Русский харбинец Альфред Петрович Хейдок (1892−1990 гг.) — пожалуй, самый необычный из эмигрантских писателей Китая. Я бы даже сказал, странный. Обычно его ориентализм связывают с Рерихом, но это верно не до конца, ведь с Рерихом он познакомился лишь в середине 1930‑х годов, а многие его монгольские рассказы изданы заметно раньше. При написании этого цикла рассказов он вдохновлялся образом барона Унгерна — потомка остзейских немцев, во время Гражданской войны в России пытавшегося возродить Монгольскую империю в границах времён Чингисхана с великим князем Михаилом Александровичем во главе. Ещё при жизни он прослыл среди суеверных монголов богом войны. Ореол этого жестокого суеверного безумия, витавший вокруг образа Унгерна, явно ощущается в каждой строчке монгольских рассказов Хейдока, поэтому, когда я недавно прочитал их, я сразу понял, что не могу не поделиться ими с вами.
«Кошмар в степи»
Впервые опубликовано
в журнале «Рубеж»
№ 12, 1929 год.
Харбин, Китай.
Багров согнулся и со стиснутыми зубами повалился на пыльной степи: дальше идти не было сил.
— Пить… хоть бы один глоток воды… — Мутным взором он провожал кучку обтрёпанных мужчин и женщин, беглецов из очумевшей в гражданской войне России, с которыми он пробирался через Монголию.
Понуро шагали они, и пыль облачками стелилась у их ног.
Ни один не оглянулся на упавшего, делая вид, будто ничего не заметил. А Багров мог бы поклясться, что они видели, больше того —знали и ожидали этого утра, когда переходили границу, где он получил подарок от родной русской земли — пулю в спину.
Теперь они идут, стараясь обмануть себя, чтобы заглушить голос совести.
Но разве они не были правы? Мужьям нужно было спасти жён, а матерям — детей!
Не понесут же они его на руках, когда за ними идёт смерть.
А что смерть приближалась, они узнали от проскакавшего полчаса тому назад монгола.
Монгол не говорил по-русски, но поднял руки, растопырил все пальцы на одной, а на другой четыре согнул — шесть, потом указательным пальцем изобразил на лбу пятиконечную звезду и рукою наотмашь указал на присутствие винтовок.
Шесть вооружённых красноармейцев идут по стопам беглецов.
Беглецы ускорили шаги, чтобы уйти, спрятаться где-нибудь, а к ночи, если Бог даст, добраться до колодца.
Багров приподнял голову, чтобы ещё раз посмотреть вперёд уходящим, ведь и надежда на жизнь уходила вместе с ними. Но жить хочется, хотя бы для того, чтобы ещё раз напиться холодной, кристальной воды…
Вдруг в кучке уходящих один человек остановился и решительно зашагал обратно, к Багрову.
Это Виктор… Товарищ детства…
Через несколько минут с застывшим лицом Виктор нагибается над ним.
— Андрей! — голос его дрожит. — Не презирай меня! Не будь у меня на руках Ляльки… жена… Я бы не покинул тебя!
Багров выдавил улыбку:
— Дай руку, старина! Спасибо… Иди, иди к своим и делай что можешь для них. Поцелуй от меня Ляльку… Иди, я перекрещу тебя!
Багров крестит подёргивающееся лицо Виктора — тот плачет.
— Я… я доберусь до первых юрт и достану для тебя лошадь если… если… — тут взгляд Виктора безнадёжно обращается в ту сторону, откуда должна прийти смерть. Судорожно зарыдав, он оборачивается и бежит догонять ушедших.
Ушли все… Пить!
Там, далеко, на русской земле, был маленький деревенский домик, и там, в тени зелёного садика, был обложенный дерном погребок, откуда мать летним вечером всегда выносила сыну большую белую кружку с пенистым квасом; в нём плавали набухшие изюминки…
Нужно жить, хотя бы для того, чтобы ещё раз напиться свежей, кристальной воды!
Не попробовать ли добраться до того холмика и спрятаться за ним от преследователей?
Он встаёт, вскрикивает от боли, падает и опять встаёт. Через час невероятных усилий он на холмике. Оттуда далеко видно. Уже вечер, но можно различить какие-то чёрные точки вдали; их ровно шесть. Багров хоронится во впадине и молит Бога послать тёмную, безлунную ночь.
Всадники уже недалеко, а в противоположной стороне, куда ушли беглецы, странно движется кусок степи. Что же это такое? Наверное начался бред… Нет, это волки, стая волков с сотню голов, и ведёт их молчаливый всадник в малахае. Будто поток движутся… Вот они уже переливаются потоком через последний холмик и вливаются в лощину… С другой стороны подъезжают шестеро всадников. Сейчас они спустятся в лощину… Нет, остановились, заметили стаю. В этот момент молчаливый вожак внизу протягивает руку вперёд, и гортанный, хриплый клич оглашает долину.
Ад звуков: завывание, яростный лай и свирепое ворчание — заклокотали в ответ на этот клич, и в следующую секунду вся стая лавиной понеслась вперёд — на пришельцев.
Два-три торопливых выстрела, и протяжный вой смертельно раненного зверя; взметнулись прыжками чёрные тени и гроздьями повисли на конях и всадниках. Вздыбились, опрокинулись кони и всадники, и всех их тёмным покровом покрыла беснующаяся стая, с лязгом и шамканьем рвавшая трепещущие тела.
Кошмар бушевал в долине, и обезумевший от ужаса Багров закрыл глаза, заткнул уши…
Долго пролежал он так, а когда открыл глаза, то увидел сидящего на корточках старика с седою бородкою и тусклыми глазами. Ничего не выражало его каменное лицо, точно все чувства умерли в этом человеке.
Молчал старик, молчал и Багров.
Вдруг вздох вырвался у старика, словно очнувшись, он встрепенулся и посмотрел в глаза Багрову. Тихо, будто боялся разбудить кого-то, прошамкал:
— Ехать верхом сможешь?
— А волки? — стуча зубами от сковавшего его ужаса прошептал Багров.
— Нет волков. Это мои собаки, — так же тихо ответил старик.
— Господи! Откуда же у вас так много собак?
— Было больше. Сторожа это всё! — понемногу выходя из оцепенения, заговорил старик. — Раньше табуны мои стерегли. Много их было, табунов-то, у меня — в Забайкалье и здесь. Сыновья у меня были, гоняли табуны в города, продавать. Нет теперь у меня сыновей и нет табунов!.. Забирали табуны — собак и пастухов назад отсылали; сыновей забирали — назад не отсылали!
Голос старика зазвенел при этих словах. Нечеловеческое ожесточение и горе чувствовалось в этом человеке, умершем, как видно, для всего другого, кроме мести.
Звук разгрызаемых костей доносился из долины.
Старик залился тихим, ехидным смехом.
—Вот и кормлю собак-то… ишь хрустят, что сахаром закусывают!
Публикация подготовлена автором телеграм-канала «Письма из Владивостока» при поддержке редактора рубрики «На чужбине» Климента Таралевича (канал CHUZHBINA).
