20 апреля 1916 года жители Марселя восторженно встречали иностранных гостей: прибыли первые солдаты русского экспедиционного корпуса. Россия, верная союзническому долгу, по договорённости с французским правительством отправила на Западный фронт 20 тысяч человек, состоявших из двух особых пехотных бригад. Солдаты экспедиционного корпуса часто отличались на полях сражений, но в 1917 году большие потери и события на родине сильно подорвали боевой дух российской армии. После прихода большевиков к власти в России французское командование с подозрением смотрело на русских союзников, и корпус расформировали.
Рассказываем, с какими трудностями столкнулись русские солдаты во Франции, как события 1917 года повлияли на экспедиционный корпус и что случилось с офицерами и нижними чинами после окончания Первой мировой войны.
Отправление русских войск во Францию
В самые первые дни Великой войны положение французских и британских союзников на Западном фронте было близко к критическому. Немецкие войска по плану Шлиффена обошли линию Мажино и прорывались к Парижу с северо-запада. Лишь благодаря огромному напряжению сил и находчивости отдельных командиров удалось остановить продвижение противника у столицы — в сентябре состоялось знаменитое «чудо на Марне».
Тем не менее уже в августе 1914 года активно обсуждалась идея о том, чтобы отправить на Западный фронт солдат других союзных армий. В частности, 30-го числа британский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен по просьбе правительства поинтересовался у министра иностранных дел Сергея Сазонова о потенциальной возможности отправить русские части во Францию. До конкретики дело не дошло — пока было непонятно, может ли Россия оказать такую помощь, поскольку не все части достигли фронта.
Вместо русских солдат Париж планировал перебросить на свою территорию силы из других стран. Звучали идеи о формировании добровольческого корпуса из американцев, отправке во Францию или на Восточный фронт, в Россию, японских сил, однако все эти проекты не претворились в жизнь. Сказывались логистические трудности, а российский генеральный штаб скептически относился к появлению в одних окопах с русскими солдатами японских «самураев», с которыми не так давно воевали сами.
Однако главным поставщиком «человеческих ресурсов» союзники считали именно Россию, чей мобилизационный потенциал, по мнению западных политиков, далеко не исчерпан. В 1915 году начались более-менее конкретные переговоры о возможности отправки на Западный фронт русских солдат. В декабре Петроград посетил сенатор Поль Думер, будущий президент Французской республики (он будет застрелен в 1932 году русским эмигрантом Павлом Горгуловым), чтоб провести переговоры с российским военным командованием.
Император Николай II сочувственно отнёсся к просьбам союзников о помощи, однако дал понять, что конкретные мероприятия стоит обсуждать с начальником штаба, генералом Михаилом Алексеевым. Думер писал в Париж:
«Я очень скоро убедился в том, что решение данного вопроса будет зависеть от взгляда последнего».
Спустя некоторое время французский политик и русский генерал встретились. Думер утверждал, что Париж обладает необходимыми материальными ресурсами для вооружения и поддержки в боевой готовности русских войск, которые будут действовать на Западном фронте — от России нужны лишь люди. По сообщению свидетеля встречи, князя Александра Кудашева, Алексеев «был особенно неприятно поражён мыслью об обмене живых людей на бездушные предметы оружия».
Однако союзнические обязательства требовали откликнуться на зов: Алексеев согласился. Думер описал грандиозные планы, согласно которым рассчитывал на прибытие на Западный фронт ежемесячно 40 тысяч русских солдат. Конечно, о таком не могло быть и речи. Дело касалось не только нежелания штаба отправлять солдат во Францию — такие масштабы не могли быть реализованы по логистическим соображениям. С самого начала войны Россия оказалась фактически изолированной: шла активная война на Балтике, Архангельский порт действовал ограниченное количество времени, а Владивосток находился слишком далеко от европейского театра военных действий. Мурманский порт и одноимённая железная дорога заработали лишь в конце 1916 года.
В январе 1916 года Россия начала формировать экспедиционный корпус. По французскому плану, русские части должны были составить отдельные боевые единицы со своими офицерами. Такую же экспедицию Россия обязалась отправить в Грецию, на Салоникский фронт. В феврале 1‑я особая бригада была сформирована, её командиром стал генерал-майор Николай Лохвицкий. Бригада отправилась во Владивосток, чтобы, обогнув всю Азию, прибыть в апреле во Францию. Летом 1916 года на Западный фронт уже через Архангельск была переброшена 3‑я особая бригада под командованием генерал-майора Владимира Марушевского. Всего во Францию Петроград отправил чуть больше 20 тысяч человек.
Прибытие корпуса во Францию
Бригада высадилась во французском Марселе 20 апреля 1916 года. Жители города встретили русских солдат с воодушевлением. Впоследствии французский журналист Анри Барбюс писал:
«Войска помпезно высаживаются в райской Франции: овации, гимны, во всё горло распеваемая Марсельеза. Неистовая толпа. Угощают солдат сигаретами и шоколадом, женщины в патриотическом возбуждении целуют самых красивых».
Особенный восторг вызвал необычный член экспедиционного корпуса — бригадный медведь, которого солдаты купили в Екатеринбурге.
Прибывшую бригаду разместили в лагере Мальи. Там солдаты получили оружие и амуницию, познакомились с особенностями ведения боевых действий на Западном фронте — на Востоке окопная война не была так широко распространена, как на полях Франции и Бельгии. Часть офицеров прошла углублённый курс обучения неподалёку от Вердена, где в это время шла одна из самых кровавых битв Великой войны.
Французы взяли на себя материальное обеспечение солдат и выплату жалования. Однако существовали другие проблемы, с которыми столкнулись русские воины на чужбине. Лишь в начале 1917 года появились госпитали, предназначенные специально для раненых экспедиционного корпуса. До этого момента солдаты содержались во французских лазаретах, в чужой языковой среде, и сталкивались с трудностями в общении с врачами и медсёстрами. Пресса из России доходила слабо, из-за чего зачастую солдаты не знали, что происходит на родине. Проблема была частично решена по инициативе того же Поля Думера — он основал «Общество друзей русского солдата», которое издавало еженедельник «Военная газета для русских войск во Франции». Русские эмигранты, проживавшие в стране, также пытались хотя бы морально поддерживать солдат и отправляли им письма.
Первые месяцы экспедиционного корпуса во Франции были сопряжены не только с тренировками, но и с приёмом высоких гостей. В лагерь Мари на смотр русских войск приезжали французские генералы, в том числе командующий Жозеф Жоффр и даже сам президент Раймон Пуанкаре. Более того, чтобы усилить пропагандистский эффект от прибытия русских союзников, экспедиционный корпус торжественным маршем прошёл по Елисейским полям 14 июля 1916 года.
Русские солдаты на Западном фронте
Русские пехотные бригады подчинялись командиру 4‑й французской армии, генералу Оливье Мазелю. Его силы держали оборону против немцев в Шампани, у города Мурмелон-ле-Гран, к востоку от Реймса. Такой выбор был обусловлен несколькими соображениями. Казалось, что более логичной могла бы выглядеть отправка русских солдат в Верден, однако французы надеялись самостоятельно перемолоть немецкую армию (это было делом национальной чести). К тому же назначение экспедиционного корпуса в самый эпицентр мясорубки мог возмутить Петроград. Отправка же союзников на «задворки» также рисковала встретить непонимание у российских военных и политических кругов. В итоге французы приняли компромиссное решение. Участок фронта, на котором разместили бригады, хоть и считался важным, но не таким, как, к примеру, Ипр или Верден.
В июле 1916 года 1‑я особая бригада заступила на дежурство. Первые дни российские войска при помощи французов рыли окопы и блиндажи. Затем — долгие дни наблюдений, перестрелки с немцами, иногда — хождение за «языками» (захват пленных, от которых можно получить нужные сведения). Солдаты экспедиционного корпуса часто фигурировали в донесениях французского командования — главным образом, благодаря подвигам на поле боя.
«Во время усиленной разведки, произведённой немцами против наших линий в ночь с 18 на 19 сентября, два передовых поста 1‑й особой русской бригады были совершенно окружены неприятелем. Тем не менее люди этих постов продолжили сражаться, облегчив тем выполнение контратаки, их освободившей. Командующий 4‑й армией ставит поведение этих храбрецов в пример войскам».
Генерал Лохвицкий после первых успешных боёв, проведённых его подопечными, не скупился на слова:
«Я убеждён, что для всех в бригаде франко-русский союз, скреплённый совместно пролитой кровью, стал отныне связью ещё более сильной и глубокой, такой связью, какая существует между кровными братьями, и ничто не сможет ни сломать, ни уничтожить её: это сильное чувство, которое будет освящать нашу общую дорогу к Победе, к Славе».
В конце года 1‑ю бригаду сменила 3‑я. На её долю выпали наиболее сложные испытания. 31 января позиции бойцов экспедиционного корпуса атаковали газом. Хотя русские солдаты были знакомы и не в первый раз сталкивались с этим оружием на Западном фронте, потери были серьёзные — раненых и убитых насчитали более 300 солдат и офицеров. Для сравнения, за все месяцы пребывания 1‑й бригады потери составили 237 человек. Один из участников событий, подпрапорщик Евгений Муравьёв, вспоминал:
«Только я спустился в ров сообщения — забили тревогу. Колокола бьют, играют горны и стали кричать: „Газы, газы!“ И верно, вышел из окопа и смотрю, как облака дыма катятся на нас. Я остановился, надел маску и думаю — то ли идти в окопы, то ли вернуться назад. Но решил идти вперёд. Перекрестился и прошёл шагов сто, не поспел пройти, как уже газы дошли на нас, сразу всё позеленело. Я плотно придавил маску к шее, чтобы газы не прошли и тихим шагом двинулся вперёд. Вижу — собака тявкнула и сразу же завернулась в клубок. Я взял её за ноги и выбросил из окопа и чувствую, что мне что-то становится дышать тяжело, стал кашлять и мне уже стало трудно, словно в глотку палку воткнули. Остановился, думаю, да неужели умру?»
Разложение в корпусе. События в лагере Ла-Куртин
В марте 1917 года до русских частей во Франции дошли новости о революции и падении самодержавия в России. Солдаты узнали об этом не от офицеров или из официальных газет, издававшихся специально для них. Новости шли через «третьи руки»:
«Русские газеты <…> и некие люди, которые свободно находились среди солдат, начали заниматься большевистской пропагандой, распространяя часто ложные сведения, взятые из фрагментарных заголовков французских газет. При отсутствии информации и официальных директив эта пропаганда имела успех среди солдат». (Официальный доклад Временного правительства о положении экспедиционного корпуса. Цит. по: Абенсур Ж. Русский экспедиционный корпус во Франции во время Первой Мировой войны // Новейшая история России. 2014. № 3. С. 79)
Солдаты всё чаще не повиновались офицерам. Евгений Муравьёв вспоминал о разговоре, который состоялся между солдатами 3‑й особой бригады и её командиром, генералом Марушевским. Последний пытался удерживать дисциплину жёсткими методами:
«Я слышал, что вы хотели провести собрание и хотели поднять красное знамя. Для чего это? И что такое красное знамя? Я, господа, этого не допущу, ни собрания, ни красного знамени. У нас есть трёхцветное знамя, и мы должны при нём ликовать. А кто будет продолжать собрание и митинги, буду расстреливать».
Волнения в русском экспедиционном корпусе совпали по времени с самым тяжёлым военным испытанием — весенним наступлением на Западном фронте, названным «бойней Нивеля» по имени командующего французскими войсками. Попытка с помощью решительного прорыва разгромить германскую армию провалилась. Союзники потеряли в боях более 300 тысяч человек, среди них — около пяти тысяч солдат и офицеров из России. Тем не менее союзное командование высоко оценивало действия особых бригад.
Генерал Нивель отмечал, что 1‑я особая бригада «блестяще достигла своей цели, и выполнила задачу, несмотря на тяжелые потери, особенно среди офицеров». В свою очередь, её командир, генерал Лохвицкий, к этому времени удостоенный орденом Почётного легиона и Георгиевским крестом, сообщал:
«Моральный дух 1‑й русской особой пехотной бригады отличен во всех отношениях. Опыт сражений 16, 17 и 18 апреля показал, что солдаты этой бригады сохраняют всю свою боеспособность. Люди, которые были задействованы в этих боях, гордятся тем, что они приняли в них участие, с гордостью выполнили задачу, на них возложенную, и одержали победу над врагом. Потери, которые они понесли, не поколебали их дух, и они стремятся участвовать в новых наступлениях».
Генерал лукавил. Большие потери и события на родине сильно подорвали боевой дух экспедиционного корпуса. 14 мая 1917 года солдаты впервые отчётливо потребовали вернуть их домой. Временное правительство решило объединить две бригады в дивизию и назначить командующим генерала Лохвицкого. Ему предписывалось разобраться с недовольством среди солдат. Измотанный после долгих боёв, экспедиционный корпус разместился в лагере Ла-Куртин.
Однако в сентябре 1917 года события приняли катастрофический характер. Лохвицкий и его подчинённые убедили часть солдат в необходимости продолжать борьбу, но несколько сотен наиболее принципиальных отказывались подчиняться командирам и отправляться обратно на фронт. Союзное командование было не против возвращения дивизии в Россию — в это время во Францию прибыли свежие силы из США, не так давно вступивших в войну. Но Временное правительство осталось непреклонным — на кону стояла союзническая честь.
Французские вооружённые силы в 1917 году также столкнулись с бунтами в частях. Выступления жестоко подавлялись, сотни человек были расстреляны. Силу применили к выступлениям в русской особой дивизии. Лояльные Временному правительству солдаты, французская жандармерия и армия подавили восстание. Потери в русском экспедиционном корпусе составили девять человек убитыми и 59 ранеными. 80 мятежников отправили в Бордо и заключили под стражу. Французы понимали, что особая дивизия больше не представляет собой боеспособное соединение. Союзники готовились направить солдат на тыловые работы.
Расформирование корпуса. Создание «Русского Легиона Чести»
Октябрьская революция ухудшила и без того незавидную участь экспедиционного корпуса. После прихода большевиков к власти в России французское командование с ещё большим подозрением смотрело на русских солдат. При этом лояльные Временному правительству солдаты и офицеры 12 ноября отправили на имя Александра Керенского резолюцию, в которой убеждали его в верности:
«По первому Вашему приказу везде, где угодно, со светлой радостью исполним наш долг спасения свободной Родины в страшной борьбе демократии с германским самодержавием. Мы верим в поражение опасных для Родины большевиков и тёмных сил контрреволюции, наносящих удар в спину растерзанной России».
Однако к этому времени демократическое правительство уже пало.
Дивизия также перестала существовать. Французы провели масштабные чистки в корпусе и разделили солдат на три части. Самую большую из них, около восьми тысяч человек, подозреваемых в революционных настроениях, отправили в Алжир на тыловые работы — фактически это была каторга. Солдаты в письмах делились мыслями относительно происходящего:
«Если бы мы могли вернуться в Россию, лучше всего было бы идти на войну против этого проклятого союза, на борьбу против этой несчастной французской буржуазии, которая в этот момент пускает в ход свой последний козырь. Франция нас привела сюда только для того, чтобы глумиться над русской армией в нашем лице».
Позже Париж направил около пяти тысяч человек на тыловые работы во Францию. 300 же самых боеспособных и лояльных, желавших продолжать сражаться против Германии, в январе 1918 года создали «Русский Легион Чести». Его командиром стал полковник Георгий Готуа. Французы сначала настороженно отнеслись к этой инициативе и планировали рассредоточить русских солдат по всей французской армии. Однако бывший командир особой дивизии, генерал Лохвицкий, убедил союзников в сохранении боевой единицы. Её включили в состав Марокканской дивизии.
Весной 1918 года легион принял боевое крещение на реке Энн, во время масштабного немецкого наступления. Солдаты и офицеры дрались отчаянно, чем завоевали восторженные отзывы в прессе и признание со стороны французского командования. Летом союзники попытались юридически оформить статус русских добровольцев в качестве составной части французской армии в связи с официальным выходом России из войны в результате Брест-Литовского мирного договора. Штабс-капитан Вячеслав Васильев вспоминал:
«Французское правительство <…> приказало легионерам оформить подписку с обязательством воевать до победного конца в статусе волонтёров, и сменить русскую военную форму на обмундирование французских колониальных войск при сохранении на рукавах и касках аббревиатуры L. R. (Legion Russe). Находясь в экстремальной обстановке тяжёлых боёв, оторванные от Родины и получавшие тревожные новости из России, часть офицеров и солдат „Русского Легиона Чести“ отказались выполнить приказ французской стороны и были переведены в „рабочие роты“».
Тем не менее французам добились своего. Легион переоделся в форму колониальных частей и стал пополняться добровольцами из тыловых отрядов и французского Иностранного легиона. Осенью 1918 года русские солдаты участвовали в последних сражениях Великой войны и в составе Марокканской дивизии прорвали «линию Гинденбурга». После заключения перемирия легионеры вошли в Германию и оккупировали город Морш, после чего французское командование перевело русских солдат и офицеров в военный лагерь под Марселем.
Путь домой
В России вовсю разгоралась Гражданская война. Легионеры ждали отправки домой, на помощь белым армиям Юга. К началу 1919 года французы увеличили численность «Легиона чести» за счёт добровольцев из трудовых рот и Иностранного легиона до двух тысяч человек. «Ветераны» подразделения были недовольны пополнением. Многие новобранцы видели во вступлении в «Легион» возможность легально вернуться домой. При этом тысячи русских солдат и офицеров продолжали трудиться в Алжире, в тяжелейших условиях.
В феврале 1919 года легионеры оказались в Новороссийске и вступили в войска под командованием Антона Деникина. В первом же бою подозрения ветеранов «Легиона» подтвердились: часть новобранцев убила своих офицеров и перешла на сторону Красной армии.
Судьба сильно разбросала участников экспедиционного корпуса. Его ветераны воевали друг против друга на полях Гражданской войны, некоторые вступили в «Армию Галлера» — польское формирование на Западном фронте, впоследствии влившееся в армию независимой Польши. Остававшиеся же в Алжире вернулись в Россию лишь в 1920‑е годы, после заключения договора о возвращении граждан между Францией и большевиками.
Несмотря на драматические события 1917 года, во Франции до сих пор чтут память о русских солдатах, плечом к плечу воевавшими с их предками на фронтах Первой Мировой войны. В городе Сент-Илер-ле-Гран существует русское воинское кладбище; в музеях о Великой войне часть экспозиций посвящена экспедиционному корпусу и его роли в сражениях на Западном фронте. У города Реймса, в форте Помпель, установлены памятники русским солдатам, а музей содержит множество артефактов тех времён, связанных с особыми пехотными бригадами.
Рекомендуемая литература
- Данилов Ю. Н. Русские отряды на французском и македонском фронтах. 1916–1918: воспоминания. СПб., 2019.
- Карев П. Экспедиционный корпус. Куйбышев., 1941.