Перестройка и распад СССР изменили многие традиции официальных праздников в нашем обществе. На смену одним «красным дням календаря», будь то День Октябрьской революции или годовщина рождения Ленина, пришли новые памятные даты других событий — День независимости, вспоминавший провозглашение государственного суверенитета России от СССР, в XXI веке — День народного единства, уводящий нас в далёкое Смутное время.
Разве что День Победы по-прежнему и всегда «красный день» и государственный праздник. Тем не менее, мы отмечаем его не так, как в советское время. Что изменилось с начала девяностых и каковы тенденции главной исторической даты в нашем календаре, рассказывает последняя часть трилогии о традиции Дня Победы.
Продолжим рассказ с того момента, на котором мы остановились в прошлый раз. 5 мая 1990 года в «Комсомольской правде» вышла статья историка Геннадия Бордюгова «Украденная победа». В ней он высказал мнение, без которого не обходится ни один серьёзный спор о Великой Отечественной войне в постсоветской России:
«В войне действовали две переплетающиеся, но разнородные силы: народ и система. В первый период система оказалась основной силой, правда, малоэффективной. Главной действующей силой сделался народ, выдвинул из своей гущи полководцев, расплатился массовым героизмом, многими и многими жизнями. Каждая сила внесла свой вклад в итог; если сила народная освобождала, то сила системная, идущая вослед, тотчас заключала освобождённых в свои стальные объятия».
И вроде бы Бордюгов писал о том, что сила системы, пусть и очень противоречивой, всё же внесла вклад в Победу. Но кажется, именно с тех пор особой популярностью пользуется утверждение, что народ победил «вопреки» системе. Не стоит строго судить ту газетную статью — она лишь поднимала вопрос о важности народного вклада, за что часть ветеранов, как показало общественное обсуждение газетной публикации, была благодарна. Другие ветераны, тем не менее, обращались с Михаилу Горбачёву с требованием призвать авторов к ответственности за клевету на советскую действительность и издевательство над памятью о войне.
Реакции сверху не последовало — накануне 1991 года советскому правительству было не до тонкостей исторической политики. Новые российские власти тоже не спешили определиться со своим отношением к истории войны, отдав её на откуп «свободному рынку», который незамедлительно заполонился книгами Виктора Суворова и подобных публицистов, разоблачающих официальные советские «мифы» о войне, её героях, цене победы, и так далее, и так далее.
Сегодня мы нередко противопоставляем это «ревизионистское» отношение к Великой Отечественной войне и Дню Победы «патриотической» государственной политике, ставшей заметной при президентстве Владимира Путина. Но осознание важности Дня Победы для консолидации общества и государства пришло к властям ещё при Ельцине. 1995 год, год 50-летия Победы, дал начало новой российской традиции этого праздника. Полувековой юбилей окончания войны сопровождался первым и с тех пор ежегодным — чего не было в советское время — военным парадом в столице. На трибуне Мавзолея парад встречал президент Ельцин, и уже тогда был положен старт драпировке советского архитектурного шедевра — организаторы закрыли надпись «ЛЕНИН».
Новой символической точкой, связанной с культом Победы, стал мемориальный комплекс на Поклонной горе в Москве, торжественно открытый именно к 9 мая 1995 года. В советское время проектирование комплекса шло долгие годы, в перестройку его строительство сопровождалось скандалами и протестами и окончательно было завершено уже при Ельцине. С тех пор огромный парк с музеем и памятниками — одно из главных мест народных гуляний москвичей в День Победы.
Ещё одной новой традицией стало непременное участие в торжествах высокопоставленных иностранцев. Лидеры Запада в тот год стремились поддержать Ельцина накануне президентских выборов и приехали на праздник: в Москве побывали президент США Билл Клинтон, премьер-министр Великобритании Джон Мейджор, германский канцлер Гельмут Коль. Менее важные, но зато очень близкие гости — лидеры стран СНГ — тоже были. По сей день визит иностранных лидеров на наш День Победы — одно из политологических упражнений по анализу текущей политической ситуации в мире; в зависимости от присутствия на Красной площади тех или иных лиц можно судить об их актуальном отношении к России и её внешней политике.
Тогда же, в 1995 году, в жизнь каждого россиянина прочно вошла классическая телепрограмма на 9 мая с показом эпопеи «Освобождение», «Семнадцати мгновений весны» и других ностальгических кинолент. Главный редактор «Независимой газеты» Виталий Третьяков, оценивая сетку вещания, назвал 9 мая «неофициальным днём памяти по Советскому Союзу».
Была ли реанимация Дня Победы попыткой сыграть на ностальгических, не до конца выветрившихся советских чувствах населения, особенно незадолго до серьёзных выборов 1996 года, когда Ельцин рисковал проиграть Зюганову? Пожалуй, да. Но кроме этого, власть в принципе нуждалась в государствообразующих символах. Эпоха призывов к «суверенитету», который можно брать «столько, сколько сможете проглотить», прошла, и на фоне Чеченской войны нужно было показать себе и другим, что страну объединяет единая память о Победе. А заодно продемонстрировать новые образцы военной техники на параде.
В российских реалиях День Победы нёс в себе противоречие, не разрешённое до сих пор. С одной стороны, государственно-патриотическая сторона праздника всячески приветствовалась. С другой, антикоммунистическая риторика ельцинской власти не могла отрицать мнение, высказанное в статье 1990 года — мнение о том, что сталинская система, так или иначе, была малоэффективной и вредила народному вкладу в Победу. В первой половине 1990‑х показ «Минуты молчания» на телевидении претерпел сильные изменения, но с 1996 года вернулся в прежний формат. Однако новый текст, читаемый диктором Игорем Кирилловым, содержал интересную оговорку о сталинских лагерях, где потерял родных и близких простой солдат Великой Отечественной.
С этим противоречием культ Победы существует и сегодня, что отмечают зрители современных военных кинолент, где патриотический пафос сочетается чуть ли не с обязательным присутствием неадекватных персонажей служащих НКВД или повторением мифов из «ревизионистской» перестроечной литературы.
В 2000 году парад на Красной площади запомнился тем, что стал последним парадом с пешим строем ветеранов войны. В дальнейшем их провозили на автомобилях, а затем и вовсе отвели для них только почётную трибуну. Это неудивительно: ветеранов на парадах становилось всё меньше, а они сами становились всё старше. Но само празднование Победы как будто только расширяется: в 2020 году, несмотря на пандемию COVID-19, парад, перенесённый на 24 июня, всё равно провели, а общее число праздничных мероприятий, санкционированных государством, исчислялось десятками («Диктант Победы», «Свеча Победы», «Лес Победы», «Вечный огонь Победы» и прочее). В целом перенесение «бренда» Победы на множество мероприятий и акций, связанных с мемориализацией Великой Отечественной войны (как правило, приуроченной к годовщинам и особенно юбилеям 9 мая), — заметная черта современной государственной традиции.
Ряд общественных инициатив развивались в XXI веке и без существенной поддержки государства. Одной из них стала акция «Георгиевская ленточка», запущенная в 2005 году РИА Новости и молодёжной организацией «Студенческая община». Простота акции — повязать на одежду, антенну автомобиля или куда-либо ещё георгиевскую ленту в знак памяти — очень быстро сделала ленточку узнаваемым и массовым символом Дня Победы. Государственная поддержка сыграла свою роль, но и без неё, кажется, такая идея обрела бы успех.
Другим массовым мероприятием стал «Бессмертный полк». Сегодня народные колонны с портретами ветеранов — уже неотъемлемая часть Дня Победы, но акция была впервые проведена только в 2012 году в Томске по инициативе местных журналистов и в 2013–2014 годах приобрела всероссийский масштаб. Лишь в 2015 году по решению московских и федеральных властей «Бессмертный полк» был допущен к проходу по Красной площади в Москве. Так что полной монополии на трактовку Дня Победы у государственной власти нет, да и вряд ли абсолютный контроль за действительно народным праздником был бы возможен.
Инфляция смыслов при тиражировании культа Победы неизбежна. Даже если завтра машина государственной пропаганды замолчит, никуда не исчезнут нездоровая реклама коммерческих организаций, глупости «девочек-дизайнеров», публикующих поздравления с Днём Победы на фоне фотографий немецких солдат и военной техники, пренебрежительное отношение безответственных граждан к георгиевским ленточкам и наклейки «Можем повторить!».
Традиция Дня Победы в руках государства остаётся важным фактором для легитимации действующей власти и политического пиара — из-за отсутствия иных общепризнанных памятных исторических дат. Но что с Днём Победы будет происходить в руках общества — зависит от общества. И когда-нибудь, скорее всего, будет написана новая глава об этой традиции, непохожая на нынешнюю.
Традиция Дня Победы |
|
---|---|
Традиция Дня Победы: 1965–1990 |
|