­тий, то счи­тал бы чудом рас­сказ о нём.


После ране­ния на Румын­ском фрон­те я лежал в одном из Киев­ских гос­пи­та­лей, а затем был назна­чен коман­ди­ром мар­ше­вой роты одно­го из запас­ных бата­льо­нов в горо­де Самаре.

В нача­ле сен­тяб­ря 1916 года из шта­ба Казан­ско­го воен­но­го окру­га при­шла теле­грам­ма — назна­чить в коман­ди­ров­ку одно­го офи­це­ра, но не из моло­дых пра­пор­щи­ков, а побы­вав­ше­го в боях. Коман­дир запас­но­го пол­ка назна­чил меня. Я тот­час же сдал роту дру­го­му офи­це­ру и отпра­вил­ся в штаб окру­га. Из Каза­ни меня отпра­ви­ли в Орен­бург в рас­по­ря­же­ние како­го-то гене­ра­ла. Зачем я был нужен и куда еду — не знал ни я, ни мой коман­дир полка.

В Орен­бур­ге какой-то гене­рал напра­вил меня в Актю­бинск к началь­ни­ку гарнизона.


Когда я явил­ся к пол­ков­ни­ку Солей, началь­ни­ку Актю­бин­ско­го гар­ни­зо­на, он сказал:

— Зна­е­те ли Вы цель Вашей командировки?

— Не знаю, гос­по­дин полковник.

— Вы полу­чи­те отряд и отпра­ви­тесь усми­рять вос­став­ших кир­ги­зов; вос­ста­ние это орга­ни­зо­ва­но немец­ки­ми аген­та­ми, при­быв­ши­ми из Китая. В кир­гиз­ской мас­се они нашли бла­го­дат­ную поч­ву. В 1916 году была объ­яв­ле­на частич­ная моби­ли­за­ция кир­ги­зов. Этим они оста­лись очень недовольны…

Пове­ле­ние импе­ра­то­ра Нико­лая II, кото­рое ста­ло глав­ным пово­дом для восстания

С это­го, соб­ствен­но гово­ря, и началось.


Через два дня после это­го раз­го­во­ра, при­бли­зи­тель­но в два­дца­тых чис­лах сен­тяб­ря, я высту­пил со сво­им отрядом.

У меня была рота пехо­ты с четырь­мя пуле­мё­та­ми (все­го око­ло 300 чело­век) и чело­век 50 каза­ков для свя­зи. Нам дали 50 вер­блю­дов, на кото­рых нагру­зи­ли воды и консервов.

Сол­да­ты шли пеш­ком. Сто два­дцать вёрст про­шли мы по выжжен­ной солн­цем сте­пи. Все кир­гиз­ские аулы были бро­ше­ны. Одна­ко ста­ри­ки были остав­ле­ны для при­смот­ра за ско­том. В этих аулах мы доста­ли вер­блю­дов и поса­ди­ли на них всю свою пехо­ту. Доста­ва­ли бара­нов и гото­ви­ли жаре­ную бара­ни­ну. Я имел пред­пи­са­ние про­из­ве­сти моби­ли­за­цию всех кир­ги­зов в воз­расте от 18 до 36 лет. Это было очень труд­ное дело. Я брал пер­вых попав­ших­ся кир­ги­зов, кото­рые по виду были креп­ки и не достиг­ли пре­клон­но­го возраста.

Про­дви­га­ясь впе­рёд, я шёл по ком­па­су (по ази­му­ту), без доро­ги. Ино­гда натал­ки­вал­ся на аулы и нано­сил их на кар­ту. Назва­ния этим аулам давал сле­ду­ю­щие: «Аул 25-го сен­тяб­ря», т. е. назы­вал так, каков был день его откры­тия. В аулах я остав­лял по три-четы­ре каза­ка с руч­ным пуле­мё­том. Эти каза­ки долж­ны были слу­жить живой свя­зью с тылом. Неза­вид­на была участь этих постов: это были обре­чён­ные люди. Кир­ги­зы обык­но­вен­но напа­да­ли на них и выре­зы­ва­ли их сво­и­ми кри­вы­ми ножами.

В нача­ле октяб­ря нас ста­ли бес­по­ко­ить кир­ги­зы. Они все­гда име­ли наблю­де­ние за нами. Их всад­ни­ки мая­чи­ли на гори­зон­те, вырас­та­ли вне­зап­но из-за бар­ха­нов (пес­ча­ных хол­мов) и сно­ва уно­си­лись в степь. Ино­гда эти куч­ки всад­ни­ков рос­ли, раз­рас­та­лись и пре­вра­ща­лись в орду из 500–600 всад­ни­ков. Тогда они напа­да­ли на нас. Мы оста­нав­ли­ва­ли свой кара­ван, вер­блю­ды ложи­лись, и пуле­мёт­чи­ки тот­час же откры­ва­ли пуле­мёт­ный огонь, кото­рый, хотя и не при­но­сил им вре­да, но дей­ство­вал мораль­но. Наша пехо­та сби­ва­лась в куч­ки и жда­ла при­бли­же­ния про­тив­ни­ка, а затем обстре­ли­ва­ла их зал­па­ми. Они обык­но­вен­но раз­бе­га­лись. Если же кир­ги­за­ми руко­во­ди­ли немец­кие инструк­то­ра и китай­цы, тогда у них хва­та­ло сме­ло­сти доска­ки­вать на 100 шагов к нам. Выдер­жать губи­тель­но­го огня они не мог­ли и тот­час же уно­си­лись в степь, бро­сая сво­их ране­ных. Мы ране­ных не тро­га­ли — и это было ужас­но: оста­вать­ся в пустыне и замёрз­нуть ночью (ночи быва­ли очень холод­ные) или же уме­реть от голода.


Мы дви­га­лись бес­пре­стан­но впе­рёд. Сле­ва и спра­ва шли какие-то отря­ды, но свя­зи с ними мы не име­ли. Уже в нача­ле нояб­ря нача­лись моро­зы и вью­ги. Мы отби­ра­ли в аулах вол­чьи чул­ки, кото­рые силь­но гре­ли ноги, и кир­гиз­ские шубы.

Дви­га­лись мы теперь мед­лен­нее. Ино­гда снеж­ные бура­ны застав­ля­ли нас по целым дням отси­жи­вать­ся в аулах. Во вре­мя таких сто­я­нок кир­ги­зы дела­ли на нас налё­ты. В боль­шин­стве слу­ча­ев мы отби­ва­ли все их попыт­ки, но одна­жды они успе­ли нам напа­ко­стить. Это было в ночь на Рож­де­ство. Два дня сви­реп­ство­вал буран. Мы сиде­ли в кир­гиз­ских зем­лян­ках и мёрз­ли. Кир­гиз­ские аулы состо­ят из ряда зем­ля­нок. Зем­лян­ка же пред­став­ля­ет из себя яму, покры­тую зем­ля­ной кры­шей. Навер­ху отвер­стие, кото­рое слу­жит вхо­дом в зем­лян­ку и выхо­дом для дыма.

Кир­ги­зы во вре­мя бесе­ды с при­ста­вом. 1916 год

Кара­у­лов мы ника­ких не выстав­ля­ли, т. к. была силь­ная пур­га и часо­вых мог­ло зане­сти снегом.

Было 12 часов ночи. Пур­га ста­ла сти­хать, и я решил выбрать­ся из зем­лян­ки, что­бы посмот­реть, что вооб­ще дела­ет­ся, нару­жу. В одной из зем­ля­нок я услы­шал выстрел. Посмот­рел вокруг — в белом маре­ве вью­ги носят­ся какие-то тём­ные силу­эты. Это были кир­ги­зы. Я тот­час же под­нял тре­во­гу и вско­ре весь отряд был на ногах. Откры­лась стрель­ба, и кир­ги­зы бежа­ли. Я насчи­тал 18 чело­век заре­зан­ных сол­дат; впо­след­ствии выяс­ни­лось, что око­ло 30 чело­век были ране­ны кир­гиз­ски­ми ножа­ми. Они выско­чи­ли раз­де­ты­ми из зем­ля­нок и замерз­ли, т. к. была силь­ная вью­га и най­ти зем­лян­ки им не уда­лось. В неко­то­рых зем­лян­ках я нахо­дил по десять тру­пов. Здесь были и рус­ские, и кир­ги­зы. Кир­ги­зов было уби­то чело­век 20–25.

Обду­мав всё хоро­шо и рас­смот­рев кар­ту, я решил дви­нуть­ся в пого­ню за кир­ги­за­ми. Вер­стах в деся­ти был аул, и я был уве­рен, что они нахо­дят­ся в этом ауле. Я при­вык уже к кир­гиз­ским нра­вам и знал, что после удач­но­го нале­та они дале­ко не ухо­дят и дозо­ров не выстав­ля­ют. Часа в четы­ре ночи вью­га стих­ла настоль­ко, что мож­но было дви­гать­ся. Взяв с собой 60 чело­век волон­тё­ров, мы дви­ну­лись в путь. Через два часа мы были в ауле. Дей­стви­тель­но, пред­по­ло­же­ния мои оправ­да­лись. Кир­ги­зы были в ауле и при­том пья­ны. Мы бро­си­ли бом­бы в зем­лян­ки, где они спа­ли. Чело­век два­дцать нам уда­лось захва­тить в плен, в том чис­ле и двух немец­ких инструк­то­ров. Кир­ги­зов мы тот­час же рас­стре­ля­ли, а нем­цев взя­ли с собой. Кир­ги­зы пла­ка­ли, про­си­ли о поща­де и цело­ва­ли нам ноги, но мои сол­да­ты были без­жа­лост­ны. Воз­вра­тив­шись к сто­ян­ке, я тот­час же при­нял­ся допра­ши­вать плен­ных нем­цев. Они хоте­ли выдать себя за кир­ги­зов, но это было неле­по. Немец­кую физио­но­мию от кир­гиз­ской очень лег­ко отли­чить. Когда нем­цы уви­де­ли, что это не уда­лось им, они созна­лись в сво­ей наци­о­наль­но­сти, но утвер­жда­ли, что они про­сто аван­тю­ри­сты и иска­те­ли при­клю­че­ний. Конеч­но, это была сущая ложь. Их воен­ная выправ­ка слу­жи­ла луч­шим дока­за­тель­ством их лжи. Несо­мнен­но, они были офи­це­ра­ми гер­ман­ской армии. Под кон­во­ем деся­ти каза­ков я отпра­вил их в Актюбинск.


Мы дви­га­лись к излу­чине реки Аму-Дарьи. Туда долж­ны были сой­тись все отря­ды — по ради­у­сам к цен­тру. Кир­ги­зы шли к Аму-Дарье, что­бы потом пере­пра­вить­ся через реку и уйти в Китай. Дело в том, что китай­ская гра­ни­ца очень пло­хо охра­ня­лась как нами, так и китай­ца­ми, и рус­ские кир­ги­зы сво­бод­но мог­ли уйти в Китай, а китай­ские кир­ги­зы — в Рос­сию. Они не зна­ли того, что от китай­ской гра­ни­цы они уже отре­за­ны отря­дом забай­каль­ских каза­ков и сарт­ской кон­ни­цей. Сар­ты нена­ви­де­ли кир­ги­зов и с радо­стью при­ня­ли уча­стие в подав­ле­нии это­го вос­ста­ния. Им толь­ко дали ору­жие — кони у них были свои.

Ста­рик сарт. Фото­гра­фия Сер­гея Проску­ди­на-Гор­ско­го. 1907 год
Сар­та­ми назы­ва­лось, как пра­ви­ло, осед­лое насе­ле­ние ряда обла­стей Сред­ней Азии.

Мы всё вре­мя дви­га­лись впе­рёд, и кир­ги­зы отсту­па­ли без боя. Нале­та­ли ино­гда на нас, но мы их лег­ко отби­ва­ли. Поте­ри у нас были неболь­шие — несколь­ко чело­век ране­ных, кото­рых мы вез­ли на вер­блю­дах. Моро­зы дохо­ди­ли до 40 гра­ду­сов, но все мы теп­ло были оде­ты, в кир­гиз­ских шубах.

Ино­гда нас в пути засти­гал буран, и тогда при­хо­ди­лось обра­щать­ся к помо­щи кар­ты и ком­па­са. Мы шли по ази­му­ту и поэто­му не боя­лись сбить­ся с доро­ги. На един­ствен­ных санях была устро­е­на буд­ка, в кото­рой я раз­во­ра­чи­вал кар­ты и при све­те элек­три­че­ско­го кар­ман­но­го фона­ри­ка опре­де­лял ази­мут и направление.

Хле­ба у нас не было — вме­сто него гале­ты и суха­ри. Вме­сто воды слу­жил снег.

Так шли мы до 17 января.


Уже 16 янва­ря наши отря­ды, дви­гав­ши­е­ся по ради­у­сам к цен­тру, уста­но­ви­ли связь меж­ду собой. 17 янва­ря подо­шли к излу­чине Аму-Дарьи. Кир­ги­зы спря­та­лись в камы­шах, кото­рые тяну­лись на 10–12 вёрст в дли­ну и вёрст на пять в шири­ну. Камы­ши были по пять–шесть аршин высоты.

Раз­вед­ка, выслан­ная нами, уста­но­ви­ла, что кир­ги­зов в камы­шах очень мно­го — не менее 40 000 чело­век. Вез­де ими были про­топ­та­ны тро­пин­ки. На опуш­ке камы­шей они выстав­ля­ли свои кара­у­лы и нам чрез­вы­чай­но труд­но было при­бли­зить­ся к ним. По ночам из камы­шей слы­ша­лось ржа­нье лоша­дей. Перед камы­ша­ми было бро­ше­но несколь­ко кибиток.

Два дня мы про­сто­я­ли на виду у про­тив­ни­ка. Ночью каза­ки захва­ти­ли трёх нем­цев, кото­рые пыта­лись про­брать­ся через наши посты вглубь сте­пи. Все они были в кир­гиз­ских костю­мах. Один из нем­цев успел застре­лить­ся; два дру­гие упор­но не хоте­ли отве­чать на пред­ла­га­е­мые вопро­сы. Несколь­ко нага­ек раз­вя­за­ли им язы­ки. Они назва­ли себя гер­ман­ски­ми куп­ца­ми в Китае. Жаж­да при­клю­че­ний толк­ну­ла их на эту аван­тю­ру. Конеч­но, это были толь­ко сло­ва: я любо­вал­ся их воен­ной выправ­кой. Без­услов­но, это были гер­ман­ские офи­це­ры, а не куп­цы. В тот же день их рас­стре­ля­ли. 20 янва­ря наши части (око­ло 4 000 пехо­ты и 500 всад­ни­ков) пере­шли в наступ­ле­ние про­тив камы­шей. Реше­но было взять камы­ши штур­мом. Одна­ко это не уда­лось нам. Кир­ги­зы откры­ли силь­ный ружей­ный и пуле­мёт­ный огонь из камы­шей. Мы ста­ли нести поте­ри. Не желая под­став­лять свои лбы под пули, мы отсту­пи­ли. Стар­ший из началь­ни­ков, какой-то каза­чий пол­ков­ник, решил уни­что­жить кир­ги­зов огнём. К 20 янва­ря про­ти­во­по­лож­ный берег реки был занят вой­ска­ми, и таким обра­зом кир­ги­зы были окружены.

21 чис­ла весь день сол­да­ты и каза­ки вяза­ли боль­шие сно­пы из камы­ша. Доста­ли где-то сена, пак­ли и керосину.

Эти при­го­тов­ле­ния отня­ли у нас почти неде­лю. Всё это вре­мя кир­ги­зы сиде­ли в камы­шах. Наши часо­вые лови­ли ночью отдель­ных кир­ги­зов, пытав­ших­ся ускольз­нуть и уйти из коль­ца наших войск. Их тут же расстреливали.

Фото­гра­фии участ­ни­ков восстания

27 чис­ла реше­но было под­жечь камы­ши. Два всад­ни­ка долж­ны были вез­ти жгу­ты из камы­ша — жгу­ты были очень длин­ные. Эти жгу­ты были поли­ты керо­си­ном. Каж­дый всад­ник имел смо­ля­ной факел. Реше­но было карье­ром под­ле­теть к камы­шам, бро­сить жгу­ты и под­жечь их. В то же вре­мя артил­ле­рия долж­на была открыть огонь по опуш­ке камы­шей, пуле­мё­ты и пехо­та долж­ны были обстре­ли­вать камы­ши. Огонь дол­жен был ото­гнать кир­ги­зов, кото­рые мог­ли бы зага­сить наши жгу­ты. Око­ло 200 всад­ни­ков со жгу­та­ми и факе­ла­ми (один жгут вез­ли два всад­ни­ка) карье­ром понес­лись к камы­шам. Вслед за ними дви­ну­лась пехо­та. Артил­ле­рия откры­ла огонь по камы­шам. Наши всад­ни­ки доска­ка­ли до камы­шей и зажгли их. Несмот­ря на огонь кир­ги­зов, потерь у нас не было. Вско­ре вспых­ну­ло пла­мя, и камы­ши были охва­че­ны морем огня. Кир­ги­зы пыта­лись тушить его, но были ото­гна­ны нашим огнём.

Кир­ги­зы бро­си­лись на лёд и пыта­лись перей­ти на ту сто­ро­ну реки, но наша артил­ле­рия раз­би­ва­ла лёд, и кир­ги­зы тону­ли в реке. Неболь­шая их часть, око­ло 4 000 чело­век успе­ла перей­ти реку, но тут наткну­лась на наши пуле­мё­ты и была цели­ком истреблена.

Око­ло 7 000 чело­век сда­лись в плен. Неболь­шая груп­па око­ло 3 000 чело­век про­рва­лась и отпра­ви­лась на север, по направ­ле­нию к Сиби­ри. Очень мно­го вос­став­ших погиб­ло от каза­чьих пик и шашек, а так­же от нашей шрап­не­ли. Артил­ле­рия рас­стре­ли­ва­ла тол­пы кир­ги­зов, кото­рые не зна­ли, куда им устре­мить­ся. Око­ло 2 000 чело­век сго­ре­ли живьём; сре­ди сго­рев­ших было очень мно­го жен­щин и детей.

Мно­гих сдав­ших­ся в плен наши каза­ки пору­би­ли шаш­ка­ми, почти всех выпо­ро­ли. К 4 часам ночи камы­ши дого­ре­ли. Вете­рок, подув­ший в нашу сто­ро­ну, при­но­сил к нам золу и запах жаре­но­го мяса. Было холод­но, и наши сол­да­ты подо­шли побли­же к камы­шам и гре­лись у тле­ю­ще­го пепла.


Утром начал­ся допрос плен­ных. Все отве­ты сво­ди­лись к сле­ду­ю­ще­му. Кир­ги­зы были недо­воль­ны рус­ским пра­ви­тель­ством, кото­рое объ­яви­ло моби­ли­за­цию сред­не­ази­ат­ских ино­род­цев. К это­му вре­ме­ни в Закас­пий­скую область про­ник­ли турец­кие, немец­кие и китай­ские аги­та­то­ры. Тур­ки про­по­ве­до­ва­ли свя­щен­ную вой­ну про­тив рус­ских и обе­ща­ли кир­ги­зам мир и бла­го­ден­ствие сенью Отто­ман­ской импе­рии. Нем­цы и китай­цы обе­ща­ли помочь ору­жи­ем. Китай­цы были враж­деб­но настро­е­ны по отно­ше­нию к Рос­сии. Сре­ди захва­чен­ных плен­ных ока­за­лось око­ло 30 чело­век нем­цев и 16 китай­цев. И те, и дру­гие были нами рас­стре­ля­ны. В чис­ле сдав­ших­ся в плен кир­гиз было око­ло 1 000 чело­век жен­щин и детей. Они были бро­ше­ны нами в пустыне на про­из­вол судь­бы. Все же муж­чи­ны были отправ­ле­ны в Актю­бинск под кон­во­ем. Из Актю­бин­ска кир­ги­зы были отправ­ле­ны на Юго-Запад­ный фронт рыть око­пы. Все отря­ды, участ­во­вав­шие в подав­ле­нии вос­ста­ния, были направ­ле­ны к севе­ру, где тоже про­ис­хо­ди­ло какое-то вос­ста­ние. Я был отправ­лен в командировку.

Вид на село Покров­ское (Слив­ки­но) в Семи­ре­чен­ской обла­сти после восстания

29 янва­ря я был при­гла­шён к пол­ков­ни­ку К., стар­ше­му из началь­ни­ков. Он встре­тил меня очень любез­но и сказал:

— Я очень дово­лен Вами, пору­чик, и теперь наде­юсь, что Вы выпол­ни­те одно серьёз­ное и важ­ное поручение.

Я побла­го­да­рил за дове­рие и отве­чал, что все­гда рад ста­рать­ся. Пол­ков­ник ска­зал мне:

— Вы поеде­те с сек­рет­ным доне­се­ни­ем в Актю­бинск. Но преж­де Вы долж­ны под­пи­сать вот эту бума­гу, — и он про­тя­нул мне лист, испи­сан­ный с обе­их сто­рон мел­ким почерком.

Я взгля­нул и стал читать. Это была клят­ва сле­ду­ю­ще­го содер­жа­ния. Я клял­ся, что нико­гда и нико­му не рас­ска­жу, где я был и что делал. В этой бума­ге было 62 пунк­та, кото­рые я дол­жен был выпол­нить. Я не мог ни пить вина, ни уха­жи­вать за жен­щи­на­ми, ни заво­дить зна­комств. Кро­ме обя­за­тельств, были ещё и настав­ле­ния, как вести себя в том или ином слу­чае. Я под­пи­сал эту клят­ву и на сле­ду­ю­щий день дол­жен был выехать в Актю­бинск. Мне был вру­чен огром­ный пакет в полотне, кото­рый я спря­тал на гру­ди под руба­хой. Кро­ме того я выучил наизусть несколь­ко бес­смыс­лен­ных фраз, кото­рые дол­жен был ска­зать там, где от меня это­го потре­бу­ют. Я выехал в сопро­вож­де­нии 50 каза­ков при двух руч­ных пуле­мё­тах. 160 верст до Актю­бин­ска мы сде­ла­ли в двое суток. Не доез­жая Актю­бин­ска, мой кон­вой повер­нул обрат­но, и я неза­мет­но въе­хал в город. Воин­ский началь­ник горо­да Актю­бин­ска не стал меня задер­жи­вать и тот­час дал мне двух каза­ков и сани, запря­жен­ные трой­кой коней. Я полу­чил рас­по­ря­же­ние ехать до Орен­бур­га не по желез­ной доро­ге, а на санях. Не знаю, для чего это было сде­ла­но: веро­ят­но, для того, что­бы я не мог про­бол­тать­ся в вагоне, что еду из Актюбинска.

Бег­ство повстан­цев в Китай. Худож­ник С. Чуй­ков. 1936 год

Бла­го­по­луч­но дое­хал я до Орен­бур­га и явил­ся по дан­но­му мне адре­су. На одной из окра­ин­ных улиц горо­да жил какой-то гене­рал. Он при­нял меня тот­час же и спросил:

— Вы такой-то? Из Актюбинска?

Я отве­чал утвердительно.

Он ска­зал затем:

— Яви­тесь к комен­дан­ту горо­да… Вы под­пи­сы­ва­ли вот эту бума­гу? — и он пока­зал мне клят­ву и 60 пунктов.

— Да, подписывал.

— Так помни­те же! Теперь иди­те к комен­дан­ту, а пакет оставь­те мне. Что Вам веле­но ска­зать на словах.

Я выпол­нил всю ту бели­бер­ду, кото­рую заучил наизусть. Гене­рал всё это запи­сал и кив­нул мне голо­вой. Я вышел и тот­час напра­вил­ся к комен­дан­ту горо­да. Комен­дант горо­да при­нял меня без оче­ре­ди и сказал:

— Вам отве­дён номер в такой-то гости­ни­це — иди­те! Когда Вы пона­до­би­тесь, я вызо­ву Вас.


Через два дня я был вызван в комен­дант­ское управ­ле­ние, где мне сказали:

— Сего­дня в 7 часов вече­ра Вы долж­ны ужи­нать в таком-то ресторане.

Вся эта таин­ствен­ность очень вол­но­ва­ла меня, одна­ко я решил быть твёр­дым и ничем не интересоваться.

В 7 часов вече­ра я был в назна­чен­ном ресто­ране. Сел за отдель­ный сто­лик и потре­бо­вал себе шни­цель. Не успел я поужи­нать, как ко мне под­сел какой-то капи­тан и сказал:

— Зав­тра в 10 часов утра яви­тесь к гене­ра­лу А. Сей­час же ухо­ди­те, как буд­то мы с Вами ниче­го и не говорили.

Я рас­пла­тил­ся, а на сле­ду­ю­щий день уже был у гене­ра­ла А., кото­ро­му я оста­вил пакет. Он вру­чил мне какой-то пакет и ска­зал, что я дол­жен ехать в Казань, в штаб воен­но­го окру­га, к гене­ра­лу Сан­дец­ко­му. Гене­рал Сан­дец­кий был гро­зой все­го воен­но­го окру­га, и у меня душа ушла в пят­ки, когда я узнал об этом поручении.

Гене­рал Сан­дец­кий был мой «ста­рый зна­ко­мый»: ещё в 1915 году он поса­дил меня на 15 суток на гаупт­вах­ту за какую-то незна­чи­тель­ную про­вин­ность. Страш­но было ехать в пасть зверю.


Перед отъ­ез­дом я явил­ся к комен­дан­ту. Он ска­зал мне:

— В поез­де № … для Вас остав­ле­но купе. Жан­дарм Вам укажет.

Я отпра­вил­ся на вок­зал и тот­час же явил­ся к жан­дарм­ско­му пол­ков­ни­ку. Он не дал мне гово­рить и пре­рвал мою речь словами:

— Знаю, знаю! Идём­те в купе.

Я занял купе и думал тот­час же раз­лечь­ся, но жан­дарм­ский пол­ков­ник остал­ся сидеть у меня и под­дер­жи­вал самый пустой и ненуж­ный раз­го­вор. Про­си­дел он у меня до тре­тье­го звон­ка, и толь­ко когда поезд стал мед­лен­но отплы­вать, он быст­ро вышел. У меня сде­ла­лось такое впе­чат­ле­ние, что жан­дарм как буд­то бы обе­ре­га­ет меня от каких-то неви­ди­мых вра­гов. Из Орен­бур­га я выехал в 10 часов утра и к 2 часам дня успел про­го­ло­дать­ся. Отпра­вил­ся в вагон-ресто­ран и усел­ся там обе­дать. Во вре­мя обе­да встре­тил­ся со зна­ко­мой сест­рой мило­сер­дия. Она еха­ла в Казань к мужу. Мы оста­лись в вагоне-ресто­ране и мир­но бесе­до­ва­ли у газет­но­го сто­ли­ка. Я чрез­вы­чай­но был рад дам­ско­му обще­ству, т. к. в Тур­ке­стане (впер­вые в Закас­пий­ских сте­пях) я не встре­чал ни одной рус­ской жен­щи­ны. На какой-то стан­ции, кажет­ся, «Общий Сырт», я вышел со сво­ей зна­ко­мой на плат­фор­му. На пер­роне был какой-то жан­дарм, кото­рый рав­но­душ­но гля­дел по сто­ро­нам. Через неко­то­рое вре­мя жан­дарм куда-то исчез, и вме­сто него появил­ся жан­дарм­ский офи­цер. Он любез­но позвал меня по фами­лии и ска­зал тихонько:

— Пору­чик! Вы в слу­жеб­ной коман­ди­ров­ке, и мне более чем стран­но видеть Вас в дам­ском обществе.

Я ниче­го не отве­тил ему, но уже через мину­ту рас­про­щал­ся со сво­ей спут­ни­цей, ска­зав, что у меня слу­жеб­ные дела. Я отпра­вил­ся в своё купе, где застал жан­дарм­ско­го офи­це­ра. Он про­чёл мне длин­ную нота­цию и в заклю­че­ние ска­зал, что каж­дое мое дви­же­ние кон­тро­ли­ру­ет­ся. Жан­дарм про­си­дел у меня до отхо­да поез­да. Я чув­ство­вал, что окру­жен тай­ны­ми аген­та­ми, но кто они и где — никак не мог сооб­ра­зить. Вокруг ни одно­го подо­зри­тель­но­го лица — все как буд­то заня­ты сво­им делом.

Фото­гра­фии участ­ни­ков восстания

В Сама­ре поезд сто­ял око­ло 40 минут, и я решил съез­дить на мою ста­рую квар­ти­ру. Выпрыг­нул из купе, сел на извоз­чи­ка и помчал­ся в город. Через 20 минут я опять был в поез­де. Эта поезд­ка, конеч­но, не оста­лась неза­ме­чен­ной. В Сыз­ра­ни жан­дарм­ский пол­ков­ник при­шёл ко мне в купе и про­си­дел у меня до отхо­да поез­да. На про­ща­нье он ска­зал мне:

— Помни­те, что Вы в слу­жеб­ной коман­ди­ров­ке! Вы в Сама­ре были 20 минут в горо­де, на такой-то ули­це… Мы всё знаем…

До Каза­ни я дое­хал бла­го­по­луч­но. Тот­час же отпра­вил­ся в штаб воен­но­го окру­га и запи­сал­ся в оче­редь на при­ем к гене­ра­лу Сан­дец­ко­му. Гене­рал Сан­дец­кий обла­дал уди­ви­тель­ной памя­тью. Посмот­рел на меня и спросил:

— Как Ваша фами­лия, поручик?

Я назвал. Гене­рал задумался.

— Я Вас, кажет­ся, поса­дил в 1915 году на 15 суток за кол­ку непо­движ­ных чучел?

— Так точ­но, Ваше Высо­ко­пре­вос­хо­ди­тель­ство, — отве­чал я.

— Ну давай­те Ваш пакет.

Я вру­чил гене­ра­лу пакет и он стал читать бума­ги. В тече­ние цело­го часа я сто­ял навы­тяж­ку, пока гене­рал читал бума­ги. Пят­ки мои горе­ли. После чте­ния гене­рал спросил:

— Что Вам пору­че­но пере­дать мне на словах?

Я пере­дал всё, что вызуб­рил ещё на бере­гах Аму-Дарьи.

Каж­дую мою фра­зу гене­рал запи­сы­вал на бумаге.

После гене­рал стал рас­спра­ши­вать меня о подроб­но­стях подав­ле­ния восстания.

На про­ща­нье гене­рал ска­зал мне, что я не дол­жен нико­му рас­ска­зы­вать о про­ис­хо­дя­щих собы­ти­ях, т. к. они состав­ля­ют воен­ную тайну.

— До тех пор, поку­да дер­жа­ва Рос­сий­ская сто­ит, — гово­рил гене­рал, — Вы долж­ны сохра­нять эту тайну.

После при­ё­ма у началь­ни­ка воен­но­го окру­га, я отпра­вил­ся к адъ­ютан­ту, кото­рый ска­зал мне, что я в тече­ние трёх дней сво­бо­ден и могу бывать, где мне вздумается.

В тече­ние трёх дней я бро­дил по горо­ду; был в теат­ре, в исто­ри­че­ском музее и посе­щал клубы.

Вез­де гово­ри­ли о пред­сто­я­щей рево­лю­ции, о Госу­дар­ствен­ной Думе, но нигде я не слы­хал о вос­ста­нии кир­ги­зов. В Рос­сии об этом не зна­ли: рус­ские вла­сти суме­ли так поста­вить дело, что ника­кие све­де­ния не дохо­ди­ли из Сред­ней Азии и о про­ис­хо­дя­щих собы­ти­ях зна­ла лишь неболь­шая груп­па лиц.


В Каза­ни я был в сере­дине фев­ра­ля. В это вре­мя в наро­де уже нача­лось какое-то бро­же­ние. 16 фев­ра­ля бабы, недо­воль­ные доро­го­виз­ной, раз­гро­ми­ли рынок. Была вызва­на поли­ция, но жен­щи­ны бро­си­лись на горо­до­вых, и те вынуж­де­ны были бежать. После полу­че­ния под­креп­ле­ний бабы были рас­се­я­ны; гово­рят, были жерт­вы. Насколь­ко это спра­вед­ли­во — не берусь судить. Всё это каза­лось мне диким, и я поско­рее хотел уехать обратно.

17-го чис­ла я был вызван к гене­ра­лу Сан­дец­ко­му. В тече­ние 30 минут он рас­спра­ши­вал меня о вой­сках, дей­ству­ю­щих в Закас­пии. Инте­ре­со­вал­ся, как сол­да­ты пере­но­сят холод, как дер­жат себя, не замет­ны ли в рядах рево­лю­ци­он­ные течения.

Я ска­зал, что сол­да­ты очень успеш­но справ­ля­ют­ся с лише­ни­я­ми и вра­гом, а о суще­ство­ва­нии рево­лю­ци­он­ных тече­ний у нас даже не подо­зре­ва­ют. Так оно было и в действительности.

Гене­рал, по-види­мо­му, остал­ся дово­лен моим докла­дом и на про­ща­нье даже пожал мне руку, а это обсто­я­тель­ство мно­го значило.

Теле­грам­ма помощ­ни­ка тур­ке­стан­ско­го гене­рал-губер­на­то­ра Миха­и­ла Еро­фе­е­ва о нача­ле бес­по­ряд­ков сре­ди кир­гиз. 8 авгу­ста 1916 года. Ори­ги­нал хра­нит­ся в РГВИА

18-го чис­ла я полу­чил ответ­ный пакет и отпра­вил­ся в Орен­бург. По-преж­не­му, за мои­ми дей­стви­я­ми сле­ди­ли жан­дар­мы и тай­ные аген­ты, но я при­вык к это­му и уже не обра­щал вни­ма­ния на слежку.

В Сама­ре я дол­жен был взять две роты сол­дат и с ними сле­до­вать в Орен­бург. В Орен­бур­ге я задер­жал­ся на несколь­ко дней, пока роты гото­ви­лись к выступ­ле­нию. Жан­дарм­ские вла­сти спро­си­ли мой адрес, по-види­мо­му, для неустан­но­го наблю­де­ния за мои­ми действиями.

Когда роты были гото­вы, я дви­нул­ся в Орен­бург, где и явил­ся к комен­дан­ту горо­да. В Орен­бур­ге меня заста­ла рево­лю­ция. Роты были воз­вра­ще­ны в Сама­ру, а я полу­чил назна­че­ние на фронт в 51‑й пехот­ный Литов­ский полк.

Како­ва даль­ней­шая судь­ба это­го вос­ста­ния — мне неиз­вест­но. В 1919 году, слу­жа в Доб­ро­воль­че­ской армии, я встре­тил­ся с одним офи­це­ром, кото­рый так­же при­ни­мал уча­стие в подав­ле­нии кир­гиз­ско­го вос­ста­ния. Он куда-то спе­шил, и поэто­му я не успел его рас­спро­сить о кон­це вос­ста­ния. На мой вопрос, чем всё это кон­чи­лось, он ответил:

— Там ещё была такая каша, что и не раз­бе­решь… Когда-нибудь встре­тим­ся — рас­ска­жу — сей­час же спе­шу, т. к. боюсь опоз­дать к Ростов­ско­му поезду.

Боль­ше нам не при­шлось встре­тить­ся, и что про­ис­хо­ди­ло в Сред­ней Азии, я до сих пор не знаю.

Пору­чик Станиславский.
1927 г. Перник.


Доку­мент пуб­ли­ку­ет­ся по источнику:
ГАРФ (Госу­дар­ствен­ный архив Рос­сий­ской Феде­ра­ции). Ф. Р‑5881 (Кол­лек­ция отдель­ных доку­мен­тов и мему­а­ров эми­гран­тов). Оп. 2. Д. 660.

Поделиться