Культура песен существует испокон веков. Однако на протяжении большей части истории услышать их можно было лишь в живом исполнении. Ситуация резко меняется, когда во второй половине XIX века появляются технологии звукопередачи. В 1887 году создано самое узнаваемое из подобных устройств: Эмиль Берлинер патентует граммофон, для воспроизводства музыки на котором впервые были предложены дисковые пластинки.
Это изобретение перевернуло мир музыки, породив целую индустрию. Теперь, чтобы услышать полюбившийся мотив (в исполнении профессионального певца или музыканта), даже не нужно было выходить из дома! Это же привело к ситуации, когда песня могла радикально отделиться от автора и обрести свою, совершенно независимую историю.
Вальс «На сопках Маньчжурии» в этом отношении снискал поистине уникальную судьбу. Песня приобрела популярность в кратчайшие сроки — не в последнюю очередь благодаря революции аналоговых проигрывателей. Она же надолго пережила империю, в которой появилась на свет, и даже полюбилась слушателям в Советском Союзе, чем далеко не каждый дореволюционный хит мог похвастаться.
VATNIKSTAN рассказывает историю песни, которая прошла через три войны, а после обрела новую жизнь благодаря фильмам, в которых использовалась.
Технологии в музыке и эрозия элитарности
Рубеж XIX–XX веков оказался богат на технические новации, навсегда изменившие нашу жизнь. Музыка стала гораздо ближе к слушателям и в виде граммофонных пластинок пришла в каждый дом, впервые попадая из публичного пространства в частное.
«Бум звукозаписи» превратил авторское музицирование в достояние масс, в то время как раньше профессиональное исполнение можно было услышать только вживую — на специальных мероприятиях и светских раутах. Он же сделал общение человека с композицией более интимным, то есть личным и близким.
Это привело к тому, что прежние барьеры между произведением и слушателем оказались сломлены, их взаимоотношения приобрели небывалую прежде «вольность». Технологическая революция породила феномен, практически невозможный ранее: песни авторского, профессионального сочинения, уходя в массы, с течением времени теряли связь со своим творцом, обретая репутацию «народных». Происходила настоящая «смерть автора» по Ролану Барту (хотя сама концепция появится на свет лишь в 1960‑х годах): создатель терял всякую власть над творением, оно жило и трансформировалось независимо от его желания.
Совсем недавно медиа вспоминали подобный пример: песню «Губы окаянные» из киноленты «Пять вечеров» (1978 года) написал Юлий Ким, но многие считают её народной, хотя на деле это не так. Похожая история произошла и с вальсом «На сопках Маньчжурии»: он имеет и автора слов, и автора музыки. Но память о них стёрлась, а слова песни, уходя в массы, менялись, рождались всё новые вариации. Технологическая мощь звуковой трансляции и кино вытесняют память о сочинителях, не оставляют для них места. С другой стороны, именно так искусство теряет элитарный апломб и становится ближе ко всем и каждому.
Сам вальс появился на свет по горячим следам Русско-японской войны 1904–1905 годов. Сын отставного унтер-офицера Илья Шатров сражался в Маньчжурии в составе 214-го Мокшанского пехотного полка. Его определили в полковой оркестр дирижёром: молодой человек был хорошо обучен игре на музыкальных инструментах и имел идеальный слух. Творческий коллектив часто сопровождал контратаки подбадривающими маршами.
Но война не щадила никого. За год баталий потери мокшанцев оказались поистине грандиозными: погибло 2339 человек, примерно половина полка. В память об усопших товарищах уже после войны, в 1906 году, Шатров пишет минорный вальс.
Волны популярности, циклы перерождений
После войны полк Шатрова был направлен в Самару, где в 1908 году духовой оркестр впервые исполнил композицию под названием «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии». Современники вспоминали, что вальс тогда был воспринят слушателями весьма прохладно — кстати, пока это была только мелодия, без слов. Но настроения публики оказались непостоянными: произведение быстро набрало популярность по всей стране.
Вальс играли в парках, в скверах, на концертах. Вскоре поэт-реалист Скиталец (Пётр Степанов) напишет стихи на музыку Ильи Шатрова.
«Плачет отец,
Плачет жена молодая,
Плачет вся Русь, как один человек,
Злой рок судьбы проклиная».
Эти слова можно считать оригинальными. Но музыка так быстро ушла в народ, что тут же появилось множество новых вариаций текста на один и тот же мотив.
Вальс набирал популярность и узнаваемость невиданными прежде темпами, и не в последнюю очередь это было связано с применением новой техники. Граммофонные пластинки с ним продавались огромными тиражами. Ноты переиздавались 82 раза, а фирма «Синера» выпустила 15 тысяч экземпляров пластинок с записью вальса.
Теперь одну и ту же песню могли одновременно прослушивать тысячи человек по всей стране. Так она постепенно обрела статус «народной»: стало казаться, что она существовала всегда.
С началом Первой мировой войны вальс, уже прочно спаянный с текстом, переживает новую волну популярности. Его исполняют в старейших театрах страны, задушевные слова поют в солдатских окопах. Прижизненно признанный мэтр Фёдор Шаляпин добавляет песню в свой репертуар.
Однако после Октябрьской революции популярность вальса в России быстро сходит на нет. Политика «культурной революции» в молодой Стране Советов предполагала априорную враждебность к наследию Российской империи. Исполнение «старорежимных» песен могло вызвать косые взгляды и обвинения в «мещанстве».
Центр тяжести дореволюционной культуры сместился из страны за её пределы: в эмиграции вальс продолжали помнить, исполнять и любить. Бывшие жители империи стремились максимально сохранить и продлить жизнь «старой» традиции. Уезжая из России, многие интеллигенты старались переправить на Запад книги или ценности искусства, спасая последние от уничтожения в огне Гражданской войны.
К тому же быстро выяснилось, что эмигранты в Европе и в Америке оказались чужими: их финансовые дела приходили в упадок, а достойный заработок найти не всегда удавалось. В этих условиях родная культура помогала сохранить достоинство и идентичность, поддерживая в годину невзгод.
Так, «На сопках Маньчжурии» часто исполнялся популярным эмигрантским певцом Петром Лещенко (1898–1954). Он давал концерты в Румынии и Прибалтике, работая на аудиторию покинувших родину патриотов. Репертуар его состоял преимущественно из песен, которые были известны в нашей стране до революции.
К финалу Второй мировой войны вальс неожиданно вернулся в Советский Союз. Некоторые исследователи считают сталинский период временем «русского» и даже «имперского» ренессанса: в армию вернули маршальские звания, петлицы на военной форме заменили на более привычные погоны. Не обошла эта тенденция и культурную жизнь.
В связи с новым политическим и социальным «заказом» на патриотические символы, композицию стали часто ставить на радио в момент, когда советская армия в 1945 году вела Маньчжурскую операцию против Японии. Конечно, сам текст при этом не мог оставаться дореволюционным. Слова для «нового звучания» песни пишут поэт-фронтовик Павел Шубин и Алексей Машистов.
Так свершилась очередная «смерть автора», а песня, наоборот, претерпела «второе рождение», снискав симпатии слушателей уже не в империи, а в СССР. Её исполняли на концертах по всей стране, в том числе такие мэтры, как Иван Козловский, Леонид Утёсов, Людмила Зыкина. Но даже на этом история вальса отнюдь не закончилась: пережив очередную войну, он продолжал покорять сердца и в мирное время.
Со сцены — на экран
В эпоху застоя, много позже глобальных военных потрясений, советские режиссёры активно используют «На сопках Маньчжурии» в своих кинолентах. Очередной виток популярности песне принесла её вновь переделанная версия, исполненная в вышедшем в 1977 году фильме «Служебный роман».
Спетая Андреем Мягковым (в роли Антона Новосельцева) частушка породила мощную реакцию «снизу»: в народе стали появляться многочисленные шуточные вариации слов на всем известный мотив. Сейчас в интернете можно найти сотни подобных юмористических версий.
В 1979 году популярную мелодию (без слов) использует Станислав Говорухин в знаменитом мини-сериале «Место встречи изменить нельзя». Она звучит в сцене, где оперативники выполняют задание на Чистых прудах. Не забыли про вальс даже в 1990‑е годы. В 18‑й серии культового «Ну, погоди!» волк, поскользнувшись в полёте, танцует с бегемотом под музыку Ильи Шатрова.
Постсоветские режиссёры тоже часто используют «На сопках Маньчжурии» в своих картинах. Песню можно услышать в телесериале «Диверсант» 2004 года, в фильме Сергея Бодрова «Кавказский пленник», в совсем свежей ленте «Брестская крепость».
Вышедший в 2013 году биографический телепроект «Пётр Лещенко. Всё, что было…» имеет особую структуру повествования: каждая задействованная в нём песня становится смысловым стержнем сюжета отдельной серии. Второй эпизод как раз выстроен вокруг исполнения в 1917 году начинающим певцом известного вальса.
В настоящее время «На сопках Маньчжурии» без труда можно отыскать на любой стриминговой площадке, причём в десятках вариаций: от исполнения а капелла до хорового, от Ивана Козловского до Дмитрия Хворостовского.
Легко запоминающийся мотив сделал песню известной, а свершившийся в ХХ веке бум технологий растянул её популярность на целый век. Её слова менялись как спонтанно, так и в угоду конъюнктуре, но неизменно сохранялось главное — задушевная музыка, которая живёт в культурной памяти и поныне.
Читайте также «Начало советского джаза. Первые джаз-банды, популярность и критика».
