В связи с недавними событиями решили вспомнить о самом известном русском предводителе бунта Емельяне Пугачёве, который вошёл не только в отечественную историю, но и в литературу, а постепенно — в кино. Почти в каждой эпохе кинематографа появлялся свой Пугачёв и неизменно становился отражением политики и жизни государства.
Елена Кушнир рассказывает о разных образах Пугачёва на экране — от зеркала революции в немом кино до опасного государственного мятежника в современном российском сериале.
«Капитанская дочка» (Юрий Тарич, 1928). В роли Пугачёва — Борис Тамарин
Немая картина Юрия Тарича по сценарию Всеволода Шкловского, который ещё не успел покаяться в сталинские времена за то, что стал основателем формализма в русской литературе, — один из самых ярких и талантливых примеров авангардизма 1920‑х годов. Великолепно снятый фильм с операторской работой мирового уровня заставляет вспомнить об огромном вкладе отечественных кинематографистов в развитие кино как вида искусства. Фильм производства «Совкино» демонстрировал невиданные по тем временам возможности: смена локаций, прекрасные костюмы, эффектные декорации и серьёзная массовка. Причём в армию Пугачёва, как это было в истории, входят представители разных этносов.
В своё время фильм вызвал настоящий шок у пуристов. Режиссёр и сценарист переписали Пушкина на язык пролетарской революции, порвав роман в клочья. В статье 1928 года «Капитанская дочка без анекдота» Юрий Тарич объяснил:
«Цензурные условия николаевской эпохи, собственные взгляды Пушкина на пугачёвское движение, которое он называет „бессмысленным бунтом“, целый ряд документальных данных свидетельствуют о том, что гениальный поэт не мог не подойти к изображению пугачёвщины с узко-сословной точки зрения.
Эта точка зрения подвергнута нами пересмотру».
Петруша Гринёв превратился в добродушного недоросля-идиота, Маша Миронова — в типичную мещанку, а Швабрин — в ссыльного бунтаря, который читает Радищева и добровольно присоединяется к народной армии, чтобы бить буржуев.
Прежде чем падать в обморок от святотатственного отношения к классике, пуристам следовало бы обратить внимание на сильнейшую ироническую интонацию фильма.
«Как богато и обширно отечество наше», — высокопарно глаголит царица Екатерина, разглядывая сокровища из Сибири. Следующий титр гласит: «В обширном отечестве начиналась метель». Добродушной насмешливости подверглась даже фигура Пугачёва, который показательно безграмотен и жутко этого стесняется. Учась писать под руководством Петрушиного слуги, Савельича, он по-ученически чешет пером в затылке и ставит кляксы. Авторы уравновешивают революционный пафос иронией и создают фольклорный образ, почти сказочного скомороха, но одновременно — былинного богатыря, пришедшего показать силушку молодецкую и дубину народной войны, которую народ пока только поднимает против царской власти.
Суворов, чья роль в подавлении народного восстания часто замалчивается, замахивается на пленного Пугачёва плетью: «О плахе задумался, вор?» Пугачёв со смехом отвечает:
«Я не ворон. Я воронёнок. Ворон-то ещё летит».
«Пугачёв» (Павел Петров-Бытов, 1937). В роли Пугачёва — Константин Скоробогатов
Это не экранизация романа Пушкина, а полноценный байопик, кроме того — масштабное кинополотно с батальными сценами. Учитывая, что в следующем году выйдет «Александр Невский» Сергея Эйзенштейна, снятый незадолго до войны фильм вливается в державный тренд: показать мощь народа под предводительством «сильного лидера».
В фильме нет выдающихся художественных решений Эйзенштейна, способных превратить государственный заказ в шедевр, а Скоробогатову недостаёт харизмы Николая Черкасова, из-за которой появился миф о «народном князе» Невском, раздутый в сталинскую эпоху. Однако это ладная картина с крепкой драматургией, впечатляющим изображением ужасов крепостного права и колоритным главным героем, увы, избавленным от какой-либо неоднозначности. Ничего «серого» в сталинского кинематографе быть не могло — только чёрное или белое.
Скоробогатов поначалу играет не пламенного пассионария, лезущего на броневик, а по-крестьянски хитрого мужика, способного обманывать угнетателей ради своих целей. Трикстерское лукавство без объяснений сменяется поэтическим благородством, едва дело доходит до восстания. Импозантный, с зычным голосом и достоинством оперного певца, истинный «мужицкий царь», Пугачёв даже не хочет становиться самозванцем: «Да мы без царского трона дворян перебьём и вольную волю добудем». Но его уговаривают «пиарщики» из казаков, считающие, что так будет лучше для дела.
Великодушный, идеологически заряженный, прекрасный стратег, этот состоящий из сплошных достоинств вождь народов получился памятником самому себе, а не живым человеком, при этом не дотянув до символа и архетипа, которым стал Невский. Хотя у Петрова-Бытова чувствуется потенциал, больше раскрытый в начале картины, тоталитарное искусство, лишающее возможности трактовок, лишает фильмы и жизни.
«Капитанская дочка» (Владимир Каплуновский, 1958). В роли Пугачёва — Сергей Лукьянов
Бронзовая классика без малейших попыток не только оживить зачитанный до дыр пушкинский текст, но даже его осмыслить с помощью хоть чего-нибудь. Сталинская омертвелость ещё сохранилась, оттепельная жизнь пока не началась. О фильме нечего вспомнить, кроме рваного монтажа (не исключено, что картину беспощадно резали) и грозной оркестровой музыки композитора Тихона Хренникова в единственной интересной сцене — Пугачёв рассказывает Гринёву (Олег Стриженов, которому до конца жизни, наверное, было стыдно за то, как он тут пучит глаза) байку об орле и вороне:
«Нет, брат ворон; чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст!»
Артисты играют в театральной манере: напрягают лужёные глотки, карикатурно пугаются и припадочно жестикулируют. Лукьянов иногда пытается давать человека из народа, но балаганная постановка не позволяет прорваться ни одной естественной интонации. Фактически это Пушкин в пересказе областного дома культуры, и Пугачёв соответственный. Лучше бы этой драме прикрутили фитилёк и поставили фарс.
«Емельян Пугачёв» (Алексей Салтыков, 1978). В роли Пугачёва — Евгений Матвеев
Именитый сценарист Эдуард Володарский («Проверка на дорогах», «Мой друг Иван Лапшин») писал сценарий специально для Владимира Высоцкого, которого в очередной раз завернули чиновники. Даже без фотографий с кинопроб очевидно, что роль села бы на Владимира Семёновича как влитая, а мы бы получили культовый фильм.
Но нельзя ненавидеть Матвеева только за то, что он не Высоцкий. Актёр сыграл первого человечного Пугачёва в советском кино, а не фольклорного персонажа или ходячий монумент. Конечно, это стало возможным именно потому, что фильм взял «человеческое измерение», которое в очень редких случаях не теряется в эпичных постановках. А это именно эпос с отлично поставленными сценами сражений и максимальной степенью реалистичности, насколько она была возможной до отмены цензуры. Но эпос строится на объёмном, живом герое: его отношениях с женщинами, его страхах, его дерзости, его вдохновенной лжи, в которую он сам верит.
Два краеугольных камня истории, две сцены настоящего большого кино: Пугачёв с тёмным, огненным взглядом голыми руками убивает хорунжего, вонзая в землю окровавленный нож, а во второй части дилогии — по реке сплавляют плоты с повешенными из народного войска. Не последнюю роль в создании напряжения играет мощный саундтрек Андрея Эшпая.
Самое необычное новшество фильма и примета пусть застойных, но более либеральных времён — появление религиозной подоплёки восстания Пугачёва. На первые мысли о бунте его наводит старец-старовер Филарет. После финального сражения пылает степь. Иконописец пишет, как он говорит, икону святого Петра, но это изображение Пугачёва на огненном фоне. За схваченным Пугачёвым, посаженным в клетку, с тоской наблюдают монахи. В этой истории бунтовщик получает благословение неба, а его предателям презрительно швыряют монеты, как Иуде.
Народный царь Пугачёв уже был, но в этом фильме он — народный святой.
«Русский бунт» (Александр Прошкин, 1999). В роли Пугачёва — Владимир Машков
Вопреки названию, никакого русского бунта тут нет — только восстание казаков-разбойников под предводительством хитрого, наглого, жестокого бандита, прессующего мирное население.
«Они никого не щадят, ни женщин, ни детей. Они нелюди», — говорит Швабрин (Сергей Маковецкий с обычным талантливым выражением омерзения ко всему на свете).
Вместо народной войны — «бригада» батьки-атамана, этакого Фокса XVIII века, которому «жизнь без риска, что еда без соли». «Менты» перед ним, ясное дело, бессильны. Да, Пугачёв тут — личность, но личность страшная, не «воронёнок», а буревестник революции, которую в 90‑х проклинали всей страной. А что народ за ним пошёл, так как за ним не пойти? Красавец Машков в красной рубахе, в расцвете творческой формы, играет одного из галереи своих харизматичных человеческих хищников, перед которыми у женщин подгибаются колени, а мужчин он живьём загрызёт. Девяностые были для актёра временем его лучших ролей.
Александр Прошкин снял один из самых сильных перестроечных фильмов «Холодное лето пятьдесят третьего», но в год премьеры «Русского бунта» вызвал лишь всеобщее недоумение: кому это сейчас надо? А историческую нишу оккупировал Михалков с провалившимся в российском прокате и заточенным под Запад «Сибирским цирюльником», этой клюквой, расписанной под хохлому с английским акцентом.
Жаль, что «Бунт» недооценили. Фильм мог бы положить начало качественному историческому российскому кино, до которого мы дошли только 20 лет спустя в «Сердце пармы»: загадочные лица, неспешный до заторможенности темп, холодное европейское молчание и горячая русская кровь на белом снегу. Традиционное для советского экрана любование природой, но не просто степь да степь кругом, а наделённость высшими смыслами, как у Тарковского. Эротика не мешает лирике, Пушкин с современностью — друг другу. Операторская работа такая, что не стыдно показать у какого-нибудь Спилберга. Снято богато, но со вкусом.
К сожалению, вместо эстетичности, недосказанности и драмы российский исторический кинематограф, когда ему дали денег, двинулся в сторону духоподъёмного косплея, озвучивающего текущую политическую повестку.
«Государыня и разбойник» (Екатерина Толдонова, 2009). В роли Пугачёва — Дмитрий Муляр
До того как российская история превратилась в нарядное ретро для телеканалов, патриотические боевики и охранительное реконструкторское шоу «Союз спасения», вышел камерный артхаус малоизвестного режиссёра Екатерины Толдоновой. На сегодняшний день работа является последним фильмом о Пугачёве, который имеет смысл смотреть.
Сама режиссёр называет картину «философской притчей», и, как бы нескромно это ни звучало, так оно и есть. Царица Екатерина (Алёна Ивченко) и её бородатый собеседник в цепях — персонажи, условно, русского интеллигента, который всё понимает, но сделать ничего не может, и народовольца, который решил, что хватит это терпеть. Обсуждая, что же будет с родиной и с нами, оба сходятся на том, что ничего хорошего, причём Екатерина как интеллигенция настроена ещё мрачнее Пугачёва.
Когда в авторском кино начинают рассуждать о судьбах России, режиссёры используют метафоры, аллегории, олицетворения, синекдохи, в лучшем случае — сатирические оговорки, чтобы не дай бог не сказать, что они думают на самом деле. «На самом деле» в кино, которое спонсирует государство, звучит иначе, а в фестивальном, для кинокритиков, прямо говорить не принято. В результате все замечательно помалкивают или строят какой-нибудь «Русский ковчег», где за символизмом теряется смысл. Поразительно, как Толдонова, не имеющая никаких фестивальных заслуг (фильм выдвинули на «Окно в Европу» и ничего ему не дали), а возможно, именно благодаря этому, использует прямую речь, как русские публицисты XIX века.
«Почему наша власть так беспринципна? Почему она такая наглая, аморальная? Почему они так относятся к своему народу? Они обложили его, как зверя, судами, законами, армией. Почему они не боятся? Они не боятся даже меня. Стоит мне сегодня освободить народ, как они прибегут и повесят меня на первой же берёзе. Так что освобождённые мной мужики даже не успеют насладиться своей свободой».
Оператора-постановщика фильма зовут Александр Пушкин.
Нарочно не придумаешь.
«Екатерина. Самозванцы» (Дмитрий Иосифов, 2019). В роли Пугачёва — Артур Иванов
Костюмное телемыло, снятое человеком, который когда-то играл Буратино, в 2014 году поставил симпатичный сериал «Уходящая натура» о съёмках советского кино 70‑х, а затем взялся за августейших особ — освоив для канала «Россия‑1» Екатерину, Иосифов снял сериал про Елизавету. Выглядит это одинаково лубочно, сюжет фокусируется на молодых красивых императрицах с увлекательной личной жизнью, от которой им приходится отвлекаться на исторические события. Обычно кто-нибудь прибегает, кричит, что империя в опасности, и империя наносит ответный удар.
Пугачёв — пьяница и вероятный ставленник проклятого Запада, который ждёт не дождётся, чтобы скинуть государыню-матушку, а заодно плетёт другую интригу с княжной Таракановой. С Пугачёвым разбираются быстро и как бы невзначай, чтобы не акцентировать внимание на неудобной теме народной войны. Тараканову тянут все 16 серий — у неё любовь с Орловым со стрижкой из барбершопа. Русский народ на всякий случай в кадрах не появляется — видимо, тоже иноагент.
Смотреть на возню этих ряженых в фижмах и мундирах только что из костюмерной невозможно. Бутафория выглядит так, что ясно: никто её в руках не держал. На парики, похоже, денег не хватило, но на что они ушли, непонятно. Спецэффекты примитивные, эпичных битв нет, бриллианты такие фальшивые, что ж глаза слепит. Сценаристы вставляют слово «сей» везде, где можно, но периодически забываются и переходят на родную для себя речь:
«В Италии появилась какая-то одиозная девка».
Ну ладно, вы переписываете историю в великодержавном духе. Ну ладно, у вас играют все плохо — кто же может играть это хорошо? Но ретро для федеральных каналов — это же всегда одна и та же халтура, похожая на один длинный сериал. Что «Екатерина», что «Елизавета», «Грозный» неотличим от «Годунова», «Столыпин» — от «Соньки Золотой Ручки», «Достоевский» сливается с «Шостаковичем».
Лучше бы ваш Пугачёв людей ел, гулко хохоча и размазывая по приклеенной бороде кровь младенцев. Хоть какое-то разнообразие.
Читайте также «Девять фильмов о русских бунтах».
