Продолжаем беседовать с популяризаторами истории в медиа. На днях проекту «Нечаевщина», посвящённому истории революционного движения конца XIX — начала XX века, исполнился год. Проект существует в VK и Telegram стараниями нескольких энтузиастов-анонимов. Специально для нашего журнала Максим, Ксения и Саша, входящие в его редакцию, рассказали о себе, концепции проекта, мифе о «России, которую мы потеряли», и Достоевском.
— Кто вы? Откуда у вас интерес к истории и именно русскому революционному движению? Чем вы занимаетесь помимо «Нечаевщины»?
Максим: Я почти 10 лет участвовал в левом и профсоюзном движении в России (если это можно назвать движением). В последнее время с этим стало совсем всё плохо, и я ушёл в науку. Сейчас занимаюсь политическими исследованиями. Если нет никакой политики в настоящем, то интересно обратиться к тому времени, когда она была. Интересно посмотреть, что делает политику возможной.
Ксения: Мы всадники Апокалипсиса. Революционное движение — самое прекрасное, что было на этой Земле. Отсюда и интерес.
Саша: Как и Максим, я больше 10 лет участвовал в низовой политике, в левом и немного в профсоюзном движениях. Интерес к истории у меня со школы, плюс левые взгляды «обязывают» интересоваться прошлым (как минимум революционно-освободительным). Для меня важно знать и понимать российскую (не только русскую, но и еврейскую, польскую, татарскую и прочие) левую революционную традицию, к которой я себя отношу. По образованию я инженер, работаю в IT.
— Какая была изначальная концепция «Нечаевщины»? Чем она обусловлена?
М.: Лично мной движет страсть к хаосу и разрушениям. Негативные эмоции, потому что российская действительность никакого положительного отклика не вызывает. Хотелось сделать такой российский альт-лефт, суровый и беспощадный. Народники и особенно Нечаев — это как раз пример суровости и беспощадности. Смысл послания в том, что всё сгорит. Российская империя сгорела, и современная Россия тоже сгорит.
С.: Изначально планировали сделать хороший левый проект (по содержанию, но не по форме) о политике в России. Явно мы не говорили о своих взглядах, но никогда их не скрывали.
— Как происходит редакционная работа? Вы вместе в чате обсуждаете темы? Сколько времени у вас занимает проект?
М.: Обсуждаем в чате. Но, в основном, действуем автономно. Не думаю, что занимает много времени. В среднем час в день.
К.: Некоторые темы, безусловно, обсуждаются, мы всегда на связи, нам не мешает даже то, что когда один админ ложится спать, другой как раз просыпается. У меня система: в свободные дни, забив на сериальчики, могу отдать проекту до пяти часов времени, создаю посты, ищу иллюстрации, в дни «занятые» трачу пару минут, чтобы закрепить уже готовые посты или пролистать комменты.
С.: Обычные материалы, которые появляются в группе ежедневно, каждый делает так, как хочет: сам выбирает темы, сам решает, что опубликовать. Ограничений нет, только рекомендации по оформлению постов. Это же не работа, то, что мы делаем, в первую очередь должно быть интересно нам самим. Какие-то большие или важные для нас материалы, подготовку к какому-нибудь памятному дню, мы обсуждаем все вместе в чате.
— Где и каким образом вы ищете материалы? Вы работаете с источниками?
М.: Иногда что-то само попадается в интернете. Но я стараюсь читать какие-нибудь исследования или воспоминания. Русская классическая литература помогает. Она на самом деле вся очень политизированная и радикальная. Даже Достоевский.
К.: Мемуары, дневники и воспоминания очевидцев в свободном доступе. Дореволюционная периодика в специальных интернет-библиотечках.
С.: По-разному. Что-то вспоминается со школы или из прочитанного ранее, на какие-то материалы просто случайно натыкаешься в интернете. Книжки читаем по тематике. Иногда интересные истории присылают подписчики.
Вот один пример. Наш подписчик прислал нам в предложку паблика стихотворение поэта Владимира Воинова. Стихотворение мне понравилось, но поскольку я до этого о таком поэте ничего не слышал, то стал гуглить другие его произведения. И наткнулся на стихотворение «Рукава», которое сопровождалось пояснением, по какому поводу оно было написано. А написано и опубликовано в «Новом Сатириконе» оно было потому, что в газетах появилась заметка:
«Академик Бунин привлекается за „оскорбление действием“ пристава Строева. Оскорбление это выразилось в том, что Бунин… взял пристава за рукав».
И в это же самое время в Москве судили молодого человека за то, что он «схватил полицейского за руку». Мы писали об этой истории. Как видишь, найдена она была совершенно случайно.
— Какие бы вы выделили характеристики для своей аудитории на VK и в Телеграме? Какие именно ключевые особенности у каждой из площадок?
М.: VK — главная площадка. Мне с ней привычнее. Проще отслеживать реакцию аудитории. К тому же, у нас хорошие подписчики. Часто присылают интересные материалы. Но Телеграм очень быстро растёт.
К.: Молодость и революционный жар.
С.: Изначально мы начинали в VK и почти сразу группа начала расти. Для меня было неожиданностью, что политизированный проект будет так быстро развиваться. В какой-то момент появилось опасение, что рано или поздно нас могут заметить и заблокировать за какой-нибудь радикальный документ столетней давности. Ну либо кто-нибудь пожалуется на экстремизм. Поэтому мы решили параллельно начать вести канал в Телеграме.
Я не могу составить какой-то единый портрет нашего подписчика. Очень часто в комментариях у нас разгораются горячие дискуссии, могу предположить, что на «Нечаевщину» подписаны люди самых разных взглядов. Для меня было сюрпризом, что нас читают админы достаточно крупных правых пабликов, посвященных «России, которую мы потеряли». С Телеграмом всё ещё более непонятно: нет комментариев и статистики, плюс источники, откуда о нас узнают, порой неожиданные (от либеральных до монархических).
— «Нечаевщине» только что исполнился год. Какие публикации вызвали наибольший отклик у аудитории и чем вы можете объяснить популярность именно этих постов?
М.: У нас было много успешных постов. Но я помню самый первый успех. Это было в прошлом марте, когда мы нашли цитату Иоанна Кронштадтского о Льве Толстом. Там «святой» желал скорейшей смерти классику. Наверное, тогда сработал контраст между формальной святостью и реально дикими взглядами Иоанна.
К.: В положительном смысле максимальный отклик получают, вероятно, посты с «цитатами великих», дневниковые строчки, записанные членами императорской фамилии — очевидность того, как представители правящих кругов были далеки от народа и его интересов, потребностей; как они не соответствуют глянцевой картинке.
С.: Самый популярный материал у нас был про открытие памятника Александру III. Только на наших ресурсах он набрал больше 120К просмотров. Дальше ссылка на этот материал пошла гулять по интернету, её постили Навальный, Адагамов и другие крупные блогеры. Я думаю, понятно, почему этот пост стал популярным. Многим не нравится, что власть пиарится на нашей истории (причём одновременно и на на советской, и на дореволюционной) и делает это, как бы сказал Крёстный отец, «без уважения к ней».
Помимо этого поста я могу выделить три основные темы, которые у нас пользуются постоянной популярностью:
- «Россия, которую мы потеряли». Посты, которые работают на разрушение мифа о прекрасной России, которую сгубили. Например, с описанием быта и условий, в котором жили и трудились люди 150 лет назад. Или об отношении «верхов» к «низам».
- «Ничего не изменилось». Посты, в которых люди узнают современную Россию, или с явными отсылками на неё. Например, второй по величине охвата пост у нас — это новость про то, что в 2017 году власти России намерены сократить несколько тысяч сельских школ.
- И, конечно же, революционеры и их борьба. Мне кажется, сама мысль о том, что есть реальный пример, когда люди смогли «перевернуть пирамиду», разрушить огромную деспотичную систему, Третий Рим, который казался незыблемым, радует и вдохновляет людей. И, определённо, вселяет надежду.
— Вы героизируете революционеров. Это некое сознательное противопоставление мифу о «России, которую мы потеряли»? Нечаев, убивший студента Иванова, — герой для вас?
М.: Над мифом о России, которую кто-то потерял, мы любим посмеяться. Надеемся, что ещё раз потеряем. Для нас революционеры — герои. А кто же ещё? Жертвовать собой ради идеи — это героизм по определению. Нечаев — это знаковая фигура. Он одним из первых стал строить настоящую политическую организацию, с дисциплиной, с мыслью о неизбежном восстании.
К.: Нечаев — герой.
С.: Мне кажется, что невозможно героизировать народников или революционеров второй половины XIX — начала XX века. Они героизировали себя сами своей отважной борьбой, тем, что они жертвовали собой ради других, ради лучшего мира. Мы ничего не добавляем от себя, а только описываем то, что они сделали.
В вопросе Нечаева и студента Иванова нужно разделять. Нечаев, безусловно, значимая фигура революционного движения 1860‑х. Но не потому, что был убит студент Иванов, а благодаря деятельности в студенческом движении, его катехизису и тому, что его взгляды и методы выражали настроение части молодёжи. Вся антинечаевская кампания, которая развернулась ещё при его жизни, пыталась поставить знак равенства между революционной деятельностью Нечаева и убийством Иванова. Это очень грубая манипуляция, на которую, к сожалению, многие ведутся.
— Недавно выходили рекомендации книг по истории русского революционного подполья публициста Алексея Цветкова. Что бы выделили вы в историографии, освещающей вопросы русского революционного движения? А что бы вы посоветовали читать из художественной литературы?
М.: Я бы советовал читать первоисточники, воспоминания самих народников. Их легко найти. В последнее время выходит много сборников с материалами той эпохи: партийные листовки, отчёты о забастовках и так далее. Из художественной литературы я читаю Достоевского, чтобы настроиться на нужные эмоции. Он был консерватором, конечно, но современное общество он изображал настолько отвратительным, что необходимость революции ощущается почти инстинктивно. «Бесы» — это положительные герои, конечно.
— Почему у вас выходят материалы про текущую политику? Смотрятся органично материалы с исторической увязкой, а вот репортаж с митинга в поддержку Навального режет глаз, как реклама какого-нибудь онлайн-казино.
М.: Весь наш паблик о современной политике. Проблема в том, что сейчас мало хороших протестов, поэтому пишем об истории.
К.: Всё происходящее в России сейчас можно увязать с её монархическим прошлым.
С.: «Нечаевщина», в первую очередь, про политику. Про настоящую, низовую политику, которую делают люди (неважно, сегодня или сто лет назад). Поэтому отчёт с похода на митинг Навального выглядит органично в нашем паблике.
— Вы сосредоточены на негативе дореволюционной России. Какие три особенности жизни России до 1917 года вы бы назвали позитивными?
М.: Во-первых, русская литература действительно была великой. Во-вторых, рабочие и крестьяне постоянно устраивали бунты, жгли усадьбы, били фабрикантов, чиновников, помещиков. В‑третьих, даже студенты протестовали.
К.: Выбрать из набора «попы, жандармы, воровство и глупость» позитивные особенности, да ещё в количестве трёх штук — невыполнимая для меня задача.
С.: В университете отличникам выдавали настоящие золотые медали. Благодаря этому Александр Ульянов смог продать свою золотую медаль и на вырученные деньги приобрести взрывчатку для бомбы. Можно было относительно свободно достать револьвер и записаться на приём к градоначальнику.
— Вы бы могли назвать себя историками?
М.: Нет, я совершенно не историк. Я в школе участвовал в олимпиадах по истории. С тех пор почти никак с ней не соприкасался. И наш проект не об истории.
К.: Нет.
С.: Разумеется, нет. Мы имеем дело с уже готовыми результатами работы историков.