Во второй половине 1930‑х годов в советском искусстве началась новая эра. Социалистический реализм вменял в обязанность художнику и писателю изображать только то, что хочет видеть государство, которое рассматривало культуру как средство агитации и пропаганды. Искусство должно было демонстрировать жизнь простого советского человека, который уверенно преобразовывал старый быт и строил светлое социалистическое будущее.
Новые каноны повлияли и на детскую книгу. Изменилось не только её содержание, но и оформление — творческие эксперименты 20‑х остались в прошлом. VATNIKSTAN рассказывает о том, как выглядела детская книжная иллюстрация в эпоху «большого стиля» и как хрущёвская оттепель подарила ей вторую жизнь.
1 марта 1936 года в газете «Правда» вышла статья-пасквиль «О художниках-пачкунах». Видных мастеров книжной иллюстрации 20‑х — первой половины 30‑х годов Владимира Конашевича и Владимира Лебедева обвинили в том, что их иллюстрации «пачкают книги» и морально «уродуют детей». Художникам предъявили страшное для того времени обвинение в формализме:
«Формализм свысока и презрительно относится к реальному миру. <…> Формалист… не только не хочет быть понятным — он усматривает в понятности оскорбление для себя. Поможет ли ребёнку рисунок подхватить и усвоить текст сказки — это дело десятое, это и вообще не входит-де в задачи искусства. Основное — в поисках линии, которая ласкает взор самого художника. По существу, это рисунки для небольшой группы эстетов, пристроенные в книге для детей».


Членов Ленинградского ДЕТГИЗа, где Лебедев служил главным художественным редактором, арестовывали одного за другим. Вскоре издательство разогнали. Время абсолютной артистической свободы и обэриутского весёлого абсурда, которые до сих пор царили в детской книге, закончилось.
Милитаризм и светлое будущее
Ещё в 20‑е годы в задачи детской книги входило воспитание работника, готового усердно трудиться на благо родины. Однако если труженик 20‑х — это, скорее, изобретатель с живым воображением, то идеальный работник следующего десятилетия стал лишь послушной единицей, шестерёнкой в огромном механизме строительства новой страны.
Особенно пострадали в эти годы издания для малышей. Причиной тому стала станковая (выполняется на «станке» — мольберте — и является самостоятельным произведением. — Прим.), реалистическая живопись, которая порой слишком прямолинейно переносилась в книгу. В большинстве таких иллюстраций отсутствовал индивидуальный почерк автора — работы многих художников отличались друг от друга только сюжетом, расстановкой предметов и действующих лиц. Сложные многофигурные композиции, где форма и объём каждого объекта изображались с помощью плавных цветовых переходов, было сложно воспринимать детям.
Книжка-картинка второй половины 30‑х — это художественный альбом, который понравится, скорее, подростку или взрослому. Такова, например, книга «Наш Красный флот» (1939) с иллюстрациями Георгия Нисского. Юный читатель видел перед собой чёрное небо, чёрный дым, чёрное море и такие же чёрные боевые корабли. Яркими пятнами на картинках выделялись красные звёзды и огненные выстрелы. Иллюстрации дополняли соответствующие стихи, ритм которых напоминал военный марш:
В торпедных аппаратах
Заложен гнев страны.
Мы встанем брат за брата
В суровый час войны.
Другой пример похожей книжки-картинки — «Воздушный парад» (1937) с иллюстрациями Павла Кирпичёва. Сложная композиция, объёмные фигуры и тщательно прорисованный задний фон — всё это так непохоже на книги предыдущего десятилетия с условными плоскими формами и контрастными цветами. С пугающим реализмом художник изобразил сцену бомбардировки железнодорожной станции.
Пример удачной книжки-картинки того времени — «Книжка эта про четыре цвета» (1936). Издание проиллюстрировал Андрей Брей. Ребёнок заучивал цвета, рассматривая красочные картинки, на каждой из которых был изображён румяный малыш с подсолнухом, веточкой рябины или цветком. Рядом — бабочки, стрекозы, гусеницы и жуки. Увы, такие книги для дошкольников в то время были очень редки. На первый план в детской литературе для всех возрастов вышла производственная тематика и милитаризм под видом патриотизма.
Иллюстрации в детских книгах далеко не всегда походили на работы Нисского и Кирпичёва — часто художники ограничивались простым карандашным или перьевым рисунком. Такова, например, книга «Жив Чапаев!» (1938), которая почему-то обозначена как «русская сказка». Автор иллюстраций неизвестен. Судя по тексту книги, она предназначалась для детей восьми—десяти лет. Из картинок — кроваво-красная с синим обложка, на которой изображены силуэты Чапаева с солдатами и монохромный рисунок скачущего на коне комдива. В «сказке» он действительно не умирает — Петька переправляет его на себе через Урал. Чапаев начинает новую жизнь под другим именем, «чтобы стыда не было на людях» — видимо, опасается, что его обвинят в слабости.
В книгах для детей всё чаще появляется образ врага. Стихотворение Самуила Маршака «Акула, гиена и волк» (1938) имеет явный политический подтекст — речь идёт об антикоминтерновском пакте (соглашение по обороне от коммунизма, заключённое в 1936 году) между Японией и Германией, а позже к ним присоединилась Италия. Издание проиллюстрировали Кукрыниксы, которые часто использовали образы животных во «взрослой» карикатуре. Герои детской книги мало отличались от собратьев со страниц «Крокодила». Уродливые оскаленные пасти, вздыбленная шерсть и длинные костлявые конечности вызывали отвращение. Детей призывали вооружиться винтовками и сражаться с безобразными существами наравне со взрослыми.
Помимо патриотической литературы, существовала так называемая «производственная книга». Этот жанр появился в 20‑е и служил для того, чтобы познакомить маленьких читателей с техникой, транспортом и видами рабочего инструмента. В 30‑е яркие конструктивистские рисунки-чертежи сменились строгими иллюстрациями в духе соцреализма. Эти картинки напоминали выставочные полотна, уменьшенные до размеров книжной страницы. Таковы работы Григория Шевякова, выполненные к стихотворению Самуила Маршака «Война с Днепром» (1939). Без устали трудятся на стройке рабочие, все как один высокие, крепкие, с застывшими лицами. Тянутся к небу башни строительных кранов, из паровозных труб вырывается чёрный дым. Днепрогэс напоминает раскрашенный чертёж, на фоне которого люди кажутся крошечными.
У нового стиля оформления детской литературы были плюсы — так, со второй половины 30‑х вышло много хороших изданий для детей старшего возраста. Произведения русских, советских и зарубежных классиков сопровождались чёрно-белыми иллюстрациями, которые были выполнены тушью, карандашом или в технике гравюры. С классикой работали Дементий Шмаринов, Борис Дехтерёв и другие художники. Их замечательная графика до сих пор украшает книги Пушкина, Некрасова, Аксакова, Толстого, Горького. Станковые иллюстрации в этом случае выглядят уместно и прекрасно дополняют текст.


Редкий пример удачного использования монохромной графики в книге для малышей — иллюстрации Елены Сафоновой к рассказу Тамары Габбе и Зои Задунайской «Повар на весь город» (1934). Картинка, изображающая кухню коммунальной квартиры, — почти рисунок для современного виммельбуха (книга-головоломка со сложными детализированными иллюстрациями. — Прим.). Его интересно разглядывать как маленькому, так и взрослому читателю.

Приятно рассматривать и сценки с насекомыми, нарисованные Петром Островским для сказки Андрея Шатуна «Муха-Кусуха» (1939). Умилительны крошечные жучки, которые устроили застолье в уголке одной из страниц, комичен образ мухи, проливающей слёзы раскаяния за своё поведение. Неудивительно: Островский был замечательным художником-карикатуристом, чьи работы часто появлялись в «Крокодиле» и других изданиях.
Многие знают и любят трогательные рисунки животных Евгения Чарушина. Впрочем, в книге Александра Введенского «Щенок и котёнок» (1937) художник сумел создать такой страшный образ разъярённого пса, что слова «кривоногий урод», адресованные злодею автором стихотворения, не кажутся преувеличением.

Самая известная работа Чарушина второй половины 30‑х — иллюстрации к книге Самуила Маршака «Детки в клетке» (1937). Задорные, ритмичные стихотворения поэта прекрасно дополняют образы детёнышей животных — таких же озорных и игривых, как сами дети. Чарушин не очеловечивает персонажей, но при этом умудряется показать характер каждого из них, будь то увлечённый охотой львёнок, дружелюбная эскимосская собака, глуповатый пингвин или маленькие испуганные совы. Художник мастерски изображает текстуру шерсти, кожи и перьев, рисует глаза-бусинки и острые клыки. Иллюстрации к этой, как и ко многим другим книгам, будут неоднократно значительно меняться — Чарушин переделывал их для каждого переиздания.
Здесь же стоит упомянуть необычные изображения живой природы Сергея Петровича к первой публикации повести Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали» в журнале «Костёр» (1937). Художник создал замечательные фотоколлажи в духе 20‑х, которые практически не встречались в детских книгах следующего десятилетия. Выполнены они не так размашисто и смело, как работы авангардистов Густава Клуциса и Сергея Сенькина, но загадочному миру природы такой максимализм ни к чему. Петрович аккуратно вырезал огромных насекомых и крошечных детей по контуру и наложил на фотографии зарослей травы, листьев и цветочных стеблей. Качество макросъёмки 30‑х годов удивит даже современного читателя.
В 1936 году на видного мастера детской книги Владимира Конашевича обрушилась волна обвинений в формализме. Тогда художник отказался от ярких изобразительных приёмов 20‑х. В книге Агнии Барто «Стихи» (1936) его стиль становится очень сдержанным — сложно поверить, что эти работы создал автор иллюстраций к «Путанице» Корнея Чуковского и «Пожару» Самуила Маршака. В цвете выполнены обложка и несколько страниц внутри книги. В них узнаётся прежний Конашевич, его «кудрявая» линия, гармоничная цветовая гамма, но всё это выглядит очень бледно по сравнению с его рисунками прошлого десятилетия. Остальные изображения — простые карандашные картинки, мало отличающиеся от работ менее известных художников того времени.
Русские народные сказки стали всё чаще появляться на страницах детских книг. В 20‑е таких изданий практически не было: главный идеолог советского образования Надежда Крупская считала, что волшебные истории не годились для воспитания будущих строителей социализма, так как не давали никаких практических знаний. Теперь сказки выходили в большом количестве. Многие из них иллюстрировал Константин Кузнецов. Благодаря его красочным работам, дети познакомились с «Курочкой Рябой» (1936), «Лисичкой-сестричкой» (1937) и другими сказками. Несмотря на кажущуюся простоту, герои Кузнецова выглядят тепло, живо и трогательно. Художник прекрасно передал образы с помощью мягких мазков кисти или мелких карандашных штрихов, повторяющих текстуру бумаги.


«Царевна-лягушка» и противотанковые ежи
В годы войны было сложно наладить книжное дело, достать необходимые материалы, найти авторов и художников. Жестокая реальность оторвала людей от привычных занятий. Кроме того, не все дети могли тратить время и силы на чтение: наравне со взрослыми они несли на себе тяготы военных лет, становились тимуровцами и сборщиками лома, работали на полях. Книга не могла заменить учителей и родителей, но она отвлекала, смешила, поддерживала юного читателя, рассказывала ему о текущих событиях. Многие издания оформляли довольно просто — тексты сопровождали незамысловатые одноцветные иллюстрации или картинки с минимальным количеством цветов. Однако встречались и исключения.
В 1944 году Адриан Ермолаев замечательно иллюстрировал «Почту военную» Самуила Маршака. Стихотворение с рисунками художника опубликовали в журнале «Мурзилка» (№ 10–11, 1944). «Почта военная» — переосмысление знаменитой «Почты», вышедшей почти на 20 лет раньше. Почтальон Ермолаева совсем не похож на франтоватых собратьев, созданных Цехановским для первой версии произведения в 1927 году.
Теперь это уже не раскрашенные яркими красками бравые молодцы, пружинистой походкой шагающие по улицам Берлина и Лондона. «Письмоносец Ленинграда» превратился в скромного старичка в очках с раскрасневшимися от мороза щеками. Сжимая в замёрзшей руке письмо, он пробирается сквозь снежные сугробы. На фоне — пейзажи измученного блокадой города. Другой почтальон — фронтовой — бесстрашный молодой боец, сопровождающий товарищей в сражениях, походах и на отдыхе. Чтобы показать, насколько опасна его работа, художник изображает тревожные сцены боевых действий. Из выжженной травы растёт одинокий подсолнух, позади которого на фоне белых хат-мазанок чернеет танк. Кроваво-красным цветом обозначены выстрелы, всполохи взрывов, горящие двигатели падающих самолётов.

В 1943 году вышла книга Сергея Михалкова «Моя улица» (1943), посвящённая военным будням простых москвичей. Карандашные рисунки для неё выполнили Юрий Пименов и Владимир Васильев. Благодаря работе художников столица стала не просто местом действия, а полноценной героиней книги. Как и его жители, город тих, серьёзен и полон решимости. Мальчик, гуляющий по улицам с отцом-фронтовиком, вместо шумных толп прохожих видел немногие сосредоточенные фигуры москвичей, вместо сверкающих верениц автомобилей — боевую технику, вместо слона в зоопарке — огромный баллон воздушного заграждения. Но жизнь в городе, заставленном противотанковыми ежами, продолжалась. Работали аптеки и парикмахерские, на улице торговала цветами улыбчивая женщина, в парке сидел молодой отец с детской коляской. Одноцветные иллюстрации, мрачноватые на первый взгляд, на самом деле проникнуты надеждой и оптимизмом.
Встречались среди произведений о войне и забавные примеры. Для книги Александра Стоврацкого «Зеркало» (1941) художник Пётр Репкин нарисовал бойкого мальчугана, который, несмотря на юный возраст, собирается стать красноармейцем. Одна беда — бедняга слишком хрупок для военной службы. Он изо всех сил старается потолстеть, уплетая за обе щёки «всё, что кисло, всё, что сладко». План удался: мальчик окреп и готов взять в руки винтовку. Репкин изобразил небольшие сценки с множеством деталей — аккуратно разложенные игрушки, уставленный всевозможными блюдами стол, кошка, озадаченно разглядывающая бутафорское ружьё. В конце книги готовность мальчика к армии демонстрируют его плюшевые товарищи — мишка сидит за пулемётом, обезьяна едет на танке. Одетый в военную форму главный герой шагает рядом.
Даже в годы войны не прекращался выпуск цветных книг для малышей со сказками, потешками и песенками. Небольшая книжечка «Бабушкины песенки» (1944), ставшая библиографической редкостью, — пример того, как дефицит материалов и обстоятельства военного времени повлияли на оформление. Для создания иллюстраций художник Редлик, вероятно, обратился к линогравюре. Он использовал только четыре цвета: чёрный, красный, зелёный и жёлтый. Кое-где заметно, что печатные формы, с которых рисунок переносился на бумагу, были наложены неровно — краска выходила за границы контуров. Отпечатки мелких деталей на некоторых картинках похожи, скорее, на хаотично разбросанные бесформенные пятна. Несмотря на небольшие огрехи, а возможно, и благодаря им, эти нехитрые иллюстрации выглядят очень живо и трогательно.
Ещё одна небольшая и довольно редкая цветная книга, вышедшая в военные годы, — «Мальчик Вова» (1944) Михаила Волжанина. Проиллюстрировал это небольшое издание Арий Вентцель. Во время прогулки главный герой встречает насекомых, которые выглядят у художника как живые. Вентцель мастерски изобразил их сетчатые крылья, мохнатые лапки и блестящие панцири. Рассматривать эту маленькую, размером с ладонь, книжечку — большое удовольствие.

Продолжал работу над книгами мастер сказочных рисунков Константин Кузнецов. В 1944 году вышла проиллюстрированная им «Царевна-лягушка». На страницах книги ребёнок встречал всевозможные чудеса: неслась ему навстречу тройка лошадей в богатой упряжке, расстилался расшитый необычными узорами ковёр, вырастал на странице волшебный терем, похожий на аппетитный кремовый торт.
Иначе на знакомую с детства историю предлагает посмотреть книга «Театр теней» (1945). Мрачные силуэты, нарисованные художницей Верой Тарасовой, делают сказку Ганса Христиана Андерсена «Дюймовочка» таинственной и тревожной. Эти картинки всего лишь демонстрируют, как будет выглядеть история, разыгранная детьми при помощи фигурок из картона. Но на страницах книги тёмные призраки жуков, крысы, жабы и крота выглядят зловеще.
От блокады до сказки
В послевоенные годы в издательском деле и искусстве книжной иллюстрации наступило новое оживление. Увеличивались тиражи и количество названий выпускаемых книг, улучшалось их полиграфическое качество, возвращались к работе мастера, оторванные от неё войной, приходили новые художники. Многие иллюстраторы сосредоточились на создании литографий, рисунков акварелью, карандашом и тушью к произведениям классической и советской литературы для юношества.
Работы художников сначала демонстрировали на выставках, и только потом они попадали в красиво оформленные издания. Одобрение критиков и широкой публики получили рисунки Кукрыниксов к «Даме с собачкой» Антона Чехова, работы Сергея Герасимова к «Делу Артамоновых» Максима Горького, серия иллюстраций Евгения Кибрика к «Тарасу Бульбе» Николая Гоголя (1946). В советской книге для детей и подростков продолжала господствовать строгая станковая графика.



В 1946 году вышла книга «В те дни» Николая Тихонова с литографиями Алексея Пахомова. Издание посвятили будням блокадного Ленинграда. Пахомов создавал эти иллюстрации ещё в годы войны, так как не покидал осаждённого города. С натуры делал наброски редко — люди, увидев рисующего на улице художника, набрасывались на него с обвинениями в шпионаже. Обычно Алексей просто запоминал увиденное, а затем переносил наблюдения на бумагу. Работы Пахомова честно и эмоционально рассказывали о буднях простых ленинградцев. Каждый день в блокадном городе был настоящим подвигом: дети и взрослые раскидывали лопатами снег, медсёстры выносили из разрушенного дома раненого ребёнка, измождённого голодом мужчину на санях везли в стационар через занесённый снегом мост. Лица героев Пахомова выражают одновременно решительность и тихую скорбь. Несмотря на голод, холод и сотни тысяч смертей, полуразрушенный город продолжал жить и бороться.
Новый, цветущий Ленинград появился на страницах книги со стихотворением Владимира Лифшица «Встреча» (1946). Иллюстрации к этому красочному изданию выполнили Сергей Мочалов и Наталья Петрова. Освобождённый город встречал бойцов, вернувшихся с победой. На картинках не было разрушенных зданий: сверкала позолотой Адмиралтейская игла, Ростральные колонны и Нарвские ворота были украшены флажками, на залитых солнцем улицах толпились счастливые люди. На одной из иллюстраций художники изобразили забавную сценку: весь строй солдат загляделся на появившуюся в окне девушку. Всё вокруг смеялось и ликовало. Город начинал новую жизнь.
Постепенно полки библиотек и магазинов пополнялись яркими детскими изданиями. Небольшая книжка «Храбрец» (1946) с весёлым стихотворением Натальи Кончаловской и иллюстрациями Виктора Григорьева рассказывала о приключениях кота в магазине игрушек. Мимика и движения непоседливого зверя напоминают кадры из мультфильмов Уолта Диснея и Макса Флейшера 20–30‑х годов. Неизвестно, чем вдохновлялся Григорьев, но кот ему явно удался — его забавные ужимки и сейчас вызывают улыбку.
Продолжая «кошачью» тему, стоит упомянуть замечательную книгу «Кот-воркот» (1948) с иллюстрациями Юрия Васнецова. Здесь собраны песенки, потешки и сказки об «усатых-полосатых». Кошки удавались ему особенно хорошо. Так и хочется почесать за ушком пушистых созданий, у которых «ушки чутки, усы длинны, шубка шелкова». Не забыл художник про обстановку комнат и костюмы героев: воздушные занавеси, одеяла, одежду и даже валенки он украсил причудливыми вышивками, бантами и кружевами.
Трогательные акварельные иллюстрации можно увидеть в книге Николая Асеева «Тёшка» (1947), которую оформил Вадим Трофимов. Здесь тоже есть кот, но уже не сказочный, не мультяшный, а настоящий. Мягкая текстура пушистой шубки, выражения мордочки и изящная кошачья грация очень точно переданы художником. Особенно хороша картинка с потягивающимся Тёшкой, который выгнул спину перед тем, как приняться за «котячий мелкий труд».
В послевоенные годы возобновил работу один из титанов советской детской иллюстрации Владимир Лебедев. Теперь рисунки художника выглядели очень сдержанно и несмело по сравнению с «Цирком» (1925), «Мороженым» (1925) и другими книгами 20‑х — начала 30‑х годов. «Двенадцать месяцев» (1948) и «Чего боялся Петя» (1955) Самуила Маршака сопровождают выполненные в реалистической манере рисунки со сдержанным колоритом. Тщательно прорисован фон — а ведь Лебедев считал, что изображения предметов и персонажей всегда нужно размещать на чистой странице без заднего плана. Увы, время диктовало свои правила. Эстетике социалистического реализма были чужды художественные эксперименты, образность и условность.


Продолжал иллюстрировать детские книги ближайший соратник Лебедева Владимир Конашевич. Стараясь избежать новых обвинений в формализме, он по-прежнему отказывался от праздничности и декоративности. Художник считал занятия портретом, пейзажем и натюрмортом необходимой частью творчества, но не видел смысла в том, чтобы переносить станковую живопись в детскую литературу. Тем не менее ему приходилось это делать. В книге Юлиана Тувима «Детям» (1949) мы видим чёрно-белые рисунки, многие из которых просты и невыразительны.
Многообещающе выглядит яркая обложка «Загадок» (1951) Корнея Чуковского — в цветущих веточках, красочных рамках картинок, где едут на колёсиках крошечные домики и плывут по морю поезда, ещё чувствуется прежний Конашевич. Увы, читатель открывает книгу и видит перед собой всё те же станковые рисунки, только цветные. Они по-своему интересны, но в них не чувствуется индивидуальный стиль художника, который так полюбился детям предыдущих поколений.

Хорошим примером переноса «выставочных» работ на страницы детской книги служат иллюстрации Давида Дубинского. Художник заявил о себе в послевоенные годы и, несмотря на свою молодость, быстро стал одним из ведущих мастеров графики. Множество положительных отзывов получили монохромные акварели к изданию небольшой повести Аркадия Гайдара «Чук и Гек» (1950).
Дубинский изобразил жизнь огромной страны, которая строит, дымит заводскими трубами, переговаривается телеграфными столбами и электромачтами. Эти рисунки просты, но невероятно жизненны. Читатель заглядывал в тихий уголок московского двора, окружённого контурами дальних строек, следил за детской дракой, разделял с Чуком и Геком тревожное ожидание на незнакомой железнодорожной станции. От иллюстрации к иллюстрации герои повести росли, менялись, становились серьёзнее. Вскоре художник выполнил замечательные работы к другим произведениям Гайдара — книгам «Р. В. С.» (1953) и «Дальние страны» (1955).
В послевоенные годы раскрылся талант нового оригинального иллюстратора-сказочника Евгения Рачёва. Помимо тонкого анималистического чутья, в работах художника ощущается способность к остроумным аналогиям, к шутливому «очеловечиванию» зверей и птиц. Также большое внимание Рачёв уделял национальному колориту в сказках разных народов, причём не только в костюмах, орнаменте, но и в самом облике животных.
Внимание к деталям, умение показать характер и эмоции героев художник демонстрирует в иллюстрациях к русской народной сказке «Петушок — золотой гребешок» (1953). На страницах книги улыбчивый и трудолюбивый кот в красной косоворотке ходит в лес по дрова и играет на гуслях, а глуповатый петух выглядывает из окна с расписными наличниками. Замечательные рисунки Рачёв выполнил в венгерской сказке «Два жадных медвежонка» (1956). Медвежата прелестны в своей наивной жадности и беспомощности, лиса обольстительно лукава, а красочные венгерские костюмы и яркий узор завершают облик этой книги, такой радостной для ребёнка. Кроме того, художник был блестящим истолкователем басен.
Комично выглядит медведь, пристрастившийся к табаку в сказе Сергея Михалкова «Как медведь трубку нашёл» (1955), смешно смотреть на его лесных товарищей, разинувших от удивления зубастые пасти.


Оттепель и детская книга
Достижения детской книги к середине 50‑х годов были действительно велики, но недостаточны. Характерные для сталинской эпохи догматичные взгляды на книжную графику и искусство в целом пагубно сказывались на творчестве художников. Книги для детей младшего и среднего возраста больше походили на издания для юношества. Стараясь избежать зловещего ярлыка «формалиста», талантливые иллюстраторы часто прятали индивидуальный стиль и обращались к безликой реалистической манере. Школьные повести с однообразными карандашными и перовыми рисунками, дешёвые издания классиков с репродукциями станковой графики заполнили книжный рынок. При этом не только натурализм и ремесленничество, но даже высококачественные работы, выполненные без учёта особенностей возраста, могли показаться маленькому читателю скучными и однообразными.
Детская книга нуждалась в новых идеях, ей не хватало выдумки, игры, необычных образов. Наконец, во второй половине 50‑х годов вместе с оттепелью начали «оттаивать» прежде скованные рамками соцреализма художники. Появились новые мастера, которые в корне меняли подход к детской иллюстрации, ломая устаревшие каноны.
Сложно представить, что некоторые работы Алисы Порет появились более чем полвека назад — настолько современными они выглядят сейчас. Художница начала творческий путь ещё в 20‑е, когда работала в ДЕТГИЗе вместе с Лебедевым и другими видными мастерами. Многим Порет известна по книгам, вышедшим уже после войны. Так, в 1948 году в журнале «Мурзилка» вышло стихотворение Сергея Михалкова «Котёнок» с иллюстрациями художницы. В 1957 году из журнальной публикации выросла небольшая книжка-ширмочка для малышей, где трогательный пушистый персонаж регулярно получал нагоняи от домочадцев. Котёнок у художницы получился таким милым и беззащитным, что последняя фраза стихотворения «люди всегда обижают котят» расстроила бы и взрослого.


Чуть раньше, в 1952 году, была издана ещё одна «кошачья» книга с рисунками Порет — стихи польских поэтов в пересказе Бориса Заходера «Белый дом и чёрный кот» (1952). Одну и страниц почти полностью занимало изображение чёрного, как уголь, животного с янтарно-жёлтыми глазами. Кот будто смотрел на читателя с непониманием и возмущением: зачем, мол, меня потревожил? Замечательно удались художнице люди, похожие на персонажей кукольного театра, хитрым и пронырливым получился главный злодей истории — липкое пятно клея.
В книге обращал на себя внимание форзац, украшенный орнаментом с мухами. Казалось бы, причём здесь докучливые насекомые? Есть версия, что это отсылка к образу пчелы как символу верховной власти в наполеоновской Франции. Такой геральдический элемент использовался в то время и при оформлении книг, в том числе на форзацах. Второе мнение не менее интересно. По-английски форзац — fly-leaf, где fly — муха (или глагол «летать»), leaf — лист. Получается, на английский «форзац» дословно переводится как «лист с мухами» или «летающий лист». «Мушиная» загадка Алисы Порет не разгадана до сих пор. Зато умилительные кошки и котята надолго стали её визитной карточкой.
Во второй половине 50‑х годов начал работу в детской книге знаменитый художник, представитель московского концептуализма Илья Кабаков. Поначалу он не позволял себе смелых экспериментов, зато ему замечательно удавались иллюстрации к книгам, посвящённым истории и культуре России и Востока. Очень аутентично выглядят его рисунки к книге Ольги Гурьян «Повесть о Великой стене» (1959). Действие повести происходило в Китае III века до нашей эры. Иллюстрации художник создавал, вдохновляясь китайской средневековой живописью. Эти работы выполнены с большим мастерством и уважением к художественному наследию народа.

В книге русских народных пословиц и поговорок «День работой весел» (1959) Кабаков обращается к лубку. Если добавить этим работам цвета, получатся настоящие «потешные листы», которые продавались в России два-три столетия назад. Так, картинка, где мыши тащат кадушку, — прямая отсылка к популярному лубочному сюжету «Как мыши кота хоронили» (1760).
Владимира Сутеева называют одним из зачинателей советской мультипликации. Действительно, в 30‑е годы он работал не только художником анимации, но и режиссёром. Сутеев поставил первый советский звуковой мультфильм «Улица поперёк» (1931), затем вышли «Колобок» (1936), «Шумное плавание» (1937), «Дядя Стёпа» (1939) и другие произведения. После войны художник ушёл из анимации и переключился на иллюстрацию детских книг. В 1950 году он снова нарисовал Дядю Стёпу, но теперь этот добродушный блюститель закона жил не на киноплёнке, а под обложкой очередного издания знаменитого стихотворения Сергея Михалкова. «Книжный» милиционер вышел очень похожим на подвижного собрата.

До сих пор дети с большим удовольствием разглядывают любимую многими поколениями книгу Сутеева «Кто сказал мяу?» (1955), смеются над незадачливым пернатым героем истории «Что это за птица?» (1956), следят за приключениями девочки и её питомца, читая рассказ «Умелые руки и капризная кошка» (1959). Художник сам написал эти сказки. Они отличаются живостью, остроумием, простотой и доступностью для самых маленьких читателей. Почти каждое предложение автор сопровождал ярким рисунком. В его работах чувствуется многолетний опыт в мультипликации: благодаря выразительной мимике персонажей, их ярким и подвижным образам иллюстрации Сутеева напоминают кадры из мультфильма.



Ещё один художник, талант которого раскрылся в послевоенные годы, — Алексей Лаптев. Он знаменит по иллюстрациям к книге Николая Носова «Приключения Незнайки и его друзей» (1959). При создании рисунков художник обращался прежде всего к детскому воображению: вот летит на землю осколок от солнца, похожий на аппетитный кусок сыра, висят на верёвочках портреты коротышек, нарисованные не на бумаге, а на настоящих зелёных листьях, чинят причудливую, похожую на космический шаттл, машину Винтик и Шпунтик. Многие помнят мир коротышек именно таким, каким создал его Лаптев.
Есть у Лаптева ещё одна интересная работа — книга «Весёлые картинки» (1956), стихи к которой художник написал сам. Невероятные, жутковатые гибриды животных он создал к стихотворению «Карнавал». Эти существа — всего лишь переодетые в костюмы собратьев звери, но их нелепые образы и пугали, и смешили одновременно. На другой странице лисица в буквальном смысле разрывала плоскую поверхность листа, грозя непоседливым зайчатам. Следующий разворот — та же лиса, только вид сзади. Получился своего рода 3D-эффект — революционная по тем временам новинка.
Удивительные психоделичные иллюстрации создавали Борис Калаушин и Юрий Киселёв. В книге Ивана Демьянова «Скороговорка» (1959), которую оформил Калаушин, читатель встречал длинноносую злодейку-ночь, бегущую по улицам, антропоморфные грибы и крота, который превратился в трактор. В «Горошине» (1959) того же автора мы видим не менее интересные иллюстрации Киселёва: синий медведь, горошина, принимающая душ под цветком колокольчика и усеянный фигурками детей разворот книги, который сгодился бы для современного виммельбуха.
Необычные иллюстрации для русской народной прибаутки «Муха париться хотела» (1958) создала Татьяна Маврина. Ей удалось очеловечить образы насекомых, сохранив их природный внешний облик. У старушки-мухи в переднике и лаптях — колючие лапки и крошечный хоботок, модные сапожки блохи дополняли мохнатые усики и изогнутое брюшко, длинные задние ноги кузнечика с зазубринами были обуты в берестяные сапоги. Комично выглядели могучий таракан в валенках, размахивающий топором и закутанные в расшитые шали хомячихи, которые от удивления выпучили глаза и разинули рты.
К началу 60‑х полки магазинов пополнились множеством красочных, необычно оформленных детских книг. Недорогие массовые издания постепенно приобретали новый облик, рисунки становились живыми и интересными. Набившая оскомину однообразная станковая графика начала отходить на второй план, уступая дорогу новой иллюстрации — яркой, образной и близкой чувствительному детскому восприятию.
Читайте также предыдущий материал цикла «От художника до „пачкуна“: детская книжная графика 1920‑х — начала 1930‑х годов».