Маленький человек на большом экране: восемь киноадаптаций прозы Максима Горького

«Крёст­ный отец» соц­ре­а­лиз­ма, один из тех ред­ких писа­те­лей, кому ещё при жиз­ни уда­лось полу­чить при­зна­ние, четы­ре­жды номи­нант на Нобе­лев­скую пре­мию — кажет­ся, буд­то Мак­сим Горь­кий мино­вал ста­тус звез­ды, ещё при жиз­ни став куми­ром и наро­да, и вла­сти, и даже зару­беж­ных чита­те­лей. Име­нем Горь­ко­го назы­ва­ли теат­ры, учеб­ные заве­де­ния и горо­да, о его твор­че­стве и о нём самом мно­го писа­ли и — не мень­ше — снимали.

Искус­ство кино, такое же моло­дое, как и совет­ское госу­дар­ство, не мог­ло обой­ти сто­ро­ной этот лите­ра­тур­ный фено­мен: лите­ра­тур­ный стиль Горь­ко­го сам по себе рас­по­ла­гал к «кине­ма­то­гра­фич­но­сти».

В день рож­де­ния писа­те­ля покру­тим калей­до­скоп экра­ни­за­ций: от пер­вых шагов оте­че­ствен­но­го немо­го кино до зна­ме­ни­тых совет­ских теле­се­ри­а­лов, от зару­беж­ных адап­та­ций до куколь­ной мультипликации.


«Мать» (1926, реж. Всеволод Пудовкин)

В пер­вые годы выхо­да на экран «Мате­ри» Все­во­ло­да Пудов­ки­на фильм вос­при­ня­ли неод­но­знач­но. Так, лите­ра­ту­ро­вед и кри­тик Вик­тор Шклов­ский срав­ни­вал кар­ти­ну с кен­тав­ром, в кото­ром соеди­ни­лась про­за, пло­хо вле­за­ю­щая в кадр, и чисто фор­маль­ное сти­хо­твор­ство. Одна­ко со вре­ме­нем фильм всё-таки поня­ли и при­ня­ли. Срав­ни­вать со зна­ме­ни­тым «Бро­не­нос­цем „Потём­ки­ным“» Эйзен­штей­на пере­ста­ли — усло­ви­лись про­сто поста­вить их в один ряд.

Немую кино­кар­ти­ну лег­ко понять даже без тит­ров, и дело не толь­ко в том, что сюжет был изве­стен каж­до­му совет­ско­му школь­ни­ку, — кадр гово­рит сам за себя. В цен­тре ока­зы­ва­ет­ся кон­фликт не столь­ко соци­аль­ный, сколь­ко пси­хо­ло­ги­че­ский, поэто­му лен­та на голо­ву выше про­ход­ных аги­ток. Всё вни­ма­ние зри­те­ля сосре­до­та­чи­ва­ет­ся на обра­зах двух глав­ных геро­ев: рабо­че­го-рево­лю­ци­о­не­ра Пав­ла Вла­со­ва и его мате­ри Пела­геи Нилов­ны. Это не слу­чай­но: режис­сёр вёл осо­бен­но кро­пот­ли­вую рабо­ту над «пере­вос­пи­та­ни­ем» актё­ров, при­вык­шим к теат­раль­ной игре (Веры Бара­нов­ской и Нико­лая Бата­ло­ва из МХТ). Сце­ны были не раз отре­пе­ти­ро­ва­ны, что­бы на каме­ры актё­ры игра­ли по-дру­го­му, но всё так же точ­но и правдиво.

Об игре глав­ной геро­и­ни кри­тик Хри­санф Хер­сон­ский писал:

«Вера Бара­нов­ская отрях­ну­ла навы­ки теат­раль­ных поз и лег­ко, вдум­чи­во вошла в кино той самой поход­кой, какая опи­са­на Горь­ким. У неё „тре­вож­но-груст­ные“ гла­за, как у боль­шин­ства на рабо­чей сло­бод­ке. „В тём­ных воло­сах бле­сте­ли седые пря­ди, точ­но зна­ки тяжё­лых уда­ров. Вся она была мяг­кая, печаль­ная и покор­ная“. С вол­ну­ю­щей силой и ясной про­сто­той её мать под­ни­ма­ет­ся всей душой до тра­гиз­ма в сце­нах неволь­но­го пре­да­тель­ства, аре­ста сына и сви­да­ния. Лёг­кой посту­пью, с мате­рин­ской улыб­кой ста­ре­ю­щей жен­щи­ны идёт она впе­ре­ди рабо­чей колон­ны под зна­ме­нем» («Прав­да», 21 нояб­ря 1926 года).


«Детство Горького», «В людях» и «Мои университеты» (1938–1940, реж. Марк Донской)

Не упо­мя­нуть Мар­ка Дон­ско­го в под­бор­ке о Горь­ком было бы кощун­ством — в твор­че­стве режис­сё­ра най­дут­ся экра­ни­за­ции на любой вкус. Кро­ме био­гра­фи­че­ской три­ло­гии Дон­ской снял филь­мы «Мать» (1955), «Фома Гор­де­ев» (1959) и «Супру­ги Орло­вы» (1978). Для режис­сё­ра эти рабо­ты не были слу­чай­ной темой в духе вре­ме­ни. Дон­ской искренне вдох­нов­лял­ся не толь­ко сло­вом, но и миро­воз­зре­ни­ем Горь­ко­го. Режис­сёр почти­тель­но и тре­пет­но пере­во­дит лите­ра­тур­ные сюже­ты на кине­ма­то­гра­фи­че­ский язык, в боль­шин­стве филь­мов Дон­ско­го при­сут­ству­ют горь­ков­ские цита­ты, будь то эпи­граф или финаль­ные титры.

Авто­био­гра­фи­че­ская исто­рия взрос­ле­ния юно­го Алек­сея Пеш­ко­ва в доре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии, бед­ной и неспо­кой­ной эпо­хе, была и оста­ёт­ся частью школь­ной про­грам­мы, поэто­му экра­ни­за­ции ста­ли в первую оче­редь дет­ской и под­рост­ко­вой кинок­лас­си­кой. Но дело не толь­ко в куль­тур­ной при­выч­ке. Сам взгляд режис­сё­ра на мир и искус­ство может пока­зать­ся дет­ским, а ино­гда даже инфантильным.

Кино­вед и кино­кри­тик Евге­ний Мар­го­лит объ­яс­ня­ет это впе­чат­ле­ние так:

«Как и Горь­кий, Дон­ской — созер­ца­тель по-дет­ски вдох­но­вен­ный, созер­ца­тель-языч­ник, как и вся­кий ребё­нок, взи­ра­ю­щий на измен­чи­вость и пест­ро­ту мира с одно­вре­мен­ным чув­ством вос­тор­га и опас­ки — „опас­ли­вым любо­пыт­ством“, как ска­за­но у Горького».


«На дне» (1957, реж. Акира Куросава)

Клас­си­ка рус­ской лите­ра­ту­ры в руках клас­си­ка япон­ско­го кине­ма­то­гра­фа при­ни­ма­ет при­чуд­ли­вый вид. Аки­ра Куро­са­ва не пыта­ет­ся рекон­стру­и­ро­вать Рос­сию, пони­мая, что такой под­ход успе­ха не сулит. Он, как и долж­но хоро­ше­му авто­ру, «поёт» о том, что хоро­шо зна­ет: о Япо­нии, об аутен­тич­ной наци­о­наль­ной куль­ту­ре, об эпо­хе Эдо… даже саму­рай здесь есть (хоть и быв­ший). Глав­ную роль вора Сут­э­ки­ти (Вась­ки Пеп­ла) режис­сёр уже при­выч­но отда­ёт Тоси­ро Мифунэ — звез­де сво­их глав­ных филь­мов «Расё­мон», «Семь саму­ра­ев» и «Тело­хра­ни­тель».

Впро­чем, вре­мя и место не осо­бо важ­ны, так как дей­ствие раз­во­ра­чи­ва­ет­ся в замкну­том про­стран­стве забы­той богом лачу­ги. Нахо­дить­ся здесь хотя бы на про­тя­же­нии филь­ма зри­те­лю труд­но. Кажет­ся, буд­то Куро­са­ва и деко­ра­ции про­пи­тал мра­ком и безыс­ход­но­стью. При этом сами герои-оби­та­те­ли к такой жиз­ни уже при­вык­ли и, мож­но ска­зать, почти гор­дят­ся ею, а в кон­це даже умуд­ря­ют­ся танцевать.

Режис­сёр доволь­но близ­ко сле­ду­ет тек­сту Горь­ко­го, сохра­ня­ет идею и кан­ву сюже­та, но меня­ет тональ­ность: в про­чте­нии Куро­са­вы боль­ше иро­нии, чем при­ня­то в нашей тра­ди­ции. В целом режис­сё­ру уда­лось пре­вра­тить типич­но рус­скую исто­рию во вполне япон­скую. Даже не совсем понят­но, в чём дело: то ли Куро­са­ва — насто­я­щий мастер сво­е­го дела, то ли япон­ское дно мало чем отли­ча­ет­ся от русского.


«Егор Булычов и другие» (1971, реж. Сергей Соловьёв)

Насколь­ко Мак­сим Горь­кий хотел, что­бы «Его­ра Булы­чо­ва и дру­гих» ста­ви­ли гро­теск­но и смеш­но, настоль­ко Сер­гей Соло­вьёв сде­лал её реа­ли­стич­ной и серьёз­ной. В руках Соло­вьё­ва горь­ков­ская исто­рия пред­смерт­ных про­зре­ний куп­ца-мил­ли­о­не­ра пре­вра­ти­лась в почти чехов­ский рас­сказ о физи­че­ской и духов­ной болез­ни чело­ве­ка, изму­чен­но­го соб­ствен­ной судь­бой. Насколь­ко мож­но счи­тать экра­ни­за­ци­ей фильм, в кото­ром режис­сёр наме­рен­но идёт напе­ре­кор воле писа­те­ля — суди­те сами.

Взять Горь­ко­го для дебют­ной пол­но­мет­раж­ной рабо­ты Сер­гей Соло­вьёв (тогда моло­дое даро­ва­ние, кото­рое поз­же вста­нет в аван­гар­де пере­стро­еч­но­го кино), заду­мал не сам. Идею под­ска­зал «Мос­фильм», кото­рый пред­ло­жил пора­бо­тать над экра­ни­за­ци­ей пье­сы. Резуль­тат совет­скую пуб­ли­ку и кри­ти­ков уди­вил, но, впро­чем, не расстроил.

Фильм отли­ча­ет­ся мрач­но­стью даже на уровне цве­та, боль­шая часть кад­ра все­гда оста­ёт­ся в тени. Раз­ме­рен­ное, моно­тон­ное повест­во­ва­ние пери­о­ди­че­ски пре­ры­ва­ет­ся экс­прес­сив­ны­ми сце­на­ми и выра­зи­тель­ной музы­кой. Соло­вьёв наме­рен­но уба­ю­ки­ва­ет бди­тель­ность зри­те­ля. Неслу­чай­но он раз­бав­ля­ет худо­же­ствен­ный сюжет кино­хро­ни­кой, что­бы кар­ти­на каза­лась почти доку­мен­таль­ной. Это, к сло­ву, доволь­но частый при­ём в экра­ни­за­ци­ях Горь­ко­го. Одна­ко взгля­ду совре­мен­но­го зри­те­ля, иску­шён­но­го в иммер­сив­ных фоку­сах, он может пока­зать­ся слиш­ком топор­ным и лиш­ний раз напо­ми­на­ю­щим о том, что это лишь кино, а жизнь — совсем другое.


«Табор уходит в небо» (1976, реж. Эмиль Лотяну)

В 1976 году совет­ско­го зри­те­ля заво­ро­жи­ла страст­ная и, конеч­но же, раз­ру­ши­тель­ная любовь коно­кра­да Лой­ко Зоба­ра и цыган­ки Рады. В год выхо­да на боль­шие экра­ны фильм стал лиде­ром про­ка­та (его посмот­ре­ли око­ло 65 мил­ли­о­нов зрителей).

Лотя­ну смог оча­ро­вать зри­те­ля не толь­ко сце­на­ми из жиз­ни дико­го, шум­но­го, кра­соч­но­го и непод­власт­но­го нико­му цыган­ско­го мира, но и музы­кой. Боль­шая часть филь­ма — это пес­ни и тан­цы («Яблоч­ко», «Нанэ цоха» и дру­гие), без кото­рых пред­ста­вить куль­ту­ру наро­да рома невоз­мож­но. Да и в целом, понять обы­чаи и моти­ва­цию геро­ев умом труд­но, это нуж­но чувствовать.

В какой-то момент кар­ти­на пере­ста­ла ассо­ци­и­ро­вать­ся с Горь­ким и ушла в сво­бод­ное пла­ва­ние, а точ­нее — в воль­ное цыган­ское блуж­да­ние по сте­пям Бес­са­ра­бии. Экра­ни­за­ция весь­ма воль­но интер­пре­ти­ру­ет ори­ги­нал, и мно­гие вопро­сы Горь­ко­го о соци­аль­ной неспра­вед­ли­во­сти и борь­бе чело­ве­ка с усто­я­ми ока­за­лись не толь­ко лишён­ны­ми отве­тов, но и не задан­ны­ми. Впро­чем, фильм изна­чаль­но созда­вал­ся «по моти­вам» сра­зу двух ран­них рас­ска­зов Мак­си­ма Горь­ко­го («Макар Чуд­ра» и «Ста­ру­ха Изер­гиль»), поэто­му ждать от него точ­но­сти цити­ро­ва­ния не приходится.


«Васса» (1983, реж. Глеб Панфилов)

Гово­ря­щие име­на Мак­сим Горь­кий любил, и Вас­са Желез­но­ва не исклю­че­ние. В её сталь­ной хват­ке огром­ное дело, огром­ные день­ги и огром­ная ответ­ствен­ность за семью, каж­дый член кото­рой один дру­го­го хуже. Скло­нять совер­шив­ше­го гряз­ное пре­ступ­ле­ние мужа к само­убий­ству и пря­тать мало­лет­не­го вну­ка от мате­ри-рево­лю­ци­о­нер­ки — всё ради семьи, всё ради дела. «Вас­са Желез­но­ва» — про­зор­ли­вая тра­ге­дия о рус­ском капи­та­лиз­ме, иллю­стра­ция рас­хо­же­го мне­ния, что за каж­дым круп­ным состо­я­ни­ем сто­ит преступление.

Твор­че­ский тан­дем режис­сё­ра Гле­ба Пан­фи­ло­ва и актри­сы Инны Чури­ко­вой как ника­кой дру­гой луч­ше подо­шёл к кино­адап­та­ции пье­сы. Пер­вая поло­ви­на успе­ха филь­ма — метод режис­сё­ра, заклю­чав­ший­ся в иссле­до­ва­нии харак­те­ра героя, в «стрем­ле­нии поглуб­же залезть в душу чело­ве­ка, пока­зать слож­ность и дина­ми­ку его чувств». Вто­рая часть успе­ха — в тон­кой игре Инны Чури­ко­вой, кото­рая на полу­то­нах, на «полу­паль­цах» про­хо­дит­ся по краю и испол­ня­ет очень двой­ствен­ную нату­ру, убий­цу под мас­кой интел­ли­гент­ки. Осан­ка, поход­ка, мими­ка и жесты — ничто не выда­ёт угро­зу, одна­ко не послу­шать­ся и не под­чи­нить­ся им невозможно.

Гибель воле­во­го, умно­го, но дале­ко не свя­то­го чело­ве­ка в фина­ле может пока­зать­ся пара­док­саль­но непри­ят­ной, «пло­хой» кон­цов­кой. Но труд­но пред­ста­вить, какой конец стал бы для этой исто­рии «хоро­шим». О поста­нов­ках пье­сы, рабо­те режис­сё­ра и арти­стов мож­но мно­гое рас­ска­зать по тому, хочет­ся ли после про­смот­ра оправ­ды­вать Вас­су. Оправ­ды­ва­ют ли её Пан­фи­лов и Чурикова?


«Жизнь Клима Самгина» (1986–1988, реж. Виктор Титов)

В 1988 году на экра­ны выхо­дят 14 серий теле­филь­ма о Кли­ме Сам­гине, кото­рые потря­са­ют огром­ную ауди­то­рию. На дво­ре эпо­ха глас­но­сти и пере­строй­ки, а люди зано­во откры­ва­ют клас­си­ка рус­ской литературы.

«Жизнь Кли­ма Сам­ги­на» — глы­ба в твор­че­стве Горь­ко­го, кото­рую он скром­но назы­вал «пове­стью». Как объ­яс­нял писа­тель, это исто­рия «интел­ли­ген­та сред­ней сто­и­мо­сти, кото­рый про­хо­дит сквозь целый ряд настро­е­ний, ища для себя наи­бо­лее неза­ви­си­мо­го места в жиз­ни, где бы ему было удоб­но и мате­ри­аль­но, и внут­ренне». Режис­сёр Вик­тор Титов изу­чил роман от и до, при­чём как неза­кон­чен­ную вер­сию, так и нево­пло­щён­ные замыс­лы. Извест­но, что по задум­ке писа­те­ля дей­ствие завер­ши­лось бы в дни рево­лю­ции 1917 года тра­ги­че­ской гибе­лью глав­но­го героя. Послед­нее, что Клим Сам­гин дол­жен был услы­шать: «Уйди! Уйди, с доро­ги, тара­кан!» Как закон­чил исто­рию Титов — про­верь­те сами, не пожалеете.

Теле­фильм выгод­но отли­ча­ет от дру­гих кино­кар­тин дове­дён­ное до пер­фек­ци­о­низ­ма вни­ма­ние к дета­лям. Вик­тор Титов исполь­зу­ет все воз­мож­но­сти теле­фор­ма­та, по-модер­нист­ски игра­ет с при­ё­ма­ми кино и без стес­не­ния рас­смат­ри­ва­ет раз­ные сор­та народ­ни­ков, монар­хи­стов, марк­си­стов, иде­а­ли­стов, дека­ден­тов и дру­гих почти под лупой, как дико­вин­ных насе­ко­мых. Отдель­но­го вни­ма­ния удо­ста­и­ва­ет­ся глав­ный «тара­кан» Клим Сам­гин, кото­ро­го игра­ет Андрей Руден­ский. Под мно­го­крат­ным уве­ли­че­ни­ем малей­шая фальшь была бы замет­на, он же играл выве­рен­но и чисто, что заце­пи­ло зрителей.

Лите­ра­ту­ро­вед и кино­кри­тик Лев Аннин­ский в ста­тье «Вос­кре­ше­ние Кли­ма Сам­ги­на» писал:

«Очер­ти­лось собы­тие. Не про­сто теле­ви­зи­он­ное — обще­куль­тур­ное. Не экран­ное, а из обла­сти нашей духов­ной реаль­но­сти… Он [Андрей Руден­ский в роли Кли­ма Сам­ги­на] игра­ет две темы: бла­го­род­ство и отсут­ствие реак­ций; он затор­мо­жен, бло­ки­ро­ван; ино­гда кажет­ся, что он что-то пря­чет (за очка­ми — лик Хри­ста); ино­гда видишь, что это не лицо, а мас­ка, и нако­нец пони­ма­ешь, что это лицо, носи­мое по пра­ви­лам мас­ки. Здра­во­мыс­лие сре­ди безум­ства. Един­ствен­ный шанс сохра­нить лицо в бос­хов­ском мас­ка­ра­де — сде­лать вид, что это мас­ка. Един­ствен­ный шанс сохра­нить­ся сре­ди плу­тов­ства — выдать чест­ность за одну из форм плу­тов­ства. <…> Чело­век рас­тво­рён в ситу­а­ции, он её при­ни­ма­ет как жре­бий. Он о ней сви­де­тель­ству­ет. Хотя сви­де­тель­ство­вать неко­му, ибо втя­ну­ты все. Тако­ва кон­цеп­ция филь­ма» («Совет­ский экран» № 14, 1988).


«Болесь» (2013, реж. Шпела Чадеж)

В нашей под­бор­ке это един­ствен­ная экра­ни­за­ция Горь­ко­го, создан­ная в XXI веке, ещё и в жан­ре муль­ти­пли­ка­ции. Корот­ко­мет­раж­ный фильм сло­вен­ско­го режис­сё­ра Шпе­лы Чадеш выпол­нен в тех­ни­ке куколь­ной ани­ма­ции. Режис­сёр не про­сто пере­ве­ла на боль­шой экран исто­рию оди­но­че­ства, но и допол­ни­ла её новы­ми смыс­ла­ми. Осно­вы­ва­ясь на англий­ском пере­во­де рас­ска­за Горь­ко­го «Её любов­ник», Шпе­ла Чадеж назва­ла мульт­фильм «Болесь» — имен­но так рас­сказ назы­ва­ет­ся в рус­ском оригинале.

Сюжет неза­мыс­ло­ват. Моло­дой чело­век живёт по сосед­ству с Тере­зой — дамой вуль­гар­но­го пове­де­ния, кото­рая вызы­ва­ет у него полу­б­резг­ли­вость-полу­страх. Одна­жды Тере­за обра­ща­ет­ся к герою с прось­бой — напи­сать под дик­тов­ку пись­мо для её жени­ха Боле­ся, кото­рый нахо­дит­ся очень дале­ко. Како­во же было удив­ле­ние героя, когда вско­ре Тере­за при­шла с новой прось­бой… напи­сать ответ от Боле­ся. Так суще­ству­ет ли жених? А суще­ству­ет ли сама Тереза?

Режис­сёр не давит на зри­те­ля, не пре­вра­ща­ет экра­ни­за­цию в дидак­ти­че­скую прит­чу (хотя сам Горь­кий не постес­нял­ся при­пра­вить рас­сказ долей мора­ли­за­тор­ства). Мульт­фильм лако­ни­чен и лири­чен, не бро­са­ет­ся в гла­за напу­щен­ная, наив­ная сен­ти­мен­таль­ность, кото­рой ино­гда гре­шат ани­ма­ци­он­ные фести­валь­ные корот­ко­мет­раж­ки. Да и в целом эсте­тич­ная кар­тин­ка и инте­рес­ные кук­лы при­вле­ка­ют вни­ма­ние и раду­ют глаз.


В пост­со­вет­ский пери­од о Горь­ком ста­ли забы­вать. Зва­ние «клас­си­ка про­ле­тар­ской лите­ра­ту­ры» не при­но­си­ло попу­ляр­но­сти: слиш­ком уж наби­ло оско­ми­ну вто­рое сло­во. Мак­сим Горь­кий стал ассо­ци­и­ро­вать­ся с чем-то навя­зан­ным, заучен­ным дав­ным-дав­но, ещё в шко­ле, а зна­чит неин­те­рес­ным и неактуальным.

Зря. Луч­ше­го быто­пи­са­те­ля эпо­хи корен­ных пере­ло­мов най­ти трудно.


Читай­те также:

— Восемь луч­ших экра­ни­за­ций Пуш­ки­на: мне­ние искус­ство­ве­да;

— Восемь мало­из­вест­ных экра­ни­за­ций Чехо­ва;

Луч­шие экра­ни­за­ции Бул­га­ко­ва: cумрач­ный Бала­ба­нов, чёр­ная коме­дия с Рэд­к­лиф­фом и анти­со­ци­а­ли­сти­че­ский Вай­да;

— В пасти «жёл­то­го дья­во­ла». Мак­сим Горь­кий в Нью-Йор­ке