Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859) — фигура для истории отечественной литературы XIX века одиозная. По замечанию Абрама Рейтблата [1], в парадигме советского литературоведения, где писателей было принято делить идеологически на «хороших-высоких» и «плохих-низких», Булгарин оказался «ночью русской поэзии» и «нашим ничем», по аналогии с Пушкиным, который «солнце» и «наше всё».
Но нам не так важно, был ли Булгарин в первую очередь прогрессивным журналистом, основоположником русской приключенческой прозы или же реакционером и доносчиком. Поговорим о том, как наш «ночь-ничто» стал первым на Руси «путешественником во времени», ещё в 1824 году предвосхитив знаменитые футурологические романы ХХ века.
В оформлении используются иллюстрации по мотивам повести Булгарина, выполненные автором статьи.
XXIX век начинается
Историю литературы о перемещениях сквозь века по умолчанию принято отсчитывать от дебютного романа Герберта Уэллса. В частности, Википедия утверждает:
«„Машина времени“ ввела в фантастику идею путешествия во времени».
Но, как это с ней нередко бывает, Вики ошибается.
За 70 лет до уэллсовских морлоков, элоев и других жертв технического прогресса и социального неравенства Фаддей Венедиктович самолично отправился на тысячу лет вперёд — из 1824 года в 2824 год — и обнаружил там много интересного.
Конечно, написанная от первого лица повесть «Правдоподобные небылицы, или Странствование по свету в XXIX веке» с главным героем по имени Б. (явный намёк на фамилию автора) тоже не в первый раз предлагала читателю прогулку по пространственно-временному континууму. Булгарин в прологе честно признался:
«…уже многие прежде меня пускались странствовать на крыльях воображения в будущие века. Известный французский писатель Мерсье и немецкий Юлий фон Фосс особенно отличились в сём роде».
И это он ещё не припомнил фольклор. К примеру, сказки Британских островов, где фэйри могли так закружить заблудившегося в лесу человека, что он возвращался в родную деревню лишь много лет спустя. Ничуть не постарев и вообще поначалу не замечая, что отсутствовал долго, герой становился «попаданцем» из прошлого — вполне себе путешественником во времени. Так, например, происходит в валлийской сказке «Тэффи Ап Сион и волшебный круг фэйри»:
«…Тэффи отправился домой, но никак не мог понять, куда попал и что случилось — вокруг были дороги и дома, которых он никогда не видел раньше, а на месте старого полуразвалившегося домишки отца выросла каменная ферма. А луга и каменистые склоны холмов, которые никогда раньше не пахали, как по мановению волшебной палочки превратились в возделанные поля.
„Ого, — подумал он, — как фэйри затуманили мне глаза. Ведь я вошёл в их круг не более десяти минут назад, а они за это время успели выстроить новый дом моему отцу!“»
К несчастью, невольный эксперимент со временем обернулся для «попаданца» гибелью. Должно быть, фэйри следили за тем, чтобы всё шло своим чередом — вскоре после прибытия в будущее Тэффи рассыпался в прах. Так он стал тем, чем ему, строго говоря, и надлежало оказаться по прошествии долгих десятилетий.
Герою Булгарина повезло больше. Потерпев кораблекрушение, он проспал в прибрежной пещере десять веков и остался совершенно невредим благодаря растущей внутри целебной траве, пригодной для оживления утопленников. Это позволило ему провести в будущем достаточное количество времени и насчитать множество отличий XXIX века от XIX.
Изучим же «предсказания» первого российского футуролога, опуская наиболее очевидные — ну кто из фантастов не догадывался о самоходных повозках и железных птицах? Булгарин сделал ряд более тонких допущений, аналогии которым, не дожидаясь 2824 года, можно отыскать в наши дни.
Мода: туники из рогожи и разноцветные халаты
Очнувшись после тысячелетнего забытья в новом сибирском городе Надежин, в доме профессора археологии, герой сразу получает одежду по моде — видимо, что-то вроде кимоно:
«…платье, сшитое наподобие азиатского, из ткани чрезвычайно лёгкой, голубого цвета».
А затем смотрит, как наряжены окружающие:
«…вошла жена профессора с двумя прелестными дочерьми и маленьким сыном. Женщины были одеты в туники из рогожек, сплетённых весьма искусно и окрашенных в радужные цвета. Мальчик лет 10 был просто в халате».
Булгарин угадал, что сложно устроенный гардероб прошлого эволюционирует до более простых в конструкции костюмов. Хотя и забавно промазал с рогожей.
Экология: дерево по цене золота и капуста вместо алкоголя
«Истребление лесов, осушение болот, переход внутренней теплоты земли к Северу <…> и, наконец, множество непредвиденных случаев изменили наш климат; теперь мороз водворился в Индиях и в Африке, а полярные страны сделались самыми роскошными и плодородными».
Уже во времена царствования Александра I Булгарин озаботился глобальным потеплением. Правда, не увидел в перемене климата ничего страшного — подумаешь, сменяли баш на баш. И даже исчезновение лесов для него важно больше как повод порассуждать об относительности ценностей:
«Я. Из чего же чеканите вы монету и делаете драгоценные свои вещи?
Профессор. Из дубового, соснового и берёзового дерева.
Я. Из дерева, которым у нас топили печи, из которого строили барки, крестьянские дома, мостили дороги!..
Профессор. Оттого-то, что наши предки без всякой предусмотрительности истребляли леса и не радели о воспитании и сохранении дерев, они наконец сделались редкостью и драгоценностью. Богатство и вкус — вещи условные: первое происходит от редкости предметов и трудности их приобретения; второе зависит от прихоти людей или моды, всегда смешной и странной».
Булгарин не зря ссылался в прологе на Луи-Себастьяна Мерсье, очевидно имея в виду его роман-утопию «Город 2440». «Небылицы» тоже близки к этому литературному жанру. Перенаселение планеты и неразумное потребление привели к проблемам с продовольствием — тут Булгарин бьёт в десятку. Но сразу же предлагает утопическое решение — превратить море в «неисчерпаемый магазин», ведь его дары уж точно никогда не закончатся:
«По чрезвычайному народонаселению на земном шаре и по истреблению лесов все почти животные и птицы, которых прежде в таком множестве употребляли в пищу, перевелись <…> Но зато море представляет нам неисчерпаемый магазин для продовольствия. После изобретения подводных судов и усовершенствования водолазного искусства дно морское есть плодоносная нива, населённая несчётным множеством питательных растений, а воды снабжают нас в изобилии рыбами, водоземными животными и раковинами».
Более того, те растения, что ещё остались на Земле, учёные XXIX века считают более полезной пищей, чем всё, что прежде существовало помимо них. Так, алкогольная культура вовсе осталась для жителей конца третьего тысячелетия в далёком прошлом. Значит, экологическая катастрофа пошла людям даже во благо:
«…исследования учёных медиков доказали, что капуста, гречиха и огурцы — здоровая и питательная пища. <…> Можно утвердительно сказать, что эти растения гораздо полезнее всех горячительных средств, которые в таком множестве употреблялись в ваше время и производили подагру, расслабление нервов и преждевременную старость».
Новая этика: «антихарассментные» щиты и арабский вместо французского
Активно бороться с харассментом, как известно, стали в самом начале третьего тысячелетия. Но только в 2824 году к делу подключились изобретатели и создали специальный щит — европейский аналог паранджи. Шах и мат любителям «раздевать глазами»:
«Каждая женщина в левой руке имела кожаный щит, покрытый непроницаемым лаком, чтобы закрываться от нескромных глаз, вооружённых очками с телескопными стёклами, которые были в большой моде».
А вот с равенством полов оказалось хуже. Булгарин не верил, что его удастся достигнуть и через тысячу лет. Сцена обеда в будущем демонстрирует, что сословные и им подобные различия больше значения не имеют, раз каждый может садиться за стол не «по чину», а куда вздумается. Но женщин при этом всё равно помещают в специально отведённые уголки:
«…мы пошли в залу и уселись за круглым столом, без всякого порядка, где кому было угодно, — исключая женщин, которые поместились в один ряд. <…> мы встали из-за стола; дамы перешли опять в другую комнату, а нам подали трубки».
Что точно отзовётся в сердцах тех, кто сегодня следит за новостями, связанными с мигрантами, — новый язык международного общения. Теперь это арабский:
«Хозяйка сказала мне несколько слов на неизвестном мне языке, но, увидев, что я не понимаю, спросила по-русски, неужели я не говорю по-арабски.
— Нет, — отвечал я, — в наше время весьма немногие учёные занимались изучением сего языка.
— Это наш модный и дипломатический язык, — сказал профессор, — точно так же, как в ваше время был французский».
Булгарин вообще напирает — хотя и с интонацией этакого колониального благодушия — на то, что black (и не только) lives в цивилизованном будущем должны стать более matter. На устроенном для героя ужине он общается с представителями различных рас. При этом подчёркивается, что страны, откуда они прибыли, все очень развитые и богатые:
«Собрание было многочисленное. Профессор пригласил почтеннейших людей в городе, первостепенных дам и знатных иностранцев, в числе коих было несколько негров и людей оливкового цвета. <…> Профессор подвёл меня к молодому человеку небольшого роста, с широким лицом, сплюснутым носом и назвал его принцем эскимосским, начальником эскадры, стоявшей на якоре на здешнем рейде. <…> Вежливость и образованность сего принца и находившихся с ним двух адъютантов заставили меня догадываться о высокой степени просвещения полярных стран».
Почти идиллия, но при этом непонятно, каким образом достигнутая. Просто, ну действительно, хочется же проснуться на Земле, где все давно помирились и просветились!
Впрочем, о мире во всём мире говорить пока рано. В городе много военных и боевой техники, и где-то идут войны — к счастью, не мировые. Менее грозные конфликты по-прежнему разбираются в судах. Люди грядущих веков винили в этом частную собственность:
«Пока между людьми будет моё и твоё, до тех пор будут тяжбы».
Однако на упрёк героя, что уж в будущем-то можно было подобное «искоренить», ему отвечают, что это «совершенная невозможность».
Чугунная архитектура
«— Все наши дома <…> сделаны из чугуна.
— Как, чугунные дома! — воскликнул я. — Это что-то необыкновенное. Хотя в наше время начали уже употреблять чугун для дорог, мостов, колонн, лестниц, разного рода машин, полов, даже картин и галантерейных вещей, но я никак не мог предвидеть, чтобы из чугуна можно было строить дома».
Если не знать истории архитектуры, покажется, что Булгарин здесь совсем попал пальцем в небо. Но даже беглый гуглинг приведёт вас к порогам домов из чугуна, которые строились на Земле в XIX — начале XX века. Больше всего чугунных зданий было возведено в Нью-Йорке. В городском районе Сохо в качестве одной из достопримечательностей сохраняется целый «заповедник» подобной архитектуры. С виду «чугун-хаусы» мало чем отличаются от своих кирпичных соседей.
«Гугл-карты» и интернет-рентген
Отправившись на корабле в гости к эскимосскому принцу, путешественник во времени начал скучать, ведь делать остановки и изучать другие города будущего экипажу было недосуг. Тогда принц предложил воспользоваться чем-то вроде гуглмэпа в реальном времени, который в 2824 году обеспечивают гигантские телескопы:
«Тотчас подняли на высоту мачты камеру-обскуру с огромным телескопом: несколько впуклых и выпуклых зеркал в различных направлениях, отражая предметы с удивительной точностью, представили нам через тёмную трубу целый город на столе (точно так, как в модели) с жителями, экипажами и всеми городскими занятиями. Я мог различить физиономии людей, представлявшихся в миниатюре, и по телодвижениям догадывался даже о предметах их разговоров».
Несмотря на допотопность конструкции, возможности «гугл-телескопа» безграничны: увидеть и услышать можно всё, что есть на земле и даже за её пределами. Фактически Булгарин «изобрёл» интернет — причём более совершенный, чем тот, что есть в наши дни. «Загуглить» с помощью стёкол и лорнетов можно даже внутренние процессы конкретного человека.
Гугл, в который встроили рентгеновское зрение:
«…принц подал мне свой лорнет, обнажил грудь и велел смотреть: я увидел кругообращение крови в жилах, отделение соков в лимфатических сосудах, действие воздуха в лёгком и весь механизм физической природы нашей, точно как будто в стакане.
— Как бы хорошо было, — воскликнул я, — изобрести очки, через которые можно было бы видеть сердечные чувства!
— Это можно видеть отчасти и теперь, — отвечал принц. — Например, если вы изъясняетесь в любви и кровь вашей возлюбленной бросается к сердцу, изливаясь из него постепенно и производя лёгкий трепет в нервах, — знак, что вы любимы. Быстрое излитие крови из сердца — означает гнев, а естественное кругообращение — равнодушие».
К счастью, от такого «хакерства» есть «защитные программы» — вроде кожаных щитов, которыми пользуются жена и дочери профессора археологии.
Нейросети с барабанами
«Я увидел здесь две машины, вроде органов, с множеством колёс и цилиндров; они показались мне чрезвычайно многосложными: мой проводник растолковал мне их употребление. Это были: машина для делания стихов и машина для прозы».
Чтобы тексты получались ритмичными, к ним приделаны музыкальные инструменты: машина для стихов оснащена фортепиано, а машина для прозы — трубой и барабаном. Но, несмотря на забавное устройство «нейросетей», они справляются со своими обязанностями не хуже аналогов из 2022 года. А их тексты оставляют схожие неоднозначные впечатления:
«…машина остановилась, и я прочёл стихи, в которых нашёл все слова на своём месте, меру, гармонию в стихах и богатые рифмы, — одним словом, всё, кроме здравого смысла и цели, точно так же, как в стихотворениях наших поэтов, которые страсть подбирать рифмы почитают вдохновением, а похвалу приятелей — достоинством».
А вот «коммент» персонажа к прозаическому произведению, созданному нейросетью на колёсной тяге:
«С первого взгляда показалось мне, что оно не уступает произведениям посредственных умов; но, прочитав со вниманием, я тотчас приметил напыщенность, пошлые изречения, чужие мысли и недостаток связи с целым, которые обнаруживали действие машины, а не ума».
Конец XXIX века
Приключения Б. заканчиваются так же неожиданно, как начались. Он прибыл в Петербург, но едва начал сравнивать его с вариантом тысячелетней давности, как что-то пошло не так:
«…до самой Пулковской горы, по морскому берегу и далеко внутрь земли, расположены были широкие улицы и огромные здания. На горе возвышался обелиск в виде египетской пирамиды. Мне сказали, что это памятник великих воспоминаний XIX столетия.
Наконец воздушный дилижанс опустился, и я, облобызав отечественную землю, пошёл в город искать для себя квартиру.
Здесь рукопись, писанная на новоземлянском языке, кончается и начинается второе отделение на языке, которого доселе мы разобрать не успели».
Возможно, Булгарину просто наскучило будущее? Как человек деятельный, он наверняка считал, что фантазии о грядущем ни к чему, если не сообразуются с упорной работой по улучшению мира в настоящем.
Вообще, прослеживается печальная закономерность: утопические сюжеты, зовущие к гармонии и совершенству мира, часто сами остаются не «совершенными» — то есть не завершёнными. Через 11 лет после Булгарина другой видный фантаст XIX века, Владимир Одоевский, отправится вперёд во времени уже на 2500 лет. Историю под названием «4338‑й год», где персонажи вели блоги, ели сгущённый азот и принимали ванны из электричества, он тоже не дописал. Возможно, логика такая: для чего писать о сгущёнке из азота, если можно изобретать её! Вот только где она, эта сгущёнка?
Зато авторы антиутопий, постапокалипсисов и прочих мрачных предзнаменований — уж эти всегда доводят дело до конца. Быть может, это должно говорить о том, что само по себе безоблачное будущее на голову всё-таки не свалится. Нет-нет, сперва надо потрудиться и даже пострадать. Справедливо, конечно, но обидно, честно говоря.
[1] В статье «Видок Фиглярин (История одной литературной репутации)», опубликованной в журнале «Вопросы литературы» (№ 3, 1990)Читайте также «Ленфильмовская „запрещёнка“».
