Московское лето 1964-го

Сего­дня в руб­ри­ке «На чуж­бине» хоте­ли бы предо­ста­вить вам воз­мож­ность попасть в тёп­лое мос­ков­ское лето 1964 года и посмот­реть на сто­ли­цу гла­за­ми заез­же­го моло­до­го рус­ско­го эми­гран­та Михай­ло Михай­ло­ва. Как мож­но дога­дать­ся по его име­ни, он при­е­хал с визи­том в стра­ну, кото­рый ныне нет, из дру­гой ныне несу­ще­ству­ю­щей дер­жа­вы — Юго­сла­вии. Тогдаш­ний совет­ский гла­ва Ники­та Сер­ге­е­вич пытал­ся повер­нуть вспять мно­гие реше­ния преж­не­го вождя и хотел при­ми­ре­ния с «мятеж­ной» Юго­сла­ви­ей. Михай­лов, обла­дав­ший необ­хо­ди­мой ква­ли­фи­ка­ци­ей и будучи рус­ским, был отправ­лен в СССР нала­жи­вать отно­ше­ния меж­ду дву­мя соцстранами.

Его замет­ки, соста­вив­шие кни­гу «Лето мос­ков­ское 1964» — это потря­са­ю­щая воз­мож­ность взгля­нуть на Моск­ву тех лет све­жи­ми и неза­мут­нён­ны­ми гла­за­ми рус­ско­го чело­ве­ка. Это уни­каль­нее мему­а­ров совет­ских граж­дан — для них Москва слиш­ком при­выч­на. Это уни­каль­нее мему­а­ров запад­ных гостей — для них Москва слиш­ком чуж­да, и все впе­чат­ле­ния сби­ва­ют­ся в одну кучу. Это уни­каль­нее мему­а­ров ста­рых бело­эми­гран­тов, посе­тив­ших Моск­ву — те погру­же­ны в посто­ян­ные срав­не­ния с прошлым.

Моло­дой Михай­ло Михай­лов, родив­ший­ся в 1933 году в Коро­лев­стве Юго­сла­вия и нико­гда до это­го не бывав­шей на родине пред­ков, но, разу­ме­ет­ся, слы­шав­ший и читав­ший про неё, смот­рит на Моск­ву све­жи­ми и дру­же­люб­ны­ми гла­за­ми, кото­рые бес­страст­но фик­си­ру­ют реаль­ность. Из целой кни­ги я выбрал отдель­ные тема­ти­че­ские гла­вы, свя­зан­ные с опи­са­ни­ем жиз­ни и быта совет­ской столицы.

Рай­он зав­траш­не­го дня. Юрий Пиме­нов, 1957 год

Преж­де все­го — ничто не похо­же на то, что ожи­да­ет и пред­став­ля­ет себе чело­век, чита­ю­щий и запад­ную и совет­скую печать.

На ули­цах сто­ят боль­шие цистер­ны, из кото­рых раз­ли­ва­ют рус­ский наци­о­наль­ный напи­ток — квас.

На каж­дом шагу — авто­ма­ты с гази­ро­ван­ной водой. Ста­кан чистой гази­ро­ван­ной воды — копей­ка, с мали­но­вым соком — 3 копейки.

На сте­нах домов рекла­мы и пла­ка­ты — высту­па­ет испол­ни­тель запад­ных мело­дий Эмиль Хоровец.

В каж­дом квар­та­ле — амбу­ла­то­рия для вытрезв­ле­ния пья­ных — «вытрез­ви­тель». Вече­ром пья­ные встре­ча­ют­ся часто. Днём под­хо­дят трез­вые, про­сят заку­рить. Оче­вид­но здесь это при­ня­то, так как сига­ре­ты недо­ро­гие, хотя, как пра­ви­ло, пло­хие. Когда в табач­ные лав­ки посту­па­ют бол­гар­ские «Солн­це», люди ста­но­вят­ся в оче­редь и берут по несколь­ко десят­ков коробок.

На окра­и­нах горо­да ночью опас­но вый­ти на ули­цу, несмот­ря на мно­го­чис­лен­ные пат­ру­ли свое­об­раз­ной народ­ной охра­ны — «дру­жин­ни­ков».

Мет­ро не под­да­ёт­ся опи­са­нию. Через каж­дую мину­ту или пол­то­ры под­хо­дит поезд и всё дей­ству­ет безотказно.

На каж­дом углу — спра­воч­ный киоск. За две копей­ки вы узна­е­те о номе­рах авто­бу­сов, трол­лей­бу­сов, о линии мет­ро, кото­рые вас доста­вят к жела­е­мой цели.

Шам­пан­ское про­да­ют в раз­лив и мож­но пить у стой­ки. А Москва дей­стви­тель­но огром­на. По вели­чине сего­дня она зани­ма­ет пятое место в мире. После Нью-Йор­ка, Лон­до­на, Токио и Шанхая.

Но люди в отно­ше­ни­ях друг с дру­гом неве­ро­ят­но гру­бы. Сяде­те в ресто­ране за сво­бод­ный стол, а офи­ци­ант заорёт: «Раз­ве не види­те, что вон тот там не пол­но­стью занят, что вы, ослеп­ли!» То же самое в лав­ках, в 3 авто­бу­сах, трам­ва­ях. Прав­да, не по отно­ше­нию к иностранцам.

В оте­ле на Кот­ля­рев­ской набе­реж­ной, в кото­рый я хотел пере­ехать, пото­му что он в самом цен­тре горо­да, несмот­ря на то, что я пока­зал офи­ци­аль­ную путёв­ку, слу­жа­щая в при­ём­ной даже не поже­ла­ла со мной объ­яс­нять­ся: «Гово­рю, нет места, чего ещё здесь сто­и­те?» Когда я вынул пас­порт, нача­ла извиняться:

— Про­сти­те, я поду­ма­ла, что вы русский.

И место нашлось.


Москва 1965 года гла­за­ми British Pathe

Мно­го ли моск­ви­чи чита­ют? Я еже­днев­но, нахо­дясь в вагоне мет­ро по часу-пол­то­ра, счи­тал людей с кни­гой в руках. На 20–30 чело­век в вагоне чита­ют кни­ги трое-чет­ве­ро. Газе­ты — почти никто. Это и понят­но. Совет­ские газе­ты всё ещё не инте­рес­ны. Может быть пото­му люди и чита­ют кни­ги, хотя кажет­ся, что и в дру­гих стра­нах, в боль­ших горо­дах, где при­хо­дит­ся бес­ко­неч­но сидеть в мет­ро, тот же про­цент читал бы кни­ги, — при усло­вии, что газе­ты были бы похо­жи на совет­ские. В руках вид­на толь­ко «Вечер­няя Москва». В ней есть про­грам­ма кино, объ­яв­ле­ния о рас­тор­же­нии бра­ков, о защи­те дис­сер­та­ций и т.п.

Мет­ро­по­ли­тен «име­ни Лени­на», Цен­траль­ная биб­лио­те­ка «име­ни Лени­на» и даже Мос­ков­ский «орде­на Лени­на» — цирк! Чуд­нó, как люди не заме­ча­ют: то, что часто, слиш­ком часто повто­ря­ет­ся, теря­ет вся­кое значение…

В ресто­ра­нах, мага­зи­нах, авто­бу­сах, музе­ях, на желез­но­до­рож­ных стан­ци­ях и аэро­дро­мах, вез­де, вез­де — крас­ные дос­ки. На них — одна из двух над­пи­сей. Пер­вая: «здесь рабо­та­ет бри­га­да ком­му­ни­сти­че­ско­го тру­да». Вто­рая: «здесь рабо­та­ет бри­га­да, борю­ща­я­ся за зва­ние бри­га­ды ком­му­ни­сти­че­ско­го труда».

Одна­жды иду по ули­це Горь­ко­го и вижу жен­щин, тол­ка­ю­щих­ся в оче­ре­ди. Это про­да­ва­ли дам­ские зон­ти­ки. Литр вод­ки сто­ит столь­ко же, сколь­ко шесть боль­ших дол­го­игра­ю­щих пла­сти­нок, и я не пони­маю, отку­да столь­ко пья­ных. Вооб­ще элек­тро­при­бо­ры и фото­ап­па­ра­ты очень дёше­вы, а тек­стиль, обувь и вод­ка — непо­нят­но дороги.

Часто встре­ча­ют­ся «гомео­па­ти­че­ские» аптеки.

А перед мав­зо­ле­ем Лени­на на Крас­ной пло­ща­ди — огром­ная оче­редь, меж­ду про­чим, создан­ная искус­ствен­но. Дело в том, что мав­зо­лей открыт толь­ко с 11 до 14 часов и то не каж­дый день. При­ни­мая во вни­ма­ние шести­мил­ли­он­ное насе­ле­ние Моск­вы и бес­ко­неч­ные деле­га­ции из про­вин­ции, неуди­ви­тель­но, что в тече­ние этих корот­ких часов скап­ли­ва­ет­ся боль­шая оче­редь. Внут­ри чело­век ощу­ща­ет какое-то стран­ное, если мож­но так выра­зить­ся, — мисти­че­ское чув­ство. Лежит под стек­лом не кто иной, как Ленин, вид­на щети­на на небри­тых щеках. Тор­же­ствен­ная тиши­на. И всё же чело­век не уве­рен — а может быть он из вос­ка. Оче­вид­но нет, вос­ко­вой выгля­дел бы более есте­ствен­но. В мав­зо­лее через каж­дые два шага сто­ят сол­да­ты и вни­ма­тель­но наблю­да­ют за рука­ми посе­ти­те­лей и сле­дят за каж­дым вашим дви­же­ни­ем. С собой нель­зя брать ника­ких вещей.

В Тре­тья­ков­ской гале­рее, в зале, где выстав­ле­ны про­из­ве­де­ния соци­а­ли­сти­че­ско­го реа­лиз­ма, слу­жа­щая гале­реи ска­за­ла мне: «Зна­е­те, на это здесь и я не смот­рю, но целы­ми ноча­ми не могу вый­ти из скла­дов — если бы вы зна­ли, какая кра­со­та! Вы ещё моло­ды, вы ещё уви­ди­те эти кар­ти­ны выстав­лен­ны­ми здесь». Нас пре­рва­ли и я так и не узнал, о каких имен­но кар­ти­нах шла речь.

Газе­ты ата­ко­ва­ли моло­до­го худож­ни­ка Гла­зу­но­ва, чьи кар­ти­ны как раз выстав­ля­лись в Москве. Я пытал­ся на неё попасть. Невоз­мож­но — оче­ре­ди как перед мав­зо­ле­ем. Осталь­ные выстав­ки — пусту­ют. И не зря.

На клад­би­ще Ново­де­ви­чье­го мона­сты­ря лежит поло­ви­на рус­ской исто­рии. Нашёл моги­лу Вла­ди­ми­ра Соло­вьё­ва. Кто-то забо­тит­ся о ней — на моги­ле цветы.

В Москве сего­дня 40 дей­ству­ю­щих церк­вей. Они пере­пол­не­ны, труд­но про­тол­кать­ся! Посе­ща­ют их глав­ным обра­зом пожи­лые муж­чи­ны и жен­щи­ны, есть и девушки.

Осо­бый аттрак­ци­он — так назы­ва­е­мые «пар­ки куль­ту­ры и отды­ха», в осо­бен­но­сти Цен­траль­ный парк име­ни Горь­ко­го. Это гро­мад­ные озе­ле­нён­ные ком­плек­сы, напол­нен­ные раз­но­об­раз­ны­ми аттрак­ци­о­на­ми, что-то вро­де вен­ско­го «Пра­те­ра». На мно­го­чис­лен­ных откры­тых сце­нах еже­днев­но бес­плат­ные вокаль­ные и инстру­мен­таль­ные кон­цер­ты, народ­ный фольк­лор в испол­не­нии как раз­лич­ных люби­тель­ских обществ, так и извест­ных про­фес­си­о­на­лов. Кру­тят­ся кару­се­ли, тан­це­валь­ные оркест­ры игра­ют мело­дии, быв­шие у нас в моде пят­на­дцать лет тому назад (игра­ли «Тико-Тико» и «Доми­но» и я вспом­нил моло­дость), девуш­ки тан­цу­ют пара­ми. И вооб­ще на каж­дом шагу замет­но, что в Совет­ском Сою­зе жен­щин гораз­до боль­ше, чем муж­чин. Сей­час жен­щин на 20% боль­ше, чем муж­чин, и про­цент этот всё уве­ли­чи­ва­ет­ся. К это­му сле­ду­ет при­ба­вить, что боль­шое коли­че­ство моло­дых людей — в армии и на раз­ных сибир­ских стройках.

По вече­рам в пар­ке им. Горь­ко­го часто устра­и­ва­ют фей­ер­вер­ки. Хле­ба и зре­лищ! Меж­ду тем более зажи­точ­ные моск­ви­чи про­во­дят досуг ина­че. Боль­шая часть «выс­ше­го обще­ства» всё лето про­во­дит в неболь­ших лес­ных посел­ках, в дере­вян­ных домах, так назы­ва­е­мых «дачах», невда­ле­ке от Моск­вы. Утром едут на рабо­ту, вече­ром элек­трич­кой воз­вра­ща­ют­ся на дачу.


МГУ

Мос­ков­ский госу­дар­ствен­ный университет…

Гран­ди­оз­ное зда­ние на Ленин­ских горах. На самом деле ника­ких гор нет. Мест­ность про­сто немно­го воз­вы­ша­ет­ся над цен­траль­ной частью Моск­вы. Уни­вер­си­тет — достой­ный памят­ник пери­о­ду «куль­та». В том же сти­ле, как и «Дво­рец куль­ту­ры» в Вар­ша­ве. Нефунк­ци­о­наль­ный мамонт — гро­ма­да со шпи­лем высо­той в 30 мет­ров и огром­ной звез­дой навер­ху. И на каж­дом углу — баш­ни, а на баш­нях, на гро­мад­ной высо­те — ста­туи. Глав­ное ощу­ще­ние при виде зда­ния — чув­ство бес­по­мощ­но­сти и соб­ствен­ной незна­чи­тель­но­сти. В Ита­лии я видел небо­скрё­бы и бóль­ших раз­ме­ров, но они не про­из­во­ди­ли тако­го зло­ве­ще­го впечатления.

Совет­ская открыт­ка нача­ла 1960‑х со зда­ни­ем Мос­ков­ско­го университета

В кры­льях зда­ния нахо­дят­ся сту­ден­че­ские обще­жи­тия. Сту­ден­ты ничем не отли­ча­ют­ся от юго­слав­ских. Раз­ни­ца лишь в том, что они рабо­та­ют не раз­нос­чи­ка­ми моло­ка, а коче­га­ра­ми и ноч­ны­ми сто­ро­жа­ми. Каж­дый изво­ра­чи­ва­ет­ся как зна­ет и уме­ет. Гово­рят, что про­цент абор­тов сре­ди сту­ден­ток очень велик. Встре­ча­ет­ся боль­шое коли­че­ство чёр­ных и ази­а­тов. Отно­ше­ния с чёр­ны­ми натя­ну­тые, в осо­бен­но­сти после негри­тян­ской демон­стра­ции на Крас­ной пло­ща­ди про­шлой зимой.

— К нам при­сла­ли одну бур­жу­а­зию, — ска­зал о чёр­ных сту­ден­тах мой офи­ци­аль­ный гид, сим­па­тич­ный сиби­ряк Олег Меркулов.

Сту­ден­ты — несмот­ря на то, что им посто­ян­но угро­жа­ют ссыл­кой на годик-дру­гой в так назы­ва­е­мые тру­до­вые лаге­ря, — почти ниче­го не боят­ся. Откры­то дис­ку­ти­ру­ют обо всём, без стра­ха кри­ти­ку­ют недо­стат­ки в сво­ей стране. Прав­да — ещё до сих пор суще­ству­ет неко­то­рая вза­им­ная подо­зри­тель­ность. Так, один сту­дент, с кото­рым я подру­жил­ся, пре­ду­пре­дил меня, что дру­гой, его кол­ле­га — «сту­кач», доносчик.

Через несколь­ко дней тот дру­гой сту­дент ска­зал мне то же самое о пер­вом! Но все они опти­ми­сты и все счи­та­ют, что жизнь в стране с каж­дым днём ста­но­вит­ся луч­ше и сво­бод­нее. Уди­ви­ло меня и то, что никто не обра­ща­ет вни­ма­ния на групп­ки, рас­пе­ва­ю­щие на сту­пе­нях лест­ниц во весь голос тюрем­ные и конц­ла­гер­ные пес­ни. Через ино­стран­ных сту­ден­тов, — а их в МГУ око­ло тыся­чи, — посту­па­ют ино­стран­ная пери­о­ди­че­ская печать, кни­ги и пла­стин­ки, так что нет боль­ше преж­ней стро­гой изо­ля­ции. Необы­чай­но попу­ля­рен джаз всех видов, пла­стин­ки пере­про­да­ют по высо­ким ценам, пере­сни­ма­ют­ся маг­ни­то­фон­ные лен­ты — несмот­ря на то, что про­тив джа­за всё ещё ведёт­ся полу­офи­ци­аль­ная кам­па­ния (пла­стин­ки с тви­стом на совет­ской гра­ни­це у совет­ских граж­дан отби­ра­ют­ся). Меж­ду тем срав­ни­тель­но недав­но нача­ла рабо­тать радио­стан­ция «Юность», транс­ли­ру­ю­щая пере­да­чи для моло­дё­жи, кото­рая откры­то куль­ти­ви­ру­ет джа­зо­вую музы­ку. Сту­ден­ты, как все­гда и вез­де, явля­ют­ся аван­гар­дом все­го нового.

Я встре­тил моло­дых и неиз­вест­ных поэтов, обо­жа­ю­щих Андрея Бело­го, кото­рый до сих пор не пере­из­да­ёт­ся, почи­та­те­лей абстрак­ций Мале­ви­ча, гово­рил со сту­ден­та­ми, хоро­шо зна­ко­мы­ми с Каф­кой и даже видел люби­те­лей набо­ков­ской «Лоли­ты». Одно­го лишь я не встре­чал сре­ди сту­ден­тов МГУ — я не встре­тил ни одно­го после­до­ва­те­ля дог­ма­ти­че­ско­го соцреализма.


Фильмы

Муж Жир­мун­ской рас­ска­зал мне о насто­я­щем кавар­да­ке вокруг филь­ма «Заста­ва Ильи­ча» (так назы­ва­ет­ся одна из пло­ща­дей Моск­вы). Дело в том, что три года тому назад режис­сёр Мар­лен Хуци­ев снял по сце­на­рию Ген­на­дия Сто­ли­ко­ва фильм о кон­флик­те само­го моло­до­го совет­ско­го поко­ле­ния с отца­ми, фильм, о кото­ром все, кому уда­лось его про­смот­реть, гово­рят, что это — шедевр. Но пар­тий­ная комис­сия не выпу­сти­ла его на экра­ны по той при­чине, что «кон­флик­та отцов и детей у нас не суще­ству­ет». В осо­бен­но­сти был воз­му­щён Хру­щёв, глав­ным обра­зом завер­ши­тель­ной — несу­щей глав­ную идею филь­ма — сце­ной. Эта сце­на выгля­дит так: глав­ный герой филь­ма, совре­мен­ный совет­ский юно­ша, попал в труд­ную ситу­а­цию и ночью ему при­сни­лось, что он нахо­дит­ся в доте во вре­мя вой­ны и раз­го­ва­ри­ва­ет со сво­им отцом как раз в ту самую ночь перед ата­кой, во вре­мя кото­рой его отец пал. Юно­ша спра­ши­ва­ет отца: «Отец, что мне делать?», а отец отве­ча­ет вопро­сом: «Сколь­ко тебе лет, сын?» Сын: «Два­дцать три». Отец: «Так зачем ты меня спра­ши­ва­ешь, мне два­дцать один».


Сцен­ка с юным пою­щим Михал­ко­вым в одной из луч­ших коме­дий про сто­ли­цу — «Я шагаю по Москве» 1964 года режис­сё­ра Геор­гия Данелии

Сим­во­ли­ка ясна — каж­дый отве­ча­ет сам за себя и никто не может думать за дру­го­го и что бы то ни было за него решать.

Хру­щёв по пово­ду этой сце­ны воз­му­щен­но про­из­нес: «Даже живот­ные не остав­ля­ют сво­их детей на про­из­вол судь­бы, а в филь­ме это дела­ет совет­ский человек!»

Но фильм вско­ре вый­дет с незна­чи­тель­ны­ми изме­не­ни­я­ми, а завер­ши­тель­ная сце­на оста­нет­ся, как была.

В этом году боль­ше все­го вни­ма­ния при­вле­ка­ли филь­мы из совре­мен­ной жиз­ни — «Я шагаю по Москве» и «Чело­век идёт за солн­цем». В послед­нем осо­бен­но неожи­дан­ной была пре­крас­ная элек­трон­ная аван­гар­дист­ская музы­ка моло­до­го киев­ско­го ком­по­зи­то­ра. И, конеч­но, как раз за музы­ку фильм и критиковали.

Но наи­выс­шую похва­лу пуб­ли­ки и моло­дых кри­ти­ков заслу­жил новый кино­фильм — «Гам­лет» в поста­нов­ке ленин­град­ско­го режис­сё­ра Козин­це­ва. Я думаю, что моло­дой артист Смок­ту­нов­ский испол­нил роль Гам­ле­та не хуже Лоурен­са Оли­вье. Смок­ту­нов­ско­го счи­та­ют типом «арти­ста-интел­лек­ту­а­ла». Дей­стви­тель­но, силь­ное, неза­бы­ва­е­мое впе­чат­ле­ние Смок­ту­нов­ский про­из­во­дит тем, что мини­маль­ны­ми, едва замет­ны­ми оттен­ка­ми в голо­се, в выра­же­нии лица вно­сит новую жизнь в дра­му Гам­ле­та. Там, где дру­гой артист играл бы «кре­щен­до», Смок­ту­нов­ский мик­ро­ско­пи­че­ски­ми, «гомео­па­ти­че­ски­ми» доза­ми выра­зи­тель­ных средств созда­ёт потря­са­ю­щую реаль­ность тра­ге­дии. Боль­шое впе­чат­ле­ние про­из­во­дит музы­ка, напи­сан­ная Шоста­ко­ви­чем. Роль Офе­лии сыг­ра­ла дочь извест­ною рус­ско­го поэта и шан­со­нье Вер­тин­ско­го, кото­рый в 1943 году по лич­но­му раз­ре­ше­нию Ста­ли­на вер­нул­ся из эми­гра­ции. Почти все сту­ден­ты, с кото­ры­ми я гово­рил, в вос­тор­ге от «Гам­ле­та». Свет­ла­на Сару­ха­но­ва — сек­ре­тарь ком­со­моль­ской орга­ни­за­ции Ленин­град­ско­го уни­вер­си­те­та, кото­рая мне пока­зы­ва­ла Ленин­град, — узнав, что я не видел филь­ма, при­шла в ужас и наста­и­ва­ла на том, что­бы я непре­мен­но его посмот­рел. Она виде­ла его три­жды и несколь­ко раз повторила:

— Это фильм как раз о нас, да, да, о молодёжи!

Кста­ти, здесь в Ленин­гра­де я хотел наве­стить зна­ме­ни­то­го Чер­ка­со­ва — испол­ни­те­ля ролей Ива­на Гроз­но­го и Алек­сандра Нев­ско­го из филь­мов Эйзен­штей­на, полу­чив­ше­го в этом году Ленин­скую пре­мию. Но мне уда­лось пого­во­рить с ним толь­ко по теле­фо­ну. Он как раз уез­жал на дачу, а я на сле­ду­ю­щий день уле­тал назад в Моск­ву. Чер­ка­сов сей­час гото­вит­ся к роли Каре­ни­на в новом кино­филь­ме «Анна Каренина».

В мос­ков­ских кине­ма­то­гра­фах — их более вось­ми­де­ся­ти — пока­зы­ва­ют и запад­ные филь­мы. «Раз­вод по-ита­льян­ски» — в два­дца­ти девя­ти теат­рах. Затем «Тай­ны горо­да Пари­жа», «Фан­фан — ля ля» с Жера­ром Филип­пом и мно­гие дру­гие. Труд­нее все­го — из-за тол­чеи — попасть на аме­ри­кан­ский ков­бой­ский фильм с Джю­лем Брюн­не­ром — «Семе­ро прославленных».

Так­же очень попу­ляр­ны корот­ко­мет­раж­ные сати­ри­че­ские полу­до­ку­мен­таль­ные филь­мы на зло­бу дня. Выхо­дят они под общим назва­ни­ем «фитиль» и нуме­ру­ют­ся поряд­ко­вы­ми номерами.


Театры

Из 30 мос­ков­ских теат­ров в июне рабо­та­ла толь­ко поло­ви­на. В осталь­ных гости­ли ансам­бли из провинции.

Мои дру­зья, сту­ден­ты Гити­са (Госу­дар­ствен­но­го инсти­ту­та теат­раль­но­го искус­ства), с кото­ры­ми я позна­ко­мил­ся на Загреб­ском фести­ва­ле сту­ден­че­ских теат­ров в 1963 году (свет неве­лик!), теат­раль­ные энту­зи­а­сты и фана­ти­ки, без сомне­ния были наи­бо­лее ком­пе­тент­ны­ми совет­ни­ка­ми по части того, что мож­но выбрать из сот­ни раз­лич­ных про­грамм в теат­рах столицы.

Сце­на из спек­так­ля Кон­стан­ти­на Симо­но­ва «Чет­вёр­тый». Сле­ва напра­во: Олег Ефре­мов, Вла­ди­мир Заман­ский, Игорь Ква­ша, Пётр Щер­ба­ков. Театр «Совре­мен­ник», 1 янва­ря 1961 года

К сожа­ле­нию, все сошлись на том, что этот сезон был чрез­вы­чай­но скуд­ным на инте­рес­ные поста­нов­ки и что есть толь­ко два-три спек­так­ля, кото­рые сле­ду­ет посмот­реть. Во-пер­вых, — и это во что бы то ни ста­ло, — на любое пред­став­ле­ние теат­ра «Совре­мен­ник». Кое как мне уда­лось про­ник­нуть в этот театр на пред­став­ле­ние «Сира­но де Бер­же­рак» Роста­на. Сам по себе спек­такль, несмот­ря на пре­крас­ных акте­ров, не при­влёк бы тако­го вни­ма­ния моск­ви­чей, если бы театр «Совре­мен­ник» не про­из­во­дил попы­ток модер­ни­зи­ро­вать зако­сте­не­лую тра­ди­цию рус­ской сце­ны, кото­рая ни на йоту не изме­ни­лась со вре­ме­ни «Про­гул­ки в Рос­сию» Крле­жи (Миро­слав Крле­жа — круп­ный юго­слав­ский писа­тель и лите­ра­ту­ро­вед. — Ред.) и раз­ру­шить мно­го­лет­ний шаб­лон «реа­лиз­ма по Ста­ни­слав­ско­му». Имен­но поэто­му спек­такль «Сира­но де Бер­жа­рак» вызы­вал бур­ное вооду­шев­ле­ние пуб­ли­ки. У актё­ров были раз­но­цвет­ные боро­ды и воло­сы (зелё­ные, фио­ле­то­вые, синие, крас­ные, оран­же­вые); оформ­ле­ние сце­ны было едва замет­но, едва обо­зна­че­но и сти­ли­зо­ван­но, а дей­ствие про­ис­хо­ди­ло ино­гда в самом зале, сре­ди зрителей.

Через день в Худо­же­ствен­ном теат­ре (МХАТ) я смот­рел пье­су пло­до­ви­то­го, но не очень даро­ви­то­го писа­те­ля Д. Гра­ни­на «Иду на гро­зу», пье­су, кото­рая поль­зо­ва­лась почти самым боль­шим успе­хом в про­шлом сезоне. Про­сто неве­ро­ят­но, что «худож­ни­ки» могут ста­вить столь глу­пые и скуч­ные спек­так­ли, а пуб­ли­ка смот­реть и не сви­стеть. Это так назы­ва­е­мая «про­из­вод­ствен­ная» дра­ма, где основ­ной кон­фликт меж­ду геро­я­ми про­ис­хо­дит в плане борь­бы за стро­и­тель­ство или изоб­ре­те­ние или пере­вы­пол­не­ние пла­на. Но в то вре­мя как Дудин­це­ву в его романе кон­фликт инже­не­ра Лoпат­ки­на с тех­ни­че­ской бюро­кра­ти­ей слу­жил сред­ством для изоб­ра­же­ния более глу­бо­кой экзи­стен­ци­о­наль­ной тра­ге­дии геро­и­че­ско­го оди­ноч­ки в тота­ли­зи­ро­ван­ном обще­стве, — в про­из­ве­де­ни­ях Гра­ни­на и бес­ко­неч­но­го чис­ла ему подоб­ных, под тон­кой поверх­но­стью натя­ну­то­го и пси­хо­ло­ги­че­ски необос­но­ван­но­го кон­флик­та, скры­ва­ет­ся одна пусто­та. И тщет­ны были ста­ра­ния мха­тов­цев запол­нить эту пусто­ту, и веро­ят­но имен­но для запол­не­ния ваку­у­ма режис­сёр при­бег ко всем воз­мож­ным сце­ни­че­ским эффек­там — зри­тель даже видит в полё­те само­лёт, в кото­ром про­ис­хо­дят неко­то­рые сце­ны (вот, дей­стви­тель­но, вели­кое мастер­ство!), гре­мят гро­мы, бле­щут мол­нии — и всё похо­же на очень, очень пло­хой фильм.

В Мос­ков­ском теат­ре сати­ры я смот­рел коме­дию в двух дей­стви­ях Афа­на­сия Салын­ско­го «Ложь для узко­го кру­га», о кото­рой совет­ская печать мно­го писа­ла, а один кри­тик даже назвал её совет­ским «Тар­тю­фом». Одна жен­щи­на, узнав, что чело­век, за кото­ро­го она когда-то долж­на была вый­ти замуж и кото­рый погиб на фрон­те, недав­но объ­яв­лен геро­ем, — заяв­ля­ет, что отец её неза­кон­но­рож­ден­ной доче­ри имен­но этот герой. Посколь­ку эта жен­щи­на одно­вре­мен­но руко­во­ди­тель обла­сти — она наде­ет­ся извлечь для себя поли­ти­че­скую выго­ду. В это вре­мя появ­ля­ет­ся какой-то тип, кото­рый утвер­жда­ет, что покой­ный не был геро­ем, а был пре­да­те­лем. Геро­и­ня пуга­ет­ся и заби­ра­ет назад заяв­ле­ние об отцов­стве героя. Ката­стро­фа насту­па­ет в тот момент, когда одно из поло­жи­тель­ных дей­ству­ю­щих лиц — сотруд­ник госу­дар­ствен­но­го архи­ва и быв­ший энка­ве­дист (это под­чёрк­ну­то) раз­об­ла­ча­ет кле­вет­ни­ка и спа­са­ет честь мёрт­во­го героя. Всё это очень убо­го, натя­ну­то, а сати­ра до такой сте­пе­ни мяг­кая, что не хле­щет, а поглаживает.

Чет­вёр­тый спек­такль — дра­ма И. Голо­сов­ско­го «Хочу верить», кото­рую я смот­рел в поста­нов­ке Ленин­град­ско­го теат­ра им. Лен­со­ве­та, пока­зал­ся мне немно­го более инте­рес­ным. Прав­да, фабу­ла близ­ка к кри­ми­наль­но-пси­хо­ло­ги­че­ской дра­ме; дело идёт о вос­ста­нов­ле­нии репу­та­ции жен­щи­ны, обви­нён­ной в том, что она во вре­мя вой­ны сотруд­ни­ча­ла с окку­пан­та­ми. Но глав­ная мысль вещи, — то, что, несмот­ря на все­воз­мож­ные фак­ты и мате­ри­аль­ные дока­за­тель­ства, наи­бо­лее вер­ным мери­лом всё же оста­ют­ся ощу­ще­ние и инту­и­ция, — в какие-то момен­ты при­да­ва­ла дра­ма­ти­че­ско­му кон­флик­ту силу и глубину.

Но самым инте­рес­ным пере­жи­ва­ни­ем была без сомне­ния, дра­ма С. Алё­ши­на «Пала­та» в мос­ков­ском Малом теат­ре, дра­ма, кото­рая в 1963 году была постав­ле­на на 44‑х сце­нах стра­ны 1320 раз и заня­ла чет­вёр­тое место в спис­ке спек­так­лей, наи­бо­лее часто сыг­ран­ных в сезоне (соглас­но утвер­жде­нию жур­на­ла «Театр» № 7 за 1964 год, стр. 23).

Дей­ствие дра­мы про­ис­хо­дит в боль­ни­це, где в одной пала­те лежат три чело­ве­ка, кото­рых, кро­ме вра­ча, ино­гда наве­ща­ют род­ствен­ни­ки. Дей­ству­ю­щих лиц очень мало, но и на них отра­жа­ет­ся тяжё­лое насле­дие «куль­та Ста­ли­на». Про­ис­хо­дит кон­фликт меж­ду дву­мя боль­ны­ми — ответ­ствен­ным руко­во­ди­те­лем Про­зо­ро­вым и писа­те­лем Нови­ко­вым. Раз­го­вор про­ис­хо­дит без сви­де­те­лей и поэто­му он пол­но­стью откро­ве­нен. На упрёк писа­те­ля Нови­ко­ва в «руко­во­ди­тель­ской занос­чи­во­сти» Про­зо­ров откры­ва­ет своё лицо:

«Про­зо­ров: А то, что гово­рил Ста­лин, вы, конеч­но, уже забыли?
Нови­ков: К сожа­ле­нию, я пом­ню это очень хорошо.
Про­зо­ров: А вы, веро­ят­но, из этих… Вы не были в заключении?
Нови­ков: А вы кто?
Про­зо­ров: А я из тех, кто счи­та­ет, что неко­то­рых не сле­до­ва­ло выпус­кать на сво­бо­ду. В осо­бен­но­сти таких, как вы, писа­те­лей. Возят­ся с вами, сове­ту­ют­ся, убеж­да­ют, выслу­ши­ва­ют ваше мне­ние. А вы рас­пу­сти­ли язы­ки. Пре­пи­ра­е­тесь, рас­суж­да­е­те, лезе­те со сво­и­ми сове­та­ми. Пока­за­ли бы вам до 1953 года. Вас бы… (пока­зы­ва­ет рукой: зажа­ли бы)».

Облик ста­лин­ца в этой дра­ме изоб­ра­жен неми­ло­серд­ной кистью. Про­зо­ров отвра­ти­те­лен, он дохо­дит до того, что цинич­но бро­са­ет Нови­ко­ву, гото­вя­ще­му­ся к тяжё­лой сер­деч­ной операции:

— А вы отсю­да не вый­де­те. Умрё­те под ножом. Я это слы­хал в пере­вя­зоч­ной. Сдохнете!

В дра­ме ниче­го не ска­за­но об исхо­де опе­ра­ции Нови­ко­ва, но в ней пока­за­но нечто дру­гое: выздо­ро­вев­ший Про­зо­ров упа­ко­вы­ва­ет свои чемо­да­ны и отправ­ля­ет­ся домой. Успех дра­мы пока­зы­ва­ет, что театр может суще­ство­вать толь­ко в том слу­чае, если он актив­но участ­ву­ет в реше­нии живо­тре­пе­щу­щих про­блем обще­ства и личности.

Но теат­ры пере­пол­не­ны даже тогда, когда идут «про­из­вод­ствен­ные» спек­так­ли, скуч­ные и сте­рео­тип­ные. Этот факт очень труд­но объ­яс­нить. Ни в Юго­сла­вии, ни в Запад­ной Евро­пе такие пред­став­ле­ния не собра­ли бы пуб­ли­ку даже на вто­рое пред­став­ле­ние. Они, я думаю, дру­го­го не заслу­жи­ва­ют. А вот совет­ские теат­ры пере­пол­не­ны. Как буд­то у совет­ской пуб­ли­ки суще­ству­ет какое-то непре­одо­ли­мое стрем­ле­ние к жиз­ни, к пере­ме­нам, к чему-то необыч­но­му — и отсю­да стрем­ле­ние в театр вне зави­си­мо­сти от каче­ства репер­ту­а­ра. Ничем дру­гим невоз­мож­но объ­яс­нить эти веч­но пере­пол­нен­ные залы (сле­ду­ет учесть и тот факт, что боль­шин­ство теат­ров даёт два пред­став­ле­ния ежедневно!).

И, несмот­ря на это, совет­ские теат­ры сего­дня — за ред­ки­ми исклю­че­ни­я­ми — музеи. Как раз попу­ляр­ность «Совре­мен­ни­ка», сме­ло вво­дя­ще­го новое (конеч­но, это выра­же­ние дей­стви­тель­но здесь толь­ко в отно­ше­нии к совет­ской сцене), пыта­ю­ще­го­ся сце­ни­че­ским путем реа­би­ли­ти­ро­вать Мей­ер­холь­да и Таи­ро­ва, пока­зы­ва­ет, что совет­ская сце­на неми­ну­е­мо долж­на пере­жить теат­раль­ную революцию.

Мос­ков­ские сту­ден­ты несколь­ко лет тому назад пыта­лись ста­вить Ионе­ско, а сего­дня доби­ва­ют­ся боль­ших успе­хов, ста­вя Брех­та, кото­рый для совет­ско­го теат­ра «черес­чур нова­тор». Верю, что через несколь­ко лет на совет­скую сце­ну бур­но ворвут­ся фран­цуз­ские аван­гар­ди­сты. Имен­но там они необ­хо­ди­мы более, чем где-либо, — они раз­ру­шат все сце­ни­че­ские музеи.


Загорск

В семи­де­ся­ти кило­мет­рах от Моск­вы нахо­дит­ся горо­док Загорск, в кото­ром нахо­дит­ся зна­ме­ни­тая Тро­и­це-Сер­ги­ев­ская лав­ра — ком­плекс церк­вей и мона­сты­рей XIII века. Несмот­ря на то, что ино­стран­цы не име­ют пра­ва без раз­ре­ше­ния отъ­ез­жать от Моск­вы даль­ше, чем на 30 кило­мет­ров, мой офи­ци­аль­ный гид мне раз­ре­шил съез­дить в Загорск. Сам он в это вре­мя был занят.

Общий вид архи­тек­тур­но­го ансам­бля «Тро­и­це-Сер­ги­е­ва лав­ра», 1970‑е. Из ком­плек­та откры­ток «Загор­ский музей-запо­вед­ник» из серии «Памят­ные места СССР» изда­тель­ства «Пла­не­та» 1981 года

Сре­ди живо­пис­ной и буй­ной зеле­ни неболь­шо­го город­ка (в кото­ром, кста­ти ска­зать, чело­век нигде не име­ет воз­мож­но­сти при­сесть, что­бы напи­сать открыт­ку или отдох­нуть, так как по совет­ско­му обы­чаю ника­ких буфе­тов или ресто­ра­нов не суще­ству­ет — люди не при­вык­ли «терять вре­мя»), на воз­вы­ше­нии, окру­жен­ная ста­рин­ной кре­пост­ной сте­ной, лав­ра — деся­ток цер­ков­ных купо­лов. Внут­ри самой лав­ры несколь­ко зда­ний зани­ма­ет Госу­дар­ствен­ный анти­ре­ли­ги­оз­ный музей. В лав­ру при­хо­дят люди за несколь­ко сот кило­мет­ров, и её церк­ви все­гда пере­пол­не­ны. При­ез­жа­ют сюда и ино­стран­цы. И имен­но анти­ре­ли­ги­оз­ный музей в гнез­де церк­вей сим­во­ли­зи­ру­ет отно­ше­ние вла­сти к религии.

Конеч­но, суще­ство­ва­ние музея, — демон­стра­тив­но бро­са­ю­ще­го­ся в гла­за в атмо­сфе­ре лав­ры, — ни в коем слу­чае не спо­соб­ству­ет обра­ще­нию непро­све­щён­ных веру­ю­щих в ате­и­стов. Наобо­рот. Музей при­во­дит в недо­уме­ние, вызы­ва­ет воз­му­ще­ние и чело­ве­ку хочет­ся перед ним пуб­лич­но пере­кре­стить­ся, пусть даже в пер­вый раз в жиз­ни. Он в лав­ре — хваст­ли­вый пред­ста­ви­тель вла­сти, и толь­ко содей­ству­ет повы­ше­нию авто­ри­те­та «слу­жи­те­лей куль­та», кото­рые вынуж­де­ны сто раз в день про­хо­дить мимо него. Такое отно­ше­ние вла­сти к рели­гии, то есть отказ от предо­став­ле­ния чело­ве­ку пра­ва само­му сво­бод­но опре­де­лять, где исти­на, а где заблуж­де­ние, попра­ние сво­бо­ды сове­сти — уси­ли­ва­ет и под­дер­жи­ва­ет все­воз­мож­ные рели­ги­оз­ные секты.

Совет­ские газе­ты пол­ны анти­ре­ли­ги­оз­ных ста­тей, пам­фле­тов, воз­зва­ний. В этом году ЦК КПСС уже соби­рал два сове­ща­ния, посвя­щен­ные борь­бе с рели­ги­ей. Бап­ти­сты мно­жат­ся и еже­днев­но откры­ва­ют­ся новые оча­ги сек­ты, при­чём глав­ным обра­зом в рабо­чей сре­де. Конеч­но, в подоб­ных ситу­а­ци­ях любое наси­лие толь­ко уси­ли­ва­ет сек­ты. Это и про­ис­хо­дит в СССР, где труд­но понять, кто бóль­шие фана­ти­ки: рели­ги­оз­ные сек­тан­ты или те «ате­и­сты», кото­рые про­тив сек­тан­тов борют­ся. Пото­му что — это заме­тил уже Андре Жид и, конеч­но, Нико­лай Бер­дя­ев, — ника­ко­го ате­из­ма в Совет­ском Сою­зе нико­гда и не было. Ате­изм — пол­ное рав­но­ду­шие к рели­ги­оз­но­му фено­ме­ну. А эта непре­кра­ща­ю­ща­я­ся фана­тич­ная анти­ре­ли­ги­оз­ная борь­ба в СССР явля­ет­ся дока­за­тель­ством чего-то дру­го­го; а имен­но, что у совет­ской вла­сти дело идет не об ате­из­ме, а об анти­те­из­ме. И борь­ба ведёт­ся кро­ва­вая. Несколь­ко лет тому назад вве­дён поис­ти­не иезу­ит­ский метод борь­бы, так назы­ва­е­мая «инди­ви­ду­аль­ная обра­бот­ка» людей, о кото­рых ста­но­вит­ся извест­ным, что они веру­ю­щие. К этим людям «при­креп­ля­ют­ся» один или два чело­ве­ка, в чью обя­зан­ность вхо­дит бес­пре­рыв­ное «про­све­ще­ние» сво­е­го под­опеч­но­го — на рабо­те, в клу­бе и даже на дому. Пси­хи­че­ские истя­за­ния, таким обра­зом, дости­га­ют кульминации.

Ильи­чёв (совет­ский пар­тий­ный дея­тель, глав­ный идео­лог анти­ре­ли­ги­оз­ной кам­па­нии при Хру­щё­ве. — Ред.) в этом смыс­ле пере­ще­го­лял Ста­ли­на. Во вре­мя вто­рой миро­вой вой­ны Ста­лин был вынуж­ден допу­стить неко­то­рую духов­ную сво­бо­ду. На сред­ства, выру­чен­ные от про­да­жи в США цер­ков­ных цен­но­стей, были при­об­ре­те­ны тан­ки для двух диви­зий, и до 1944 года, — когда Ста­лин уже пол­но­стью был уве­рен в побе­де и у него не было боль­ше необ­хо­ди­мо­сти кокет­ни­чать с рели­ги­оз­ны­ми чув­ства­ми воен­но­слу­жа­щих Крас­ной армии, — на фрон­тах вто­рой миро­вой вой­ны дви­га­лись колон­ны тан­ков с белы­ми кре­ста­ми, вхо­дя­щих в состав двух диви­зий — диви­зии Алек­сандра Нев­ско­го и диви­зии Дмит­рия Донского.

После вой­ны анти­ре­ли­ги­оз­ное дви­же­ние при­ня­ло ещё боль­шие раз­ме­ры, чем меж­ду дву­мя вой­на­ми. Как извест­но, послед­ние два года жиз­ни Ста­ли­на были самы­ми мучи­тель­ны­ми в жиз­ни Совет­ско­го Сою­за. А меж­ду тем даже и Ста­лин не дога­дал­ся вве­сти «инди­ви­ду­аль­ную обра­бот­ку» веру­ю­щих. Это изоб­ре­те­ние послед­них лет. Вес­ной это­го года пле­нум ЦК КПСС при­нял пред­ло­же­ние Ильи­чё­ва о вве­де­нии во всех сред­них шко­лах и на всех факуль­те­тах обя­за­тель­но­го пред­ме­та — ате­из­ма. И тогда впер­вые — до это­го вре­ме­ни вер­ный пар­тии — вид­ный фран­цуз­ский марк­сист Р. Гаро­ди изме­нил Москве и от име­ни фран­цуз­ской ком­пар­тии высту­пил про­тив Ильи­чё­ва. «Като­ли­цизм с обрат­ным зна­ком» «свя­той мате­ри мос­ков­ской марк­сист­ской церк­ви» — нали­цо. Что всё это не име­ет ника­кой свя­зи с рели­ги­ей, а что дело идёт о попыт­ке (к сча­стью, неудач­ной) уни­что­же­ния послед­них остат­ков сво­бо­ды при­ня­тия реше­ния чело­ве­ком — дока­зы­ва­ет­ся как раз мето­да­ми борь­бы с религией.

Совет­ские киос­ки пере­пол­не­ны самой вуль­гар­ной «ате­и­сти­че­ской» лите­ра­ту­рой. «Забав­ное еван­ге­лие», «Забав­ная биб­лия». Жур­нал «Нау­ка и рели­гия» печа­та­ет самые дурац­кие изде­ва­тель­ства по пово­ду самой воз­мож­но­сти суще­ство­ва­ния сво­бо­ды рели­ги­оз­ной сове­сти в чело­ве­ке: «Есть ли бог?», «Этот лжец — Иисус Хри­стос», «За сте­на­ми духов­ной ака­де­мии» и т.д. Всё это, во-пер­вых, глу­по. Во-вто­рых, — напол­не­но непри­кры­той нена­ви­стью. И, разу­ме­ет­ся, резуль­тат полу­ча­ет­ся обрат­ный жела­е­мо­му. В про­шлом году «Ком­со­моль­ская прав­да» сооб­ща­ла о бег­стве в мона­стырь из одной мос­ков­ской шко­лы груп­пы деву­шек из девя­ти чело­век. У бед­ных деву­шек, навер­ное, ста­ро­стой клас­са или пре­по­да­ва­те­лем был какой-нибудь фана­тич­ный «ате­ист-бого­бо­рец». Когда чело­век видит все эти глу­по­сти, то ему и само­му хочет­ся (назло) уйти в мона­стырь. Насиль­но с чело­ве­ком ниче­го и нико­гда нель­зя сде­лать. К сча­стью! Как гово­рит Нико­лай Бердяев:

«Исти­на дела­ет чело­ве­ка сво­бод­ным, но чело­век дол­жен сво­бод­но при­нять исти­ну, он не может быть насиль­но, путем при­нуж­де­ния при­ве­ден к ней. Насиль­ствен­ное доб­ро боль­ше не доб­ро, оно пре­вра­ща­ет­ся в зло».


Антисемитизм

Без сомне­ния, в СССР суще­ству­ет силь­ное дав­ле­ние анти­се­мит­ских сил. Рос­сия в этом посто­ян­но была впе­ре­ди, хотя этот факт почти все­гда замал­чи­ва­ет­ся, что, конеч­но, ни в коем слу­чае не изле­чи­ва­ет болез­ни. Когда в нача­ле это­го года запад­но­ев­ро­пей­ская печать гро­мо­глас­но сооб­щи­ла о появ­ле­нии типич­но анти­се­мит­ской бро­шю­ры Т. Кич­ко «Иуда­изм без при­крас» (Киев, 1963 г.), в Совет­ском Сою­зе мно­гих людей это очень уди­ви­ло. Извест­но, что в Октябрь­ской рево­лю­ции при­ни­ма­ло уча­стие боль­шое коли­че­ство евре­ев, из кото­рых самы­ми выда­ю­щи­ми­ся были Троц­кий, Каме­нев, Зино­вьев, Радек, Сверд­лов и др. Фашист­ская про­па­ган­да все­гда ото­жеств­ля­ла «боль­ше­ви­ков» и «жидов».

Бро­шю­ра «Иуда­изм без при­крас». Киев. 1963 год

Поэто­му появ­ле­ние анти­се­мит­ской бро­шю­ры в самой круп­ной соци­а­ли­сти­че­ской стране пока­за­лось непо­свя­щён­ным людям невероятным.

Меж­ду тем, мало изве­стен факт, что, Ста­лин, как и Гит­лер, уни­что­жал евре­ев, хотя нико­гда это­го не делал открыто.

Извест­но, что мно­гие евреи — ком­му­ни­сты, эми­гри­ро­вав­шие из Гер­ма­нии в СССР после при­хо­да к вла­сти наци­стов, в 1939 году, после заклю­че­ния совет­ско-гер­ман­ско­го пак­та о нена­па­де­нии, были пере­да­ны геста­по. Во вре­мя чисток в дово­ен­ные годы боль­шое коли­че­ство евре­ев исчез­ло в сибир­ских конц­ла­ге­рях по обви­не­нию в так назы­ва­е­мом «сио­низ­ме». Одно­вре­мен­но был закрыт извест­ный еврей­ский театр в Москве, лик­ви­ди­ро­ва­на еврей­ская типо­гра­фия и пре­кра­ще­на круп­ная изда­тель­ская дея­тель­ность на идиш.

Мало извест­но отно­ше­ние ста­лин­ско­го бюро­кра­ти­че­ско­го аппа­ра­та к евре­ям во вре­мя вто­рой миро­вой вой­ны. Во вре­мя эва­ку­а­ции зани­ма­е­мых нем­ца­ми тер­ри­то­рий евре­ям пла­но­мер­но не выда­ва­ли раз­ре­ше­ния на отход с Крас­ной арми­ей. А каж­до­го, кто бежал от нем­цев без раз­ре­ше­ния на эва­ку­а­цию, рас­стре­ли­ва­ли. Таким обра­зом рус­ские евреи очу­ти­лись меж­ду двух огней. Как сооб­ща­ет Гри­го­рий Кли­мов в сво­ей — пере­ве­дён­ной у нас с деся­ток лет тому назад — кни­ге «Бер­лин­ский Кремль», в 1941 году таким обра­зом погиб­ло несколь­ко десят­ков тысяч евре­ев, во вре­мя под­хо­да тан­ков Гуде­ри­а­на к самой Москве, когда нача­лась все­об­щая эва­ку­а­ция столицы.

За послед­ние два-три года перед смер­тью Ста­ли­на анти­се­ми­тизм всё уси­ли­вал­ся, и толь­ко бла­го­да­ря исчез­но­ве­нию «муд­ро­го вождя» при­бли­зи­тель­но у два­дца­ти мос­ков­ских вра­чей-евре­ев оста­лись голо­вы на пле­чах. Дело в том, что их обви­ни­ли в «попыт­ке отрав­ле­ния» совет­ских руко­во­ди­те­лей. Они живут сей­час в Москве. Один из выда­ю­щих­ся мос­ков­ских куль­тур­ных дея­те­лей рас­ска­зал мне: несмот­ря на то, что он окон­чил сред­нюю шко­лу с золо­той меда­лью в 1952 году, из-за сво­е­го еврей­ско­го про­ис­хож­де­ния он не смог посту­пить в Мос­ков­ский уни­вер­си­тет, а вынуж­ден был ехать учить­ся в провинцию.

— Самая боль­шая наша тра­ге­дия в том, — ска­зал он мне, — что мы чув­ству­ем себя русскими.

Сего­дня подоб­ный слу­чай не смог бы повто­рить­ся, хотя на каж­дом шагу встре­ча­ют­ся «еврей­ские анек­до­ты», в кото­рых обыч­но в кон­фликт вхо­дят «ком­му­нист и еврей», — для при­выч­ных поня­тий нело­гич­ное столкновение.

В пер­вый же день мое­го пре­бы­ва­ния в СССР мне при­шлось испы­тать на соб­ствен­ной шку­ре нали­чие анти­се­мит­ских настро­е­ний. Когда в Чопе — совет­ской погра­нич­ной стан­ции — бел­град­ский вагон при­це­пи­ли к совет­ско­му поез­ду, я несколь­ко раз про­шёл­ся по все­му соста­ву, рас­смат­ри­вал ваго­ны и пас­са­жи­ров. Когда я про­хо­дил через вагон-ресто­ран, один из сидя­щих за сто­лом пас­са­жи­ров что-то гром­ко про­из­нёс, но толь­ко когда я про­шел во вто­рой раз я понял, что это отно­сит­ся ко мне. Под­вы­пив­ший муж­чи­на сред­них лет заме­тил мне вслед: «вишь, жидок шля­ет­ся». Я был настоль­ко пора­жён, что чуть было не подо­шел к нему и не начал объ­яс­нять, что я не еврей, что мой дед — кабар­ди­нец, а роди­те­ли — вран­ге­лев­ские бело­эми­гран­ты. К сча­стью, я это­го не сделал.


Читай­те так­же «Рус­ские эми­гран­ты в Евро­пе. Сер­бия»

Поделиться