Западные ингерманландцы в огне революций и Гражданской войны

Пер­вая миро­вая вой­на и после­до­вав­шие за ней рево­лю­ци­он­ные собы­тия пере­мо­ло­ли судь­бы мно­гих людей и даже целых этно­сов. При­мер ингер­ман­ланд­ских фин­нов пока­за­те­лен — не желая выхо­дить из соста­ва Рос­сии и отста­и­вая идею наци­о­наль­ной авто­но­мии в рам­ках феде­ра­ции, они ста­ли вра­га­ми боль­ше­ви­ков и сра­жа­лись про­тив них в эстон­ских и рус­ских бело­гвар­дей­ских частях.

VATNIKSTAN рас­ска­зы­ва­ет исто­рию ингер­ман­ланд­цев от воз­ник­но­ве­ния наро­да до Граж­дан­ской вой­ны в России.

Ингерманландцы: от кого пошли и как жили?

«От моря Бал­тий­ско­го до Ледо­ви­то­го, от глу­би­ны евро­пей­ско­го севе­ра на восток до Сиби­ри, до Ура­ла и Вол­ги, рас­се­ля­лись мно­го­чис­лен­ные пле­ме­на фин­нов. Не зна­ем, когда они в Рос­сии посе­ли­лись. Сей народ, древ­ний и мно­го­чис­лен­ный, не имел исто­ри­ка, ибо нико­гда не сла­вил­ся побе­да­ми, не отни­мал чужих земель».

Так опи­сы­вал фин­но-угор­ские пле­ме­на в «Исто­рии Госу­дар­ства Рос­сий­ско­го» Нико­лай Карам­зин. Дей­стви­тель­но, ингер­ман­ланд­цы не име­ли сво­их исто­ри­ков, не заво­ё­вы­ва­ли дру­гие наро­ды. Они все­гда ока­зы­ва­лись в гуще поли­ти­че­ских и воен­ных собы­тий севе­ро-запад­но­го реги­о­на — от Древ­ней Руси до Совет­ско­го Союза.

Сла­вяне, про­ник­нув на про­сто­ры Восточ­но-Евро­пей­ской рав­ни­ны, посте­пен­но вытес­ня­ли фин­но-угор­ские пле­ме­на на Севе­ро-Запад. С обра­зо­ва­ни­ем цен­тра­ли­зо­ван­но­го древ­не­рус­ско­го госу­дар­ства фин­но-угор­ские пле­ме­на попа­ли в под­чи­нён­ное поло­же­ние к нов­го­род­ским и киев­ским кня­зьям. Тер­ри­то­рия Ингрии, полу­чив­шей своё назва­ние от жены Яро­сла­ва Муд­ро­го Инги­герд, ста­ла частью нов­го­род­ской «Вод­ской пяти­ны», кото­рую, в свою оче­редь, нарек­ли так по име­ни одно­го из мно­го­чис­лен­ных фин­ских пле­мён, про­жи­вав­ших на тер­ри­то­рии кня­же­ства — води.

Дол­гое вре­мя фин­ские пле­ме­на древ­не­рус­ско­го, а затем и Мос­ков­ско­го, госу­дар­ства, жили бок о бок с рус­ски­ми, пока на этих тер­ри­то­ри­ях не появи­лись шве­ды в резуль­та­те Сму­ты, раз­ра­зив­шей­ся в нача­ле XVII века. Вме­сте со скан­ди­на­ва­ми появи­лись люте­ран­ские мис­си­о­не­ры. Новая вера спо­соб­ство­ва­ла куль­тур­но­му подъ­ёму мест­ных фин­ских пле­мён, посколь­ку при­нес­ла с собой из швед­ской Фин­лян­дии еди­ный язык, а спо­соб рас­про­стра­не­ния рели­гии рази­тель­но отли­чал­ся от като­ли­че­ских похо­дов «огнём и мечом». В годы швед­ско­го вла­ды­че­ства пра­во­слав­ное насе­ле­ние этой обла­сти сокращалось.

Ситу­а­ция поме­ня­лась после Вели­кой Север­ной вой­ны, по ито­гам кото­рой тер­ри­то­рия Ингер­ман­лан­дии вер­ну­лась обрат­но в состав Рос­сии, а в устье Невы была зало­же­на новая сто­ли­ца госу­дар­ства. Начал­ся обрат­ный про­цесс — руси­фи­ка­ции. Цен­траль­ные орга­ны вла­сти при­ни­ма­ли меры к пере­се­ле­нию пра­во­слав­но­го рус­ско­го насе­ле­ния в боло­ти­стые рай­о­ны Севе­ро-Запа­да, щед­ро раз­да­ва­лись земель­ные участ­ки поме­щи­кам. Если к кон­цу XVIII века чис­лен­ность рус­ско­языч­но­го и фин­но­языч­но­го насе­ле­ния была при­мер­но рав­на, то уже через пол­ве­ка ста­ло замет­но уве­ли­че­ние в поль­зу пер­вых. Кро­ме того, после при­со­еди­не­ния в 1809 году Фин­лян­дии, нача­лась зна­чи­тель­ная мигра­ция фин­ско­го насе­ле­ния в Петер­бург в поис­ках луч­шей доли.

К нача­лу XX века чис­лен­ность фин­но­языч­но­го насе­ле­ния в Петер­бург­ской губер­нии состав­ля­ла око­ло 10% от обще­го коли­че­ства подданных.

На рубе­же XIX — XX вв. свой рас­цвет пере­жи­ва­ют наци­о­наль­ные дви­же­ния в Эсто­нии и Фин­лян­дии. Ингер­ман­ланд­цы не ста­ли исклю­че­ни­ем. В дерев­нях рас­про­стра­ня­ют­ся народ­ные шко­лы с пре­по­да­ва­ни­ем на род­ном язы­ке. Боль­шую роль в сохра­не­нии куль­ту­ры корен­но­го насе­ле­ния сыг­ра­ли и духов­ные чины люте­ран­ской церк­ви. Таким обра­зом, к рево­лю­ции 1905 года ингер­ман­ланд­цы нача­ли осо­зна­вать себя частью еди­ной язы­ко­вой и куль­тур­ной общности.

Рево­лю­ци­он­ные собы­тия 1905 — 1907 годов не носи­ли на тер­ри­то­рии Петер­бург­ской губер­нии ярко­го наци­о­наль­но­го харак­те­ра, одна­ко в даль­ней­шем мож­но обна­ру­жить сочув­ствен­ное отно­ше­ние ингер­ман­ланд­цев к попыт­ке насиль­ствен­ной руси­фи­ка­ции Фин­лянд­ско­го кня­же­ства. Цар­ские чинов­ни­ки отме­ча­ли, что пан­фин­ская про­па­ган­да в неко­то­рой сте­пе­ни повли­я­ла на настро­е­ния род­ствен­но­го фин­нам насе­ле­ния в сто­лич­ном реги­оне. Более того, цен­траль­ные вла­сти нача­ли пре­пят­ство­вать реа­ли­за­ции обра­зо­ва­тель­ных про­грамм на род­ных для ингер­ман­ланд­цев языках.

Зна­чи­тель­ное коли­че­ство ингер­ман­ланд­цев про­шло око­пы Пер­вой миро­вой вой­ны в соста­ве цар­ской армии. Вме­сте со сво­и­ми бое­вы­ми това­ри­ща­ми они ста­ли сви­де­те­ля­ми тяжё­лых пора­же­ний, раз­ло­же­ния воору­жён­ных сил и революции.

Революционный 1917 год и движение ингерманландцев

Фев­раль­ская Рево­лю­ция 1917 года обна­жи­ла мно­гие, каза­лось, отло­жен­ные на вре­мя вой­ны в дол­гий ящик про­бле­мы Рос­сий­ской импе­рии. Одной из наи­бо­лее ост­рых ока­зал­ся наци­о­наль­ный вопрос. Он не обо­шёл сто­ро­ной и ингер­ман­ланд­ских фин­нов. На стра­ни­цах газе­ты «Нева» в фев­ра­ле 1917 года появи­лись пер­вые идеи о воз­мож­ной авто­но­мии для этой груп­пы насе­ле­ния. Дела­лись попыт­ки воз­ро­дить обще­ствен­ную жизнь и началь­ное обра­зо­ва­ние на наци­о­наль­ном языке.

23 апре­ля в Пет­ро­гра­де состо­ял­ся съезд ингер­ман­ланд­ских фин­нов, на кото­ром при­сут­ство­ва­ло око­ло 200 деле­га­тов. Несмот­ря на то, что пред­ста­ви­те­ли этни­че­ско­го мень­шин­ства не смог­ли при­нять реше­ние о воз­мож­ной авто­но­мии, посколь­ку это затруд­ня­лось неод­но­род­ным рас­се­ле­ни­ем этно­са в Ингер­ман­лан­дии, всё же уда­лось при­нять реше­ние о рас­ши­ре­нии обра­зо­ва­тель­ных про­грамм. Съезд так­же начал гото­вить­ся ко ско­ро­му Учре­ди­тель­но­му собра­нию, назна­чен­но­му на октябрь 1917 года.

29 сен­тяб­ря состо­ял­ся вто­рой съезд, на кото­ром пред­ста­ви­те­ли ингер­ман­ланд­цев пред­при­ня­ли кон­крет­ные шаги в сто­ро­ну выбо­ров сво­их пред­ста­ви­те­лей в орган, кото­ро­му было суж­де­но решить судь­бу России.

Обще­ствен­ный рас­кол, пре­сле­до­вав­ший все обще­ствен­ные слои Рос­сии, кос­нул­ся и ингер­ман­ланд­ских фин­нов. Ради­каль­ные боль­ше­вист­ские или око­ло-боль­ше­вист­ские идеи про­во­ди­ли в сре­де сопле­мен­ни­ков выход­цы из фин­ских рабо­чих. Доволь­но быст­ро нача­ли зву­чать напад­ки в сто­ро­ну съез­да ингер­ман­ланд­ских фин­нов, где в основ­ном были пред­став­ле­ны тру­до­ви­ки и мень­ше­ви­ки. В июне ради­каль­ные эле­мен­ты ингер­ман­ланд­цев и фин­нов реши­ли осно­вать «Пет­ро­град­скую и Ингер­ман­ланд­скую фин­но­языч­ную соци­ал-демо­кра­ти­че­скую окруж­ную орга­ни­за­цию», чья про­грам­ма во мно­гом повто­ря­ла основ­ные пунк­ты про­грам­мы большевиков.

Октябрь­ская рево­лю­ция раз­де­ли­ла ингер­ман­ланд­цев. Одна их часть, под вли­я­ни­ем сопле­мен­ни­ков-фин­нов, рабо­чих из Пет­ро­гра­да, под­дер­жа­ла боль­ше­ви­ков. Дру­гая нега­тив­но отно­си­лась к ради­ка­лам. Тем не менее, на выбо­рах в Учре­ди­тель­ное собра­ние боль­шая часть ингер­ман­ланд­цев всё же под­дер­жа­ла лево­ра­ди­каль­ные груп­пи­ров­ки — свою роль сыг­ра­ла аги­та­ция дезер­ти­ров с фрон­та и рабо­чих из столицы.

Ингерманландцы и большевики

Про­воз­гла­ше­ние боль­ше­ви­ка­ми пра­ва наций на само­опре­де­ле­ние пода­ри­ло ингер­ман­ланд­ским фин­нам надеж­ду на авто­но­мию в соста­ве госу­дар­ства. Конец 1917 — пер­вая поло­ви­на 1918 года про­шли в попыт­ках создать соб­ствен­ную адми­ни­стра­цию, уве­ли­чить шко­лы с пре­по­да­ва­ни­ем на род­ном язы­ке. 10 мар­та 1918 года состо­ял­ся тре­тий по счё­ту съезд ингер­ман­ланд­ских фин­нов. На нём пред­ста­ви­те­ли наци­о­наль­но­го мень­шин­ства обсу­ди­ли вопрос о созда­нии орга­нов мест­но­го самоуправления.

Без­услов­но, такая ини­ци­а­ти­ва, пла­ни­ро­вав­ша­я­ся в непо­сред­ствен­ной бли­зо­сти от Пет­ро­гра­да, не мог­ла понра­вит­ся боль­ше­вист­ским вла­стям. Пер­вый этап «напа­док» на ингер­ман­ланд­цев сов­пал с созы­вом съез­да, во вре­мя кото­ро­го орган печа­ти «крас­ных фин­нов», газе­та «Тюё», фак­ти­че­ски обви­нил ингер­ман­ланд­скую интел­ли­ген­цию в контр­ре­во­лю­ци­он­ной дея­тель­но­сти. Инфор­ма­ци­он­ное дав­ле­ние на обра­зо­ва­тель­ную и муни­ци­паль­ную про­грам­мы дли­лось до осе­ни 1918 года. Ещё в нача­ле года зем­ские собра­ния и упра­вы, суще­ство­вав­шие в ингер­ман­данд­ских дерев­нях, были лик­ви­ди­ро­ва­ны, а осе­нью того же 1918 года им на сме­ну при­шли коми­те­ты бед­но­ты. Вся власть в дерев­нях окон­ча­тель­но пере­шла к большевикам.

На рубе­же 1917 — 1918 годов боль­ше­ви­ки закры­ли фин­ские газе­ты «Инке­ри» и «Нева» — фин­ны и ингер­ман­ланд­цы оста­лись без офи­ци­аль­ных рупо­ров сво­е­го наци­о­наль­но­го дви­же­ния. Про­до­воль­ствен­ная поли­ти­ка пра­ви­тель­ства настро­и­ла про­тив РСДРП (б) зна­чи­тель­ную часть кре­стьян­ства. Неред­ки были и слу­чаи раз­боя и гра­бе­жей крас­но­ар­мей­цев — Пет­ро­град­ская губер­ния на про­тя­же­нии всей Граж­дан­ской вой­ны явля­лась при­фрон­то­вой поло­сой, сосре­до­то­че­ние крас­но­гвар­дей­цев пря­мо вли­я­ло на коли­че­ство таких инцидентов.

Ингер­ман­ланд­ская про­бле­ма актив­но исполь­зо­ва­лась ново­ис­пе­чён­ны­ми госу­дар­ства­ми — Фин­лян­ди­ей и Эсто­ней — в реше­нии внеш­не­по­ли­ти­че­ских задач. Наи­бо­лее актив­ную роль в этом игра­ла Фин­лян­дия, кото­рая по завер­ше­нию внут­рен­ней граж­дан­ской вой­ны стре­ми­лась за счёт сла­бой цен­траль­ной вла­сти в Рос­сии реа­ли­зо­вать про­грам­му «Суур-Суо­ми» («Вели­кой Фин­лян­дии»). Фин­ские доб­ро­воль­цы, актив­но поощ­ря­е­мые пра­ви­тель­ством (без­услов­но, неофи­ци­аль­но), про­ник­ли в пер­вой поло­вине 1918 года на тер­ри­то­рию Каре­лии и нача­ли аги­ти­ро­вать мест­ное насе­ле­ние в поль­зу при­со­еди­не­ния к Финляндии.

Попыт­ки про­ник­нуть в ингер­ман­ланд­ские дерев­ни дела­лись и на Карель­ском пере­шей­ке. Вес­ной 1918 года крас­но­гвар­дей­цы фик­си­ро­ва­ли про­ник­но­ве­ние неболь­ших групп белых фин­нов в рай­о­нах Лем­бо­лов­ско­го озе­ра. Уча­ща­лись столк­но­ве­ния меж­ду совет­ски­ми погра­нич­ни­ка­ми и фин­ски­ми ирре­ден­ти­ста­ми. Для боль­ше­ви­ков ингер­ман­ланд­цы ста­но­ви­лись «пятой колон­ной» в усло­ви­ях граж­дан­ской вой­ны, в любой момент спо­соб­ной пере­мет­нуть­ся к идео­ло­ги­че­ским врагам.

До окон­ча­тель­но­го пора­же­ния Гер­ма­нии в Пер­вой миро­вой войне, даже учи­ты­вая уже под­пи­сан­ный и рати­фи­ци­ро­ван­ный Брест­ский мир, сохра­ня­лась угро­за немец­ко­го про­дви­же­ния к Пет­ро­гра­ду. Ингер­ман­ланд­цы в кон­це мар­та 1918 года обра­ти­лись к совет­ско­му руко­вод­ству с прось­бой предо­ста­вить им ору­жие и бое­при­па­сы на слу­чай наступ­ле­ния кай­зе­ров­ских войск. Прось­ба была одоб­ре­на, одна­ко позд­нее боль­ше­ви­ки пожа­ле­ли об этом. Недо­воль­ные поли­ти­кой прод­раз­вёрст­ки и маро­дёр­ством крас­но­гвар­дей­цев кре­стьяне вос­ста­ли. Эти выступ­ле­ния не носи­ли ярко­го этни­че­ско­го харак­те­ра. Одна­ко, посколь­ку сре­ди ингер­ман­ланд­цев было доста­точ­но «кула­ков» и зажи­точ­ных кре­стьян, волею судеб они ока­зы­ва­лись по раз­ные сто­ро­ны бар­ри­кад с лево­ра­ди­ка­ла­ми. По пово­ду одно­го из таких выступ­ле­ний в Ямбург­ском уез­де член Пет­ро­град­ско­го губ­ко­ма РКП (б) А. А. Кузь­мин писал:

«С укреп­ле­ни­ем сове­тов по все­му Ямбург­ско­му уез­ду, с про­яв­ле­ни­ем актив­но­сти со сто­ро­ны бед­но­ты воз­рас­тал и нажим на кула­ков в уез­де, не толь­ко поли­ти­че­ско­го харак­те­ра, но и в обла­сти кон­фис­ка­ции про­до­воль­ствия. Кула­че­ство заду­ма­ло ока­зать сопро­тив­ле­ние, орга­ни­зо­ва­лось в поход про­тив большевиков».

Поли­ти­ка воен­но­го ком­му­низ­ма и неже­ла­ние счи­тать­ся с жела­ни­ем авто­но­мии спо­соб­ство­ва­ло появ­ле­нию отдель­ных ингер­ман­ланд­цев в стане белых армий.

Ингерманландцы на северо-западном фронте Гражданской войны

При­мер­но в это же вре­мя на пери­фе­ри­ях быв­шей Рос­сий­ской импе­рии нача­ли фор­ми­ро­вать­ся цен­тры анти­боль­ше­вист­ско­го сопро­тив­ле­ния. Севе­ро-Запад не стал исклю­че­ни­ем — ещё при немец­ком при­сут­ствии в Пско­ве дела­лись попыт­ки орга­ни­зо­вать пря­тав­ших­ся там от боль­ше­ви­ков быв­ших цар­ских офи­це­ров в воен­ное фор­ми­ро­ва­ние. Эти начи­на­ния пре­одо­ле­ли тер­ни­стый путь, пока в нача­ле 1919 года на тер­ри­то­рии Эсто­нии не обра­зо­ва­лась Севе­ро-Запад­ная армия, свя­зан­ная, преж­де все­го, с име­нем гене­ра­ла Нико­лая Юденича.

Ингер­ман­ланд­ские фин­ны, бежав­шие от ужа­сов воен­но­го ком­му­низ­ма, при­ня­ли самое дея­тель­ное уча­стие в воен­ных дей­стви­ях на сто­роне белых. В мае 1919 года в соста­ве Севе­ро-Запад­ной армии вое­ва­ло два бата­льо­на доб­ро­воль­цев, в кото­рых были вве­де­ны свои отли­чи­тель­ные зна­ки. Вес­ной того же года ингер­ман­ланд­ские и ижор­ские «белые» при­ня­ли бое­вое кре­ще­ние на Нарв­ском направ­ле­нии, в рай­оне кре­по­сти Копорье.

Одна­ко коман­до­ва­ние армии, сто­яв­шее за прин­цип «еди­ной и неде­ли­мой», скеп­ти­че­ски отно­си­лось к при­сут­ствию в вой­сках эле­мен­тов, рато­вав­ших за нару­ше­ние это­го прин­ци­па. Одним из кам­ней пре­ткно­ве­ния вновь ста­ло управ­ле­ние на местах отби­тых у боль­ше­ви­ков тер­ри­то­рий — ингер­ман­ланд­цы не при­зна­ва­ли комен­дан­тов, назна­чав­ших­ся коман­до­ва­ни­ем Севе­ро-Запад­ной армии в посёл­ках, насе­лён­ных сопле­мен­ни­ка­ми. Без­услов­но, белые гене­ра­лы подо­зре­ва­ли в этом про­дел­ки неза­ви­си­мой Эсто­нии — отно­ше­ния меж­ду лимит­ро­фом и белы­ми, как извест­но, были дале­ки от иде­аль­ных. В резуль­та­те гене­рал А. П. Родзян­ко, коман­до­вав­ший Севе­ро-Запад­ной арми­ей до Юде­ни­ча, отка­зал ингер­ман­ланд­цам в их устремлениях.

Тем не менее доб­ро­воль­че­ский отряд посто­ян­но попол­нял­ся новы­ми сила­ми. В его рядах сра­жа­лось мно­го выход­цев из Фин­лян­дии и Эсто­нии, офи­цер­ский кор­пус так­же был сме­шан­ным. Коман­до­ва­ние при­бе­га­ло к вер­бов­ке плен­ных крас­но­ар­мей­цев. Уже к июню 1919 года под­раз­де­ле­ние было пере­фор­ми­ро­ва­но в полк, в кото­ром состо­я­ли 2258 чело­век, а коман­ди­ром был назна­чен этни­че­ский финн А. Уймо­нен. Одна­ко коман­до­ва­ние Севе­ро-Запад­ной арми­ей не учи­ты­ва­ло этни­че­скую состав­ля­ю­щую это­го фор­ми­ро­ва­ния — при заня­тии тер­ри­то­рий Пет­ро­град­ской губер­нии в усло­ви­ях все­об­щей моби­ли­за­ции в полк попа­да­ли совер­шен­но раз­ные наци­о­наль­но­сти, хотя офи­ци­аль­ным язы­ком пол­ка был всё же финский.

Летом 1919 года полк участ­во­вал в боях за форт Крас­ная Гор­ка. В июне там нача­лось анти­боль­ше­вист­ское вос­ста­ние, вызван­ное при­бли­же­ни­ем к Пет­ро­гра­ду Севе­ро-Запад­ной армии. Ингер­ман­ланд­цы ста­ли актив­ны­ми участ­ни­ка­ми тех собы­тий, пыта­ясь все­ми сила­ми помочь вос­став­шим. Из-за пло­хой свя­зи со шта­бом, форт удер­жать не уда­лось — через несколь­ко дней мятеж был подав­лен, а полк вер­нул­ся к сво­им ни с чем. Тогда в коман­до­ва­нии Севе­ро-Запад­ной арми­ей вновь воз­ник вопрос о лояль­но­сти ингер­ман­ланд­цев: Родзян­ко пока­за­лось подо­зри­тель­ным, что те несколь­ко дней, ведя бои с крас­ны­ми, не сооб­ща­ли в штаб о том, что форт пере­шёл на сто­ро­ну белых. Эти фак­ты были исполь­зо­ва­ны бело­гвар­дей­ца­ми для разору­же­ния части пол­ка и взя­тия под арест наи­бо­лее актив­ных аги­та­то­ров. На вре­мя залож­ни­ки были осво­бож­де­ны, когда ситу­а­ция на фрон­те потре­бо­ва­ла при­вле­че­ния всех налич­ных ресур­сов, но отно­ше­ния меж­ду сепа­ра­ти­ста­ми и белы­ми окон­ча­тель­но испортились.

После этих собы­тий в соста­ве Севе­ро-Запад­ной армии оста­лось все­го око­ло 250 ингер­ман­ланд­цев. Осталь­ные либо ушли в Эсто­нию и всту­пи­ли в воору­жён­ные силы этой стра­ны, либо бежа­ли в Фин­лян­дию. Мно­гие вер­ну­лись в род­ные дерев­ни. Одна­ко на этом исто­рия ингер­ман­ланд­цев в Севе­ро-Запад­ной армии не кон­чи­лась. Новый этап в отно­ше­ни­ях белых и фин­но­языч­но­го насе­ле­ния Пет­ро­град­ской губер­нии насту­пил с обра­зо­ва­ни­ем так назы­ва­е­мо­го Севе­ро-Запад­но­го Пра­ви­тель­ства в Реве­ле во гла­ве с С. Г. Лиаз­но­вым. Оно про­воз­гла­си­ло демо­кра­ти­че­ские сво­бо­ды на под­кон­троль­ных тер­ри­то­ри­ях. Пере­ход вла­сти от воен­ных к граж­дан­ским лицам воз­ро­дил у ингер­ман­ланд­цев надеж­ды на воз­мож­ную автономию.

В авгу­сте 1919 года состо­ял­ся деле­гат­ский съезд ингер­ман­ланд­цев в деревне Боль­шое Кузем­ки­но. По ито­гу это­го фору­ма было напи­са­но при­вет­ствен­ное посла­ние Севе­ро-Запад­но­му пра­ви­тель­ству. 7 сен­тяб­ря деле­га­ты съез­да посе­ти­ли мини­стра тор­гов­ли М. С. Мар­гу­ли­е­са и уве­ри­ли его в под­держ­ке ингер­ман­ланд­ца­ми кур­са правительства.

При­мер­но в это вре­мя наме­тил­ся раз­рыв меж­ду запад­ны­ми и север­ны­ми ингер­ман­ланд­ца­ми. Пер­вые, под вли­я­ни­ем Севе­ро-Запад­но­го пра­ви­тель­ства, посте­пен­но отка­за­лись от идеи неза­ви­си­мо­сти и чаще ста­ли гово­рить об авто­но­мии в соста­ве Рос­сии, тогда как вто­рые, под­дер­жи­ва­е­мые сосе­дя­ми из Фин­лян­дии, не отка­за­лись от ради­каль­ных идей.

Тем не менее Севе­ро-Запад­ное пра­ви­тель­ство про­ве­ло ряд непо­пу­ляр­ных мер, в осо­бен­но­сти касав­ших­ся земель­но­го вопро­са. Пере­рас­пре­де­ле­ние земель, само­воль­но захва­чен­ных кре­стья­на­ми после Фев­раль­ской рево­лю­ции, в поль­зу быв­ших зем­ле­вла­дель­цев, серьёз­но под­ры­ва­ло мате­ри­аль­ную базу белой армии.

Осе­нью 1919 года нача­лось зна­ме­ни­тое наступ­ле­ние Севе­ро-Запад­ной армии Юде­ни­ча на Пет­ро­град, в кото­ром при­нял уча­стие и Ингер­ман­ланд­ский полк, состо­яв­ший из 1600 чело­век и под­чи­нён­ный уже эстон­ской армии. С боя­ми он достиг окрест­но­стей Петер­го­фа. Одна­ко взять форт Крас­ная гор­ка вновь не уда­лось, а пора­же­ние основ­ных сил белых в октяб­ре поста­ви­ли крест на успеш­ном про­ве­де­нии опе­ра­ции. Эстон­ские части, в чис­ле кото­рых были и ингер­ман­ланд­цы, отсту­пи­ли к гра­ни­цам сво­е­го госу­дар­ства, где уже 14 нояб­ря встре­ти­ли насту­пав­ших с восто­ка красноармейцев.

Печаль­ная судь­ба бело­гвар­дей­цев, фак­ти­че­ски остав­лен­ных на про­из­вол судь­бы эстон­ски­ми вла­стя­ми, хоро­шо извест­на. Разору­жён­ные на тер­ри­то­рии Эсто­нии, они вла­чи­ли жал­кое суще­ство­ва­ние в резер­ва­ци­ях, ска­ши­ва­е­мые жесто­кой эпи­де­ми­ей тифа. Ингер­ман­ланд­цев эта участь обо­шла сто­ро­ной, посколь­ку они уже явля­лись состав­ной частью армии моло­дой рес­пуб­ли­ки. Одна­ко несмот­ря на заклю­чён­ный меж­ду РСФСР и Эсто­ни­ей мир­ный дого­вор 2 фев­ра­ля 1920 года, рас­фор­ми­ро­вы­вать Ингер­ман­ланд­ский полк не спе­ши­ли. Устав­шие от боёв сол­да­ты ещё неко­то­рое вре­мя охра­ня­ли гра­ни­цу вдоль реки Наро­вы, пока пра­ви­тель­ство не убе­ди­лось в том, что в ско­ром вре­ме­ни наступ­ле­ния боль­ше­ви­ков не планируется.

Вме­сте с сол­да­та­ми на тер­ри­то­рию Эсто­нии ушло и око­ло 2 тысяч мир­ных жите­лей из ингер­ман­ланд­ских посёл­ков и деревень.

Литература:

1. Муса­ев В. И. Поли­ти­че­ская исто­рия Ингер­ман­лан­дии в кон­це XIX — XX веке. СПб., 2004.
2. Тар­ги­ай­нен М. А. Ингер­ман­ланд­ский излом. Борь­ба ингер­ман­ланд­ских фин­нов в граж­дан­ской войне на Севе­ро-Запа­де Рос­сии. СПб., 2001.
3. Конь­ко­ва О. И., Кок­ко В. А. Ингер­ман­ланд­ские фин­ны. Очер­ки исто­рии и куль­ту­ры. СПб., 2009.
4. Риех­ка­лай­нен Ю. Ингер­ман­ланд­ские фин­ны. Исто­рия и судь­ба. Пет­ро­за­водск, 2009.

Источники фото:

1. aroundspb.ru
2. ru.wikipedia.org
3. reg-813.livejournal.com
4. fi.wikipedia.org

Читай­те так­же «Там­бов­ское вос­ста­ние: послед­няя рус­ская кре­стьян­ская вой­на».