«Контрабандисты» Альфреда Хейдока

Рус­ская Мань­чжу­рия в меж­во­ен­ный пери­од была по-сво­е­му уни­каль­ным местом: во-пер­вых, она была един­ствен­ным круп­ным цен­тром эми­гра­ции, напря­мую гра­ни­чив­шим с Рос­си­ей. Во-вто­рых, совет­ско-мань­чжур­ская гра­ни­ца была одним из немно­гих реги­о­нов стра­ны, где мож­но было отно­си­тель­но лег­ко пере­сечь её неле­галь­но. Напри­мер, писа­тель Арсе­ний Несме­лов, чьи рас­ска­зы мы уже выкла­ды­ва­ли и ещё обя­за­тель­но выло­жим, в 1924 году с дру­зья­ми про­сто дошёл пеш­ком от Вла­ди­во­сто­ка до Китая.

Конеч­но, мож­но было пере­сечь гра­ни­цу и на Кав­ка­зе, в Сред­ней Азии, может быть, где-нибудь в Каре­лии, где рельеф очень слож­ный и пото­му кон­тро­ли­ро­вать мест­ность слож­нее. В любом слу­чае, поли­ти­ка боль­ше­ви­ков вме­сте с их неспо­соб­но­стью жёст­ко сле­дить за гра­ни­цей при­ве­ли к необы­чай­но­му рас­цве­ту кон­тра­бан­ды. Из Рос­сии в Китай пере­би­ра­лись бег­ле­цы, а в обрат­ном направ­ле­нии направ­ля­лись спирт, какая-то про­стая сель­хоз­про­дук­ция и даже неко­то­рые пром­то­ва­ры, кото­рые в Китае сто­и­ли гораз­до дешевле.

15-минут­ный чёр­но-белый англо­языч­ный видео­сю­жет 1920‑х гг. с вида­ми Маньчжурии.

А в Хар­бине рус­ским людям жилось всё же доволь­но тяже­ло. Повсю­ду были нар­ко­ти­ки, про­сти­ту­ция и без­ра­бо­ти­ца, поэто­му, что­бы не уме­реть с голо­ду, мно­гим при­хо­ди­лось идти в кон­тра­бан­ди­сты или даже хун­ху­зы. Сего­дняш­ний рас­сказ имен­но о таких людях. И хотя сюжет его совсем про­стень­кий, его мож­но пере­ска­зать в четы­рёх-пяти пред­ло­же­ни­ях, тем замет­нее здесь писа­тель­ский дар хар­бин­ско­го рус­ско­го писа­те­ля Аль­фре­да Пет­ро­ви­ча Хей­до­ка и его уме­ние писать очень инте­рес­но о про­стых, в общем-то, вещах. Отдель­но вызы­ва­ет вос­торг его уме­ние созда­вать подроб­ные яркие опи­са­ния, не пере­гру­жая их дета­ля­ми, все­гда выдер­жи­вая меру.

Читай­те и насла­ждай­тесь. Уве­рен, вам этот рас­сказ тоже очень понравится.

---

«Кон­тра­бан­ди­сты»

Аль­фред Пет­ро­вич Хей­док (1892−1990 гг.)

Впер­вые опубликовано
в жур­на­ле «Рубеж»
№ 32, 1930 год.
Хар­бин, Китай.

I

Шиха­нов при­дер­жи­вал­ся того мне­ния, что чело­век, путе­ше­ству­ю­щий пеш­ком, име­ет перед авто­мо­би­лем гро­мад­ное пре­иму­ще­ство: у пеше­хо­да гораз­до реже пор­тит­ся мотор…

Кро­ме того, если иду­щий устал, он все­гда может вну­шить себе, что место, где он сей­час нахо­дит­ся, — как нель­зя луч­ше под­хо­дит для отды­ха, и что имен­но здесь он и пред­по­ла­гал оста­но­вить­ся. Без­душ­ная же маши­на к само­вну­ше­нию не способна.

Рево­лю­ция — без­мер­ная покро­ви­тель­ни­ца спор­та неко­то­рых видов, как, напри­мер, стрель­бы по живым мише­ням и сума­сшед­ше­го стай­ер­ско­го бега, когда по пятам гонит­ся целый отряд Г. П. У., — ещё более раз­ви­ла в Шиха­но­ве при­род­ную склон­ность к пеше­му хож­де­нию и сде­ла­ла его вели­ко­леп­ным ходоком.

Отча­сти эта спо­соб­ность, а отча­сти неуда­чи по при­ис­ка­нию снос­ной служ­бы в Север­ной Мань­чжу­рии — при­ве­ли его в сре­ду уссу­рий­ских контрабандистов.
Там он встре­тил Гри­ши­на, чело­ве­ка, счи­та­ю­ще­го кон­тра­бан­ду един­ствен­ной игрой, кото­рая не остав­ля­ет его в дура­ках: при бла­го­по­луч­ном исхо­де он снос­но зара­ба­ты­вал, а при небла­го­по­луч­ном… ну, что ж — его при­стре­лят, и он поте­ря­ет сущий пустяк…

— Кто эта божья коров­ка? — спро­сил Шиха­нов Гри­ши­на, ука­зы­вая на пле­ту­ще­го­ся поза­ди всех груз­но­го муж­чи­ну, одно­го из пар­тии при­мор­ских бег­ле­цов, кото­рых оба при­я­те­ля взя­лись пере­пра­вить через совет­ско-китай­скую границу.

— Читай по при­ме­там: жир­ный живот и тощие муску­лы… — он ел боль­ше, чем дви­гал­ся. Во вре­мя вой­ны — «рабо­тал на обо­ро­ну» в тыло­вом учре­жде­нии и во всю глот­ку пел «Боже, царя хра­ни»; при совет­чи­ках — слу­жил хозяй­ствен­ни­ком, доно­сил на сослу­жив­цев и клял­ся в про­ле­тар­ском про­ис­хож­де­нии. Теперь, навер­ное, при­сво­ил казён­ную валю­ту и уди­ра­ет за гра­ни­цу. Если его серд­це не лоп­нет на трид­ца­той вер­сте пере­хо­да, то зав­тра, на китай­ской сто­роне, он пер­вый раз в жиз­ни съест чест­но зара­бо­тан­ный зав­трак и будет счи­тать себя героем!

Харак­те­ри­сти­ка, дан­ная кон­тра­бан­ди­стом сов­слу­жа­ще­му Боро­ди­ну, была крат­ка и выра­зи­тель­на, а пле­вок, кото­рым Гри­шин запу­стил в поко­сив­ший­ся пень, выра­жал совер­шен­ное и искрен­нее презрение.

— Посмот­ришь — он ещё доста­вит нам хло­пот!.. — при­ба­вил Гри­шин. Затем он оста­но­вил­ся, с суро­вым видом про­пу­стил мимо себя всю пар­тию и заша­гал сзади.

Вече­ре­ло. Они шли цели­ной. Лепе­та­ли узор­ные листья в зарос­лях дубняка.

Попа­дав­ши­е­ся на пути хол­мы ста­но­ви­лись всё выше. Убе­га­ю­щие со ска­тов тени обго­ня­ли пут­ни­ков и чёр­ным покро­вом засти­ла­ли вол­ну­ю­ще­е­ся море тра­вы на топ­кой низине.

Они дол­го хлю­па­ли по тине, а когда нако­нец взо­бра­лись на воз­вы­шен­ность — вез­де, куда хва­тал глаз, лежа­ли при­гра­нич­ные соп­ки с зазуб­рен­ны­ми хреб­та­ми. Пер­вая гря­да — тём­ная и мрач­ная, с насу­пив­шим­ся кед­ров­ни­ком, вто­рая — с фио­ле­то­вым оттен­ком, а тре­тья, сли­ва­ясь с ноч­ным небом, сине­ла и кури­лась струй­ка­ми тума­на в голу­бо­ва­той дали.

Где-то меж­ду эти­ми гря­да­ми зале­га­ла още­ти­нив­ша­я­ся шты­ка­ми охра­ны, смер­то­нос­ная, тща­тель­но охра­ня­е­мая чер­та — граница!

Пар­тия дви­га­лась мол­ча. Чем бли­же к запрет­ной чер­те, чем насто­ро­жен­нее ста­но­ви­лись лица. Мрак густел; под его тём­ным покро­вом хруст вет­ки под ногой, шур­ша­ние заде­ва­е­мых кустов — всё болез­нен­но сте­га­ло напря­жён­ный слух.

Боро­дин отста­вал всё боль­ше и боль­ше. Гри­шин, неумо­ли­мый и суро­вый, под­тал­ки­вал ино­гда его сза­ди и изощ­рял над ним злоб­ное остроумие.

На пол­пу­ти подъ­ёма на соп­ку засве­ти­лась грань вер­ши­ны, и отту­да про­лил­ся сла­бый свет: взо­шла луна. Почти одно­вре­мен­но, где-то совсем близ­ко, стук­ну­ло желе­зо о камень.

Пар­тия замер­ла. Напря­жён­ный слух стал улав­ли­вать кон­ский топот. Похо­же было, что навер­ху дви­жет­ся разъезд…

Как стая испу­ган­ных живот­ных, все бро­си­лись в кустар­ник и залег­ли. Сдер­жи­вая рву­ще­е­ся из гру­ди дыха­ние, они отсчи­ты­ва­ли заост­рён­ные, как игол­ки, секун­ды опас­ных мгновений.

Над ними фан­та­сти­че­ски­ми пти­ца­ми про­нес­лись две гигант­ские тени всадников.
Всад­ни­ки про­еха­ли мол­ча; их тени уже колы­ха­лись скач­ка­ми над сосед­ним овра­гом и дро­би­лись по кустам сле­ду­ю­ще­го скло­на, а бег­ле­цы всё ещё про­дол­жа­ли лежать, при­дав­лен­ные к зем­ле кры­лья­ми про­нёс­шей­ся гибели…

Сдер­жан­ное «Пошли!» донес­лось свер­ху, где нахо­дил­ся Шиханов.

Тём­ные фигу­ры вылез­ли из кустар­ни­ка и быст­ро дви­ну­лись ему вслед. И чем даль­ше они ухо­ди­ли от опас­но­го места, тем боль­ше уско­ря­ли шаг: их гнал страх… Нако­нец, этот шаг пере­шёл почти в бег…

Подоб­но тощим вол­кам, кото­рые при­зрач­ны­ми теня­ми носят­ся в лун­ные ночи по уссу­рий­ской тай­ге, — куч­ка обтрё­пан­ных людей сколь­зи­ла по осве­щён­ным лужай­кам, меж чаща­ми кустар­ни­ка и исче­за­ла в про­ва­лах тени… И, подоб­но серым бро­дя­гам тай­ги, силь­ные ухо­ди­ли впе­рёд, а сла­бые отставали.

Совер­шен­но изму­чен­ный, Боро­дин плёл­ся дале­ко поза­ди. Он дви­гал­ся стран­ной, рас­ка­чи­ва­ю­щей­ся поход­кой чело­ве­ка, кото­рый смер­тель­но устал и борет­ся с непре­одо­ли­мым иску­ше­ни­ем — упасть на зем­лю, лежать и не дви­гать­ся. Даже если бы это сто­и­ло жиз­ни — всё-таки не двигаться…

Два раза уже к нему воз­вра­ща­лись оба кон­тра­бан­ди­ста, тор­мо­ши­ли его и уго­во­ра­ми и угро­за­ми застав­ля­ли его дви­гать­ся быст­рей. И, хотя уста­лый чело­век ясно созна­вал, что оста­нав­ли­вать­ся здесь нель­зя, что тут чаще все­го гра­ни­ца обна­ру­жи­ва­ет спря­тан­ные клы­ки засад, — он всё-таки оста­но­вил­ся нако­нец и… рух­нул наземь.

Когда же кон­тра­бан­ди­сты, посо­ве­щав­шись, реши­ли бро­сить задер­жи­ва­ю­щую обу­зу и уже повер­ну­лись, что­бы идти к пар­тии, начал­ся торг — стран­ный торг: лежав­ший на зем­ле чело­век не хотел уми­рать… Он хотел жить во что­бы то ни ста­ло! Он имел день­ги, боль­шие день­ги, и стал посы­лать вслед ухо­дя­щим кры­ла­тые циф­ры… Он тре­бо­вал, что­бы один про­вод­ник остал­ся с ним… Он отдох­нёт и опять будет дви­гать­ся… В край­нем слу­чае — они вдво­ём могут про­ле­жать сле­ду­ю­щий день в кустах… Но без про­вод­ни­ка — он погибнет!

Кон­тра­бан­ди­сты хму­ро воз­вра­ща­лись к пар­тии, кото­рая изда­ли дела­ла нетер­пе­ли­вые зна­ки руками.

А кры­ла­тые циф­ры, выбра­сы­ва­е­мые сдав­лен­ным, шёпо­том всё лете­ли им вслед… Они всё рос­ли и буди­ли в ухо­дя­щих глу­бо­ко запря­тан­ные сны.
В созна­нии людей, избрав­ших риск сво­ей про­фес­си­ей, вспых­ну­ли огни далё­ко­го горо­да и заис­кри­лось зову­щее наслаждение…

Гри­шин кру­то оста­но­вил­ся.— Я оста­нусь! Что полу­чим — пополам!

— Нет! Оста­нусь я: ты хуже зна­ешь рас­по­ло­же­ние постов. Ты пове­дёшь партию!
Они обме­ня­лись крат­ким рукопожатием.

— Толь­ко, — при­ба­вил Гри­шин, — бери день­ги сей­час, а то потом не даст!

Он быст­ро помчал­ся к поте­ряв­шей тер­пе­ние пар­тии, а Шиха­нов вер­нул­ся к Бородину.
Посте­пен­но тая­ли лун­ные тени. Поблёк и сам месяц. Вме­сте с рас­све­том могу­чая све­жесть раз­ли­лась в воздухе.

Уже по китай­ской зем­ле мед­лен­но шла пар­тия бег­ле­цов. Страх рас­та­ял в сужен­ных зрач­ках исто­мив­ших­ся людей, и шире рас­кры­ва­лись гла­за навстре­чу при­хо­дя­ще­му дню и мира­жам обман­чи­вой надежды…

Но хму­ро и сумрач­но по-преж­не­му шагал Гри­шин. Он мало наде­ял­ся на бла­го­по­луч­ный исход им же зате­ян­но­го пред­при­я­тия, за кото­рое теперь взял­ся Шиха­нов. Перей­ти гра­ни­цу средь бела дня, с чело­ве­ком, в конец измо­тав­шим­ся, — было безумием…

Он чут­ко при­слу­ши­вал­ся, не раз­да­дут­ся ли далё­кие выстре­лы на пути сле­до­ва­ния дру­га, но всё было тихо.

Бег­ле­цы плаш­мя бро­си­лись отды­хать на осве­щён­ную солн­цем полян­ку. Гри­шин при­сло­нил­ся к дере­ву и уста­ло при­жму­рил глаза.

— Про­кля­тые деньги!..

Вдруг он вздрог­нул: сла­бо доно­си­лась при­глу­шён­ная даль­ним рас­сто­я­ни­ем стрель­ба… Но он тут же успо­ко­ил­ся: стре­ля­ли дале­ко в сто­роне, Шиха­нов не мог быть там — кого-то дру­го­го рва­ла ост­ры­ми клы­ка­ми още­ти­нив­ша­я­ся граница…

---

II

У неболь­шой стан­ции, не доез­жая до Хар­би­на, маши­нист так кру­то затор­мо­зил поезд, что спя­щие пас­са­жи­ры сде­ла­ли на сво­их ложах неволь­ный полуповорот.

От толч­ка Шиха­нов проснул­ся. Элек­три­че­ские лам­поч­ки горе­ли, но свет от них ста­но­вил­ся неви­дим: было уже утро.

Он отыс­кал гла­за­ми Гри­ши­на и уди­вил­ся, что послед­ний не спал. Гри­шин сидел у окна и, каза­лось, при­сталь­но вгля­ды­вал­ся в про­бе­гав­шие мимо дере­вья и бугорки.

— Ты не спишь?

В ответ Гри­шин крот­ко улыбнулся.

— Нет.

— Пони­маю, тебя бес­по­ко­ит отто­пы­рен­ный кар­ман пиджа­ка: как бы не ста­щи­ли неожи­дан­но­го богатства!

— Совсем не то! — Гри­шин про­те­сту­ю­ще под­нял обе руки. — Не то! Я думаю… Если хочешь, я ска­жу тебе… — он замял­ся и нере­ши­тель­но замолк.

— Гово­ри! Гово­ри! — под­бод­рил его Шиха­нов, соска­ки­вая с верх­ней полки.

— Видишь ли… — как буд­то нехо­тя начал Гри­шин. — Я соби­ра­юсь сде­лать чудо!.. Да, да — чудо!.. Что ты ска­жешь насчёт под­лин­но­го чуда?

— Ты уже сде­лал его: у тебя есть день­ги, и ты — не пьян! — зевая и потя­ги­ва­ясь, ска­зал Шиханов.

— Не смей­ся! Я вот вче­ра подал теле­грам­му сво­им ста­ри­кам в Хар­бин: едет, мол, с таким-то поез­дом блуд­ный сын — воз­вра­ща­ет­ся… Отец у меня — чистень­кий такой ста­ри­чок, сто­ро­жем в бан­ке слу­жит. И всю жизнь чело­век меч­ту имел — постро­ить за горо­дом доми­ка, садик раз­ве­сти… Ну, там ещё коров­ку, что ли, для мами­но­го удо­воль­ствия… И всё ста­рик на меня, на сына, наде­ял­ся… Ну, а я, как исклю­чи­ли меня из шесто­го клас­са гим­на­зии за непла­тёж, шатал­ся по раз­ным местам, в кон­то­ры посту­пал, да нигде ужить­ся не мог… Скуч­ное это дело целый день циф­ры по гросс­бу­хам раз­но­сить! Неде­лю пора­бо­та­ешь, а в вос­кре­се­нье — спер­ва в кино схо­дишь, а потом — пьян напьёшь­ся… Всё боль­ше от стра­ху напи­вал­ся: неуже­ли вся жизнь так, у гросс­бу­ха, и прой­дёт?! А потом бро­сил всё к чёр­ту и пошёл шатать­ся по белу све­ту. Ста­ри­ку, конеч­но, при­шлось вся­кие надеж­ды на меня оста­вить… Так вот, думаю, при­шли неожи­дан­ные день­ги — я их ста­рик на руки и отдам: вот тебе твоя меч­та! Строй дом!.. Не обма­нул­ся тебя сын твой!.. А, чем это будет не чудо!

Трёх­ми­нут­ная видео­за­пись 1928 года с вида­ми Хар­би­на, где вид­но, что это все ещё рус­ский город.

Шиха­нов мол­ча затя­ги­вал­ся из труб­ки. У него не было ника­ких опре­де­лён­ных пла­нов на буду­щее. Не было и роди­те­лей. Но мысль, выска­зан­ная Гри­ши­ным, взвол­но­ва­ла его.

Где-то были малень­кие, скром­ные люди — ста­рич­ки. И всю-то жизнь шли они кра­еш­ком, кра­еш­ком… С шумом и гро­хо­том — к насла­жде­ни­ям — мимо них про­но­си­лась наряд­ная тол­па, и обда­ва­ли пылью побед­ные золо­тые колесницы…

А малень­кие — всё про­дол­жа­ли пле­стись кра­еш­ком, береж­но пря­ча скром­ные надеж­ды и вели­кие разочарования…

Сто­и­ло, сто­и­ло зажечь радость на их пути!..

— Сотво­ри чудо, Гри­ша! — глу­хо про­из­нёс Шиханов.

Раз­го­вор как-то обо­рвал­ся. Крат­ким мол­ча­ни­ем двое муж­чин упла­ти­ли дань неожи­дан­но­му откры­тию, что у них ока­за­лись кое-какие чув­ства, а затем Гри­шин с весё­лым сме­хом заго­во­рил опять:

— Нет, ты вооб­ра­зи, какой кавар­дак про­из­ве­ла там моя теле­грам­ма! Столь­ко лет я не был дома!.. Мать, навер­ное, бро­си­лась мыть пол, как к празд­ни­ку, пере­тёр­ла все вазоч­ки на комо­де и заве­ла пирог… Раз­ра­зи меня гром, если обо­их ста­рич­ков не будет на пер­роне к наше­му при­бы­тию! Ты их уви­дишь там… У отца будет тща­тель­но выгла­жен­ная рубаш­ка. А сей­час он, навер­ное, сер­дит­ся на непо­ряд­ки, что поезд опаз­ды­ва­ет, и докла­ды­ва­ет обо всём мате­ри. Она буде оза­бо­чен­но слу­шать и забот­ли­во попра­вит ста­ри­ку сбив­ший­ся гал­стук. Впро­чем, они оба будут сиять…

— Ваши биле­ты, гос­по­да! — точ­но про­пел кон­дук­тор, явив­ший­ся на пред­по­след­ней станции.

Гри­шин сунул руку в кар­ман, и в его гла­зах появил­ся мгно­вен­ный испуг. Пока кон­дук­тор, отби­рав­ший биле­ты, не повер­нул­ся пря­мо к нему, он про­дол­жал рыть­ся по всем карманам.

— Ваш биле­тик! — повто­рил бес­страст­ный голос кондуктора.

— У меня нет биле­та: бумаж­ник укра­ден! — запле­та­ю­щим­ся язы­ком про­из­нёс Гри­шин и бес­силь­но опу­стил­ся на сиденье.

— Что?!. Как?!. Бумаж­ник укра­ли? — сра­зу заго­во­ри­ли пас­са­жи­ры и испу­ган­но ухва­ти­лись за свои места хра­не­ния денег. Убе­див­шись, что у них всё цело, они с тихой радо­стью нача­ли стас­ки­вать с полок свой багаж, не пере­ста­вая давать постра­дав­ше­му полез­ные сове­ты о том, где, соб­ствен­но гово­ря, сле­до­ва­ло хра­нить день­ги… Нача­лась сума­то­ха перед высад­кой из ваго­на, пото­му что поезд, ляз­гая по стрел­кам, уже под­хо­дил к вокзалу

— Ну вас к чёр­ту! — злоб­но отмах­нул­ся Гри­шин от состра­да­тель­ных совет­ни­ков и вдруг, с жал­кой улыб­кой обра­тив­шись к Шиха­но­ву, произнёс:

— Лоп­ну­ло моё чудо?

Шиха­нов ниче­го ему не отве­тил: он при­сталь­но смот­рел на плы­ву­щий мимо окон пер­рон и уви­дел там то, чего искал: двух скром­нень­ких ста­рич­ков, кото­рые сто­я­ли рядыш­ком, тес­но при­жав­шись друг к дру­гу, и тре­вож­ным взгля­дом впи­ва­лись в каж­дое лицо, появ­ля­ю­ще­е­ся в окнах вагонов.

Они были точ­но такие, каки­ми опи­сал их Гри­шин: оза­бо­чен­ные, но с зата­ён­ным сия­ни­ем сча­стья, гото­вым вспых­нуть, как толь­ко уви­дят дол­го­ждан­ное лицо…

Гри­шин тоже уви­дел их и рва­нул­ся со сво­е­го места, где сидел, пону­ря голо­ву, что­бы идти навстре­чу роди­те­лям, но рука Шиха­но­ва вце­пи­лась в его пиджак и поса­ди­ла обратно.

И Шиха­нов заго­во­рил быст­ро и торопливо:

— Твоё чудо ещё не лоп­ну­ло: на — тебе мои день­ги и отдай их, кому хотел!..

Да не смот­ри на меня таки­ми дурац­ки­ми гла­за­ми! Чудес не быва­ет, а поэто­му их надо созда­вать!.. Не бла­го­да­ри же меня, черт возь­ми! Я это делаю вовсе не для тебя, а для них… Я в выиг­ры­ше, поверь… Это я похи­тил у тебя чудо! На этом ты можешь успо­ко­ить­ся, если ина­че нель­зя… Ну иди же, иди — там ждут!..

Он со счаст­ли­вым сме­хом стал вытал­ки­вать Гри­ши­на из вагона…

---

Пуб­ли­ка­ция под­го­тов­ле­на авто­ром теле­грам-кана­ла «Пись­ма из Вла­ди­во­сто­ка» при под­держ­ке редак­то­ра руб­ри­ки «На чуж­бине» Кли­мен­та Тара­ле­ви­ча (канал CHUZHBINA).