25 января считается официальным «Днём российского студенчества», и эта памятная дата связана с основанием 25 января 1755 года первого университета в России (Московского университета, ныне сокращённо — МГУ). Народное название праздника — «Татьянин день», поскольку в этот день по церковному календарю совершается память святой Татьяны.
Когда в России появились студенты, как они праздновали Татьянин день, почему писатель Лев Толстой не одобрял эту традицию и что с ней произошло после революции, рассказал в интервью VATNIKSTAN специалист по истории науки и образования в дореволюционной России Дмитрий Цыганков, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России XIX века — начала XX века исторического факультета МГУ.
— Дмитрий Андреевич, существовали ли студенты в России до 1755 года?
— Русские студенты существовали до появления университетов в России. Один из доказанных случаев относится к самому концу XV века. Сильвестр Малый — один из первых русских студентов, который учился в немецких университетах, в университете города Росток. Само его появление в Ростокском университете, по всей видимости, было связано с большим предприятием по переводу Библии. Нужны были переводчики, специалисты по богословию, те люди, которые могли бы сформировать коммуникативное пространство с богословами Европы, и вот, судя по всему, в рамках этого проекта из Новгорода (понятно почему: существуют связи с Ганзейским союзом) был отправлен первый русский студент. Какова его судьба в этом университете, мы до конца не знаем, но Сильвестр — хорошая кандидатура на почётное звание «первый русский студент».
При позднем Иване Грозном были попытки или, во всяком случае, предложения со стороны римского папы и европейских католических государств наладить что-то наподобие интеллектуального обмена. Однако следующий этап присутствия русских студентов в Европе — это хрестоматийный сюжет, связанный с Борисом Годуновым. В эпоху Бориса Годунова целый ряд русских интеллектуалов отправляются учиться в Европу, речь идёт о порядке 10–20 студентов. Кто-то учился в учебных заведениях неуниверситетского типа на территории Польши, кто-то был связан с немецкими университетами, но появились первые русские студенты в английских университетах. Английский опыт оказался, с точки зрения возвращения на родину, самым неудачным: никто из оказавшихся в Англии не вернулся в Россию, причём русские студенты очень неплохо устроили собственные карьеры. Один стал представителем короля в Ирландии, второй стал представителем Ост-Индской компании в Индии, а третий — англиканским священником.
— Можно сказать, что отток мозгов из России начался практически сразу же с появлением первых студентов?
— С социальной точки зрения это одна из возможных альтернатив для русских интеллектуалов. Русский интеллектуал всегда пытается испробовать что-то новое, и невозвращение на родину — это один из интеллектуальных экспериментов, к которому стремятся проявляющие вкус к науке. В оправдание наших соотечественников надо сказать, что уезжали они из одной страны, а куда возвращаться — был достаточно сложный вопрос. Уезжали они из государства Бориса Годунова, а в период Смутного времени могли вернуться в страну, где русским царём является поляк-католик. Хотя думаю, что не это было основным аргументом, чтобы кардинальным образом менять свою судьбу.
И следующий этап, уже массовой отправки русских студентов в Европу — это петровская эпоха, и немецкие университеты, которые с петровской эпохи становятся такими университетами-«партнёрами» Российской империи, где происходит обучение представителей российской элиты. Для XVIII века самые устойчивые связи для нас — с университетом Галле во время первых контактов петровской империи, а потом будет очень серьёзное влияние Гёттингена. Вполне возможно, и опыт Галле, и опыт Гёттингена — это те модели, на которые ориентируются основатели Московского университета, прежде всего Шувалов (Иван Шувалов — государственный деятель и фаворит Елизаветы Петровны. — Ред.). Галле — это прежде всего университет, который существует на государственные деньги, под контролем государства, и одна из главных его задач — прагматическая, создание бюрократии, воспитание тех людей, которые будут удовлетворять государственные нужды в различных отраслях управления.
— Раз мы всегда ищем самое первое, то не грех вспомнить давний спор между Москвой и Петербургом о том, где появился первый университет. Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ) гордо пишет на своём главном здании «1724». Кто же прав в этом споре?
— Вопрос, который заставляет кого-то поссориться с кем-то. Отвечая на этот вопрос в Москве, надо говорить, что первородством обладает Московский университет. Находясь в Петербурге, наверное, надо крепко задуматься и поразмышлять над тем, был ли Петербургский университет первым русским университетом.
Будем отталкиваться от существующих историографических традиций. Были попытки написать историю Петербургского университета ещё в XIX веке и начать его историю с момента основания Академии наук, при котором существовал Академический университет (это произошло в 1724 году. — Ред.). Но, в принципе, делать это в 20–30‑е годы XIX века петербургским историкам было рискованно, поскольку тем человеком, который создал существовавший на тот момент Петербургский университет, был Сергей Семёнович Уваров (в 1811–1822 годах — попечитель Санкт-Петербургского учебного округа, в 1833–1849 — министр народного просвещения. — Ред.). И историки должны были показать, что они являются членами университета Уварова, который построил Петербургский университет по принципам классического Берлинского университета, и поэтому не стремились отдалить в прошлое начало этого самого университета. Традиция стала господствующей, и, скажем, Дмитрий Андреевич Толстой, министр народного просвещения (в 1866–1880 годах. — Ред.), который занимался историей учебных заведений в Санкт-Петербурге, уже не ставил вопрос о прямой преемственности университета XVIII века с университетом XIX века.
Попытка удревнить историю Санкт-Петербургского университета — это 80–90‑е годы XX века, это попытка отпраздновать определённый юбилей Ленинградского — Санкт-Петербургского университета. Что удалось ленинградцам-петербуржцам доказать? Удалось доказать наличие небольшого количества студентов в течение XVIII века, какую-то (хотя нельзя сказать, что хорошо организованную) систему занятий. И очень сложно доказать реальную преемственность, начиная с 80‑х годов XVIII века к началу XIX века.
По большому счёту, то, что было в Петербурге, — это такой «бумажный» университет, университет на бумаге, когда существуют академики, которые должны иметь в Академии наук своих учеников — студентов. Но как нам воспринимать этих студентов? Как похожих на современных студентов или, условно говоря, как аспирантов? Это достаточно сложный вопрос. Некоторые из московских историков вообще говорят, что студент Академического университета — это должность, первая должность в системе Академии наук, за которую студент получает определённые деньги. Потом он может стать переводчиком, адъюнктом, а потом дорасти до академика.
— Скорее как лаборант в научном институте?
— Да-да. Но появились современные петербургские историки, которые пытаются доказать, что студентов в университете было гораздо больше, чем это принято считать, что занятия, несмотря на несистемный характер, всё-таки были достаточно развитыми, ну и в целом ведётся розыскная работа, цель которой — показать сообщество студентов Петербургского университета. Интересно посмотреть, чем всё это закончится. Но то, что Петербург — это определённые элементы университета и высшей школы, но явно незаконченная система — пока на данный момент очевидно. В этом смысле полный университет со всеми привилегиями, со всеми характерными чертами, которые символизируют полноту европейского университета — это Московский университет.
«Отцом всех студентов» в России я бы признал Ломоносова. Он как бы символически связывает все русские университеты и стоит у истоков всего университетского образования в России. Так вот, Ломоносов учился сначала в Московской (Славяно-греко-латинской) академии, совершил образовательную поездку в Киевскую академию (Киево-Могилянская академия. — Ред.), а потом был студентом Академического университета в Петербурге и, наконец, является одним из идеологов создания Московского университета.
— 25 января 1755 года — это символическая дата, подогнанная под Татьянин день? Или конкретно в этот день был подписан указ о создании университета?
— Во многом это игра случая, что днём основания Московского университета является Татьянин день. Даже с точки зрения здравого смысла это странно: учебный год в университетах начинается 1 сентября, тут явно какое-то противоречие. Оно достаточно просто объясняется. Действительно хотели открыть Московский университет 1 сентября 1754 года, существовал императорский указ об открытии университета, была выбита памятная медаль, посвящённая основанию, но университет к этой дате не открылся. Виной, как это часто бывает в России, были строители, которые не сумели подготовить здание: университет должен был начать свою работу в здании бывшей главной аптеки в Москве (на этом месте сейчас расположен современный Исторический музей). Здание не было подготовлено, из подписанного императорского указа была вырезана подпись императрицы, в таком виде этот указ хранится в Российском государственном архиве древних актов. А медаль, выбитая на основание Московского университета — это такая же нумизматическая редкость, как и какой-нибудь константиновский рубль (монета, выпущенная в 1825 году, когда в период междуцарствия великий князь Константин Павлович отказался от трона. — Ред.).
И я январе, по большому счёту, жизнь Московского университета не началась. 12 января (по старому стилю; в переводе на современный календарь — 25 января. — Ред.) — это день инаугурации Московского университета, это праздник с иллюминациями, с весельем, главный смысл которого — объявить на весь мир (и после этого действительно появляются заметки в европейских изданиях), что Московский университет открыт. То есть главная цель — пиар-эффект. А после торжественной инаугурации в Московском университете практически нет профессоров, которым нужно преподавать, и практически совсем нет студентов. Реальное начало обучения относится к апрелю 1755 года.
Сама дата — случайная. Обычно вспоминают, говоря об этой дате, что это день ангела матери одного из основателей университета Ивана Ивановича Шувалова. Ну, может быть, он тоже хотел приятное сделать маме и выбрал именно эту дату для торжеств, связанных с открытием Московского университета.
Ломоносов и Шувалов. Фрагмент из сериала «Михайло Ломоносов» (1986)
— Дата сразу стала каким-то официальным праздником или традиция появилась сильно позже?
— Как правило, в XVIII веке праздники для университета — это день ангела, день восхождения на трон или день рождения того или иного императора. Ещё очень торжественно оформляются различного рода испытания в Московском университете для студентов, на которые приглашаются именитые горожане, знаменитые учёные, это тоже своего рода праздник науки, в котором участвуют городские жители. В этом смысле Татьянин день — далеко не самая известная дата в XVIII веке. Даже университетский храм — это ещё не храм святой мученицы Татьяны, который появится только в конце XVIII века.
Вопрос, который мучит современных историков Московского университета: с какого времени эта традиция празднования Татьяниного дня начинает распространяться? Виктор Сорокин, в своё время директор Научной библиотеки МГУ, ныне почивший, утверждал, что уже в 10‑е годы XIX века такая традиция существовала. Практически все остальные историки говорят, что чуть попозже. В университете эпохи Грановского (Тимофей Грановский преподавал всеобщую историю в Московском университете в конце 1830‑х — середине 1850‑х годов. — Ред.) и эпохи празднования столетия существования университета Татьянин день — это уже вполне понятная традиция. Это день, когда служится литургия в университетской церкви, обязательно устраиваются торжественные заседания университетской корпорации с речью знаменитых профессоров на темы, связанные с развитием науки, с сотрудничеством науки и города, науки и государства. С этого времени праздник начинает набирать ход.
В целом наши представления о Татьянином дне — это представления о массовых гуляниях. Массовым этот праздник мог стать только тогда, когда университет становится массовым, когда в нём много студентов. Вплоть до середины XIX века университет не может похвалиться большим количеством студентов. Скажем, в период «мрачного семилетия» (последние годы царствования Николая I, 1848–1855 годы. — Ред.) количество студентов ограничено 300 учащимися на всех факультетах, на всех курсах.
— А потом стало значительно больше?
— После введения в действие устава 1863 года в Московском университете свыше тысячи студентов, а к началу XX века, в 1910‑е годы, число студентов достигает порядка десяти тысяч. Чем больше студентов, тем массовее становится праздник, в котором участвуют не только студенты, которые находятся внутри университета, но к ним присоединяются и те люди, которые вышли из университета. Массовость праздника и приносит ему известность и популярность. Эмиссары из студенческой среды Московского университета распространяют традицию празднования Татьянина дня по России. В результате студент Московского университета, находясь в любом российском городе, месте своего проживания и даже за границей, должен был вспоминать день святой Татьяны, должен был отмечать этот праздник. Может быть, в связи с тем, что студентов Московского университета долгое время было больше, чем каких-либо других студентов, эта традиция затрагивает и какие-то другие университетские города и даже неуниверситетские города.
— То есть это стало не только локальной традицией, но и перешло к студентам других университетов?
— Со временем, может быть. Но далеко не сразу. В другие университетские города и даже уездные города эта традиция распространяется бывшими студентами Московского университета, которые отмечают этот праздник в собственном кругу. Вы можете пригласить на торжественный обед тех людей, которые вам близки, или найти бывших студентов из Московского университета разных годов выпуска, вместе собраться, показать, что в этом конкретном городе существует братство студентов Московского университета, противопоставить это братству студентов других вузов, или, скажем, устроить праздник Татьяниного дня в Петербурге и пошуметь так, чтобы было понятно, что не только петербургские студенты находятся в городе.
У студентов других русских университетов были свои даты, связанные с корпоративным самосознанием: в Петербурге это дата, связанная с основанием Петербургского университета (8 (20) февраля 1819 года. — Ред.). Это важная коммеморативная традиция в Петербурге, иногда празднование имело очень серьёзные политические последствия. Скажем, крупные студенческие истории, распространявшиеся на всю Россию в конце XIX века, мощное студенческое движение 1899 года напрямую было связано с празднованием петербургскими студентами дня своего университета.
— Получается, что локальной корпоративной идентичности было больше, или постепенно складывается некое представление об общероссийском студенчестве?
— Мне кажется, что изначально локальные идентичности были представлены гораздо резче. Праздновать что-то своё было гораздо престижнее, нежели быть частью какого-то массового чужого праздника. Но под влиянием различного рода политических процессов среди русского студенчества идут объединительные процессы. Есть попытки на уровне студентов-«политиков» объединить активы студентов всех университетов в надуниверситетскую общероссийскую студенческую организацию. Эти попытки создать какой-то объединённый студенческий союз противостоят локальным традициям празднования дня своего университета. Но до начала ХХ века гордиться надо было своей alma mater, своими пенатами.
— В чём же заключалась гордость за Татьянин день? Пошуметь в центре города?
— В чём прелесть и притягательность именно Татьяниного дня? Это был праздник не политический, к чему вели, по большому счёту, студенты-петербуржцы. Это был праздник бесшабашной молодости, праздник тёплых воспоминаний о лучших светлых годах университетской жизни, праздник о молодёжном удальстве и нахальстве. Это, безусловно, был праздник немножко карнавальной культуры, всемосковский карнавал, до некоторой степени повторение Святок после Святок. Только закончились Святки (период между Рождеством и Крещением, то есть до 6 (19) января. — Ред.), на которых можно было погулять, как настоящий московский горожанин, покататься с горок, посетить какие-нибудь вертепы, и тут же было своеобразное закрепление праздника от студентов Московского университета, но со всеми характерными студенческими традициями, где главное — показать, что для студентов не существует никаких авторитетов, молодость имеет все преимущества перед чиновничьей затянутостью, ориентированностью на карьеру, и так далее.
Что представлял собой по сути Татьянин день в Москве, хорошо известно благодаря Гиляровскому (Владимир Гиляровский, писатель и москвовед конца XIX — начала XX века. — Ред.). Надо было обязательно ездить на пролётках по московским улицам и петь студенческие песни, при этом городовым предписывалась не обращать на это особого внимания. Дальше обязательно надо было посетить ресторан «Эрмитаж» — элитарный ресторан Москвы, который полностью менялся в Татьянин день для обслуживания московского студенчества: весь пол устилался опилками, убиралась вся дорогая мебель, ставились длинные деревянные столы с длинными скамейками, дешёвая еда и дешёвые спиртные напитки.
И дальше культура — или бескультурье — застольных речей. Ангажировать на студенческий обед хорошего оратора, особенно популярного профессора — стремились все. Отсюда упорное желание позвать на свой обед Ключевского (Василий Ключевский, историк, заслуженный профессор Московского университета. — Ред.), его обязательно нужно было провезти по всем ресторанам. Большой удачей было встретиться с Ключевским где-нибудь под столом, о чём мечтали те или иные студенты.
Можно подчеркнуть характерную черту праздника — это демократизм. Профессора показывали, что они тоже когда-то были студентами и они ничем от студентов не отличаются. Студенты это всегда чувствовали: не случайно в течение второй половины XIX века студенты боролись за то, чтобы профессорам были возвращены инспекторские должности, которые те могли занимать по уставу 1863 года. Вот когда между профессорами и студентами становились бюрократы — люди из бывших военных или люди, специально подобранные попечителем учебного округа, это приводило к различного рода конфликтам в студенческой среде. А когда те или иные решения, в том числе дисциплинарные, принимали профессора, студенты более снисходительно к этим решениям относились, потому что они понимали, что профессора никогда не нарушат этого университетского братства, никогда не сделают плохо, не пойдут против тех людей, которые идут по их стопам.
Приведу такой эпизод. Во время одной из студенческих сходок в Московском университете один из профессоров, Владимир Иванович Герье (историк, профессор всеобщей истории. — Ред.), обращаясь к студентам, заметил, что «вы не должны в этом участвовать, вас используют, вы сами поймёте, когда повзрослеете, что это было не ваше». Студенты послушали профессора и спросили: «А вот скажите, в наше время как бы Вы поступили на нашем месте?» Герье ответил, что в своё время он всегда был среди студенческих заводил. Понятное дело, что студенты аплодируют профессору в его студенческом возрасте, но совершенно забывают о том, что им только что сказал «умудрённый опытом старец» — что жалеть-то вы всё равно будете.
По крайней мере, Татьянин день — возможность студентам и профессорам почувствовать себя единой корпорацией. Ведь по университетским уставам и по условиям развития университетской жизни студенты вообще не признаются в качестве университетской корпорации, студенчества на бумаге юридически не существует как некоего единства, студенты считаются отдельными посетителями университета, им запрещены любые коллективные действия. Профессура — это корпорация, но они отделены от студентов, а Татьянин день объединяет два наиболее близких элемента университетской жизни. И в этом тоже есть особый шик, какая-то правда Татьяниного дня.
Плюс Москвы заключается в том, что это не столичный город во второй половине XIX — начале XX века. Такие вольности, которые были в Москве, вряд ли были бы позволены в Петербурге. В этом тоже проявляется специфическая региональность.
— Власть одновременно запрещает студентам организовываться в общественно-политическом смысле, но разрешает вовсю нагуляться в Татьянин день. Можно петь студенческие песни, вызывающе себя вести на улицах города, лишь бы не думать о чём-то серьёзном? В этом была какая-то особая стратегия властей?
— Я думаю, что традиция Татьяниного дня никак не была согласована с властью. Власть смирилась со студенческой вольностью, не могла ей активно противостоять, в том числе в силу того, что это не приводило ни к каким политическим эксцессам в Москве, не приводило ни к каким сложностям для городской жизни и скорее больше напоминало святочные, масленичные гуляния (всё-таки Москва устойчиво является городом гуляний на Масленицу). Эта традиция местная, которая поборола различного рода препоны.
Надо сказать, что не власть, но определённые общественные авторитеты пытались с Татьяниным днём бороться. Приведу в пример Льва Николаевича Толстого, который в 90‑е XIX века в газете «Русские ведомости» опубликовал статью «Праздник просвещения», направленную против традиции празднования Татьяниного дня, и требовал участников праздника одуматься от способов и методов общенародных гуляний. Понятно, что в центре этой статьи была борьба с пьянством. Толстой подчёркивал, что просвещение, пришедшее в Россию через Московский университет, не сделало столько, сколько разрушительные силы, связанные с пьянством и исходящие от московских студентов. Статья вызвала дискуссии в профессорской среде, и часть профессоров университета посчитала, что, в принципе, было бы неплохо Татьянин день в том виде, в котором он отмечался, каким-то образом свернуть, прекратить. Хотя, безусловно, и противники Толстого нашлись: они шутили, что это был «не тот Толстой» — намёк на то, что до 80‑х годов министром народного просвещения был Дмитрий Андреевич Толстой, и в этом смысле писатель не обладает теми инструментами, которые позволяют Татьянин день запретить.
— А что пили-то? Все сейчас знают про медовуху, и даже ректор МГУ Виктор Садовничий разливает её студентам.
— Гуляли по средствам. Всё зависело от того, какими финансами обладают те или иные участники праздника, хотя даже самые бедные студенты в Татьянин день могли надеяться на то, что им что-то достанется, поскольку коллеги-студенты или профессора обязательно угостят. Даже если у вас не было денег, с помощью друзей-коллег вы могли отметить Татьянин день.
С моей точки зрения, медовуха ассоциируется с каким-то туристическим советским бизнесом. Это какой-то суррогат, который заменяет действительно спиртные напитки, это вроде как квас с небольшими градусами. И наименований продукции было гораздо больше, и, повторяю, это зависло от тех компаний, которые вскладчину создавали праздничный стол. Бюджет определял названия, а не некая традиция требовала обязательного приобщения к какому-то виду продукции.
Пьянство многих студентов тоже утомляло. Как правило, первый курс — упоение праздником, второй курс — всё было как всегда, третий курс — ну сколько это уже может продолжаться, и дальше особого ажиотажа нет. Но есть радость, что в этот раз не пришлось потратиться, потому что чем ты старше и авторитетнее, тем больше желания у студентов младших курсов тебя в свою компанию включить, угостить, и так далее.
— Что было с традицией Татьяниного дня после революции? Она сразу пресеклась со старым университетом?
— В общем, да. До положения 1921 года («Положение о вузах РСФСР». — Ред.), до тех пор, пока существовало самоуправление Московского университета и управление осуществлялось Советом университета, традиция Татьяниного дня существовала. Уже не было литургии в Татьянин день, потому что университет не имел права иметь домовую церковь после декрета об отделении церкви от государства. Фактически сразу университетская церковь превратилась во что-то наподобие библиотеки.
В очень интересных воспоминаниях последнего свободно избранного ректора Новикова (Михаил Новиков, ректор в 1919–1920 годах. — Ред.) он собирает на Татьянин день всех профессоров Московского университета и может предложить своим собратьям (понятно, что это голод) только что-то наподобие чая и чёрный хлеб с солью, в вазочке. И вот Совет Московского университета, вспоминая Татьяну, напивается ненастоящим чаем и ест хлеб с солью, и все довольны, радостны, потому что все встречаются в натопленном помещении, со светом, и вспоминают лучшие годы своей жизни.
Смысл и значение Татьяниного дня — это традиция, которая передаётся из рук в руки. Как только уходят те люди, которые не транслируют традицию своим преемникам, традиция умирает. Скажем, в эмиграции традиция Татьяниного дня более развита, чем в СССР. В эмиграции все выпускники Московского университета, если находились в Париже — собирались в Париже, если находились в Нью-Йорке — собирались в Нью-Йорке. Общины, сообщества бывших студентов Московского университета пытались каким-то образом показать, что они члены какого-то единства. Понятно, что это уже не праздник в том стиле, о котором говорил Гиляровский и против которого протестовал Толстой, но праздник единства по духу, единства с прежней Россией. Он тоже имел символическое значение, имел ценностное значение.
В СССР, понятное дело, не могли сделать студенческим праздником дату, связанную с именем святой мученицы и первыми веками христианства. Плюс единство, которое создавали дореволюционные студенты, — это было внутреннее единство студентов того или иного университетского центра, это было всё-таки внутреннее стремление, низовое движение. В советское время все студенты находились под контролем двух массовых организаций — ВЛКСМ и КПСС, которые всё, связанное с собственно студенческим самоуправлением, студенческим единством, уничтожали. Ну и дни рождения ВЛКСМ и что-то подобное имели более важное значение, чем Татьянин день.
Хотя на уровне кухонного протеста интеллигенции, особенно в брежневскую эпоху, празднование студенческого дня начинает воссоздаваться. Символическое значение такое празднование в это время тоже имеет, потому что это полное доверие. Вы не думаете о том, что среди ваших друзей могут оказаться стукачи, вы можете расслабиться, вы можете говорить всё, что думаете, вы можете вспомнить о том времени, когда не стремились к карьере, не пытались выслужиться, а были такими, какие вы есть на самом деле.
— Можно ли сказать, что сейчас есть в какой-то мере народная традиция?
— В Московском университете Татьянин день — это комплекс мероприятий, который разрабатывается и прописывается сверху вниз, то есть это не инициатива студентов, а инициатива ректората. Ну и Татьянин день — это такой ребрендинг торговой марки «Московский университет», ведь Московский университет — это не только то, что связано с советской эпохой, но и что связано с дореволюционной эпохой. Вот тогда было своё понимание корпоративности, свой Татьянин день — давайте этот праздник поднимем на щит, сделаем его отличительной чертой Московского университета. Мне кажется, эта идея (судя по всему, подсказанная в том числе представителями исторического факультета для ректората) и стала причиной воссоздания Татьяниного дня.
Интересно посмотреть, что могли бы предложить сами студенты, если бы они понимали проблемы студенческой солидарности, корпоративности, воображаемого единства, как бы они построили этот праздник. Но это так и остаётся неразгаданной загадкой, поскольку уровень самостоятельности, уровень студенческой активности, нельзя сказать, чтобы очень высок.
— Пусть на этой немного грустной ноте, но тем не менее с праздником, с Татьяниным днём!
— И вас тоже! За студентов! Но — вивант профессорес (с лат. «да здравствуют профессора», цитата из студенческого гимна Gaudeamus igitur. — Ред.).
