«У каж­до­го есть свой Ново­чер­касск, но не каж­дый выхо­дит из него Шапош­ни­ко­вым» — это кры­ла­тое выра­же­ние появи­лось несколь­ко деся­ти­ле­тий назад и пере­да­ёт отно­ше­ние наро­да к гене­ра­лу Мат­вею Шапош­ни­ко­ву, кото­рый отка­зал­ся выпол­нять пре­ступ­ный при­каз о раз­гоне про­те­сту­ю­щих рабо­чих тан­ка­ми. Из сло­жив­шей­ся тогда ситу­а­ции гене­рал вышел достой­но, не совер­шив пре­ступ­ле­ния, не зама­рав сво­е­го чест­но­го име­ни и сохра­нив жиз­ни несколь­ких тысяч человек.

О Ново­чер­кас­ском рас­стре­ле мы уже рас­ска­зы­ва­ли, теперь наста­ла пора рас­ска­зать и о глав­ном поло­жи­тель­ном герое того ужас­но­го дня.


Шахтёр, ставший офицером

Буду­щий гене­рал Мат­вей Кузь­мич Шапош­ни­ков родил­ся в нояб­ре 1906 года в сло­бо­де Алек­се­ев­ка Воро­неж­ской губер­нии в кре­стьян­ской семье. Как мож­но заме­тить по дате рож­де­ния, его ран­няя юность при­шлась на годы Граж­дан­ской вой­ны и после­во­ен­ной раз­ру­хи. Одна­ко это не поме­ша­ло Шапош­ни­ко­ву в 1920 году окон­чить семи­лет­нюю шко­лу. По тем вре­ме­нам, когда око­ло поло­ви­ны насе­ле­ния стра­ны вооб­ще не уме­ли ни читать, ни писать, такое обра­зо­ва­ние мож­но было счи­тать хоро­шим для кре­стьян­ско­го парня.

В том же году 14-лет­ний Мат­вей поки­да­ет роди­тель­ский дом и отправ­ля­ет­ся в Кри­вой Рог, где устра­и­ва­ет­ся на шах­ту. Почти восемь лет он рабо­та­ет шах­тё­ром, и про­ра­бо­тал бы им ещё неиз­вест­но как дол­го, если бы один слу­чай не изме­нил его жизнь. Одна­жды в 1928 году 22-лет­ний Шапош­ни­ков посе­тил собра­ние, на кото­ром высту­пал комис­сар Одес­ской воен­ной пехот­ной шко­лы, аги­ти­ро­вав­ший моло­дых людей идти слу­жить в армию. Зажи­га­тель­ная речь комис­са­ра подей­ство­ва­ла на моло­до­го шах­тё­ра, и в том же году он отправ­ля­ет­ся в Одес­су, где посту­па­ет в воен­ную пехот­ную школу.

В это же вре­мя Шапош­ни­ков женил­ся. Сво­е­го пер­вен­ца он назвал Арту­ром. Такое необыч­ное для шах­тёр­ской сре­ды тех вре­мён имя любив­ший мно­го читать Шапош­ни­ков дал сыну в честь героя рома­на «Овод».

В апре­ле 1931 года Шапош­ни­ков с отли­чи­ем окан­чи­ва­ет пехот­ную шко­лу и ста­но­вит­ся офи­це­ром — коман­ди­ром взво­да. Он отправ­ля­ет­ся в Киев, где и при­ни­ва­ет в своё коман­до­ва­ние пехот­ный взвод.

Шапош­ни­ков в 1930‑е годы

В это вре­мя в Крас­ной армии про­ис­хо­ди­ли суще­ствен­ные изме­не­ния. Выс­шее коман­до­ва­ние, нако­нец, поня­ло роль тан­ков в совре­мен­ных вой­нах, и мно­гие пехот­ные части были пре­об­ра­зо­ва­ны в тан­ко­вые. Офи­це­рам — коман­ди­рам этих частей — при­шлось про­хо­дить допол­ни­тель­ные кур­сы. Стал тан­ко­вой бри­га­дой и полк, в кото­ром слу­жил Шапош­ни­ков, в свя­зи с чем в 1932 году он отпра­вил­ся в Моск­ву на кур­сы тех­ни­че­ско­го усо­вер­шен­ство­ва­ния команд­но­го состава.

Карье­ра моло­до­го и спо­соб­но­го офи­це­ра раз­ви­ва­лась быст­ро. Вско­ре он коман­ду­ет уже тан­ко­вой ротой. В 1940 году окон­чил Воен­ную ака­де­мию РККА име­ни М.В. Фрун­зе. За эти несколь­ко лет Шапош­ни­ков стал ква­ли­фи­ци­ро­ван­ным и опыт­ным тан­ко­вым коман­ди­ром. Бое­вое кре­ще­ние и пер­вое при­ме­не­ние полу­чен­ных зна­ний на прак­ти­ке состо­я­лось в совет­ско-фин­скую вой­ну. Одна­ко более глу­бо­ко свои уме­ния пред­сто­я­ло про­явить уже на фрон­тах Вели­кой Оте­че­ствен­ной войны.


Великая Отечественная. От майора к генерал-майору

К 22 июня 1941 года Шапош­ни­ков был май­о­ром и про­дол­жал слу­жить в Киев­ском воен­ном окру­ге. Сра­зу после нача­ла вой­ны он сра­жа­ет­ся на Юго-Запад­ном фрон­те в соста­ве 37‑й тан­ко­вой диви­зии. Пер­вым круп­ным боем для него ста­ло зна­ме­ни­тое тан­ко­вое сра­же­ние в рай­оне Дуб­но-Луцк-Бро­ды в кон­це июня. По мас­шта­бам это тан­ко­вое сра­же­ние усту­па­ет лишь Кур­ской битве.

Далее шло дол­гое отступ­ле­ние на восток, непре­рыв­ные бои и контр­уда­ры. В нояб­ре 1941 года Шапош­ни­ков был награж­дён орде­ном Бое­во­го Крас­но­го Зна­ме­ни за то, что «будучи началь­ни­ком опе­ра­тив­но­го отде­ле­ния, само­от­вер­жен­ной рабо­той во всех опе­ра­ци­ях обес­пе­чи­вал выпол­не­ние частя­ми при­ка­зов коман­ди­ра диви­зии, несмот­ря на исклю­чи­тель­но труд­ные условия».

В 1942–1943 годах Шапош­ни­ков участ­ву­ет в Ста­лин­град­ской бит­ве, а с апре­ля 1943 года коман­ду­ет 178‑й тан­ко­вой бри­га­дой, вхо­див­шей в состав Воро­неж­ско­го фрон­та. Во гла­ве тан­ко­вой бри­га­ды он про­шёл Кур­скую бит­ву и после­до­вав­шую затем Бел­го­род­ско-Харь­ков­скую насту­па­тель­ную операцию.

Осе­нью 1943 года пол­ков­ник Шапош­ни­ков отли­чил­ся в боях за Днепр: его бри­га­да фор­си­ро­ва­ла реку, закре­пи­лась на про­ти­во­по­лож­ном бере­гу, отби­вая ата­ки про­тив­ни­ка, после чего обес­пе­чи­ла пере­пра­ву через Днепр дру­гих воин­ских частей. Этот успех сыг­рал боль­шую роль в захва­те Бук­рин­ско­го плацдарма.

Оче­ред­ные награ­ды после таких побед не заста­ви­ли себя дол­го ждать. Ука­зом Пре­зи­ди­у­ма Вер­хов­но­го Сове­та СССР от 10 янва­ря 1944 года «за образ­цо­вое выпол­не­ние зада­ний коман­до­ва­ния и про­яв­лен­ные муже­ство и геро­изм в боях с немец­ко-фашист­ски­ми захват­чи­ка­ми», пол­ков­ни­ку Шапош­ни­ко­ву при­сво­е­но зва­ние Героя Совет­ско­го Сою­за с вру­че­ни­ем орде­на Лени­на и меда­ли «Золо­тая Звезда».

С фев­ра­ля 1944 года Шапош­ни­ков при­ни­ма­ет под своё коман­до­ва­ние уже тан­ко­вый кор­пус, дей­ство­вав­ший на 3‑м При­бал­тий­ском фрон­те. За успеш­ные дей­ствия по осво­бож­де­нию При­бал­ти­ки в авгу­сте Мат­вей Кузь­мич повы­ша­ет­ся до генерал-майора.

Шапош­ни­ков в 1945 году

В 1945 году Шапош­ни­ков участ­ву­ет в Буда­пешт­ской, Бала­тон­ской и Вен­ской опе­ра­ци­ях. Закон­чи­лась для него вой­на в апре­ле, когда его тан­ко­вый кор­пус встре­тил­ся с аме­ри­кан­ски­ми союз­ни­ка­ми в австрий­ских Альпах.

Как один из отли­чив­ших­ся коман­ди­ров, Шапош­ни­ков при­нял уча­стие в зна­ме­ни­том пара­де Побе­ды 24 июня 1945 года на Крас­ной пло­ща­ди, где под его коман­до­ва­ни­ем про­шёл свод­ный бата­льон тан­ки­стов 3‑го Укра­ин­ско­го фронта.


Главный экзамен на честность

После вой­ны Шапош­ни­ков в долж­но­сти коман­ди­ра диви­зии про­дол­жил служ­бу в соста­ве Груп­пы совет­ских войск в Гер­ма­нии. На немец­кой зем­ле он про­слу­жил в общей слож­но­сти око­ло 12 лет, лишь в 1952–1955 годах Шапош­ни­ков нахо­дил­ся в Москве. С 1955 года он — генерал-лейтенант.

Шапош­ни­ков край­ний слева

В мае 1960 года Шапош­ни­ков, нако­нец, поки­нул Гер­ма­нию и пере­ехал в Ростов-на-Дону, где его жда­ло новое назна­че­ние — долж­ность заме­сти­те­ля коман­ду­ю­ще­го Севе­ро-Кав­каз­ским воен­ным окру­гом. На этой долж­но­сти ему и пред­сто­ит сдать свой глав­ный экза­мен на чест­ность и чело­веч­ность перед самим собой.

Собы­тия 1–2 июня 1962 года, вошед­шие в исто­рию как «Ново­чер­кас­ский рас­стрел», были уже опи­са­ны нами, поэто­му повто­рять­ся не будем. Отме­тим лишь, что, столк­нув­шись 2 июня с дилем­мой, кото­рая в ито­ге будет сто­ить ему карье­ры, Шапош­ни­ков ни на миг не коле­бал­ся. Он с само­го нача­ла при­ка­зал под­чи­нён­ным ему вой­скам сдать все бое­при­па­сы, что­бы избе­жать любо­го кро­во­про­ли­тия. И когда от началь­ства посту­пил одно­знач­ный при­каз — ата­ко­вать про­те­сту­ю­щих рабо­чих тан­ка­ми — Шапош­ни­ков выпол­нять его не стал. И этим сохра­нил несколь­ко тысяч жизней.

Как уже упо­ми­на­лось, в моло­до­сти Мат­вей Кузь­мич сам был шах­тё­ром, поэто­му пси­хо­ло­гия этих людей и их вполне спра­вед­ли­вые тре­бо­ва­ния были ему понятны.

Уже в 1989 году, спу­стя 27 лет после того зло­счаст­но­го дня, Шапош­ни­ков в бесе­де с жур­на­ли­стом так вспо­ми­нал те события:

«Око­ло один­на­дца­ти часов рас­пах­ну­лись завод­ские воро­та, и тол­па в семь-восемь тысяч чело­век напра­ви­лась в сто­ро­ну Ново­чер­кас­ска. Я подо­шёл к рабо­чим и спро­сил: куда вы идё­те? Один из них отве­тил: „Това­рищ гене­рал, если гора не идёт к Маго­ме­ту, то Маго­мет идёт к горе“. По рации я доло­жил гене­ра­лу Пли­е­ву о том, что рабо­чие идут к цен­тру горо­да. „Задер­жать, не допус­кать!“ — услы­шал голос Пли­е­ва. „У меня не хва­тит сил, что­бы задер­жать семь-восемь тысяч чело­век“, — отве­тил я. „Я высы­лаю в ваше рас­по­ря­же­ние тан­ки. Ата­куй­те!“ — после­до­ва­ла коман­да Пли­е­ва. Я отве­тил: „Това­рищ коман­ду­ю­щий, я не вижу перед собой тако­го про­тив­ни­ка, кото­ро­го сле­до­ва­ло бы ата­ко­вать наши­ми тан­ка­ми“. Пли­ев раз­дра­жён­но бро­сил мик­ро­фон. Пред­чув­ствуя недоб­рое, я попы­тал­ся на сво­ём „гази­ке“ пере­гнать колон­ну. Навстре­чу мне попал­ся гене­рал Паро­ват­кин, кото­ро­го я посы­лал рань­ше за уст­ны­ми ука­за­ни­я­ми Пли­е­ва. „Коман­ду­ю­щий при­ка­зал при­ме­нять ору­жие“, — ска­зал он мне. „Не может быть!“ — вос­клик­нул я. Тогда Паро­ват­кин про­тя­нул мне блок­нот, раз­вер­нул его, и я уви­дел: „При­ме­нять ору­жие“. Мы с Паро­ват­ки­ным быст­ро вско­чи­ли в „газик“, что­бы успеть обо­гнать тол­пу и не допу­стить кро­ва­вой акции. Но, не дое­хав мет­ров четы­ре­ста до пло­ща­ди перед гор­ко­мом пар­тии, услы­ша­ли мас­си­ро­ван­ный огонь из автоматов».

Гене­рал Исса Плиев

Собы­тия того дня про­из­ве­ли пере­во­рот в миро­воз­зре­нии гене­ра­ла Шапош­ни­ко­ва. Дол­гие годы он жалел, что бук­валь­но на несколь­ко минут не успел к пло­ща­ди, что­бы предот­вра­тить рас­стрел демонстрации.

И поэто­му не стал мол­чать, в отли­чие от всех офи­ци­аль­ных совет­ских СМИ.

Шапош­ни­ков напи­сал как мини­мум шесть писем о Ново­чер­кас­ском рас­стре­ле, где опи­сал собы­тия того дня, изло­жил свои взгля­ды на про­изо­шед­шее и на сло­жив­шу­ю­ся в стране ситу­а­цию, а так­же потре­бо­вал оглас­ки. Пись­ма он под­пи­сал псев­до­ни­мом «Неисто­вый Вис­са­ри­он» и разо­слал в Союз писа­те­лей и в ком­со­моль­ские орга­ни­за­ции. В одном из писем, поми­мо про­че­го, Мат­вей Кузь­мич писал:

«…Пар­тия пре­вра­ще­на в маши­ну, кото­рой управ­ля­ет пло­хой шофёр, часто спья­ну нару­ша­ю­щий пра­ви­ла улич­но­го дви­же­ния. Дав­но пора у это­го шофё­ра отобрать пра­ва и таким обра­зом предот­вра­тить катастрофу».

«Для нас сей­час чрез­вы­чай­но важ­но, что­бы тру­дя­щи­е­ся и про­из­вод­ствен­ная интел­ли­ген­ция разо­бра­лись в суще­стве поли­ти­че­ско­го режи­ма, в усло­ви­ях кото­ро­го мы живём. Они долж­ны понять, что мы нахо­дим­ся под вла­стью худ­шей фор­мы само­дер­жа­вия, опи­ра­ю­ще­го­ся на огром­ную бюро­кра­ти­че­скую и воору­жён­ную силу».

«Нам необ­хо­ди­мо, что­бы люди нача­ли мыс­лить, вме­сто сле­пой веры, пре­вра­ща­ю­щей нас в живые маши­ны. Наш народ, если ска­зать корот­ко, пре­вра­щён в поли­ти­че­ски бес­прав­но­го меж­ду­на­род­но­го батра­ка, каким он нико­гда не был».

Но ника­кой реак­ции на пись­ма не после­до­ва­ло. Одно из них Шапош­ни­ков под­пи­сал сво­им име­нем и отпра­вил писа­те­лю Кон­стан­ти­ну Симо­но­ву, но и от него не после­до­ва­ло отве­та. Меж­ду тем вско­ре об автор­стве писем ста­ло извест­но КГБ.


Опала и реабилитация

Гром гря­нул в июне 1966 года, когда в квар­ти­ре Шапош­ни­ко­ва сотруд­ни­ки КГБ про­ве­ли обыск. Спу­стя годы гене­рал так об этом вспоминал:

«Въез­жаю в свой двор, но арка, через кото­рую я все­гда езжу, пере­кры­та, зачем-то выры­та яма. И тут толь­ко заме­чаю, что не толь­ко дом, но и квар­тал оцеп­лен. Пер­вый, кого я вижу во дво­ре, — началь­ник осо­бо­го отде­ла окру­га и с ним ещё чело­век две­на­дцать в фор­ме и в штат­ском. Под­хо­дит ко мне: „Здрав­ствуй­те, Мат­вей Кузь­мич, маши­ну ставь­те вот сюда и выле­зай­те“. Толь­ко мы с женой вылез­ли, маши­ну тут же нача­ли обыс­ки­вать, воз­мож­но, в надеж­де най­ти какую-то под­поль­ную типо­гра­фию. Под­ни­ма­ем­ся по лест­ни­це, и над моей квар­ти­рой, и под моей на пло­щад­ках сто­ят стран­но­го вида моло­дые люди. Один из зам­ков ока­зы­ва­ет­ся сло­ман­ным. Еле вошли в квар­ти­ру. Мне предъ­яв­ля­ют ордер на обыск. Спра­ши­ваю началь­ни­ка осо­бо­го отде­ла: отку­да нач­нё­те искать? Тот мгно­вен­но ука­зы­ва­ет на каби­нет, садит­ся за мой стол и откры­ва­ет имен­но тот ящик, где лежит мой лич­ный архив, в том чис­ле на самом вер­ху руко­пи­си писем „Неисто­во­го Виссариона“.

— Пло­хой же вы кон­спи­ра­тор, Мат­вей Кузьмич.

— А я ниче­го и не соби­рал­ся прятать…

Я чело­век очень акку­рат­ный и, бро­сив взгляд в ящик сто­ла, пони­маю, что его уже вни­ма­тель­но осмат­ри­ва­ли. Все бума­ги пере­вёр­ну­ты. Там же нахо­дят и пере­пи­сан­ное мной пись­мо-воз­зва­ние по пово­ду ново­чер­кас­ских собы­тий, кото­рое попа­ло ко мне ещё в 1962 году. Объ­яви­ли, что аре­сто­вы­вать меня не будут, взя­ли под­пис­ку о невы­ез­де. После ухо­да жена под­ня­ла ковёр в нашей спальне и уви­де­ла, что под ним про­свер­ле­ны два отвер­стия в стене и в них встав­ле­ны тру­боч­ки. Тех­ни­ка у них тогда ещё, види­мо, была никудышной».

Аре­сто­вы­вать Шапош­ни­ко­ва, дей­стви­тель­но, не ста­ли, но с даль­ней­шей карье­рой ему при­шлось попро­щать­ся. В том же меся­це он был отправ­лен в отстав­ку, а потом и исклю­чён из партии.

А вско­ре в днев­ни­ке Шапош­ни­ко­ва появи­лась такая запись:

«Сего­дня полу­чил ответ на своё пись­мо Мали­нов­ско­му Р. Я., кото­рое я писал 08.06.66 года. Вот его резо­лю­ция на пись­ме: „Тов. Шапош­ни­ков М. К. Не смог­ли устро­ить Вас со служ­бой, поэто­му и состо­я­лось Ваше уволь­не­ние. Боль­ше­го чего-либо сде­лать не могу. Малиновский“».

Теперь опаль­ный гене­рал остал­ся не у дел. Более того, за ним был уста­нов­лен тай­ный над­зор работ­ни­ков КГБ, сам Шапош­ни­ков так вспо­ми­нал об этом:

«Я жил прак­ти­че­ски под домаш­ним аре­стом, за мной повсю­ду сле­до­ва­ли люди в тём­ных очках. Люди ста­ра­лись меня избе­гать. Что­бы со мной не здо­ро­вать­ся, пере­хо­ди­ли на дру­гую сто­ро­ну улицы».

Лишён­ный средств и воз­мож­но­стей даль­ше бороть­ся за прав­ду, Мат­вей Кузь­мич тем не менее не уны­вал. В сво­ём днев­ни­ке в мае 1967 года он так оце­ни­вал ито­ги сво­е­го неудав­ше­го­ся про­ти­во­сто­я­ния с режимом:

«Лич­но я далёк от того, что­бы таить оби­ды или зло­бу на носи­те­лей неогра­ни­чен­но­го про­из­во­ла. Я толь­ко сожа­лею о том, что не сумел по-насто­я­ще­му бороть­ся с этим злом. В схват­ке с про­из­во­лом и само­дур­ством у меня не хва­ти­ло уме­ния вести смер­тель­ный бой. В борь­бе с рас­про­стра­нён­ным и уко­ре­нив­шим­ся в армей­ских усло­ви­ях злом, како­вым явля­ет­ся про­из­вол само­ду­ров, под­лость и лице­ме­рие, у меня не ока­за­лось доста­точ­но эффек­тив­но­го ору­жия, кро­ме иллю­зор­ной веры в то, что прав­да, вот так, сама по себе, побе­дит и спра­вед­ли­вость восторжествует».

В тече­ние сле­ду­ю­щих 21 лет Мат­вей Кузь­мич про­дол­жал жить в без­вест­но­сти, забы­тый все­ми, кро­ме бли­жай­ших род­ствен­ни­ков. На офи­ци­аль­ном уровне о нём про­сто пере­ста­ли упо­ми­нать, как буд­то его вооб­ще нико­гда не суще­ство­ва­ло. Всё это очень напо­ми­на­ет зна­ме­ни­тый роман Ору­эл­ла «1984».

Поло­жи­тель­ным момен­том было лишь то, что его опа­ла никак не отра­зи­лась на карье­ре сына Арту­ра, кото­рый пошёл по сто­пам отца и тоже стал воен­ным. В 1980 году Артур Шапош­ни­ков дослу­жил­ся до гене­рал-лей­те­нан­та, то есть догнал по зва­нию сво­е­го отца.

Гене­рал Артур Мат­ве­е­вич Шапошников

Одна­ко финал у этой исто­рии всё же был счаст­ли­вым. В декаб­ре 1988 года 82-лет­ний отстав­ной гене­рал после неод­но­крат­ных хода­тайств полу­чил из Глав­ной воен­ной про­ку­ра­ту­ры на своё имя пись­мо с завет­ны­ми сло­ва­ми: «Про­из­вод­ство по Ваше­му делу пре­кра­ще­но за отсут­стви­ем в Вашем деле соста­ва преступления».

Гене­рал Мат­вей Шапош­ни­ков. 1993 год

Чест­ное имя Шапош­ни­ко­ва было вос­ста­нов­ле­но, он ока­зал­ся пол­но­стью реа­би­ли­ти­ро­ван. Более того, с 1989 года запрет на упо­ми­на­ние Ново­чер­кас­ско­го рас­стре­ла в СМИ был снят, и о Мат­вее Кузь­ми­че нача­ла гово­рить вся стра­на как о «гене­ра­ле, кото­рый не стре­лял в народ».

Умер Мат­вей Кузь­мич 25 июня 1994 года в воз­расте 87 лет.


Читай­те так­же «Крон­штадт­ский мятеж: несо­сто­яв­ша­я­ся рево­лю­ция». 

Поделиться