Ранее мы сообщали, что в издательстве Magreb в марте этого года вышел роман писателя-постмодерниста Владимира Коваленко «Ничто». Книга основана на идеях христианского мистицизма и гностицизма, построена по принципу гипертекста и рассказывает историю героя Одиссея, однажды обнаружившего себя в полной темноте и тишине.
Сегодня мы публикуем рецензию литературного критика Ивана Родионова о глубине образов в романе, путешествиях души и поиске путей к Богу.
Путешествие, как говорили раньше, «по волнам памяти», на наших глазах становится едва ли не самым главным и актуальным отечественным литературным жанром: именно оно даёт возможность автору наиболее естественным и адекватным образом начинить повествование наибольшим возможным количеством смысловых развилок и расходящихся тропок. Мария Степанова, собравшая со своей книгой «Памяти памяти» целый ворох русских литературных наград и прошедшая в этом году в лонг-лист Международного Букера, не даст соврать.
Неудивительно, что Владимир Коваленко пошёл схожим путём, пусть и по-своему. Не нужны никакие «советские травмы» — недавний, наш общий опыт ничуть не менее травмирующий. Никаких пресловутых «трендов» улавливать и не требуется: всё витает в воздухе, и чуткий — обязательно почувствует, а имеющий уши (и слух) — услышит.
Писатель рассказывает о своём детстве (?) и детстве мира (!): с чего всё началось? И почему всё пошло именно так?
Героя зовут Одиссеем. С одной стороны, подобное имя вызывает тысячи ассоциаций: трикстер, странствие хитреца, вечное возвращение, etc. Всё будет.
Помните, когда хитроумный сын Лаэрта насмешливо сообщает ослеплённому циклопу, что его лишил зрения господин Никто? В романе Владимира Коваленко фантомный заглавный герой носит имя ещё одного неопределённого местоимения: Ничто. И когда доверчивый читатель спрашивает: «Что же происходит? Что является первопричиной происходящего?», — герой отвечает нашему коллективному Полифему: «Ничто». Отчасти это правда, но отчасти, как и блудный сын Итаки, нас мистифицируют. Не ищите простых ответов, пробуйте разобраться во всём сами.
С другой стороны, у нас уже есть один Одиссей, дублинский — и в современном русском сити с его съёмными койко-местами, сушащимися носками и громким храпом соседей герою героя настигнет такой Блумсдей сурка, что не дай Бог никому.
Закольцует это дело почти хемингуэевский рыбак Шенк, появляющийся и в начале, и в конце повествования. Хотя, может, это разные Шенки? Выдающимися фигурами «золотого века» Голливуда были братья, продюсеры Джозеф и Николас Шенк (на самом деле их звали Иосиф и Николай Шенкеры, а родились они в городе Рыбинске Ярославской губернии, в семье служащего Шекснинского пароходства).
Хотя, возможно, это просто был ещё один известный рыбак — апостол Пётр, открывающий перед героем в финале книги врата иного, лучшего мира.
А здесь, в нашей юдоли, уже давно нельзя жить — и, самое страшное, нельзя писать книги, по крайней мере такие, к которым мы все привыкли. Недаром в романе говорится и о закате наивного модернизма, олицетворение которого становится честный и простой, как три копейки, Ремарк.
Во многом по этой причине главы романа «Никто» (будто вырванные из огромной, толстой, неведомой книги) называются «огрызками», «шматками», «ошмётками», «обломками», «обрывками» — только не главами. Распад тотальный, и Розанов с его коробами листьев определённо что-то такое знал.
Читатель открывает для себя путь «куёщике» (слово, составленное разносчиком еды Ахметом из «курьера» и «доставщика»). В этом слове слышится то ли что-то японское, то ли «путь к её щеке», то ли «путь к Кущёвке». И до того, и до другого, и до третьего, впрочем, недалеко: на улицах порой кипят воистину шекспировские страсти, шастают якудза, а за еду могут и убить. Да и натуральных бандитов предостаточно — список группировок («качаловские», «шпигуны», «морячки», «мокравские», банда Узбека) читать столь же увлекательно (без иронии), как список гомеровских кораблей. Наличествует и каннибализм — циклопы же, всё логично.
Впрочем, может быть ещё страшнее.
Вот кусочек странной криптоантиутопии (обрывок четвёртый), показывающий, как в кривом зеркале, шизофренический, но возможный вариант развития человечества. Где-то всё пойдёт немного не так (например, императором после Александра I станет не Николай, а брат его Константин с его фантомной супругой-конституцией) — и пиши пропало.
В новом романе Владимира Коваленко снова, как и в предыдущей книге, появляется герой-кочевник, движущийся от бивуака к стоянке современного мегаполиса. Хотя кочевник в книге, казалось бы, отчасти противопоставляется «страннику», всё же кажется, что это версия одного и того же героя, только более опытная и, как сейчас говорят, прокачанная:
«Кочевнику присуще менять место своего обитания. А страннику свойственно странствовать. Таковы законы мира от самого его основания. Ведь всю историю человечества, оное делилось на кочующих и оседлых. Сначала между племенами и государствами, а потому уже начало делиться внутри себя. Даже сейчас, в наше время, в эпоху огромных городов и всевидящих глаз, кочевники бесконечно нужны этому миру. Хотя им самим, кажется, об этом не сказали».
Герой Владимира Коваленко продолжает искать человека, ищет черновик Бога — но находит ли? И не возвращается ли при этом — парадоксальным, но закономерным образом — к самому себе?
Ищите себя там, на пересечении улиц Дугина и Кадырова. День за днём, день за днём. В кабаках, переулках, извивах. На дне, в конце концов.
Помните, как в песне у Бранимира?
«И мне уже не боязно жить на глубине —
Проклинаю солнышко, что приснилось мне!»
Ищите, и обрящете.
Приобрести роман «Ничто» можно, заказав книгу напрямую в издательстве Magreb.
Читайте также нашу рецензию на другой роман Владимира Коваленко «Из-под ногтей» «Русский постмодернизм как преодоление постмодерна».