На Московском международном кинофестивале состоялась премьера документальных фильмов продюсера Сергея Мирошниченко из цикла о самых известных российских тюрьмах. Первый эпизод «Кресты» вышел в 2020 году и стал первым российским документальным проектом, который приобрёл «Нетфликс». Спустя три года на ММКФ в программе «Свободная мысль» показали фильм, посвящённый Бутырскому следственному изолятору, известному в народе как Бутырка, а в конкурсе документального кино — «Владимирский централ» о тюрьме для особо опасных преступников (если в голове у вас заиграла песня Михаила Круга, мы не осудим).
Оба фильма уже можно увидеть в Сети и оценить, какими разными выглядят «портреты» тюрем, снятые сквозь одну и ту же оптику ненавязчивого официоза (проект создан в сотрудничестве со ФСИН). «Бутырку» снимал сериальный режиссёр Сергей Попов, это его дебют в документальном жанре. Над «Централом» работала Юлия Бобкова, на чьём счету уже несколько документальных байопиков о совершенно разных героях — от Александра Солженицына (картина под патетическим названием «Раскаяние») и Михаила Калашникова до композитора-авангардиста Олега Каравайчука.
Бутырка
«Все приличные люди в России сидели», — жизнерадостно сообщает экскурсовод, по собственному признанию, проведший в стенах Бутырки девять лет. С истинно русской гордостью он перечисляет имена заключённых: Бабель, Солженицын, Шаламов. День ясный и солнечный, люди делают селфи и улыбаются, словно попали в Диснейленд. Сотрудник тюрьмы рассказывает, как раньше путался в лабиринтах и коридорах Бутырского замка, вход в который начинается с красных ворот исторической ценности, способных украсить музейную экспозицию. Мы вообще туда пришли?
Гран-Гиньоль — театр, который начинается с виселицы. В данном случае — с ворот.
Перед нами именно эстетичное зрелище, но это не особенно удивляет: в России практически любое явление эстетизируется и сакрализируется. Если есть эстетика заброшек, грустных и мрачных городов, то почему бы не появиться эстетике тюрем, тем более, судя по фильму, в неволе веселее. Вот кошка пробежала в коридоре, приветливо потеревшись о ноги вновь прибывшего. Вот охранник пожелал удачи перед тем, как аккуратно закрыть дверь камеры. Вот развозят еду, вежливо оглашая меню (лучше, чем в иной столовой). Вот заключённых приятной наружности отбирают для постановки спектакля «Сон в летнюю ночь». Последнее, возможно, завуалировано нам сообщает, как для съёмок фильма всем пришлось ходить на цыпочках.
Дело в том, что в 2012 году итальянские режиссёры братья Тавиани поставили фильм «Цезарь должен умереть», взявший «золото» на Берлинском кинофестивале. В картине арестанты тоже ставили тюремный спектакль по Шекспиру. Актёры фильма были настоящими заключёнными итальянской тюрьмы, отбывающими пожизненный срок. Почти все они принадлежали к мафии, так что можно представить, какие дела числились за этими приятными людьми. Постановка «Юлия Цезаря» в их исполнении обретала новое, необычное измерение: история «крёстного отца», которого зарезали собственные подельники, после чего началась война мафиозных кланов, кровавая бойня на улицах Рима.
В «Бутырке», где некоторые сцены театральной линии повторяют итальянского «Цезаря» (заключённые рассказывают о своём прошлом и тюремной жизни, идут репетиции на сцене), Шекспира выбрали максимально безопасного, далёкого от насилия: весёлую комедию без двойного дна. И кажется, именно в этом двойное дно.
На фоне показанной идиллии постоянно что-то проскальзывает если не текстом, то подтекстом, оговоркой, случайно брошенной фразой, напряжённой позой. «Мужчина, который три года жил только с мужчинами, видел только мужские тела, слышал только мужской голос… Будут искажения, практически патологические», — внезапно говорит штатный психолог, а театральный режиссёр Марат упоминает, что один из его «актёров» работает на кухне по 12 часов, кормит всю тюрьму. Парень с воспалёнными глазами сидит среди океана селёдок, которых должен выпотрошить, и получается картина гибели. Не «Колымские рассказы», конечно. Но теперь вы сделаете всё возможное, чтобы этих селёдок в промышленном количестве в глаза не видеть.
После публикации в Сети архива, в котором содержалось 40 гигабайтов со сценами насилия, в том числе сексуального, в отношении заключённых в тюремной больнице Саратовской области для сколько-нибудь объективной картины невозможно было обойтись без упоминания систематических пыток в российских тюрьмах. Авторы нашли изящное решение, дав слово президенту Путину, который на пресс-конференции в 2021 году признал существование проблемы и призвал «спокойно работать» над ней. В фильме заключённые смотрят по телевизору эту пресс-конференцию без комментариев. По фильму очень хорошо заметно, что отсутствие комментариев постепенно становится главным художественным приёмом отечественного кинематографа. Молчание и цитаты, молчание и цитаты — только так теперь и можно что-либо о чём-либо сказать.
Из этого молчания, воспоминаний о судьбах, оговорок, зимней тишины за красными кирпичными стенами, за красивыми воротами не совсем волшебного замка дебютант Попов формирует высказывание, идущее вразрез с официальной позицией.
«Бутырка — это бренд, нет человека в России, кто бы не знал Бутырку. Большинство великих людей России прошли через Бутырку. Посидели, подумали, вышли из неё и стали выдающимися личностями каждый в своём направлении», — говорит начальник на праздновании 250-летия основания Бутырского замка.
Наталья Сац, например, прошла через Бутырку, рассказывает нам режиссёр Марат. В 1937 году арестована как «член семьи изменника родины». Пытки, допросы, инсульт. Потом пять лет ГУЛАГа. Ну а дальше — создательница первого в мире музыкального театра для детей, первая женщина — оперный режиссёр и прочее, что всем известно.
Эх, гражданин начальник. Помолчим в новых традициях российского кинематографа.
И процитируем:
— Будете у нас на Колыме — милости просим!
— Нет, уж лучше вы к нам.
Владимирский централ
Затянутый двухчасовой опус Юлия Бобкова начинает с благочестивой демонстрации иконописных ликов, плавно переходящей в антиисторические байки о гуманизме Екатерины II, по велению которой и была построена тюрьма. Сотруднику учреждения, который отмечает, что Екатерина велела обращаться с заключёнными «человеколюбиво» («С французскими просветителями переписывалась!»), простительны заблуждения.
Антинаучные книжки расплодили достаточно лжи, чтобы люди верили в «гуманизм» императрицы, при которой 90% русского народа превратилось в бесправный скот, продававшийся за долги хозяев на базаре. В этих книжках (одну из них редактировала автор статьи) деликатно не упоминают, что официальный указ по запрету пыток, подписанный императрицей, не мешал параллельному существованию настоящего пыточного пособия, успешно применявшегося во время следствия в российских тюрьмах. Например, пытали первую «звезду» Бутырки Емельяна Пугачёва, а башкирскому народу за помощь соратнику Пугачёва Салавату Юлаеву екатерининские генералы обещали:
«Мужеский пол до самых младенцев будет растерзан лютейшими смертями, жёны, дети и земли их все без изъятия розданы в рабство».
Но что простительно не знать обывателю, всегда охотно верующему в легенды, непростительно режиссёру, который претендует на съёмки исторического исследования. Впрочем, очевидно, что Бобкова не претендует решительно ни на что. Это лишённая атмосферы, настроения и идей ремесленная поделка. Здесь под навязчивые церковные песнопения за кадром рассуждают о духовности, религии, Родине, Страшном суде и прочем, одобряемом государством, не забывая упомянуть преступления фашистов (в Централе сидели нацистские генералы), как водится, показанных во всей красе: роскошные марши с горящей свастикой и качественные фотографии.
Пребывая на уютной исторической территории, режиссёр, как в школьном учебнике, оглашает известные имена сидевших: идеолог Белого движения Василий Шульгин, киноактриса Зоя Фёдорова, певица Лидия Русланова, Василий Сталин после смерти отца. Обо всём этом можно было бы прочитать в «Википедии».
Некоторые заключённые с одобрением высказываются о возвращении смертной казни для маньяков и педофилов, не учитывая, что смертная казнь вернётся одна на всех — для всего общества. Но если чьё-то мнение и может представлять интерес в этом вопросе, то именно сидящих на пожизненном. Это единственные люди, чьи сроки имеют какое-то отношение к исправительной функции тюремного заключения. Финал — галерея портретов крупным планом, наводящая на единственную мысль: ух ты, эти парни ничем не отличаются от обычных людей. То ли действительно не отличаются, то ли прилежная камера Бобковой ухитрилась стереть с них всю фактуру.
Тюрьма в России всегда была особенной темой, поэтому оба фильма, при всей очевидно разной художественной ценности, важны для нас как своеобразные слепки эпохи. Документальное кино, даже самое пристрастное, как никакое другое, отражает жизнь в стране в разные исторические периоды. Так и для нашего будущего останется два разных взгляда. В «Централе» тюрьма показана как неотъемлемая часть российской истории, органичная и естественная составляющая нашей жизни, где мы все ходим под богом, царём и начальником в ожидании Страшного суда. А в «Бутырке» не только ходят, но ещё иногда думают, и тот самый начальник говорит с очень многозначительным взглядом, легко поддающимся расшифровке:
«Повторение репрессий, конечно, невозможно, мир этого не допустит, впрочем, не стоит забывать о роли личности в истории».
Читайте также «Атя-тя-тя-тя-тя! Тюрьма и зона в советском кино».